Рассказы и сказки Созополя

– Мужик продай куртку! – тихо, но требовательно заявил обладатель стальных пальцев и арабской внешности.

– Она не продаётся… Это подарок!

– Тогда я её просто заберу… – крепкий парень говорил так уверенно, что Марк Юрьевич совсем не сомневался в его угрозе.

Профессор боязливо оглянулся. Вокруг семенили за покупками и с товаром люди всех возрастов, стояли небольшие очереди, а полицейских видно не было. Где-то вдали виднелась шляпа Игоря Ильича, и Марк Юрьевич решил, что в этой ситуации ему лучше всего симулировать сердечный приступ. Он подумал, что соберутся люди, начнут оказывать первую помощь. А там подойдут коллеги-врачи, и ему удастся вырваться из цепких рук представителя исламского мира.

Пожилой человек внезапно расслабился, прикрыл глаза и стал медленно оседать на мраморный пол…

Упасть ему не удалось.

Парень крепко держал его за руку и не разжимал крепкую хватку.

Тогда Марк Юрьевич закричал:

– Помогите! – голос прозвучал тихо и не очень убедительно. Профессор прокашлялся и громко позвал ещё несколько раз. – Помогите! Помогите!

Люди шли мимо по своим делам, пара человек оглянулась на крик, но никто не остановился. Марк Юрьевич оглянулся и увидел, что ещё двое крепких южных парней стоят рядом в ожидании момента, когда профессор сам снимет куртку или потребуется помощь первому.

Вдруг из толпы отделился молодой высокий русоволосый парень и спокойно подошёл к первому бандиту. Марк Юрьевич про себя именно так стал называть людей, в окружении которых оказался. На ломаном русском языке с неясным акцентом он просит освободить старика. Началась нешуточная словесная перепалка, а затем и схватка, где яркая куртка профессора затрещала по швам. Марк Юрьевич ещё несколько раз позвал на помощь, но горожане шли по своим делам и не торопились звать полицию. Соотечественники настолько привыкли к криминалу, что обходили стороной все мало-мальски страшные ситуации и не связывались ни с кем.

Второй и третий бандиты агрессивно двинулись в сторону профессора и его нежданного освободителя-иностранца. Но не тут то было. Рядом с этими двумя внезапно возникли два крепких парня с характерными узкими глазами и крупными скулами. Внешне было трудно определить, кто это: японцы или китайцы. Но парни встали в спортивные стойки и перекрыли путь бандитам.

«Поразительно, – мелькнула мысль, – соотечественники равнодушно проходят мимо, а иностранцы мне помогают. Надо позвать коллег…!»

– Игорь Ильич, сюда! – закричал Марк Юрьевич во весь голос и… проснулся на койке в своём гостиничном номере. Перед ним стоял глава делегации, и укоризненно покачивал бритой головой.

– Что-то приснилось?! Расслабьтесь. И скорее собирайтесь. Автобус за нами прибудет через пару минут. А вам еще спать в президиуме конференции!

Волна

Несильный накат отбрасывал к берегу детвору. Они рвались в море, кричали, визжали, прыгали в воду и попадали сразу на песок. Это накат быстро уносил волну за волной, обнажая песчаное дно. История повторялась с большей или меньшей силой, окатывая малышей пузыристыми брызгами и зелёными водорослями. Первая волна, вторая, третья и самая мощная девятая, получившая шуточное название «девятого вала», накрывали побережье своим начинающимся штормом примерно баллов в 5—6.

Вдали, у самых дальних буйков шла своя борьба, которая обострялась метр за метром по мере приближения одинокого пловца к красному шару на якоре.

Пловец грёб со всей силы, перебирал всевозможные виды плавания, старался, что было мочи, но волна, раз за разом, отбрасывала его, как лёгкую щепку назад, к песчаному берегу. Оттолкнувшись от дна, пловец начинал свою борьбу вновь, и через какое-то время волна возвращала его к старту.

Невероятная сила и мощь морской волны осознается только в борьбе с ней. На берегу, разглядывая белые барашки гребней волны, кажется, что они ручные. По телевизору создаётся впечатление, будто серфингисты не покоряют волну, а катаются под ней и на ней. Картины маринистов умиляют великолепными красками и мастерством исполнителя. И только тот, кто заносит на волну руку, бросается на волну или ныряет под неё, понимает, что сражаться со стеной воды в одиночку невозможно.

Победа всегда останется за волной.

Пловец, похоже, это хорошо знал. Он принялся разговаривать с волной, просил повременить чуть-чуть и дать ему возможность всего лишь доплыть до буйка. Говорил ласковые слова и обращался к волне, как к дочери всесильной природы, ожидая милости или снисхождения. Пусть на пару минут, на несколько мгновений.

Как ни странно, но ему в ответ волна начала накатываться реже, давая время для сильных гребков. Но накатывала мощнее и отбрасывала дальше, играя с пловцом, как с ребёнком в ванне ласкается мать.

Пловец ложился на спину и грёб так, как давно не выкладывался. Бледный серп на голубом небе улыбался тщетным усилиям пловца. Казалось, луна в сговоре с морем, они подначивают волну и шутят с человеком.

Наступил момент, когда пловец понял: его сопротивление бесполезно, и тут же вспомнил, как на днях был на этом же пляже и пешком подошёл к буйкам в спокойную погоду. Пловец встал на носочки и, стараясь обмануть волну, мелкими шажками, чуть подпрыгивая, двинулся к заветной цели. Красный шар рьяно трепыхался на поверхности моря в стремлении сорваться с цепи и улететь к своему берегу. На гребне волны он тонул, а после её наката улетал к чужому побережью, стремительно натягивая якорную цепь.

– Волна, миленькая, дай шанс! Не губи… Порадуй своей силой, но не уноси меня назад. Мне осталось-то совсем немножко. – Пловец говорил с ней, убеждая и, в тоже время, пытался обмануть, передвигаясь по дну ногами. – Ты сильная, мощная, непобедимая!

Наконец, окутанный брызгами, он перешагнул заветный рубеж и оказался за буйком. Волна милостиво отступила и тут же медленно стала надвигаться, нависать, как бы со стороны радуясь неудержимому стремлению пловца и уступая на мгновение его желанию. Это мгновение длилось ровно столько, сколько хватило сил пловцу почувствовать снисходительное одолжение волны и быстро развернуться к берегу. Тут же волна накрыла его девятым валом, приподняла на своём гребне и вынесла почти на самый берег расслабленного и счастливого, покорённого и восхищенного силой природы.

Детвора играла на морском побережье с родителями, на вечернем небосводе рос серп луны, гларусы рисовали свои маршруты в небе, а пловец устало лежал на берегу, успокаивал бешено стучащее сердце и счастливым шепотом благодарил волну.

Воронье

Под густыми ветками старой черешни у нагретого солнцем бассейна укрывались от зноя постояльцы комплекса «Жасмин Гарден». Небольшая песочница с детскими игрушками, большая зелёная пластмассовая черепаха рядом с шезлонгами и автоматом для кофе, две горлинки спряталось в тени густого ореха.

Птицы жили в просторной ажурной клетке, подвешенной к толстой нижней ветке старого дерева, и оживленно обсуждали события каждого дня. Глухое воркование голубиных раздавалось многократно повторяющимися хриплыми хохочущими звуками над небольшим бассейном с прозрачной голубой водой.

Сегодня горлинки стали свидетелями беседы немолодого мужчины в соломенной шляпе и юной собеседницы в белой панаме.

– Помнишь поэта: словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести, – начал разговор мужчина.

– Да, конечно. Это Игорь Шаферан, – согласилась женщина и продолжила. – Словом можно продать, и предать, и купить, слово можно в разящий свинец перелить.

– Отлично! Оказывается, словом можно ещё отравить отпуск…

– Это как?

– Рассказываю. Как ты знаешь, на нашем пляже Буджака обычно тихо и спокойно.

– Я езжу купаться к дюнам. Там меньше людей…

– Да и у нас лишь иногда услышишь радостный крик болгарина или восторженный говор другого иноземца. В море, так вообще тихо. Порой меж собой воркуют влюблённые, смеются и играют на песке дети. И тут появляется дамочка с подругой, которая не замолкает не на минуту. Они плавают, купаясь в своих громких беседах. Они обсуждают на берегу всё на свете, лёжа в шезлонгах. Через пару дней знакомятся эти говоруньи ещё с одной полу глухой ровесницей и превращают беседу в базар. Они орут у центрального буйка, перекрикивая ветер. Сидят под зонтом на берегу – заметь, в самом центре пляжа! – и обсуждают новости, детей, внуков, кошечек, хомячков. Всё подряд! Трёп плывёт по всему побережью! От этих крикливых тёток не спрятаться никому. Пожилые женщины часто туговаты на одно ухо или на два. Поэтому окружающие вежливо их терпят. Не сделают же замечание молодые люди старшим. Не позволит воспитание иностранца заметить громкоголосых женщин. Но один седой старичок с редкой бородкой не удержался и кивнул в их сторону, хихикая:

– Воронье!

Я долго ждал, что они уедут с нашего пляжа. Отпуск на море – время скоротечное. Обходил их стороной, купался на соседнем пляже, к которому идти в два раза дольше. Приходил рано утром или поздно вечером, чтобы не слышать крики воронья. Встречаясь с ними в море, быстро ложился на спину, тем самым затыкая уши. Хотел даже купить беруши! Хотел утопить этих ворон, пригласить полицейских, чтобы оштрафовать. Намеревался кляпами рты заткнуть. Когда пошёл второй месяц пребывания этих женщин у моря, и они обросли компанией из шести человек, играющих посередине пляжа на ящике из-под мандаринов в карты, моё терпение окончательно лопнуло…

– Ты обратился к ним с предложением сфотографироваться?

– Зачем? Не понял?!

– Сказал бы, что ты – внештатный корреспондент местной газеты «Плач моря» и хочешь, чтобы этих крикливых ворон знало все побережье в лицо!

– Ха-ха-ха! – засмеялся мужчина. – Жаль, не догадался. Как самый пожилой на пляже, я решил подойти к ним и спросить: «Уважаемые дамы, не могли бы вы разговаривать на полтона-тон ниже…»

– С группой женщин это не пройдёт никогда. Они вспомнят о свободе слова, расскажут о своих болезнях и покажут справку психиатра, типично нападут: «Тебе больше всех надо?» Сам будешь виноват.

– Что же мне делать с этими невоспитанными особами? – мужчина поправил свои очки и вытер пот со лба. – Ты же на юриста училась, подскажи…

– Выпускать на сцену достойного соперника. Циничного, современного хама, а ещё лучше безмозглую наглую суку-блондинку, готовую рвать глотку каждому, кто мешает ей жить.

– Где же я таких найду?

– Одна перед тобой. Забыл? Я до юридического год училась в театральном…

После обеда любопытные горлинки увидели, как на шезлонги под их клеткой опустились вчерашние собеседники. Мужчина оживленно смеялся и потирал руки. Внезапно состарившаяся женщина жеманно обмахивалась огромным веером и улыбалась в ответ.

– Удивительно! Как ты сумела это сделать? За час превратилась в супер-старуху!

– Делов то. Парик, макияж да вещи бабушки.

– О! Я помню свою тёщу. Та ещё была штучка! Ты вся в неё.

– Жаль, что представление закончилось в первом акте, когда я подошла к стриженой тетке, и узнала о вчерашнем отъезде постоялиц её отеля. Не зачем стало ломать комедию…

– Да! Финал чудесный! Пляж свободный… Тихий отдых, надеюсь, состоится. Да, а что ты собиралась с ними сделать?!

– Не знаю. Импровизировала бы по ходу дела. Расцарапала бы паре тёток лицо и в повязках они бы сидели в отеле.

– Это грубо!

– Представилась известной аристократкой, и сделала бы серьёзное внушение тем, кто мешает мне отдыхать.

– Это ненадолго!

– Пришла со спасателем, которого представила бы администратором пляжа. А тот зачитал бы правила поведения у моря…

– Ну-ну, представляю, что бы ты там написала: «не дышать, не орать, не разговаривать, не заплывать…».

– Есть ещё вариант. Одно тухлое куриное яйцо, опущенное в пляжную сумочку, освобождает территорию радиусом в десять метров. Они вынужденно пошли бы на один край пляжа, а ты отдыхал бы на противоположном краю.

– Это на день. Завтра всё повторилось бы.

– Не сложно найти десяток тухлых яиц на каждый день. Добрый способ – сесть с ними играть в карты и оставить без штанов, точнее без купальников…

Горлицы слушали разговор под черешней, ворковали и не понимали, как, почему люди не любят друг друга. Голуби уживаются с воронами, ласточками, чайками, даже бакланами. Собаки не лают на кошек на этом побережье. У моря мирно и неспешно живут все, кому дорог покой. А люди скандалят, ссорятся, обижают и обижаются.

Птицы вспорхнули крыльями, последний раз взглянули на жизнерадостных собеседников и принялись проворно клевать мелкие пшеничные зёрнышки.

Гларус и чайка

Черное море переливалось живой палитрой изумительной в этих местах водной лазури. Маленькая её рябь искрилась под тёплым солнцем, бежала наперегонки с ветром, преломлялась на солнце фантастическими фигурами, отражалась на донном песке ажурной, светящейся сеткой. Волны едва колыхались под лёгким послеобеденным ветерком и пускали из пены мелких, белых барашков – первых предвестников скорой перемены погоды.

Огромные серые гларусы и белокрылые чайки штурмовиками и истребителями кружили у побережья Бомбуа бич в ожидании лёгкой добычи. Они рисовали в воздухе широкие круги, неожиданно бросались вниз, взмывали к облакам, разрезая крыльями прозрачную синеву бесконечного неба. Это были последние деньки «цыганской осени».

На песчаном берегу, где совсем не осталось летних туристов, появился молодой спасатель с местного пляжа. Этого крепкого, мускулистого парня, до самых костей прожженного солнцем, с обветренным, загорелым лицом, птицы узнавали по громкому веселому говору и выгоревшей, уже не за один сезон, когда-то красной бейсболке. Он часто кормил здешних пернатых оставшимися с обеда кусочками белого хлеба, либо специально приносил для них один-два батона. Птицы всегда встречали его нетерпеливым, базарным гомоном.

Знакомый галдёж привлёк внимание серого гларуса с огромным и чуть загнутым, как у степного орла, клювом. Гларус резко спланировал на воду, мгновенно подхватил небольшой кусочек, брошенный спасателем, и взмыл вверх, прорываясь сквозь плотные ряды сородичей.

Размоченный в солёной воде хлеб показался удивительно вкусным, и гларус вернулся за добавкой. Ему удалось ухватить очередную порцию кормежки и стремглав улететь под крышу своего отеля. Так они вместе с подругой – белой чайкой – называли место на чердаке дома, где нашли приют на этом побережье.

Чайка тихо клевала клювом и дремала на деревянной перекладине под самой черепицей.

– Полетели со мной! Там дают чудесный свежий хлеб! – позвал гларус чайку, громко хлопая крыльями.

– Мне это не инте-ре-сно…, – сонно ответила она.

– Давай, давай, просыпайся! Ты никогда такого не пробовала!

– Не отстанешь? – белокрылая чайка неохотно открыла глаза и посмотрела на гларуса.

– Это рядом! – он настойчиво звал свою подругу, показывая в сторону моря. – У самого берега!

Белокрылая чайка нехотя взмахнула изящными крыльями с белым оперением, и пара морских птиц через мгновение уже парила над местом всеобщего пиршества. Десятки птиц со всего побережья кричали, кружились у воды, подхватывали на лету хлеб, ныряли за утонувшим куском и быстро улетали в сторону.

Гларус на бреющем полёте спустился в знакомое место и подхватил небольшой лакомый кусочек. Он взглянул на свою подругу, а та невозмутимо описала большой круг над кормильцем-спасателем, едва взглянув на мокрые белые корочки, тихо набирающие в себя тёплую соленую воду, и так же спокойно направилась к себе на чердак – в «отель».

– Мне это не инте-ре-сно, – услышал гларус её шепот сквозь гвалт сородичей, грустно вздохнул и улетел в открытое море…

Дюны

Раскалённый песок мерцал и игриво переливался миллионами искорок под лучами южного солнца и накатами лазурных вод. Высокие песчаные дюны уверенно и твёрдо несли свои волны вдоль всего побережья и прятали за своими верблюжьими гребнями мелкие остатки разрушенных штормами судов и выброшенные на берег ракушки рапанов, мидий, пластиковые бутылки – весь тот мусор, с которым море спокойно расстается, не желая принять его в свои глубины. Выгоревшая на южном солнце трава и колючки украшали подножья дюн и как могли прятались друг за другом в поисках тени. Редкую чайку в этих местах мог заманить блеск осколка стекла или отблеск кожуры яркого яблока, вынесенного на берег.

Тишина с плеском волн и шепотом песка, да иногда отчаянные крики птиц окружали эти дюны долгие сотни лет и, казалось, так будет вечно.

Однажды июльским днём, когда солнце покинуло свой зенит, смирное прежде море заволновалось сильнее обычного. Северо-восточный ветер, наращивая воздушные потоки, погнал волну за волной на берег к дюнам. Мелкие волны сменялись крупными, мощные накаты приходили им на смену, потом возвращались назад, чтобы вновь обрушиться на берег. В этом морском хороводе рождалась и умирала белая морская пена. Когда волна необычайной силы выбрасывалась на берег, пена безумно пузырилась, подтачивала песок и неторопливо разъедала столетние дюны побережья.

Две маленькие дюны с содроганием вдавливались в землю, впитывали клокочущую пену и сжимались от внезапного страха.

– Невозможно устоять в этом кипении волн! – шептали маленькие дюны. – Ой, как страшно! Надо крепче держаться за корни колючек и надеяться на чудо… Только тогда мы устоим…

Одинокая гордая дюна невозмутимо стояла чуть в стороне и твёрдо отрицала возможность какой бы то не было гибели.

– Дюны сто лет стоят у этого берега и не пропадают! Так же и мы выстоим в этот шторм. Что там колючки, – спокойно говорила дюна, – надо быть уверенной в себе и тогда никакая волна не страшна.

– Нет… – шипела пена очередной волны, смывая песок под дюной, – вы все растаете в воде, превратитесь в морской песок…

– Молчи! Ты лишь морская пена и живёшь благодаря моему песку. Пришла волна – есть пена. Ушла волна и пена пропала, – грозно говорила дюна и с каждой волной становилась изящней и тоньше. – Дюны вечны, мы только меняем свой облик!

– Ой! С морем спорить бесполезно, – плакали маленькие дюны.

– С морем не спорят, его любят… С морем надо на «Вы»! Истончая нас пеной, море порождает новые дюны! Пена пропадет через мгновение, а мы будем жить здесь до следующего шторма!

Огромной силы могучие волны несколько раз подряд обрушились стеной на песчаный берег. Они накрыли собой всё побережье от далёкого начала бухты до унылых скал вдалеке. Такой мощи и силы не помнила ни одна столетняя дюна, не видели быстрокрылые чайки, не слышали острые колючки.

Когда схлынул «девятый вал», на месте двух маленьких и одной дюны вдалеке появился высокий песчаный гребень. Это была новая дюна, которая изящной волной песка гордо возвысилась над побережьем и прошептала убегающей пене:

– С морем не спорят, его любят… Я буду здесь красоваться ещё сто лет до очередного сильного шторма.

Капля

Воцарилась невыносимая жара. Яркое летнее солнце медленно подплыло к зениту и все вокруг истомлено замерло. Попрятались птицы, укрылись в тени звери, люди пропали вместе со своими машинами. Только мелкие мошки и муравьи не замечали пылающего воздуха, несносной духоты, отсутствия малейшего ветерка, плавящей духоты июля на побережье южного моря.

На тонкой тростинке у подножья старого ореха искрилась маленькая капля дождя. Она выделялась среди остальных ярким светом отраженного лучика солнечного зайчика и переливалась всеми цветами радуги. В маленькой капле тонула глубина синего неба, а маленькое белое облако вдалеке преломлялась в капле светом чудесной улыбки.

Казалось, что капля улыбается каждому, кто на неё посмотрит: шалуну – веселому солнечному зайчику, который подарил ей светлый лучик, спешившему по своим делам трудяге-муравью, лёгким беззаботным мошкам, мельтешащим то тут, то там.

В тени огромной зеленой кроны дерева капле было тепло и уютно. Случайная муха помыла в ней передние лапки, проснувшийся комарик окунул свой длинный носик в живительную влагу. Юркий паучок катался на тонкой паутинке рядом, задевал поверхность капли тонкими лапками и смеялся. Всем было хорошо рядом с каплей.

Капля с удовольствием вспоминала утренний дождик, когда с миллионами подруг вместе они танцевали чечётку на длинных ветках ореха, а потом любовались своим отражением в аккуратной лужице на широком листе лопуха. Внезапно налетевший ветерок неловко потряс дерево, и все подружки-капельки рассыпались под его кроной, попадали на землю или улетели кто-куда. Только маленькая капля не разлетелась на десятки брызг и удержалась на тростинке.

Капля наслаждалась счастьем дня жизни, понимая, что радость там, где есть мы. Весело тогда, когда смеешься. Хорошо с теми, кого любишь.

У капли не осталось подружек, и сама она с каждой минуткой становилась меньше и меньше. Но счастье не покидало её. Солнечный зайчик игриво щекотал её маленьким лучиком и любовался искристой улыбкой. Он подкрадывался с разных сторон и видел, как улыбка бегает по капле или прячется, пропадает и появляется вновь.

Казалось, солнечный зайчик сам растёт и набирается сил рядом с весёлой, уютной, прохладной, влажной и счастливой каплей. А она дарит улыбки всему свету и щурится от удовольствия.

– Как хорошо, что ты есть! Ты, Капля, такая прозрачная и крсивая… Как ты искришься жизнью!…

Она игриво улыбалась ему, радуясь комплиментам и растущему рядом солнечному свету, но неожиданно зайчик… пропал, в последнее своё мгновение успев прикоснуться к маленькому листку и склонить его над каплей, подарив немного тени.

– Что с мной? Я превращаюсь в шарик, – удивлённо воскликнула капля, не зная, как время определяет движение жизни, как свет дарит тень, ночь сменяет день. Капля совсем не ожидала, что огромный солнечный луч придёт на смену маленькому лучику зайчика и жарко припечёт её.

Листок прикрыл каплю от света солнечного луча и получил ещё одну счастливую улыбку капельки, которая становилась меньше и меньше. Он заворожёно смотрел на её улыбку, прикрывал от солнца, но капля уменьшалась на глазах.

На смену лучу из-за кроны дерева выглянуло солнце. С хлынувшим ярким светом маленький листок задрожал и упал. Под немилосердной жарой капля вмиг испарилась, успев оставить на тонкой тростинке воспоминания о своей счастливой влажной улыбке…

Мидии скордаля

– Присаживайтесь! – немолодой сосед в тёмных очках и при белой бороде позвал к столу всех, кто был в это время во дворе. – У меня есть отличный повод выпить виски! И не только виски, но и рома. Не гавайского, правда, но вкусного! Я уже попробовал…

Было видно, что сосед уже хорошо попробовал, и не только ром и виски. Но из вежливости подошли трое и присели рядом. Пригубили.

– Ничего вискарик.

– А ром сладковатый.

– На этом побережье все напитки хороши, – послышались реплики. – А что за повод, Маэстро?

Именно так соседи звали местного старожила, который в прошлом работал художником-оформителем. В последние годы Маэстро подрабатывал дистанционно иллюстратором детских книг.

– Рассказываю. Завтра должен ко мне приехать автор детской книги под названием «Краб». Ждет мои иллюстрации. Получилась у нас добротная сказка для дошкольников с моими картинками. По такому случаю, решил я пойти в город и найти то самое кафе, где мы с вами на днях ели мидии Скордаля? Помните? Отлично! А я вот это место забыл. Но нашёл довольно быстро, заказал на послезавтра столик и отправился домой. По дороге замечаю замечательный белый кувшин-молочник. Знаете, у старого города на торговых развалах интересные вещицы попадаются. Смотрю, а на молочнике нарисованы разные морские представители. Присмотрелся, а это герои нашей сказки! Только главного героя там нет. Краба! Продавец развёл руками. Говорит, что этот молочник последний. Он, как антикварный, под старину сделан, сколы там, потертости. Купил я этот кувшин, решил завтра подарить… Смотрите какой!

Он вытащил из рюкзака молочник с широким носиком, на котором синей и голубой краской были нарисованы ракушки, морская звезда, морской конёк и прочая живность.

– Так здесь и краб нарисован! – Воскликнул один из соседей.

– Вот в том то и радость. И повод! Слушайте дальше. Иду я с эти подарком, хозяин убрал кувшин в свой рюкзак и вижу, что на набережной, недалеко от центрального входа в старый город, на территории детского сквера стоит небольшая палатка, перед ней стол в виде рабочего верстака, а на нем краски акриловые, кисточки. Для детей там аттракцион. Они покупают белую керамическую фигурку и сами раскрашивают! Подхожу к продавщице, знакомлюсь. Имя у неё редкой красоты и звучания – Радостина. Имя – в цель! Говорю: «Порадуйте меня, Радостина! Дайте немного краски – я краба на кувшине нарисую». Смотрит она на меня, на молочник, и советует его ещё лаком покрыть. Так как мой кувшин не такой, как её керамические фигурки. И лак у неё есть. Сел, рисую. Тонкая кисточка, руки немного не в рабочем состоянии, волнуюсь. Но все получилось. Удивлённая Радостина искренне похвалила, но сказала, что надо пол часика подсушить картинку. Отправился я на пляж, искупался, ракии глоток один сделал, согрелся. Солнце садилось. Вернулся к Радостине, а она уже лак приготовила, мне отдаёт, а сама продолжает с детьми заниматься. Покрыл я рисунок лаком и оказалось, что краб на картинке, как запланированный. Оставил я молочник с рисунком, покрытый лаком, сохнуть, а сам пошёл обмывать неожиданный подарок привычной соточкой под пиво с картошечкой фри. Возвращаюсь довольный, счастливый. Расплатился с Радостиной, забрал свой кувшин с морскими представителями и моим крабом – главными героями сказки, и отправился домой! По дороге решил купить что-нибудь еще, а определиться, что лучше сегодня: ром или виски, – не смог. Купил обе бутылки!