Стихи. Книга 1

Стихи

Книга 1

Валерий Григорьевич Карт

Редактор Анатолий Антонович Анимица

© Валерий Григорьевич Карт, 2018

ISBN 978-5-4493-1567-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Валерий Карт

Книга первая 1960 – 1965

Альма Матерь

«Студенческие годы – не прогулка,

Студенческая жизнь —

не пустячок,

Подчас на четверых

лишь хлеба булка,

Да кильки двести грамм

на пятачок…»

Несколько слов о поэте

Валерий Григорьевич Крахмалюк (Карт) родился на Южном Урале в небольшом городке Карталы Челябинской области в трудное для страны время, когда фашизм готовился, после поражений под Сталинградом, взять реванш в битвах на Курской дуге. В декабре 1943 года в боях на Корсунь-Шевченковском направлении погиб дядя – Тарутько Владимир Семенович, танкист. Маленького Валерку забрали к себе, до лучших времен, дед Семен Тарутько и бабушка Анисья Степановна в прекрасное уральское место – город Златоуст, где он благополучно жил, наслаждался природой, послевоенной победной радостью и любовью близких.

С 1950 по 1960 год Валерий учился в г. Карталы. Отец – Крахмалюк Григорий Федорович, железнодорожник, мама – Крахмалюк Мария Семеновна, учительствовала. Это было время улицы, а с седьмого класса – спорт до самоупоения. В 1960 году Валерий поступил в Магнитогорский горнометаллургический институт им. Г. И. Носова – короля металлургии. Группа доменщиков первого курса МЧ-60-3 – любимая семья единомышленников и друзей на шесть лет.

Лучшие друзья юношества – Софронов Михаил Федотович, Белкин Александр Сергеевич, Гридин Владимир Михайлович – надолго, на всю оставшуюся жизнь.

Машина времени жива —

То человеческая память

И станут в будущее падать,

Как звезды, мысли и слова…

И началась поэтическая страда с первых студенческих лет, с первых зачетов и экзаменов, с первой безответной любви. Занимался работой со словами в литобъединении Бориса Рублева, писал днем и ночью и пишу до сих пор.

Летом 1965 года на преддипломной практике на комбинате «Азовсталь» в городе Мариуполе познакомился с будущей женой – Малой Аллой Петровной, студенткой на каникулах в родном городе.

После института, с апреля 1966 года, Валерий работал в доменном цехе завода им. Ильича, прошел все рабочие ступени и 12 апреля 1967 года вышел на свою первую вахту мастером доменной печи. Ему было 24 года.

В этом же году молодой семье повезло: им вне очереди выделили однокомнатную квартиру. Спали, ели вначале на газетах, правда была радиола и магнитофонная приставка. Это было счастливое время: первые покупки мебели и любимых вещей, Высоцкий, Окуджава и Магомаев, и это было время стихов, они писались легко и красиво.

Под романтическим влиянием друга Михаилы Софронова, с целью заработать денег на первое авто, глубокой осенью 1973 года самолет взлетел и унес Валерия в заснеженную Якутию.

«Снегами разукутана,

Из края в край лежит

Страна чудес Якутия,

Мечта и явь, и жизнь…»

Началась долгая, в двадцать пять лет, эпопея заполярной жизни. И все это отражалось в радостных и минорных стихах Валерия на всю жизнь.

Одна радость – семья и любимый сын Александр Валерьевич, а позже -любимый внук Иван.

Четыре книги стихов, родившиеся в разные годы жизни – это для родных и друзей, это память. Сын и внук распорядятся дальнейшей их судьбой.

Дай Бог!

Редактор издания – Анатолий Анимица, тоже из Мариуполя.

Утренние улицы.

Самые искренние.

Улицы волнуются,

Пенятся, искрятся.

Город – труженик

В солнце жмурится.

Город проснулся.

Проснулись улицы!

Бодрости полные,

Парни торопятся.

Ватники потные

На ветру коробятся.

Умытыми проспектами

Шумит поток – артерия:

Студенты здесь с конспектами.

Профессора с портфелями.

Утренние улицы

Моего города…

Под дождем не хмурятся,

Живут себе гордые!

Познакомился с девчонкой я весной:

Милая хорошая девчонка.

Будто бы цветок расцвел лесной.

Будто песнь степная жаворонка.

Небольшая, быстрая, как ртуть,

А глаза – что глубина речная.

Я боюсь любовь свою спугнуть.

Но люблю ли, сам еще не знаю.

С ней иду, вздыхаю и молчу,

Слов любви произнести не е силах.

Но как много ей сказать хочу,

Не могу, безмолвен, как могила.

Но ведь так любовь не сбережешь

Надо быть смелее с ней. И буду.

Как тебя люблю я, ты поймешь.

Милая девчонка, просто Люда…

Люблю я время «восемь тридцать»

И дальше – вплоть до девяти.

Студенты – юные патриции.

Торопятся в фойе войти.

Их столько, сколько разных очень

И всё идут, идут, идут…

И студбилеты, между прочим,

Раскрытыми в руках несут.

И я дневалю у колонны.

Мне нравится стоять сейчас.

Я б согласился бить поклоны

Как в старину им, битый час!

И хочется обменять любого,

Похлопать дружески е плечо

И пожелать. «Ступайте с Богом!»

И обогреть души лучом.

И я завидую швейцару,

Хоть он порой на ласку строг.

Он словно всех пускает в царство,

Наш институтский полубог.

А у зеркал – сголпотворенье,

Им не приходится скучать.

Они – девчонкам откровенны

И только с ними не молчат.

А я – ни в промелькнувших лицах

И ни в волшебных зеркалах

Не нахожу свою патрицию.

Сегодня – снова проспала.

Бреду знакомым коридором

И отгоняю тихо грусть.

Но все же час мне этот дорог,

Я завтра – вновь к нему вернусь.

Проходишь мимо,

Уральских гор.

Видишь – трубы дымят.

Это город Магнитогорск

Смотрит в упор на меня…

Смотрит, таращит

Глаза – окна.

Кто ты? Багаж твой

Большой или маленький?

И под его вопрошающим оком

Слабый становится

Гриммовским карликом.

Что я отвечу:

Тяжел мой багаж.

Это не кипа

Аптекарской ваты…

В нем уместился

четвертый этаж

Милой до боли

Родной альма-матер.

В каждом кармане —

по году считает,

В каждом году —

миллионы событий.

Городу я возложил

на алтарь

Лучшие годы

В раю общежития.

Коридор – улицы,

Двери – кельи.

Вдоль улицы

Фонари – кегли.

Мальчики – студенты,

С виду дипломаты.

В формулы одеты.

Курят дипломанты.

«Завтра экзамен…»

– Каждый грубит.

Напишу маме:

«Вышли рублик…»

Бреду к Женьке,

Желудок ноет.

С Разиным Стенькой

В ковчег Ноев…

Схожу, пожую

куриную дупу.

Пущу струю —

Отведу душу.

Девушки пришли —

Птицы непосредственные.

Харакири делаем

Подручными средствами.

Салют, инженеры!

Салют, дипломанты!

Загоним нервы

На место матом.

Сядем, посчитаем, Этакий считончик:

Рублики достали

Вот и выпивончик!

Вот и допахали

Сбою борозду.

Получай на харю

Рабочую узду…

Прощай, город!

Уходим гордо.

Отметку сделали

на разовой карте.

Чтобы, как раньше,

Ответить: «Годен!»

И не отстать

На жизненном старте.

Д.Я.

Что ты, девочка,

Дрожишь и плачешь?

Вытри слезы,

Обними скорей.

Ведь у нас не может быть иначе,

Дай мне выпить

И себе налей…

Утопи в вине печаль и горе,

Боязнь и обиду за себя.

Полюбить, что в бурю

Выйти в море

И нельзя жить вечно, не любя.

Губы закуси в порыве страстном,

В том порыве —

Всей природы власть.

Нет! Поверь, родная,

Не напрасно

Ты мне этой ночью отдалась!

Раздумье

Сыну Саше

Людей, кто солнце не держал

В раскрытых радостно ладонях,

Кто в Рафаэлевских Мадоннах

Их волшебства не отыскал,

Мне жаль…

Людей, кто бурю переждал,

Когда в опасности другие

И промедленье, что гибель,

И страх – карающий кинжал,

Мне жаль…

Людей, кто честью дорожа,

Идет на подлость ради чести,

Кто строит козни, жаждет мести,

За существо свое дрожа,

Мне жаль…

Детство

Глаза закрою, как ребенок,

И убегаю вглубь себя,

И потешаюсь, что бесенок,

И засыпаю, всех любя…

Во снах живу, купаюсь в росах,

Витаю в грезах наяву.

Жить было весело и просто,

Дразня босой ногой траву…

Все было целостно и вечно:

Я чувств гармонии не знал

И кланялся собаке встречной,

И нищему полхлебца дал…

Сестру качал в скрипучей зыбке,

Копал червей, кормил крольчат.

Послевоенные улыбки

Кривились на губах солдат.

Боялся одичалых куриц,

Дразнил соседского кота.

И школой жизни – школа улиц

Мне стала в детстве неспроста.

Все жили дружной, волчьей стаей,

Точили пики и ножи…

Перемогли… Теперь я знаю,

Что это все зовется жизнь…

Маме

Ай лаф ю

Который день не дам я ладу

Себе, друзьям и – не каприз:

Который день пью до упаду,

До точки «положенья риз..»

Твоя любовь тому виною,

Твоя – скорее не любовь..

Не быть тебе моей женою

И вот взамен – похмелья боль.

Пустые хлопоты, пустые.

Пустой стакан ладони жжет.

Ты, как мираж в сухой пустыне,

Пленишь меня который год..

И утомленный страстной жаждой,

Во снах источник нежный пью..

И каждый день, а не однажды

К тебе взываю: «Ай лаф ю..!»

Затяните мне портупею,

Дайте в руку эфес острой шашки.

В конной лаве я буду первым,

Не в штабах левой ножкой шаркать.

Не пугает нас сабель высверк

И «Максима» смертельный росчерк.

Я коня тороплю под выстрел

Через трепет березовой рощи…

Господа! Не всегда пуля-дура,

Но моя еще не отлита..

И не может какой-то «турок»

Сбить меня с поднебесной орбиты…

И атаку не портит чарка

За удачу, за жизнь и победу!

Но из рощи чужая тачанка

Поливает свинцом небедно.

Эх судьба, нелюдимый Цербер..

Или пан, или – к черту в пропасть..

Марш вперед, господа офицеры,

Кто там сзади от страха ропщет?

Невеждам о невежестве

Земли биографию должен помнить

Каждый живущий, как я точь-в-точь…

Должен знать, когда грянет полночь

В Риме, если в Самаре ночь…

Быть любознательным – это право,

Это значит, быть обязанным.

Порою, бывает, город Остраву

Ищут на карте рядом с Вязьмой!

Вы не поверите?! Честное слово,

Стыдно до слез за подобных жителей.

Я б за такое лишил их крова,

Если б Земля была общежитием.

Поговорите с ними однажды,

С неблагодарными знатоками.

Станут доказывать, спорить даже,

Что черепах ловили на Каме.

И рассуждают о мироздании,

Зная о мире лишь понаслышке.

Я бы таким молодцам в назидание

Заново начал прочитывать книжки.

Пусть на невежду обрушится с силой

Разума гений полною мерой.

Чтоб наша жизнь становилась красивой

И послужила потомкам примером…

Ноне, сестре

Что-то вдруг не спится,

За окном ненастье,

Дождь шуршит устало

По сырой траве.

Я лежу, считаю, сколько

Верст до счастья,

В жизни пережитой

Не хватало мне?

Но со счета сбившись,

Тихо засыпало.

Уношу с собою

Этот дождь и ночь.

И опять за счастьем

Верстами шагаю.

А оно, как время,

Убегает прочь.

Что-то вдруг не спится…

Есть женщины,

Есть много женщин, разные…

Они проходят чередой сквозь годы,

Но для меня одна билетом разовым

Вошла в судьбу, как утро входит в город.

Вошла призывно, безысходно остро,

Трубили трубы площадям покорно,

Я золото волос держал в пригоршнях,

Любовь нашел и потерял покой я.

И мир пропал, и солнце стало лишним,

И новые миры в ночи рождались,

И стройные украинские вишни

Над нами руки тихо простирали.

Есть женщины,

Но лишь одна в судьбе,

Как жизнь одна дается до кончины,

Спасибо, дорогая, что в тебе

Нашел я гордость и любовь мужчины!

Малой А. П.

Кара – Адыр, Кара – Адыр.

Моя тоска, моя кручина.

Здесь небо выцвело до дыр

И часто кажется с овчину.

Здесь – степи не оглянешь вдруг,

Здесь люди сильные делами.

Здесь по весне трудяга – плуг

Сдружился с голубою ранью…

Нам встречи больше, чем нужны,

Ты понимаешь всё, плутовка.

Не потому ль мы так дружны,

Моя родная остановка?

Не потому ль я, как джигит,

Примчался с горного Урала?

Моя любовь – мой новый гид

Твою вершину показала.

Так где же ты, чёрная гора,

Приданье чисто казахстанское?

Прощай, подруга, мне пора,

До самой скорой встречи, станция…

Кара – Адыр, 65.

Ольге К.

Я в жизни парень простодушный:

Люблю театр, люблю кино.

Как бьётся жизнь во мне, послушай!

И всё, что с нею мне дано…

Люблю я общежитья улей,

Люблю рассвет, люблю росу.

Люблю Россию в Омске, в Туле,

В горах, на море и в лесу.

Люблю друзей своих – студентов.

Их трезвый ум, мечты разлёт.

Люблю я демонстраций ленты,

Когда душа моя поёт!

Люблю простор степей и пашен,

Дыханье домен, шум машин.

Люблю страну родную нашу

И всё, чем в ней мы дорожим…

Отцу Егорию

Я с детства люблю по дорогам шагать.

Тропинок считать перезвон.

Любил с пацанами до пота гонять

По-зимнему тощих ворон.

И жил, не считая колючих заноз,

Не зная от ссадин беды.

Качался на гибких вершинах берез,

Весь в цыпках ходил от воды.

Безоблачным летом удил на заре

В Поповке сердитых ершей.

И ёжась, скал в потемневшей золе

На завтрак картошин штук шесть.

И вместе с дорогами шел, торопясь.

Сквозь время и сполохи весен.

Боялся лишь только бесследно пропасть

В холодном мерцании звезд.

Боялся нарушить шеренговый строй,

В котором по жизни спешу.

Боялся до дрожи в коленях порой

И честно об этом пишу.

***

Мишелю С.

Я пуще всех земных святынь

Мужскую дружбу уважаю.

Ей чувства лучшие, цветы

Порой преподнести мечтаю.

За дружбу дружбою плачу.

Без друга в жизни – всякий нищий:

Никто не хлопнет по плечу,

Не скажет просто вам: «Дружище!»

Мне друг – по совести собрат.

Судья бесстрастный человечный.

Я дружбе нашей очень рад.

Так пусть же дружба будет вечной…

***

Алле

Я стихов полгода не писал.

В дальний шкапик выбросил тетрадку.

Не болел, не умер, не устал.

Просто вдруг влюбился для порядка.

Просто, как поется в песне той:

Летний дождь прошел. Прошел и высох.

Лишь у глаз морскою синевой

Капельки застыли на ресницах.

Я писал ее – мою поэму,

Эти руки, этих губ волну.

Трудно, очень трудно быть поэту

Безответно у лю6ви в плену…

Наде З.

Не целованы волосы,

Не измята постель…

Вдруг прокуренным голосом

Прохрипел коростель.

Не зови недотрогою.

Не касайся груди!

Я рукою неробкою

Обнимаю: «Уйди…»

Не одерни меня жаркостью.

Не качай на руках…

Я по-прежнему жадная

И стыдливая – страх!

Не отринь тела хладного,

Не теряйся во мне…

Полюбила, а ладно ли?

В этом сладостном сне.

Не зови недотрогою.

Бровь не хмурь сгоряча

Ничего, что я строгая

И рублю не с плеча.

Ничего, что усталости

Я не знаю в любви.

К преждевременной старости

Не зови… Не зови…

Я сегодня гимнов не пою,

Я в ночной работаю июль.

Зажигаю звезды в вышине

И в твоем зашторенном окне.

Только ты не любишь ярких звезд,

Пыль дорог и будни дальних верст.

Капли пота с напряженных плеч

И печаль неразделенных встреч.

Ты не любишь, так тому и быть,

Значит нам в одном челне не плыть.

Значит все… Прощай… А мне пора:

Я во вторник выхожу с утра…

На душе распутица.