Готика – Магнитосфера

– Давай зайдем сюда. Я хочу тебе сделать подарок, Ника, – Саша нежно приобнял свою девушку за плечи во время прогулки по Невскому, и молодые люди зашли в двухэтажный и очень просторный книжный магазин.

В нотном отделе Саша сказал:

– Мне нравится смотреть, как ты играешь, моя Ника… Я бы хотел, чтобы ты продолжала заниматься музыкой. Выбери ноты, которые тебе нужны, я хочу их тебе подарить.

Веронику тронуло такое проявление чувств со стороны Саши, казавшегося ей до этого момента не просто абсолютно прагматичным, а к тому же еще и циничным. Самым удивительным открытием для нее было то, что ее возлюбленный ценит в ней качества, которые многие ее близкие воспринимают как чудачество. Хотя у Вероники было достаточно нот и практически не было возможности играть, она с благодарностью выбрала пару сборников на память об этом выдающемся дне.

Пресс любви

В отличие от некоторых своих подруг, юная Вероника не могла себя представить в роли жены или матери: ни той, ни другой она просто-напросто не хотела быть. Она не могла ответить на вопрос «Каким бы ты хотела видеть своего мужа?». Даже идеальных Мэта или Рагнара она не могла себе вообразить в архаичном формате «мой муж». О, да, она хотела бы иметь с одним из таких мужчин романтические отношения. Но «муж» в ее сознании был чем-то вроде третьей руки. Может, оно и неплохо в чем-то, но вообще-то… не дай бог…

Однако отношения, образ жизни молодых людей с каждым днем все больше напоминали гражданский брак. И Веронике поневоле пришлось задуматься над тем, что, вероятно, в конце концов встанет вопрос об узаконивании, так сказать, статус кво.

«По-видимому, это мой крест…» – размышляла теперь Вероника, глядя на Сашу, стоящего перед зеркалом и с отчаянием в голосе описывающего свои планы по борьбе с залысинами. Большим умом Саша не блистал, увы, и Вероника это понимала.

Вскоре она с ужасом выяснила, что беременна.

«Какой кошмар! Теперь ничего хорошего меня в жизни уже не ждет… Мне придется безвылазно сидеть дома с ребенком, а Саша будет беззаботно порхать, как и прежде, и помощи от него не дождешься…»

Ужасно было все. И сам процесс беременности с отрастанием уродливого живота, и необходимость прервать учебу на период родов и кормления, и все потом… Юная Вероника абсолютно не представляла себя в роли матери и категорически не хотела ею становиться. Было ясно, что надо быстрее бежать к врачу и делать аборт. Вероника не могла не поставить Сашу в известность, хотя бы потому что они теперь постоянно жили вместе. А когда Саша и его папа узнают о беременности, они, конечно же, начнут ее уговаривать оставить ребенка… А как она сможет им отказать? Тогда придется признаться, что она категорически не хочет иметь детей… и уж тем более от не слишком надежного Саши… Это так неудобно… Значит, придется уступить… Какой ужас!

Услышав про беременность, Саша сказал:

– Сейчас быстро метнусь к отцу, а то он вечером уедет на дачу.

Через пару часов Саша вернулся с деньгами на аборт.

Оба кетаминовых наркоза, сопровождавших неудачный вакуумный аборт и последующую чистку, были ужасными. Во время отчетливых и последовательных галлюцинаций Вероника поднялась по перетекающим из одной в другую трубам на Крышу Мироздания, откуда попыталась установить контакт со ставшими абсолютно абстрактными папой, мамой и сестрой. В то же время понятия «Мир», «Любовь», «Аборт» материализовались и сформировали отдельные отсеки – помещения на этой самой Крыше, находившейся, по ощущениям Ники, в верхних слоях атмосферы.

Самым тяжелым внутринаркозным переживанием было отсутствие Тела. Она ощущала себя некой духовной сущностью, осознающей Мироздание, но полностью утратившей способность на него воздействовать. Это было невыносимо… Вероника хотела только одного – как можно быстрее вернуться в собственное тело, стать прежним материальным полноценным существом… Выходя из второго наркоза, Ника увидела человека в формате «кубических» портретов Пикассо. Портрет всхлипывал и утирал рукавом глаза и нос. Еще несколько минут, и сознание Вероники полностью восстановилось – это был плачущий Саша.

Вероника перевела взгляд от проезда у детской клиники на открывавшееся в перспективе здание гинекологического центра и немного брезгливо поморщилась при воспоминании об эпизоде, происшедшем в его стенах много лет назад. В кафе в этот момент звучал вполне подходивший воспоминанию трек «Karma Police».

Через несколько месяцев после эпопеи с абортом заботливый Саша отвел двух своих женщин – Веронику и маму – на консультацию в это учреждение, которое недавно открылось после многолетнего ремонта.

– У меня здесь появился блат, – деловито сообщил молодой человек, сейчас больше обычного походивший на своего суетливо-занудливого отца. – Надо им как можно быстрее воспользоваться. Если сегодня на вас обеих завести по карте, то в дальнейшем вы сможете здесь наблюдаться. Надо торопиться, а то очень скоро эта злачная лазейка закроется.

Трагикомичность ситуации заключалась в том, что после регистратуры обе дамы одновременно отправились в один и тот же кабинет, в котором вели прием сразу два врача. Вероника чувствовала себя крайне дискомфортно, так как считала, что Сашина мама не знает про аборт, и девушке совершенно не хотелось обсуждать при ней эту неприятную историю.

В то же время мама Саши совершенно спокойно сообщила своему доктору, что сделала двенадцать абортов и имеет одного сына. Услышав такое, Вероника чуть не упала со стула. «Так вот что меня ждет…» – не без оснований заключила она…

«Господи, какой идиотизм, – подумала сорокалетняя женщина, вспоминая самовлюбленное и глупое лицо Сашиного отца. – И это медицинская семья… заведующий отделением и патронажная сестра, на минуточку. Дикари какие-то…»

Примерно через месяц после посещения гинекологического центра Вероника сказала Саше, что больше не может его видеть. Она была измучена посленаркозными флешбэками и была возмущена той легкостью, с которой недалекие и бессердечные отец и сын отправляют своих женщин в абортарии. Она просто не могла представить дальнейшую жизнь со слабовольным человеком, целиком и полностью ориентированным на установки своих примитивных родителей.

Саша снова прослезился и сказал Вере, что следующий ее парень обязательно будет занудой, потому что такого, как он, весельчака и балагура, ей найти уже не удастся; что она будет сильно скучать по нему; но если он сейчас уйдет, то уже больше никогда не вернется.

– Уходи, – сказала совершенно опустошенная Вероника.

И он ушел. У Саши был большой опыт расставаний с женщинами, и он знал, о чем говорил. После его ухода Веронике стало еще хуже, и еще много лет она мечтала, чтобы Саша вернулся… Но в то же время ей совершенно не хотелось иметь дело с мужчиной, похожим на Сашиного отца.

За исключением госэкзаменов и выпускного, Вероника и Саша больше нигде и никогда не встречались. Первые два года после окончания института Вероника слышала о нем от своей приятельницы Дианы, которая посещала тусовки в студенческом общежитии и время от времени встречала там вполне жизнерадостного Сашу. Еще через год Диана сообщила, что видела его все в том же пресловутом гинекологическом центре – там он дожидался свою тещу.

Вероника была потрясена: «Саша так быстро женился… а ведь панически боялся брака. Для этого у него должны были быть очень веские причины… Однозначно, у этой счастливицы очень крутой папа».