Автобиография реалиста

И больше всего его удивило то, что несмотря на «долгую» работу в полтора дня (а ведь в детстве кажется, что время тянется намного медленнее), в школе никто по достоинству не оценил его первое творение. Понятное дело, мама похвалила. Но мамы они на то и мамы, чтобы всегда и во всём поддерживать своё дитя. Не считая убийств, изнасилований, воровства и просмотра тупых и бессмысленных комедий, разумеется.

Нет, тогда в школе он впервые столкнулся с тем, что многие люди склонны считать вселенской несправедливостью, трудным испытанием от бога или же человеческой завистью. Сам Брюс мог всё творившееся в тот конкретный момент описать одним только словом, если бы знал это слово в свои тогдашние девять лет.

Это был пипец.

7

– И тем не менее, мы не договорили. Вот сколько я знаком с тобой, я никогда не понимал, что тебе мешает довести начатую книгу до конца? – отпив немного пива, Баки решил вернуться к предыдущей теме разговора.

– Слушай, если ты опять за серию «Ангельское столетие», то я ещё даже не приступал к написанию. И да, я знаю, что пять лет ждут, отстань, – откинувшись на спинку дивана, Брюс начал размышлять о том, чем бы ему заняться помимо разговора с агентом. Его руки и пальцы были в постоянном движении – привычка писателя. Девушек это тоже более чем устраивало.

– Да я сейчас даже не про неё говорю. У тебя в папке на компьютере валяется штук тридцать набросков книг, которые ты начинал писать и не закончил, – поймав взгляд Нортона, Стивенсон продолжил: – и не делай такой удивлённый вид, ты мне как напьёшься каждый раз об этом рассказываешь. Не знаю, зачем ты вообще это хранишь в тайне. Так почему?

– Не так-то просто довести идею до своего логического завершения. Вот, допустим, ты (хотя кого я обманываю), я взял и придумал персонажа. Предположим, мальчика. Он живёт в доме, и у него есть брат, брат этот даун. Не в том смысле, что он идиот, нет, не будем обижать больного на голову ребёнка. Вот, есть два персонажа, они должны что-то делать. Вот только что? Явно не песни петь как в диснеевских мультфильмах. Да, и сюжет «Человека дождя» тоже не бери во внимание. Плагиат нам не нужен.

– Ну хорошо, следуя твоей старой привычке, пусть кто-то из них убьёт другого. Ну или их кто-то убьёт. Развивай идею, Брюс, – Баки подмигнул своему полу-клиенту и полу-другу, но Брюс даже не заметил этого – сейчас он перешёл в состояние лёгкого напряжения.

Брюс ненавидел, когда кто-то затрагивал тему кровавости и жестокости его произведений, по его мнению, этому уделяли слишком много внимания. Тем более, что во время его визита в полицию там только об этом и говорили, поэтому обсуждать эту тему по десятому кругу Нортон не хотел. Он слишком устал.

И в этот момент в его мысли опять вернулась Бетти. Он прекрасно помнил, как часто она его ругала за то, что у него мало позитива в книгах. Тогда его это не раздражало. Тогда это было приятно.

8

С Бетти они жили три года – незначительный срок в рамках всей жизни Брюса Нортона, всего одна одиннадцатая его существования.

Однако нет ограничений по продолжительности счастья. Розе из «Титаника» хватило нескольких дней, чтобы испытать чувство искренней любви и поменять своё отношение к жизни. Правда, ей ещё понадобился для этого один затонувший корабль, но это не так важно. Брюсу хватило недолгой прогулки с Бетти Бакстон, чтобы понять, что она – уникальна.

Тогда она только-только перешла к ним в школу. Это был последний год, год экзаменов, и, хотя всем было непривычно видеть новое лицо в выпускном классе, все были заняты подготовкой к майским тестам и на неё никто не обратил внимание. Благо, Брюс Нортон забил на всю подготовку и поэтому сумел увидеть то, что видишь довольно редко в нашем паршивом мире.

Красоту. Бетти была редким сочетанием красоты внешней и красоты внутренней – каждый её поступок, каждое её движение вызывали у Брюса улыбку. Она была довольно скромной, поэтому Нортону пришлось постараться, чтобы узнать её получше и понять, что ей нравится.

После небольшого разговора на улице (позже она это называла лёгкой прогулкой, а он – первым свиданием) выяснилось, что Бетти была без ума от литературы. Именно этим он и решил её покорить. Тем более, что у него как раз кое-что было на примете. То, что сможет её удивить.

Дав ей прочитать свою первую повесть «Репутация», Брюс понял, что немного ошибся с выбором. По лицу Бетти нельзя было однозначно сказать, понравилось ей или нет, но её недоумённый взгляд нельзя было отнести к положительной реакции.

– Брюс, я конечно слышала в школе, что ты пишешь книги, от которых все немного в шоке, но такое… Нет, пойми, книга хорошая, просто она…, – пока она подбирала слово, Брюс закончил сам.

– Жестокая.

– Вот именно, Брюс! – Бетти улыбнулась, и Нортон понял, что не может на неё злиться. Но и не поспорить он тоже не мог.

– Ну почему вы все считаете, что то, что я создаю – мерзко, ужасно, жёстко и прочее. Я что, должен писать только о розовых пони на голубых радугах, чтобы все посчитали меня хорошим писателем?

– А никто тебя и не считает плохим писателем. Ты пишешь о плохом, но плохим тебя это не делает, – она положила листки с текстом на колени и теперь смотрела своему будущему парню в глаза. – Просто в жизни такого не бывает.

– Ты хочешь сказать, что убийства, предательства и маньяки бывают только в книжках?

– Нет, но, к счастью, в реальности они не появляются в таком количестве, как у тебя. У тебя в каждом абзаце «Репутации» сосредоточено максимальное количество депрессивности и боли. И, раз я не одна так считаю, значит в других твоих произведениях то же самое. Я же права?

Брюс почувствовал тепло на своих пальцах – самая прекрасная девушка в мире впервые взяла его за руку. И сделала она это с максимальной степенью нежности – до этого к Брюсу так относилась только его мама.

– Мне действительно понравилось то, что ты написал, Брюс. Но добавь немножечко позитива. И юмора. А я тебе покажу, где их можно отыскать, обещаю. Даже маньякам не обязательно быть в твоих книгах настолько мрачными.

Рассмеявшись, Брюс неловко обнял Бетти, на что она так же неловко ответила. Однако в тот момент они не обращали внимания на глупые мелочи – им было действительно хорошо вместе. Менее чем через неделю они начали встречаться.

В каком-то смысле Бетти Бакстон смогла повлиять на Нортона – сюжеты его книг стали менее мрачными, но по-настоящему позитивного он ничего не смог написать. Тем не менее, после каждой прочитанной его книги, она советовала ему смотреть на мир с большим оптимизмом и однажды к нему придёт светлая идея.

Спустя пару лет так и случилось. Брюс вроде как отыскал гармонию и начал писать комедийный роман, но идея не смогла развиться дальше семи страниц и плавно перешла в папку «Наброски». Брюс не до конца понимал, почему не может закончить книгу, но через некоторое время ему всё стало ясно.

Нельзя сосредоточиться на юморе, когда твои отношения трещат по швам.

9

Никто не погладил Брюса Нортона по головке, когда этот в целом интересный маленький человек на классном часу представил своё первое произведение на зрение общественности. Дело было не в том, что что-то не понравилось детям, о нет. Брюс в принципе всегда считал людей своего возраста кретинами. В тот момент, когда его одноклассники только-только отучились есть свои козявки, Нортон уже выучил слово «многочлен» и даже отучился смеяться с него.

Нет, вся проблема была в ней. У Артура Конан Дойля была Та Женщина, которая вызывала трепет в душе Шерлока Холмса. Эта женщина вызывала лишь огонь в заднице Брюса Нортона и всех адекватных людей, коих, увы, было довольно мало. Этой женщиной была учительница его младших классов Жанин Людорф.

С момента окончания школы прошло уже много лет, но никто, никто из учителей не запомнился Брюсу так, как эта стерва. Ничьё имя он не мог уже вспомнить, кроме имени этого существа. Почему-то наша память именно так странно и работает: плохие моменты, моменты своего стыда мы запоминаем с минималистической точностью, но мы не можем вспомнить, как познакомились со своим лучшим другом. Хорошие моменты уходят очень быстро, плохие остаются в памяти надолго. И Нортон очень боялся, что на смертном одре к нему явится образ миссис Людорф.

По правде говоря, её и «миссис» то звали за выслугу лет, а не потому, что она когда-либо была замужем. Эта сука никогда не имела мужа, и это было не удивительно. Ибо человек, который захотел бы её трахнуть, был бы или придурком, или очень смелым творением господа.

Кроме того, что она была француженкой, обожала деньги и ненавидела детей, про неё нельзя было сказать вообще ничего. Даже приложив все усилия, Брюс не смог бы сейчас вспомнить её внешность. По сути говоря, он вообще не понимал, когда в книгах или ещё где бы то ни было и нудно описывают внешность героя. «На нём были тёмные лакированные туфли, припудренные тальком, а на его светлых волосах поблёскивали лучики солнца…». Кому вообще не похер, как выглядел второстепенный герой, который появляется на трёх страницах? Если читатели захотят его представить, они его вообразят так, как пожелает их мозг. Никто не будет сидеть и подбирать параметры. Поэтому даже при описании самого себя Нортон скорее опирался на фотографии, ибо кто знает, на кого ты похож в данную конкретную минуту.

Когда какой-нибудь обеспеченный родитель, имеющий тупого ребёнка хотел, чтобы к его сыночку/доченьке относились как к королю/королеве, он приходил к классному учителю миссис Людорф, совершенно невзначай забывал небольшой конвертик у неё на столе и на следующий день в ходе урока этот ребёнок становился золотым. Его хвалили даже за то, что он спал на парте, а другие дети получали хорошие оценки, если в течение дня проявляли по отношению к нему ласку и заботу.

Коррупция? О нет, такого слова не существует на задворках нашей великой страны! Это называлось щедростью. Родитель щедро поделился с учительницей его ребёнка, а миссис Людорф в свою очередь не обделила директора этого замечательного учебного заведения. А другие же родители тоже хотят хорошего отношения к дитятке, так? Несите денюжку. А тех, кто не несёт денюжку, мы будем гнобить. Что, Норма Нортон, у тебя нет денег на поддержку нашей школы? Ай-яй-яй, нехорошо. Как только мне представится случай, Брюс пожалеет, что ты не сделала аборт по совету своей сестры Мэй.

А случай представился. Миссис Людорф, до этого не замечавшая мальчишку Нортона, любезно разрешила ему прочитать своё первое творение перед всем классом. Гордый собой, маленький Брюс целых двадцать минут чувствовал себя на вершине мира, читал многозначительно, с паузами, вёл себя так, как вели умные люди из телевизора.

Когда Нортон закончил, по глазам одноклассников он видел, что им всё понравилось. Даже миссис Людорф улыбалась. И казалось, что всё хорошо, до тех пор, пока её улыбка не переросла в смех. А за ней засмеялся и весь класс, ибо редко кто не повторял всё за своими учителями. Почти каждый намеревался заслужить их похвалу и показать себя взрослее, чем ты есть на самом деле.

Сквозь истеричный смех у Жанин Людорф прорывались различные слова вроде «детский сад», «это же смешно», «ужас какой», «дерьмо». Последнее слово она часто не стесняясь произносила при детях, показывая при этом свой ужасный французский акцент, заостряя внимание на букве «р». «Дерррьмо». «Ты дерррьмо, Брюс Нортон».

Брюс выбежал бегом из класса, прикрывая лицо руками. Тот день был первым из трёх в жизни Брюса Нортона, когда он плакал.

10

Больше Брюс Нортон никогда не читал книги перед своими одноклассниками. Но тем не менее, он и не бросил писать новые произведения, хотя и был небольшой порыв.

По возвращению домой в тот злополучный день, Брюс продолжал плакать и выбросил свою первую книгу в мусорную корзину. Он бегом поспешил в ванную, поскольку знал, что в этот день в гости должна была заехать тётушка Мэй. И он точно не хотел, чтобы она видела его в таком состоянии.

Умные дети всегда знают, когда к ним не очень хорошо относятся. Младенцы, находясь рядом с плохими людьми, начинают громко плакать, дети же постарше просят увести их от плохой тёти или дяди. Брюс не знал значений слов «аборт» и «выродок», но часто слыша эти слова от тётушки (особенно в те моменты, когда она перебарщивала с вином и переходила на откровенности с его мамой), и то, как она их произносила, он понял, что они уж точно не несли положительного значения. А значит, и сама Мэй явно не несла положительных эмоций.

Но умывшись и вернувшись в комнату, Нортон понял, что он опоздал. Судя по всему, выкидывая окурок сигареты, Мэй нашла его выброшенную рукопись и теперь сидела, и читала, как ему показалось, вторую страницу.

Уверенным шагом Брюс подошёл к ней и произнес чётким, пусть и дрожащим голосом:

– Отдай, – Брюс протянул руку, пытаясь забрать свой первый позор.

– Это ты написал? – в глазах тётушки был огонёк интереса.

– Да, я, отдай.

– Почему ты это выкинул, дурак? И почему глаза красные?

– Отдай мою книгу. Сейчас же.

Тётушка Мэй резко встала со стула и на какое-то мгновение Брюс испугался, что она сейчас его ударит. Вместо этого она лишь больно прижала листы к груди мальчика.

– Если эта книга твоя, то тогда ей не место среди всякого хлама. Сядь и посмотри, что с ней не так, ибо она ужасна. Или же выкинь её в мусорку, если она тебе нахрен не сдалась, тогда станешь таким же бесполезным членом общества, как твой папаша.

После этого Мэй Нортон развернулась и вышла из комнаты, оставив своего племянника недоумевающим на кухне. Но вскоре недоумение сменилось злостью. Брюс не мог сказать, что ненавидит тётю Мэй, всё-таки она была его близкой родственницей, но конкретно в ту минуту она стала для него злейшим врагом на планете. «Она ужасна». Книга Брюса была прекрасна, и он взял её буквально на минуту, чтобы перечитать, насладиться, а потом избавиться навсегда, убедившись, что она превосходна.

Но изучив её повнимательнее в своей комнате, он понял, что это было далеко не так.

11

Если забегать немного в будущее, то можно сказать, что, когда у Брюса случилась первая публикация, мнения критиков касательно неё были довольно специфичными. Как сказали бы в среде профессиональных издателей, они были неоднозначными. Брюс же, почитав отзывы в интернете, довольно точно подметил, что мнения были откровенно херовыми.

И самое фиговое в этой ситуации заключалось в том, что критики не предъявляли претензий к логике произведения, к образам персонажей или же к развитию хода событий. Нет, «Репутацию» хвалили и за описание загадочности леса, и за двойственность главного героя, и за неожиданную развязку. Вот только выставляли этой книге только низкие оценки. Почему?

Всё банально просто. Жестоко. Жестоко, жестоко, жестоко. Брюс научился слышать эти слова от Бетти, но от этих кретинов он не был готов их воспринимать.

Они не воспринимали сюжет повести как полноценную картину, их интересовала только причина, почему писатель-дебютант позволяет себе такое количество насилия в первой же книге. В своих разгромных рецензиях критики (и почему слова «критики» и «кретины» так похожи) пытались выяснить первопричину такой кровавости. Версии предполагались разные, от самых безобидных в стиле «Брюс Нортон так хочет заявить о себе» до вполне себе неожиданных «Брюс Нортон – шпион, призванный своим творчеством погрузить в хаос и анархию нашу любимую родину».

С одной стороны, писателю было это очень приятно. Всё же его дебют «выстрелил» и мало кого оставил равнодушным. Но с другой слава «мясника» могла сыграть ему плохую услугу в будущем. Однако Брюс не хотел на тот момент об этом думать.

Позже его всё-таки начало это раздражать. Судя по всему, люди поголовно начали изучать психологию. Иначе как ещё объяснить тот факт, что каждый его знакомый или читатель, встретившийся на улице, считали своим долгом поставить диагноз Брюсу? «Тяжёлое детство, да?». «Психологическая травма, это точно. Тебя часто били?». «Как долго ты был изгоем в своём классе?». «Скажи, почему тебя никто не поддерживал?». «Точно не изнасиловали?». «Поезд не переехал на твоих глазах лучшего друга?».

На все эти вопросы Нортон сначала старался давать шутливые ответы, в духе «Да-да, меня насиловал призрак прошедшего рождества», но потом, когда его попыталась облить святой водой какая-то женщина на улице, ему уже стало совсем не до смеха. Она искренне была уверена, что он бес. А лоб, по которому она зарядила крестом, болел ещё несколько дней.

Даже Норма, его собственная мать, спрашивала, что же она сделала не так. И Брюс не мог сказать ничего другого, кроме как «Ничего». Ничего. Брюс Нортон просто хотел, чтобы его вечно не попрекали за насилие в его книгах. Вот только прекращать это делать, судя по всему, никто не собирался.

Бетти была единственной, кто не задавал Брюсу странных вопросов. Она помогла ему советами, как сделать так, чтобы «Репутация» стала объемнее и чуточку лучше, и поэтому Бетти прекрасно знала, откуда у него берутся столь долбанутые идеи. Бетти вдохновляла его, пусть и немного не в том ключе, в котором сама хотела.

Но в опредёленный момент Нортон понял, что постоянно что-то отвечать ему уже попросту надоело. Он стал больше раздражаться и молчать, когда кто-то, кроме Бетти, пытался коснуться темы жестокости его книг. Они не были жестокими, совсем не были. Очень тяжёло объяснить незнающему человеку, что очень часто не ты пишешь книгу, а она пишет саму себя.

Брюс мог только дать определённый толчок, создать фундамент своему произведению. Бралась за основу некая идея, которая позже, словно огромный снежный ком, скатывалась в полноценный рассказ или же повесть. Брюс её всего лишь переносил на бумагу, он был посредником между мыслью и готовой книгой.

К слову, романы Нортон писать практически не умел. За свои годы творческой карьеры он уже давно усвоил, что чем больше слов – чем дороже можно продать своё творение, но раздувать из мухи слона писатель не умел. Ну вот не мог он полстраницы описывать, как выглядело дерево, под которым захотел пописать главный герой. В том числе и описывать, как играли лучики солнца на волосах персонажей, или же какая прекрасная природа окружала их. Брюс это считал бумагомаранием, и он скорее готов был съесть свою новую рукопись (хотя по правде, он уже давно пользовался компьютером для писательства, так что скорее ноутбукопись), чем тратить время своё и время своих читателей на бессмысленные описания чего-либо.

Вместе с тем Брюс Нортон просто обожал приём, часто используемый в дешёвых сериалах – заканчивать главу на интригующем месте. Следующую часть книги он посвящал совершенно другой сюжетной линии или иному событию, не давая читателям узнать, чем же кончилось дело. В этот момент он чувствовал себя настоящей сволочью и даже немного боялся, что книгу бросят читать из-за обманутых ожиданий. Тем не менее, Брюс не прекращал так делать.

Кто же мог знать, что в конечном итоге его идеи и писательские методы приведут к разбирательствам с полицией и печальным последствиям.

12

– Почему вы все думаете, что у меня много смерти и жёсткости в книгах?

Брюс ощутил чувство дежавю – подобный вопрос он задавал многим людям и всегда получал примерно одинаковый ответ. Можно было бы прекратить спрашивать, но ему искренне было интересно, почему спустя столько лет все продолжают считать его «мясником». Нортону приходилось удалять не менее пятидесяти гневных писем от безумных фанатов, которые угрожали подвесить его за яйца за то, что главный герой не дожил до конца книги.

– Ну а что, это разве не так? Знаю, ты не любишь поднимать эту тему, но, старик, не дуйся ты постоянно в самом то деле. Ну вот я не помню ни одной твоей книги, чтобы там хоть кто-то бы, да и не умер, – Баки явно не хотел задеть своего собеседника и пытался уладить проблему.

– Рассказ «Необычный», я его в прошлом году написал. Там окончательно никто не умер.

– Ага-ага, но там центральный герой был бессмертным, и убивался бесчисленное количество раз. Но в конце хоть жив остался, что не может не радовать.

– Да понимаю я, что ты прав. Частично. Но у меня сам показ жестокости не является основной целью. Жестокость – это следствие того, что происходит в моих книгах.

– Но почему у тебя всегда всё так плохо?

– Слушай, говоришь, как полиция сегодня утром. Давай не будем об этом. Мне неприятна эта тема.

– Прости, я немного увлёкся, вот и подзабыл. Давай лучше ещё немного пива закажем и потрещим о твоих книгах, это ты точно любишь.

– Да, я действительно это люблю, но мне пора уже идти, Баки. Завтра мне с утра снова идти на свидание с правоохренительными органами. И уж точно не страстным минетом это всё закончится, уж поверь мне.

– Согласен, скорее тебя отымеют в задницу, – Баки ухмыльнулся, – значит, самое время просить счёт и расходиться по домам. Завтра позвонишь мне после своего «заседания» и расскажешь, как там всё прошло. Джоди, Джоди, подойди к нам, пожалуйста!

Брюсу действительно нравилось говорить о своих книгах. Но это было ещё лучше, когда рядом находилась Джоди Стэнсон. Он искренне пытался выкинуть из головы её схожесть с Бетти.

Подойдя к столику, Джоди как всегда скромно улыбнулась Брюсу, сказала: «Сейчас принесу счёт, ребят», взяла бокалы и направилась к барной стойке. Брюс всё это время беспрестанно смотрел на неё, словно видел в последний раз. Взгляд метался от её нежных ручек к шедевральным большим глазам и обратно. Что-то не давало покоя Брюсу Нортону, но он не мог точно сказать, что именно.

В который раз он хотел подойти к ней и поговорить, но сейчас было не то время. Сейчас образ Бетти так плотно засел в голове, что было бессмысленно пытаться её прогнать. Тем более, что необходимо было заняться другим делом. Попрощавшись с Баки, Брюс оставил ему немного денег, кивнул с улыбкой Джоди и вышел из бара.

13

Знаете, как быстро по-настоящему разочароваться в религии? Познакомиться с религиозным человеком.

У Нормы Нортон попросту не было времени (в первую очередь из-за работы и других более важных дел), чтобы посвятить сына во все тонкости религии. Бабушка Брюса, мать Нормы и Мэй, воспитывала дочерей как истинных католичек, но по факту получилась одна не очень верующая верующая и одна безумная атеистка, считающая бога мудаком за то, что он дал ей сестру-дуру и племянника-идиота. Явно не те люди, которых в рай пустят без очереди.

В поколение Брюса быть атеистом-агностиком-реалистом было модно. Никто не понимал, что это может значить, но все на словах были готовы сжечь любую церковь, чтобы доказать, что это «всего лишь здание, бога там никогда не было». Так откуда тебе это знать, если ты и в бога, то не веришь? И с каких пор стало нормальным сжигать здания?

Но не суть. Поскольку Брюс никогда и не стремился следовать за модой, то он выбрал самую выигрышную позицию для себя. Он ни в чём не был уверенным. Он не мог понять смысл фразы «найди господа в своём сердце», но и не показывал хер небесам. Мало ли что там может быть. Если даже бога там и не было, то внеземная жизнь некая явно была, иначе как объяснить появление дураков в мире? Они сто процентов были жертвой какого-то неудачного эксперимента зелёных человечков. Как бы там ни было, идти в нападение было в любом случае глупо.

И всё же в те моменты, когда Брюсу было по-настоящему плохо, или ему чего-то искренне хотелось, он мысленно обращался к создателю. Времени это много то и не занимало, а вдруг поможет? Таким образом Нортон давал себе возможность продемонстрировать богу своё существование. Ведь если бы желание Брюса сбылось, значит, что кто-то его да и слышит.

В душе Брюса случился разлад после случая с миссис Людорф. С одной стороны, он очень сильно разуверился во всевышнем. Как можно быть таким жестоким, чтобы дать издеваться над девятилетним мальчиком без повода и без какого-либо наказания за это? Но, как это ни удивительно, Нортон одновременно и поверил в него с удвоенной силой. Ведь теперь он каждый день усердно молился, желая своей учительнице подохнуть в страшных муках.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.