Девочка и стол

Шли мучительные дни, гнетущие недели и бесконечные месяцы, Септима постепенно превращалась в робота, играющего строго по нотам ради побед в конкурсах. И если бы это была «Апрельская ложь»3, то кто-то бы точно назвал девочку «Метрономом».

– Наша цель – конкурс имени королевы Елизаветы, – сказала Виктория Эмери.

– Ваша, – прошептала Септима.

– Что ты сказала, малышка?

– Ничего, мисс Эмери, какое произведение я должна играть?

– Не так быстро, милая. Сначала тебе нужно победить в конкурсах в Хамамацу и Хельсинки.

– Ладно.

– Думаешь, это будет так легко?

– Нет, но я это сделаю, так или иначе.

– Как уверенно. Хорошо, – Виктория ухмыльнулась. Девушка подумала, что Септима идет по ее стопам.

Дело не в уверенности, дорогая мисс Злюка, а в закономерностях, которые заметил бы даже Ушастик4. Если у тебя достаточно врожденного таланта и ты строго соблюдаешь «пожелания» академического сообщества, то ты победишь. Это не просто, но порядок ясен. Никому не нужна твоя индивидуальность, – подумала Септима, но не высказала мысль.

Не без труда девочка с Мелоди-стрит победила в обоих конкурсах. Септима перестала отличать одно мероприятия от другого, хотя разница между Финляндией и Японией, где она успела побывать, просто огромная. Но когда у тебя нет возможности посмотреть страну, поговорить с людьми, а в аэропорту тебя заставляют повторять сыгранное на воображаемом рояле, то все превращается в серую массу.

Красные дьяволы

Наступило лето 2019 года. Септиме исполнилось одиннадцать. Как пианистка она чувствовала себя увереннее, чем когда-либо, поэтому говорить о ее готовности к конкурсу королевы Елизаветы не приходилось.

Родители девочки уехали по делам в центр города, но обещали вскоре вернуться и отправиться с ней на конкурс. Септима какое-то время играла на рояле, а потом вышла на улицу. Небо над Мелоди-стрит было хмурое, но кому-то казалось, что светит яркое солнце. Девочка стояла возле своего дома и ждала. Это было не одно из тех томительных ожиданий, которые настигают пунктуальных людей во время встреч с безответственными, отнюдь, Септима хотела чтобы момент продлился как можно дольше, потому что в эту минуту она была свободна. Никто не давил, не кричал и не заставлял играть на рояле. Можно было делать все что угодно.

Как хорошо вот так просто стоять на улице.

Вдруг из ниоткуда с бешеной скоростью вылетел футбольный мяч и попал девочке в голову. Звездочки. Нокдаун. Септима рухнула на землю. На секунду она потеряла сознание. Когда девочка очнулась, ее окружали соседские дети, которые, кажется, уже вынашивали план, где спрятать труп.

– О нет! Я не хочу в тюрьму, давайте выбросим ее в пруд к уткам! – кто-то запаниковал. – Вы знаете, что они там делают с гиками?

– Клюют? – засмеялся кто-то. – Ох уж эти утки.

– Не тупи, она жива, – ответил еще кто-то.

Их было трое.

Что случилось? Кто эти люди? Почему они сбили меня с ног? Может быть это и есть банда несовершеннолетних преступников, про которых рассказывали родители? Надо срочно звонить в полицию.

Мальчик в футбольной форме и красной бейсболке, скрывающей темные волосы, подал руку девочке.

Вот черт, это наверно главный у них. Руку тянет, наглец. Что же делать?

– Извини, тебе не больно? – сказал мальчик. – Меня зовут Тед МакРейн, и похоже, мы соседи по Мелоди-стрит.

Судя по надписи на футболке он даже название преступной организации не скрывает. Красные дьяволы5. Звучит устрашающе.

Септима молчала, рука мальчика зависла в воздухе.

– А я Алан Шепард, – сказал мальчик в очках с короткой стрижкой как у Спока6. Он сильно заикался. – Живу рядом – в четвертом доме.

– Мы его называем Киллер. Я Ральф Холт, – ухмыльнулся самый толстый из детей. На нем были черная футболка и черные шорты. Возможно, чтобы скрыть полноту, но получалось не очень. – Моя берлога в конце улицы, можешь заглянуть как-нибудь и мы с тобой…

Тед ударил Ральфа по затылку.

Вот и шестерки заговорили. Этот тип непрост, ходит с охраной. Убежать не выйдет, бояться поздно.

– Убери своих шестерок, я тебя не боюсь! – Септима нахмурилась.

– Да о чем ты?! – Тед сильно удивился, почти так же, как двумя годами ранее, когда Алан сказал ему, что «Терминатор 2» – это не документальный фильм.

– По вам тюрьма плачет, видно, что вы банда малолетних преступников.

– Я порешил своего первого, когда сидел в Алькатрасе за воровство зубочисток, – с серьезным видом сказал Алан и поправил очки. – Тед, откуда она об этом узнала?

– Хорошо, что она не знает, зачем тебе нужны были зубочистки, – подыграл Ральф. – Но скоро выяснит. Хи-хи-хи.

У Ральфа был дурацкий озабоченный смех, который пугал даже его маму.

– Да хватит, парни, – с улыбкой произнес Тед. – Они шутят, тебе не стоит бояться.

Странные ребята, и шутки у них дурацкие, но не похоже, что они хотят сделать что-то плохое, иначе бы уже сделали.

– Допустим, вы не банда, тогда зачем вы мне мячом в лоб запустили? – Септима все еще сидела на траве.

– Мы играли в футбол, Киллер хотел показать нам удар гарцующей лани, но получилось как всегда. Ты не первая его жертва.

– И не последняя, – сказал Алан и поправил очки.

– Давай лапу уже, – Тед добродушно посмотрел на девочку.

Септима протянула руку и, наконец, поднялась на ноги.

– Хочешь с нами поиграть в мяч? Смотрю, ты тут совсем одна.

Только руку подала, а он уже вербует меня в свою банду, вот наглец.

– Но я не умею.

– Мы научим, это весело, в большинстве случаев.

– Если мяч не прилетает в лоб, – заметила Септима и улыбнулась.

Ребята засмеялись.

– Меня, кстати, Септима зовут. Септима Хадсон.

А может, в банде не так уж и плохо? По крайней мере им весело.

Дети пошли во двор дома четыре, где жил помешанный на компьютерах Алан. Мальчик не любил уходить далеко от командного центра – своей комнаты. Но когда приходилось, он называл это вылазкой в другие миры.

– Играем двое на двое: Киллер и Ральф в одной команде, я и Септима – в другой. Ворота между деревьями, – сказал Тед.

– Эй, а почему не я с Септимой? – возразил Ральф.

– Потому что ты озабоченный фанат аниме, – аргументировал Алан. – Мы обещали твоей маме не подпускать тебя к девочкам.

– Ваши обидные намеки, мистер Киллер, мне непонятны! Я смотрю, но не трогаю. – Ральф гордо задрал голову. – Тед, это правда? Как вы могли?!

– Да, чувак, увы, у нас не было выбора, – Теду стало немного стыдно за друга и он тяжело вздохнул.

– А какие правила? – спросила Септима.

– Ты смотрела футбол? – ответил Алан.

– Нет.

– Как же так? В этой стране люди помешаны на футболе. Даже Пол Маккартни7 пинал мяч, – удивился Ральф.

– Все помешаны, кроме тебя с твоими тупыми нарисованными невестами, – рассмеялся Алан.

– Меня оскорблять можешь, но не трогай Эрину-тян8! – рассердился Ральф.

Тед прикрыл рукой лицо и покачал головой:

– Не обращай внимания.

– Ладно, я только на рояле играю, у меня нет времени на футбол, – сказала девочка.

– Ого! Так это же круто, сыграешь нам как-нибудь? – спросил Тед.

– Может быть, если футбольные правила расскажете, – улыбнулась Септима.

– Ладно, все началось более века назад… – Алан заикался сильнее обычного.

– Киллер, Half Life 39 выйдет раньше, чем ты закончишь рассказывать правила, – сказал Тед.

– А это долго? – Септима не понимала шуток этих ребят.

Все засмеялись, кроме девочки.

– Забудь про эту дурацкую игру, – Ральф ходил по тонкому льду, Алан смотрел на него как озлобленный суслик. – Все просто: пинай мяч ногами по воротам, руками не трогай.

– И это все?

– Да, мы же не под эгидой УЕФА выступаем.

– Не уверена, что смогу пнуть мяч достаточно сильно.

– У тебя получится, Септ, – Тед достал монетку в десять пенсов из левой гетры и кинул девочке. – Держи, это принесет тебе удачу.

– Это же просто монетка, – Септима осмотрела десять пенсов.

– Не просто, Септ. Однажды она спасла мне жизнь.

– Технически, тот факт, что тебя не задавила машина в тот день, не значит, что монетка приносит удачу, – с умным видом сказал Алан. – Меня всегда интересовал вопрос, если бы в тот день вместо монетки ты увидел белочку, то..?

– То сейчас бы она грызла провода в твоем командном центре, – ответил Тед.

– Туше.

– Я думаю, она поможет, – сказала девочка. – Спасибо, Тед.

Дети разошлись по разные стороны импровизированного поля.

– Наша команда будет называться… – задумался Ральф. – Пернатые фурии зубастых равнин Нижнего Лондона10 или сокращенно ПФЗРНЛ-дримтим.

– Ну и название, – Септима закатила глаза.

– Септ, с названия все и начинается. Все команды-победители имели крутые названия, например, Манчестер Юнайтед! – сказал Тед.

– Да брось, они ничего серьезного не выигрывали уже сто лет, – засмеялся Алан.

– Ну, ты сам напросился, Киллер, – сердито проговорил Тед. – Гейб Ньюэлл11 не…

Лицо Алана вытянулось от удивления.

– Ты не посмеешь этого сказать!

– Еще как посм…

Септима неожиданно встряла в разговор:

– Значит, нам нужно крутое название? Может Юнайтед Квинтс?

– Звучит устрашающе, мне нравится, – сказал Тед.

Ральф грозно посмотрел на Теда и произнес:

– Агрх!!! Мы вас раздавим, вперед, Фурии! Кубок Мелоди-стрит наш!

Игра началась. Ральф отдал мяч Алану, тот пошел в обводку и запутался в своих ногах. Мяч отскочил к Септиме.

И что мне с тобой делать? – подумала девочка.

– Бей! – крикнул Тед.

И Септима со всего размаху ударила по мячу.

Алан только начал подниматься, как вдруг перед его глазами засияли звезды. Киллер комично рухнул на траву. Его очки разлетелись на несколько кусочков.

– О боже, что я наделала! – сказала Септима.

– Киллер погиб. Да здравствует новый Киллер! – провозгласил Ральф.

– Не так быстро, Киллер жив! – Алан поднялся на ноги. Достал синюю изоленту и начал склеивать очки.

– Чувак, куда делось твое заикание? – удивился Ральф.

– Септ, ты сломала Киллера! – Тед выразительно посмотрел на Септиму.

– Да нет, пацаны, все в порядке, – Алан заикался пуще прежнего. – Играем дальше. Но моя месть будет страшна.

– Да ты первый мне по лбу заехал, мы квиты, – улыбаясь, сказала Септима.

Дети продолжили играть. Мяч летал в разные стороны и все смеялись. Септиме было по-настоящему весело впервые за много лет.

– Тед, давай пас! – крикнула девочка, войдя в раж.

Мальчик в красной кепке недооценил свои силы и послал мяч Септиме слишком быстро. А потом были слезы. Игра закончилась.

* * *

Когда машина Джона и Лоры подъехала к дому, девочка сидела на бордюре и плакала. Где-то вдалеке звучала сирена скорой помощи.

– Что случилось, Септима?! – спросила Лора.

– Почему ты плачешь, зайка? – удивился Джон.

Девочка хлюпала носом и держалась за правую кисть. Рядом с ней стояли дети, но родители Септимы не обращали на них внимания, словно бы их не существовало. В каком-то смысле в мире, созданном Джоном и Лорой, этих детей действительно не существовало. Для них на Мелоди-стрит был только дом с цифрой пять.

– Это произошло случайно, я ударил по мячу слишком сильно… я не хотел, чтобы так случилось, не хотел, – сказал Тед.

– Мяч попал Септиме в пальцы, – добавил Алан.

– Мы просто играли, это случайность, – оценил ситуацию Ральф.

Родители девочки наконец обратили внимание на детей.

– Да вы в своем уме?! – взорвалась Лора. – Вы знаете, что Септима – гений фортепиано, ее ждет блестящее будущее. А теперь из-за вас, о боже… я даже думать не хочу. Проваливайте отсюда, и чтобы я вас больше не видела.

Алан, Тед и Ральф опустили головы и гордо приняли удар на себя. Они были, конечно, виноваты, особенно Тед, но не соизмеримо тому гневу, который на них обрушился.

– Что вы наделали! Уму непостижимо. Мало того, что вам на себя плевать, так вы губите будущее других. Вот что происходит, когда якшаешься с неудачниками! – добавил Джон.

У Септимы были сломаны пальцы на правой руке.

– Папа, мама, они не виноваты, я сама была неосторожна, – проговорила заплаканная девочка. – Я виновата.

– Не защищай их, милая. Мы сами во всем разберемся, – уверенно сказала Лора.

Родители Септимы были в ярости из-за того, что девочка пропустит конкурс королевы Елизаветы. Они ничего не хотели слышать. Позднее Джон подал в суд на родителей Теда, Алана и Ральфа. На каком основании? Да кто их знает, этих взрослых. Одно известно точно, отношения с соседями они испортили.

* * *

Септиме следовало расстроиться из-за травмы, но в душе она была рада случившемуся, потому что родители прекратили на нее давить. Пальцы не заживут быстрее, сколько на них не кричи, это знали даже Джон и Лора Хадсоны. Правда, с теми ребятами – Аланом, Тедом и Ральфом – девочке запретили общаться, потому что, как сказал ее отец, «У них опасные игры, которые могут сломать твое будущее!».

Счастливая монетка стала последним напоминанием о банде Красных дьяволов.

Ми

Попался!

Септима сидела в своей комнате. На столе лежали десять пенсов, хранящие память о матче Фурий с Квинтами за кубок Мелоди-стрит. Девочка пыталась что-то рисовать левой рукой, но для правши это еще та задачка. Результатом ее нового увлечения стал крутой пингвин Хиро, живущий в Африке и совсем не боящийся львов. Даже наоборот, это львы трепетали перед Хиро. Жаль, показать рисунок было некому. Родители и мисс Эмери выступали против того, чтобы девочка тратила свое время на рисование или другие хобби. Поэтому все художественные излияния Септимы отправлялись в стол.

Это был самый обычный письменный стол цвета жженого дерева с тремя ящиками.

Девочка любила этот стол, потому что могла делиться с ним рисунками. Но не только из-за этого. С раннего детства, когда жизнь Септимы пошла под откос, когда веселье сменилось гнетущей серьезностью, упражнениями и выступлениями, девочке некуда было девать переполнявшие ее эмоции, чувства и мысли. Это не могло продолжаться бесконечно, и в какой-то момент Септима взяла за правило делиться своими переживаниями со столом. Это может показаться глупо, но ей было плевать. Вот так до рисунков в столе оказались настоящие чувства Септимы Хадсон.

Обычно после утомительных уроков с мисс Эмери, отработки монотонных упражнений и игры классических произведений, Септима шла в свою комнату, садилась за стол и говорила вслух:

– Как же я устала, почему мисс Эмери такая злюка? Вот что я ей сделала? Да и родители молчат, неужели не видно, что я на пределе? Почему меня никто не понимает?

Бывали дни и похуже, когда девочка прибегала в свою комнату в слезах. Септима старалась не показывать родителям свои эмоции, потому что знала, что они ее не поймут и начнут читать очередную лекцию про светлое будущее и треклятую «мечту». В отличие от Джона и Лоры, стол не читал лекции. Он вообще читать не умел. Зато секреты хранил как лучший агент МИ-612.

* * *

После безоговорочной победы в Шотландском конкурсе пианистов Септима была очень расстроена, потому что между ней и родителями выросла стена с надписью «Мечта», через которую нельзя было достучаться до них. Она сидела в своей комнате и пыталась найти ответ в себе.

– Что же мне сделать, чтобы они стали такими как прежде? – задавалась вопросом девочка. – Я же победила в этом дурацком конкурсе, неужели этого мало? Могли бы сказать: «Септима, ты – молодец» и просто улыбнуться. Мне многого не надо, только человеческой теплоты. Самую малость.

Глаза Септимы наполнились слезами. Блестящие капельки скатывались по ее лицу и ударялись об стол. Так появился Джек.

– Джек, что же мне делать? – спросила девочка.

* * *

Стол по имени Джек всегда был рядом с Септимой и никогда ее не предавал, никогда не давил на нее и никогда не говорил плохих слов. В основном потому, что говорить он не умел и едва ли считал свое мнение весомым. Хотя девочка в красном платье любила подначивать Джека на разговор.

– Джек, а откуда ты такой? Из Швеции? Говорят, там холодно и всегда зима. Или врут?

Но Джек хранил молчание, потому что он был столом. Пускай и не самым глупым, но все же столом.

* * *

Для Септимы дни вне музыки казались волшебными. Весь мир вдруг вновь начал обретать цвета.

В один из таких дней после занятий математикой девочка ворвалась в свою комнату с новой идеей. Она посмотрела на стол и сказала:

– Джек, я хочу написать музыку! Ведь я много лет играю чужие произведения, штудирую теорию, выступаю на конкурсах, мне кажется, я должна попробовать. Только обещай никому не говорить, это будет наш маленький секрет, – Септима улыбалась, а ее глаза просто сияли.

Но Джек молчал. Он был столом и едва ли мог разболтать. Тем более кому? Мистеру Стулу? Серьезно? Да никогда в жизни, у них были натянутые отношения.

– Эй, Джек, ну чего ты молчишь, – девочка нахмурилась. – Ты же самый классный стол на свете, поддержи меня! Вас в Швеции не учат хорошим манерам? Ну, блин. Может, ты языка не знаешь? Как это по-шведски будет? Hej Jack13?

Септима не унималась, ей так хотелось услышать хоть что-то. Но ответа не было и она отвернулась.

– Глупый Джек, – сказала Септима.

Слезы подступали к глазам девочки и в этот момент что-то изменилось, а затем стол хлопнул ящиком. Септима резко обернулась и направила указательный палец на него.

– Попался, Джек!

Мой друг – Джек

Комната Септимы располагалась на втором этаже дома, где всегда играла музыка. Она была не похожа на комнату одиннадцатилетней девочки. Это было небольшое помещение, выполненное в теплых тонах, где совсем не было игрушек. Возле одной стены стояла кровать, а возле другой – шкаф и цифровое пианино Casio, черного цвета. Джек расположился рядом с окном. Ничего лишнего. Ни ноутбука, ни смартфона, ни интернета. Девочка была отрезана от окружающего мира, как хомяк в клетке, жизнь которого проходит в колесе.

Так было не всегда. В какой-то момент треклятая «мечта» настолько сильно ударила в головы Джону и Лоре Хадсонам, что они решили, – не без участия Виктории Эмери, разумеется, которая безусловно знала, как сделать из девочки звезду фортепиано, – принять ряд домашних законов, упраздняющих все, как им казалось, лишнее. С тех пор в комнате на втором этаже практически ничего нет.

Родители девочки хотели, чтобы Септима тратила свой талант исключительно на фортепиано и ни на что другое. Это может показаться жестоким, и честно говоря, это – жестоко, но когда в следующий раз вы увидите пианиста-виртуоза, то не удивляйтесь, ведь наверняка он прошел такой же путь, в котором нет времени на детство. Иногда нужно чем-то жертвовать, чтобы добиться высот. Этого не замечает случайный прохожий, это игнорирует обычный слушатель. Некоторые думают, что дети просто рождаются с необычайным талантом. Но правда в том, что какой бы ни был у тебя талант, его придется оттачивать годами.

Мисс Эмери в первый же день обучения запретила Септиме сочинять музыку, потому что все лучшее, по ее мнению, человечество уже сочинило более ста лет назад, а потому тратить на это время – бессмысленно. Но сейчас в комнате девочки не было Виктории, так что ей ничто не мешало сочинять свои мелодии.

Септима села за стол, взяла листок бумаги и черную ручку. К счастью, письменные принадлежности и старый-добрый папирус пока еще были законны в доме, где всегда играла музыка.

– Эй, Джек, как мне назвать свою первую песню?

Стол молчал.

– Ну, помоги мне. Что как не родной?

Тишина.

– Я не говорила тебе, что песня будет рассказывать о лучшем столе на свете? – девочка хитро улыбнулась.

Джек издал тихий звук.

– Что-что ты сказал?

Джек застучал ящиками.

– Другой разговор. Только, Джек, Min vän är Jack14 звучит как-то, ну не знаю, какой это вообще язык? Может, как-то по-нашему назовем?

Стук-стук.

– Мой друг – Джек? Но первый вариант тебе больше нравится? Джек, иногда приходится идти на жертвы ради искусства, даже вам – крутым столам из заснеженной Швеции, – Септима закатила глаза.

– Ладно, не скучай, мне нужно встречать репетитора по математике. Позанимаюсь и вернусь.

Стук-стук.

– Да, я расскажу тебе, что мы проходили. Все, пошла.

* * *

Жизнь постепенно выходила из затяжного пике.

Всякий раз, когда у Септимы заканчивались школьные занятия, – девочка училась на домашнем обучении, как и все гении, во всяком случае, так говорили ее родители, – она бежала к Джеку и рассказывала ему то, что изучала, подтягивая образование друга. Септима не была уверена, что Джек ходил в школу. Но не потому, что его мама и папа хотели вырастить дурачка. Нет, была другая причина. Как бы там ни было, Джек слушал все, что рассказывала Септима, он был хорошим столом.

– Джек, прикинь, миссис Эндрюс – мой новый репетитор по математике – так удивилась, что я знаю дроби.

Стол заскрипел.

– Да, знаю, что я их не знаю, но ведь, оказывается, знаю! – с гордым видом сказала Септима. – Музыка мне помогла в этом, я же с малых лет разбираю размеры композиций, длительности нот, а это все чистая математика, – девочка усмехнулась. – А может, у меня талант, стану великим математиком!

Стук-стук-стук.

– Ну вот чего ты мне настроение портишь. Да я уже представляю себе бешеный взгляд мисс Эмери, когда скажу ей: «Спасибо за все, мисс Злюка, но мне математика нравится больше, чем эта ваша помпезная академическая музыка», и она такая покраснеет от ярости и скажет… – Септима не успела закончить.

Стук-стук, – весело зашумел Джек.

Девочка залилась смехом:

– Ой, сейчас умру, ты иногда такое выдаешь, что прям до слез. Может тебе в стэндап комики податься? Диваны будут смеяться раскладываясь!

Девочка посмотрела на Джека и улыбнулась. Это был хороший день. Септима села за стол и начала размышлять о том, какой должна быть ее песня. Она смотрела куда-то вверх со смещением вправо и грызла колпачок ручки.

– Джек, вот ты – самый крутой стол дикого севера, – сказала девочка. – Это можно отразить в пафосном морозном вступлении. Партия фортепиано в маршевом ключе будет выстукивать холодные ноты. Хотя нет, это звучит ужасно.

Стол застучал ящиками.

– Ужасно, как Великий ледяной маневр15? Джек, мне иногда кажется, что в твою древесину впиталась вся история Швеции.

Стук-стук.

– Да брось, это было лет пятьсот назад. Ну да, осадочек остался, но будь сильным столом.

Джек застучал с большим энтузиазмом.

– Так, все, никакую Данию мы захватывать не будем. Угомонись, великий полководец. Помоги лучше с песней.

Стук-стук.

– Ну вот, можешь же, когда нужно. Так и запишем: начинаем в Ля-мажоре. Я попробую сыграть что-то теплое, я хочу, чтобы эта музыка согревала, – девочка задумалась на миг. – Знаешь, Джек, может, я дам послушать эту песню маме с папой. Да, они скорее всего будут злиться, но может быть их холодные сердца наконец-то потеплеют. Музыка – это все, что я умею, что-нибудь обязательно получится.

Джек ничего не ответил.

Септима была прирожденным музыкантом, жаль, этого никто не замечал: она могла представить мелодию у себя в голове и тут же ее записать. Ноты просто лились потоком и заполняли партитуру. Ей хватило двух часов, чтобы сочинить песню, которая называлась «Мой друг – Джек».

– Да я в ударе сегодня, Джек.

Стол зашумел, как ликующий морж.

– Ой, прям захвалил. Но ты еще не слышал песню. Мне нужно ее отработать на пианино. Хорошо, что к нему можно наушники подключить, а то мама меня бы урыла. Помню, однажды я играла Рахманинова, а потом неосознанно перешла к импровизации. Это было так круто, но когда мама услышала, что я играю что-то не старое как динозавры, то начала проповедовать свою лекцию про светлое будущее и «мечту».

Джек вопросительно постучал. Он был крутым столом, для него не составляло труда изобразить вопрос в стуке.

– Да знаю я, что песенный жанр подразумевает вокал, но пою я не очень, да и… Вот знаешь, Джек, я всю жизнь играю сюиты, сонаты и прочие формы музыки, да там голову сломаешь от всех этих названий и их классификаций. Но я хочу, чтобы моя песня была просто песней, даже если она не песня.

Септима взяла партитуру, установила ее на пианино, и сыграла несколько раз в наушники.

– Вау, как же это классно – быть музыкантом и воплощать свои идеи в жизнь!

Стол издал звук.

– Завтра в полдень, Джек. Приходи в колизей Септимы на Мелоди-стрит. Все билеты проданы, но для тебя у меня завалялся один – в вип-сектор. Только не опаздывай, – сказала девочка в красном платье.