Полная версия
Вечный кайф
Он вытащил записную книжку и начал перелистывать.
– Э, вы чего разошлись-то? – осведомился я. – Нам сегодня задержание надо сделать кровь из носу. Иначе шеф устроит и тещу, и блины.
– Терентий, ну я же договорился. – Взгляд у Арнольда стал еще более трогательным. – Але! – прокричал он в трубку. – Анютик. Как я? Высох весь. О встрече мечтаю. О сегодняшней… Да… Да… Конечно…
Он повесил трубку.
– В точку попал. Все-таки Анюта. Так что… – Он развел руками.
– Дезертиры поганые, – поморщился я и прикрикнул на Рока: – Чего застыл, как статуя? Звони!
– Вороне? – осведомился Рок.
– Вороне! Лисице! Хоть кому. Но чтобы сбыт у нас сегодня был.
Рок сел названивать барыгам. Арнольд набирал номер на соседнем телефоне.
– Наташа, это я, – Арнольд на сей раз звонил жене. – Я сегодня не приеду. У нас – мероприятия… Партия героина должна прийти из Таджикистана. Нас всех зарядили. Так что сегодня не жди. Целую, родная моя… Все, – он бухнул трубку.
– Во враль, – осуждающе покачал я головой.
– Почему? – искренне удивился Арнольд. – Я ей же честно сказал, что сегодня не буду… Все, пока. Мне еще в магазин.
В результате остались мы втроем – я, Асеев и Рок. У Дяди Аси черта – он работает как трактор, стоит лишь завести, без оглядки на тещу и тестя, на жен и любовниц. У него есть некая целеустремленность, как в старину у рыцарей из ордена тамплиеров.
– Лысый, «герыч» нужен, – тем временем увещевал по телефону Рок. – Как это нет? А чем же сам ширяешься?.. Ничем? Врешь, урюк! Мне хотя бы «чек»… Завтра? Мне сегодня надо!.. Урюк ты. Пока…
Следующий звонок:
– Пряник, мне «герыч» нужен… Тоже нет? Ах ты…
Рок выходил из себя. Он чуть не плакал. Ему нужно было уколоться, а колоться нечем. Надо было заработать. Он снова схватил телефон и дрожащим пальцем настучал номер.
– Кому сейчас? – спросил я.
– Опять Вороне. – Рок шмыгнул носом. И вдруг заорал, прижав микрофон ладонью: – Взяла, сволочь!
Я перегнулся через стол и нажал на кнопку громкоговорителя.
– Ворона! Ты? – заорал Рок.
– Нет, – огласил кабинет женский голос.
– А это кто? – требовательным прокурорским тоном осведомился Рок.
– Оксана! – на том конце провода визжали.
– А чего орешь-то? Чего орешь, дура? Это Рок, понятно? Рок, говорю!
– И чего?!
– Ворону давай!
– Нет ее! – истерично завопили на том конце провода.
– А где она?
– Умерла!
– Шутим, – угрожающе произнес Рок.
– Я говорю – умерла! Почти умерла! Вон валяется! Дохнет!
– Ух ты, а «герыч»? – заволновался Рок. – Она мне должна была!
– Она умирает, понимаешь, козел?
– За козла ответишь… «Скорую» ей вызывай.
– Они ее не берут, – Оксана зарыдала. Явственно слышалось шмыганье носом. – Она умрет!
– Э, пусть скажет, где «гера», и потом откидывается.
– Ты чего? – прошептал я. – Скажи, что сейчас приедешь.
– Сейчас приеду, – пообещал Рок. – Откачаем Ворону. Не трясись, коза, все будет путем…
* * *Мы с Асеевым остановились на лестнице между пятым и шестым этажом. А Рок поднялся на шестой и начал названивать без остановки в квартиру.
– Открывай, коза, серый волк пришел! – заорал он.
Дверь медленно, со скрипом отворилась, будто открывавший ее был на последнем издыхании.
– Ну, че тут? – Рок ворвался в квартиру. Дверь прикрыли.
– Пошли, – кивнул я.
Мы по стеночке подобрались к девятнадцатой квартире.
Номерок был «61» – но не верь глазам своим. Просто «19» приколотили вверх ногами. Обитатели этой квартиры внимания на подобные мелочи сроду не обращали.
– Э, Ворона, вставай! – послышалось из-за двери. – Действительно хреново ей… Откачивать надо.
– У-у, – послышался вой скорее всего Оксаны, приятельницы хозяйки. Видимо, Воронова орать уже не могла.
– Откачаем… «Геру» давай, что Ворона обе-щала.
– Я не знаю где, – с вызовом, в котором легко читалась ложь, воскликнула Оксана.
– Все ты знаешь, овца! Все знаешь. Ну…
В квартире чем-то зашелестели, что-то ухнуло – будто мешок с потолка рухнул.
– На! – воскликнула Оксана. – Больше нет.
А нам больше и не надо. Сбытом считается и просто передача наркотика. Так что Оксану можно уже упекать.
Я распахнул дверь и приветливо произнес:
– Привет, ласточка. Руки вверх. Отдел по наркотикам.
– У-у-й-а! – послышался утробный вой из глубины самого существа коренастой, белобрысой, прыщавой девахи. Она приткнулась спиной к стене, будто желая вдавиться в нее или в крайнем случае размазаться по ней.
– Да не надрывайся, – Асеев встряхнул Оксану. – Где Ворона?
– Та-ам, – она ткнула в сторону комнаты.
Ворона – гражданка Воронова Анастасия Даниловна – с момента прошлой встречи прилично изменилась. Была такая розовощекая пышечка. А теперь стала синещекая и уже не пышечка. И кто ей даст восемнадцать лет?
Она лежала на диване и хрипела.
Асеев нагнулся над ней и осведомился:
– Перебрала?
– Ага, – закивала Оксана, размазывая ладонями по лицу струящиеся ручьями из глаз слезы.
– Героин?
– Ага.
– Ты какого черта врача не вызвала? – спросил я.
– Вызвала-а, – взвыла Оксана.
– И что?
– Бригада приехала-а… Настю осмотрели-и… Сто баксов запросили-и…
– И?
– Где я им сто баксов возьму?
– Ты так и сказала?
– Ага.
– А врачи?
– Обернулись и молча ушли.
– Помирать оставили?
– Ага-а.
– А клятва Гиппократа? – спросил я.
– Чья клятва? – недоуменно посмотрела на меня Оксана, решив, что это какой-то модный прикол, которого она не знает.
– Тот же героин, что и с притона на Приморской? – обернулся Асеев ко мне.
– Черт знает, – пожал я плечами. – По-моему, просто передозировка. Когда она укололась? – спросил я Оксану.
– Как этот, – она кивнула на Рока, – позвонил. Она укололась. И отлетела.
– А ты не кололась?
– Нет. Я с утра уже ширнулась. Только сидела, воду хлебала. А Настя кольнулась, и я вижу – кончается.
– А чего трубку не брала? – осведомился Асеев.
– Телефон выключила.
– Почему?
– Звонков боялась.
– С чего это?
– Не знаю, – недоуменно протянула Оксана.
Я присел рядом с Вороной. Веки ее подрагивали. Она хрипела. Я открыл папку, в которой имелся небольшой комплект лекарств на подобные случаи. Бывало, приходилось уже откачивать людей в таких ситуациях. Я вколол болезной содержимое одноразового шприца. Ох, наркоши, колятся ржавыми иглами, хватая гепатит и иммунодефицит. Пусть хоть от милиции культуру медицинского обслуживания увидят. Но все равно в больницу надо.
– Звони в «Скорую», – протянул я трубку.
– Не хочу! – взвизгнула Оксана. – Я боюсь.
– И их боишься?
– Всех боюсь! Боюсь! – заорала Оксана. Получила подзатыльник от Асеева и тут же пришла в себя.
– Звони, – велел я.
Она набрала «03».
– «Скорая». У меня подруга умирает! Да сделайте что-то!
* * *«Скорая» приехала через пятнадцать минут. Я стоял на лестничной площадке повыше и смотрел, как «синие халаты» – женщина лет тридцати, медсестра с чемоданами прошествовали в квартиру. У подъезда застыла машина с красным крестом.
Мы снова по стеночке подобрались к квартире. Оставалось только приложить ухо к двери и слышать весь спектакль.
– Лекарства дорогие, сто долларов стоят, – слышался женский голос.
Да, похоже, такса у них одна у всех.
– Но нет денег! – это голос Оксаны.
– На нет и суда нет, – спокойный, уверенный голос женщины-врача.
Шаги приближаются к входной двери.
– Ладно! – кричит Оксана. – Я найду деньги.
– Так ищите.
– Вот… Последние…
Оксана врет. Это не ее последние деньги. Это мои последние деньги.
– Ладно, – меняет гнев на милость врач. «Скорая» начинает заниматься тем, чем и должна. Насте вкатывают лекарства. Приводят в себя.
– Будем госпитализировать? – спрашивает врач.
– Ни в коем случае! – кричит Оксана.
– Как хотите.
Дверь открылась. Появилась врач. Я всплеснул руками и, искренне улыбнувшись, произнес:
– Ох, какие лица.
Звать ее Эмма, работает она на третьей подстанции. Мы с ней сталкивались, когда сажали Клистера – широко известного в наркоманском мире врача «Скорой». Те наркоманы, кому сильно хотелось обдолбаться, не выходя из берлоги, звонили по «03» и требовали прислать двадцать девятую машину. На вызов и приезжала передвижная наркотическая лавка. И сам лавочник – Клистер. У него всегда был широкий выбор наркотических веществ и сильнодействующих препаратов. С этим джентльменским набором мы его взяли. А потом в шкафчике для его личных вещей на подстанции нашли немерено «дури». Эмма тогда работала с ним в одну смену на другой машине. Мы ее допрашивали в качестве свидетеля. Лицо мое она, похоже, хорошо запомнила. Потому что побледнела и стала такой, будто ее обработали отбеливателем «Ас».
– Эмма, я вас люблю. Я забыл это сказать вам в прошлый раз, – еще шире улыбнулся я.
– Что? Кто вы такие? – начала она валять дурака, пытаясь прорваться из квартиры, но габариты у меня достаточные, чтобы закупорить проход не хуже, чем пробка закупоривает горлышко бутылки от шампанского.
– Не узнали? А я мечтал об этой встрече… Кстати, мои сто баксов не жгут ваш синий халат?
– Что?! – воскликнула она.
– Милиция, Эмма Владимировна. ОБНОН, – Я обернулся и потребовал: – Понятые.
Асеев приволок снизу двух опойного вида мужиков.
– Наркоманы? – спросил алкаш, окидывая взором квартиру.
– Они, – кивнул я.
– И чего не живется? – поцокал языком алкаш. – Пили бы, как все люди…
Дальше начинается изничтожение противника – правда, только моральное. Эмма качает права. Требует отпустить, поскольку вся линия окажется неприкрытой и сердечники с травмированными умрут без ее помощи.
– С такими врачами они быстрее умрут, – заверил я ее. – Чего вкололи девушке?
– Обычное успокаивающее, – Эмма продемонстрировала ампулу.
– Действительно, – пришлось мне согласиться. – А сто баксов за что?
– Какие сто баксов? – искренне возмутилась врач.
– С переписанными нами номерами.
– Глупости.
– Да? Оксана! – крикнул я и взял у девушки диктофон, на который был записан разговор. – А это что?
Квартиру огласил записанный на ленту голос торговавшейся Эммы. Это – нокаут. Женщина плачет. В таком состоянии ее и тащим в местное отделение.
– Вы же готовы были оставить погибать человека, – вздохнул я, когда она сидела напротив меня в отделении.
– А они люди?! – вдруг с яростью восклицает Эмма.
– Вопрос дискуссионный, – кивнул я. – Но не странно, что менты откачивают больного, тогда как врач оставляет его умирать?
– Откачали?! – зло воскликнула она. – Надолго? Она все равно скоро умрет. Они долго не живут.
– Правильно, – кивнул я. – Убить, чтобы не мучилась. Вам надо с собой цианистый калий в комплекте возить.
– И возила бы, – с вызовом бросила Эмма.
Пока идет оформление материалов – близится ночь. Ничего. Не впервой возвращаться, когда на черном небе светит серебряная луна и волки в кустах на нее воют…
Под колесами уплывало шоссе. Я резко обгонял редкие машины. Ночь – простор. Ни пробок, ни автобусов, ничего.
– Черта с два тут дело будет, – сказал Асеев, потягиваясь.
– Да, – согласился я. – Местные или в возбуждении уголовного дела откажут, или прекратят его.
– Что ты им вменишь? Вкололи лекарство из аптечки. Сто долларов взяли ни за что? Мошенничество можно притянуть за уши. Но маловероятно.
– А что с Оксаной и Вороной делать? – спросил я.
– Думаю, давать материалам ход нет смысла. Лучше на крючок посадим. Рок же говорил, что она может знать, где покойный Бацилла брал порченый героин.
– Кстати, не от этого ли героина Ворона чуть не скончалась?
– Это вряд ли, – покачал головой Асеев. – Там симптомы были другие. Тут обычная передоза.
– Надо ковать железо, пока горячо. Давай к Вороне, – предложил я.
– Час ночи.
– Детское время. Ворона, наверное, уже очухалась.
Дверь открыла Оксана. Она посмотрела на нас, как на привидения.
– Чего, спать собралась? – спросил я.
– Ой, – всхлипнула она.
– Не ойкай. Котомку лучше собирай. – Асеев бесцеремонно втолкнул ее в большую комнату и бросил на продавленное кресло. На диване, лицом вверх, лежала Ворона. – За героин.
– Но я же…
– Передала героин Року. Это сбыт. Тюрьма.
– Но?..
– Что, неохота в тюрьму?
– Неохота-а, – заныла она.
– Помочь тебе? Тогда платить надо.
– У меня нет денег.
– Какие деньги, – встряхнул ее за шею Асеев. – Ты и Ворона нам по гроб жизни обязаны. Теперь будете делать, что мы говорим.
– Стучать, что ли?
– Откуда такие слова? Работать на нас…
Я наклонился над Вороной. Ее трясло. Она уже очухалась и смотрела в потолок, не обращая внимания ни на что.
– Это Стрельцов, – сказал я. – Помнишь?
Она скосила на меня глаз и жестяно произнесла:
– Помню.
– Ты где «геру» брала?
– У Бациллы.
– Бацилла откланялся. Нет его больше на этом свете.
– Я знаю.
– Как же ты без Бациллы? Загнешься же без героина.
– Найду, – прошептала уверенно она.
– Вместе искать будем…
* * *Только начни распускаться, только дай слабину – пойдет-поедет. Пусть лег я в три ночи, но в полседьмого, как только начал звонить будильник, через силу разлепил глаза, напрягся и вскочил с кровати. Потом – гимнастика, полуторапудовые гири, душ. Все как всегда. Нужно быть в форме.
Позавтракал я плотно. Мой принцип – всегда брать, что дают. Обеда, а то и ужина на нашей работе может не быть.
Пока я завтракал, началась ежедневная битва. Арина пыталась поднять наших чад, пятилетних близняшек Вовку и Аленку. С Вовкой договориться еще можно. Он все-таки мужчина. А Аленка начала привычно скандалить:
– Не хочу-у в садик.
– А куда же ты хочешь? – спросила Арина.
– Хочу к папке на работу-у!
– Что за новости? – удивилась Арина.
– А я тоже хочу ночью приходи-ить! Хочу-у!
Вот это да…
Как всегда по утрам, время летит быстрее, чем надо. Арина возится с детьми, одевает, кормит, а стрелки уже подползают к критической точке, за которой – опоздание на работу.
Все с грехом пополам собрались, уселись в мою видавшую виды зеленую, как «БТР», «шестерку». Я тронул машину с места.
– Насчет зарплаты у вас ничего? – больше для приличия, чем из интереса, спросил я.
– Обещали аванс за позапрошлый месяц, – вздохнула Арина. – Аж рублей двести.
– Серьезные деньги.
Моя жена – старший научный сотрудник в умирающем оборонном НИИ. В последние годы она привыкла работать не за деньги, а за идею. Это у нас семейное – высокая идейность, потому что чаевые, которые мне платят, тоже зарплатой не назовешь.
Я завез детей в детсад, забросил на работу Арину.
– Детей ты сегодня забери, – сказал я. – Неизвестно, когда приеду.
– Конечно, заберу, – вздохнула она, поцеловала меня.
Стройная, красивая, любимая. И очень терпеливая…
Начало рабочего дня. Шум-гам, смех, гогот, шуточки-прибауточки. Палата номер шесть. У Арнольда один разговор – как он вчера нажрался, что не помнит, было ли у него что-то с Таней… Или с Валькой… Нет, все-таки с Анютой…
Галицын притащил пару новых анекдотов. Димон Куравлев – младший опер, прикомандированный к нашему отделу, – что-то стонет о женской неверности – его кинула очередная его пассия, когда дело еще и до постели не дошло. Асеев смотрит на всех осуждающе.
По мою правую руку зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал скрипучий, как не-смазанное колесо, голос:
– Але, это кто?
– Майор Стрельцов.
– Это начальник Арнольда Крюкова?
– Да.
– Я Турусова Анна Леонидовна. Мне сказали, что начальник отдела Романов не давал разрешения убивать Ольгу. А Крюков все равно убил. Без разрешения! А это ведь превышение власти.
– Да что вы?
– Именно.
– Разберемся, – пообещал я.
– Когда?
– Вот сейчас и начнем…
Я бросил трубку и кинул Арнольду:
– Бабка Турусова звонила. Говорит, Романов не разрешал тебе убивать Ольгу.
– Ну не разрешал, – кивнул Арнольд. – Но очень хотелось.
Бабка Турусова – стукачка с еще энкавэдэшным стажем. Всю жизнь на всех стучала, требовала принять меры, вынюхивала и дотянула таким образом до семидесяти трех годков. Ее внучка Ольга – наркоманка конченая – тоже пошла по стопам предков и исправно барабанила Арнольду на своих товарищей по игле. Потом стала прикрываться оперативником перед наркоманской швалью в своих неблаговидных делишках – мол, у меня менты подвязаны, всех по кочкам размотаю. А бабка Турусова постоянно названивала Арнольду и требовала:
– Сделай что-то с Ольгой, чтобы не кололась. Уговори ее.
Пожелание благое, но, мягко говоря, нереальное. Не рожден еще оратор, который уговорит наркомана не колоться. А Ольга чем дальше, тем больше отлетала в иные реалии. Однажды она сожрала сто таблеток димедрола и едва не улетела насовсем. Потом все-таки померла, просидев из своих тридцати годков десяток на нар-котиках – еще долго протянула.
Перед этим Арнольд с Асеевым вдвоем взяли притон, где было шестнадцать отмороженных наркошей. Один из них, приятель Ольги, затаил на Арнольда злобу и, как только додумался, нашептал старухе Турусовой:
– Это Арнольд в притоне твою внучку порчеными наркотиками обкормил. Убил ее.
С того времени бабка разослала двадцать заявлений и штук тридцать жалоб в ФСБ, прокуратуру, МВД и Комитет по правам человека о зверствах старшего оперуполномоченного Арнольда Крюкова. И она все писала и писала, обивала пороги и останавливаться не собиралась. Образованная, на психичку не похожа, на груди какие-то медали – типа «За трудовую доблесть» и «За взятие Москвы», первое впечатление она производила вполне пристойное. И по такому маразму приходилось отписываться и ФСБ, и прокуратуре, и, естественно, нам.
Опять звонок:
– Вам звонит представитель матерей с Элеваторного проезда, – послышался строгий голос.
– А с вами говорит представитель оперативников с улицы Папанина, – поддакнул я.
– Поищите лучший объект для иронии. Мы, матери, возмущены тем, что наших детей травит наркотиками гражданка из шестнадцатого дома. Они к ней в очередь выстраиваются. И гибнут… Где милиция?
– Да, а где?
– Из отделения приезжали, забрали ее. И выпустили. Она говорила – за две тысячи долларов.
Что ж, такое возможно. Ментов продажных и без тормозов на территории немерено.
– Прямо на улице и торгует? – спросил я.
– Да.
– Как представитель матерей – какую-нибудь квартиру для наблюдения подыщите. Мы ее «хлопнем»…
– Убьете? – ужасается дама.
Тьфу, с этим нашим жаргоном.
– Да нет, просто арестуем, – успокоил я представительницу матерей.
– Квартиру, да? – Ее энтузиазм тает. – Мы подумаем. До свидания.
– И не затягивайте, – прошу я.
Девять против десяти, что ее больше не услышу. Таких вот общественных прокуроров, что-то от нас строго требующих, гораздо больше, чем помощников. А оперов вообще – раз-два, и обчелся. И на каждого – по дивизии барыг. За всеми не угонишься…
Не успел положить трубку, снова звонок. Мой телефон – контактный. Названивают все кому не лень.
– Приезжайте, у меня сын обкололся наркотиками и бегает за нами с топором! – слышится истошный женский визг.
– Так звоните в патруль быстрее! – не выдерживаю я.
Наркоман обкололся, обкурился, упал мордой вниз – и все звонят нам.
Очередной звонок.
– Терентий, ты? – услышал я знакомый голос.
– Нет, не я… Ты куда пропал, чудик?
– Бегал, высунув язык.
– Встречаемся?
– Да. Есть новости по главной проблеме.
– Где встреча?
– Через часик на третьей точке. Годится?
– Давай минут через сорок, – сказал я.
– Хорошо.
Я положил трубку. Посмотрел на часы.
Галдеж в кабинете продолжался. Арнольд рассказывал очередную байку. Опять зазвонил телефон – утром все как с цепи сорвались.
– Князь, возьми, – кивнул я. – Меня нет. Я уехал.
– Куда? – спросил Асеев.
– На встречу.
Встреча с лицом, конфиденциально сотрудничающим с органами внутренних дел на возмездной контрактной основе, – так называется агент по-научному.
Контрактная возмездная основа. Те копейки, которые мы им платим, могут заинтересовать только обнищавшего пенсионера, которому пенсию не платят уже полгода. У Волоха же новый «БМВ», недавно квартиру трехкомнатную купил, так что ему мои подачки оскорбительны. Дружба наша основана на другом. На том, что я, еще когда был старшим опером в убойном отделе, жизнь ему спас. И живет он, пока мы не распространяем сведения конфиденциального характера. Он это знает. И глядя в его честные глаза, я иногда думаю: а не разорится ли он на дешевенького киллера и не решит ли проблему модным в коммерческих кругах методом – уничтожением кредитора. Но нет. Не посмеет… Мы же друзья. И друг другу должны помогать. Боремся вместе с гидрой преступности. Только он еще борется за личное благосостояние, а я – все больше за общественные устои…
С источниками лучше встречаться подальше от людных мест. Меньше глаз и ушей, меньше вопросов. Хотя некоторые, подобно Року, и прописываются прямо у нас в кабинетах, становясь частью интерьера, но с Волохом такое не пройдет. Он не из тех людей, кто может себе такое позволить.
Он ждал меня за автобусной остановкой у комбината железобетонных изделий. Место – лучше некуда. Без какого-либо особого дела сюда никто не сунется. Вон он прогуливается. Обильно татуированный колобок в майке, на шее – златая цепь, на пальцах-сардельках – массивные кольца. Точно абориген-людоед с тихоокеанского острова. Вдали за панелевозом стоит его новый любимый «БМВ».
Я резко, круто так, в стиле американских боевиков вильнул и затормозил.
– Садись.
Волох огляделся, кинулся к моей зеленой «шестерке», упал на заднее сиденье и осведомился настороженно:
– «Хвоста» не было?
– Сбросил еще в центре, – деловито ответил я.
– Тебе все шутки шутить. А мне башкой отвечать.
Действительно, ему, члену славной воровской общины, за встречу с опером могут счет предъявить. Да еще у Волоха мания преследования. Он обожает всякие шпионские трюки типа сбросить «хвост», проверить, не на прослушке ли телефон и нет ли в ванной микрофона.
– Ну, чего надыбал? – спросил я.
– А. Братва гуляет, – махнул он рукой. – Через неделю тебе барыгу оружейного, может быть, сдам.
– Из чьих?
– Из гагаринских отморозков. Они вооружаются активно.
– Что по наркоте?
– Наркота сейчас потоком пошла. Героин. Вскоре большое поступление ожидается.
– Откуда? – напрягся я. – Таджикистан?
– Очень тут все туманно. Может быть.
– Ты знаешь, что порченый героин пошел? Уже несколько человек с жизнью расстались.
– Слышал, – кивнул Волох, продолжая нервно оглядываться. – Похоже, из этого нового потока.
– Разузнай подробнее.
– Что могу, делаю, Терентий. Ты же знаешь, – обиделся он, что его недооценивают. Он, как ребенок, обидчив.
– Ладно. Что еще?
– Тут такие закрутки. Московские паханы подтвердили, что Малюта в город на наркоту посажен. С героина бабки он в Москву на общак отстегивает. И зону должен наркотой и деньгами кормить.
– Значит, вору в законе Малюте дали право барыжничать?
– А, – махнул рукой Волох. – Все с ног на голову встало. Где вор, где барыга, где бизнесмен, где политик? Кто разберет?
– А не западло ему «белым» торговать?
– Старый вопрос. Какой западло, когда такие бабки? Кроме того, ты Малюту хорошо знаешь?
– Еще как.
– И что такой падле может западло быть?
– Действительно, – не мог не согласиться я.
– Малюта сейчас бизнес свой раскручивает. И тут у него конкуренты появились. Главный – таджик.
– Какой таджик?
– Моджахед.
– Абдуламон Муртазов?
– А ты еще серьезных таджиков знаешь? Так что жди, когда эти две змеи друг в друга зубами вцепятся.
– Н-да, – я цокнул языком.
Информация к размышлению была. Правда, что с ней делать? Увидим.
* * *– Чего у вас на автоответчике в кабинете? – сурово сдвинул брови Романов.
Кабинет у Романова крошечный. На стене за его спиной плакат с гербом России – двуглавым орлом. Деталь символическая. Наш ОБНОН так и прозвали – «дом Романовых». «Ты откуда?» – спрашивают меня. «Из дома Романовых», – отвечаю я. И всем все становится ясно.
– А чего? – недоуменно спросил я.
– «Вы позвонили в ОБНОН. А вам это надо?» И это на отдельском автоответчике. Кто придумал? – Романов нахмурился еще больше. Невысокий, щуплый, он чем-то походил на артиста Никулина, то есть на горького пьяницу, хотя тут его внешность не соответствует внутреннему содержанию. Пьет Романов мало и разборчиво.