Пароль «Форт-Боярд»

Этот мешок цемента сейчас был для неё сродни весу того ненавистного разгрузочного жилета – его она тоже не бросит…

– Раз, два… Брошу…

В спине начала распрямляться раскалённая пружина. Мгновенно вспотевший от напряжения лоб коснулся края ванны. Она достаточно часто измывалась над своим телом на тренажёрах. Обычно в тесных помещениях и без кондиционера, но каждый раз по меньшей мере это было в охотку. То, что она впервые делала сейчас в ванной комнате, было больше похоже на издевательства американского инструктора «мистера Тайсона». Тогда его остановил Джабаль – тихий увалень, с мозолистыми руками крестьянина. Одним ударом приклада он освободил челюсти самозванца-боксёра от шедевра заокеанской стоматологии и, оскалившись собственным щербатым ртом, передёрнул затвор автомата, вгоняя тому в живот полную пригоршню свинца.

– Девять, десять… Курить…

Из зеркала на неё таращилась перекошенная физиономия с выпученными глазами. Помочь этому лицу приобрести нормальный вид могли только два белых круглых тоста с яйцами-пашот, исходящая паром большая чашка обжигающего кофе с кардамоном по-сирийски и… огромный ломоть дыни… Она словно наяву ощутила её аромат и вкус.

– Семнадцать, восемнадцать… Сама…

Она метнула яростный взгляд в зеркало – помимо еды и горячей ванны с пеной ей нужен бассейн с морской водой и жаркое южное солнце. Мешок цемента, упакованный в клеёнку с кухонного стола и наволочку, надавил на плечи и потащил назад вместе с мечтами.

– Двадцать семь, двадцать восемь… Найду Креспина…

Аста закусила губу, чтобы не закричать – острая игла справа у позвоночника вонзилась ещё глубже, хотя глубже, казалось, уже было и некуда.

– Тридцать три… скоро Рождество, а Христа распяли…

Цементная подушка стала неподъёмной, выскальзывала из пальцев и тянула обратно вниз камнем на шее утопленника. Мышцы едва не рвались и не желали ни разгибаться, ни сгибаться.

– Тридцать четыре… возраст… мне… тридцать четыре… пережила его…

Согнуться она уже не смогла. Так и осталась лежать, со свистом и всхлипами втягивая в себя воздух. Мешок под головой, казалось, превратился в монолитный кусок бетона. Сердце бешено прыгало где-то внизу живота, там, где ему было совсем не место. Однако, боль уходила. Полцентнера цемента, упорство и злость загнали её внутрь через «не могу». И теперь эта игла, пронизывающая тело насквозь, медленно растворялась, точно кусок сахара в воде. Аста не торопилась с резкими движениями. Осторожно приподняла голову, сцепила ладони на затылке.

– Тридцать пять…

Её лбу не хватило до края ванны полпальца. Она не стала насиловать себя дальше и обессиленно распласталась на полу, раскинув руки в стороны. Сейчас это был предел возможностей для её тела.

4

Полковник Каптур тяжело вздохнул. Неожиданная поездка с генералом Горбацевичем ему не нравилась. Совсем! Какая-то суматошная и бесцельная. Кружат по городу так, будто в лесу заблудились. Он давно обратил внимание на то, что и водитель, и офицер госбезопасности за толстым стеклом, разделяющим салон надвое, как-то странно себя ведут, вертят головами из стороны в сторону, словно не уверены в безопасности маршрута. Машина сопровождения шла следом, точно привязанная, едва не уткнувшись своим «кенгурятником» им в задний бампер. Передний джип изредка гукал сиреной и мигал стробоскопами, переливаясь огнями, как новогодняя ёлка.

Глава контрразведки, сидящий слева от Каптура, невозмутимо смотрел перед собой. Через десять минут полковник поёрзал на сидении и кашлянул.

– Товарищ генерал…

Горбацевич бросил на него насмешливый взгляд.

– Надо же, какой официальный?

– Случилось что, Виктор Сергеевич? – полковник постучал в тёмное дымчатое стекло. – Едем, как ждём, что вот-вот что-то произойдёт.

– Ты разработкой по «Хромому» и курьерам полностью проникся?

– Так точно.

– О несчастной судьбе своего предшественника тоже в курсе?

– Понятно… – протянул Каптур. – Опасаемся, товарищ генерал?

– Принимаем меры, – Горбацевич поморщился. – Есть у меня подозрения, что судьба Хижука кое-кого не минует и здесь.

– Что показала эта уцелевшая из его группы?

– Ничего. Отпустили.

Полковник открыл рот от удивления.

– Как это, отпустили?

– А вот так. Ничего на неё как бы и нет.

– Не верю! Полиграф. Правильные вопросы о друзьях. Потом допросить «друзей». Не мешало бы и следователя. Может быть, со следователя и начать?

Генерал дёрнул молнию на своей папке и протянул ему фотографию. Снимок был такой же казённый, как и полиграф.

– Что скажешь? Только на днях удалось получить из-за кордона.

– Она плачет?

– И я так же подумал, когда увидел это фото впервые, – хмыкнул Горбацевич. – И, знаешь, что она сказала на допросе? Пот это. Жарко, мол, там до безобразия. И вообще. Все её ответы одинаковые и односложные. «Почему летели другим рейсом?» – «А я часто так делаю». «Кто такая Кайра?» – «Никогда не слышала о ней». – «Почему ливанцы отказали в помощи?» – «Откуда мне знать – я исполнитель». – «Что конкретно сообщил аналитик по Хромому?» – «Не помню». – «Над чем работал Хижук?» – «У него и спрашивайте. Мёртв? Жаль…». И тому подобная ахинея.

– Так почему все-таки не обработали, как положено? – изумлённо спросил Каптур. – Да я её… в землю вгоню… сегодня же.

Он привстал на мягком сидении, стиснул кулак и вбил его в ладонь другой руки.

– Не трогать! Понял?

Налитый кровью глаз уставился на Каптура. Тот поспешно закивал. Даже слишком поспешно.

– Я предложил ей поработать в следственном комитете. Пришлось, правда, надавить кое-кому на старые мозоли. Суки… Промаринуют, конечно, её пару недель в пику мне, но возьмут, никуда не денутся.

– Понял. И по какой разработке пойдёт основная игра? По Хромому?

– Точно. Я тебя с некоторыми деталями ознакомлю, но позднее – время для них пока не пришло.

– Крепкий орешек для нас оказался.

– Для Хижука, как видишь, непосильный, а генерал Кужель его почти расщёлкал, но… рак у него давно был, оказывается… так что все с ним почти… в сознание изредка приходит, а речь уже отнялась… Посмотрим, как ты справишься. А потом послушаем, как она заговорит, когда мы её по-настоящему прижмём – уши затыкать придётся.

– И эту женщину вы… – проворчал полковник, отворачиваясь от испытующего взгляда начальства. – То есть, от неё возможно зависит ваша жизнь и карьера? Вы либо очень опрометчиво поступаете, либо все сведения о ней абсолютно не верны.

– Между нами – невредимой её оставили благодаря мне. Кужель сразу хотел в расход, а я из принципа упёрся, и только потому, что он руководитель Оперативно-Аналитического Центра – этого сборища недоумков. Председатель комитета помялся, но поддержал контрразведку. Два голоса против одного.

– Она кто? Ваша внебрачная дочь? – неожиданно для самого себя брякнул полковник.

– Считай, что я этих слов не слышал, – ощерился Горбацевич. – И ты всегда можешь отказаться.

– Да уж, могу… – Каптур прикусил губу. – Вот только вы умолчали, что меня ждёт при таком развитии событий?

– Ничего, – усмехнулся генерал. – Ты же не откажешься?

– Конечно, нет! – быстро произнёс полковник, и его глаза за стёклами очков блеснули преданностью.

– Теперь то, что тебе следует знать в первую очередь – читал я её диагноз из ведомственного госпиталя. Есть ещё знакомые такого уровня, что достать для меня документы, составляющие тайны разных ветвей секретной службы, не так уж и трудно… Так вот, дамочка наша ещё та штучка… Мне иногда кажется, что все, кто занимается подобной деятельностью на том уровне мастерства, на котором она умеет… чёрт знает, чего эта красотка не умеет вообще… так вот… все они потенциальные клиенты психиатрических клиник. Абсолютно все! Понял, куда клоню?

– Она не сумасшедшая? – поразился Каптур. – Так какого черта Хижук упаковывал её в смирительную рубашку? Причём дважды.

– Представь себе, – генерал хмыкнул. – Никто из медицинских светил не подтвердил диагноз, но она – псих. И ещё какой по общепринятым меркам. Со знаком качества, так сказать. Часы у неё какие-то там в голове периодически тикают с самого младенчества, как кремлёвские куранты, что ли. Даже с боем. Представляешь? И вот один закордонный мозгоправ, который заочно анализировал предоставленные мной документы, был не столь категоричен, как его коллеги – тараканов у неё в голове куда больше, чем в заводской столовой. Однако, они не имеют к нашему ведомству прямого отношения и лезут из всех щелей только тогда, когда она уверена, что ей нанесли смертельную обиду… Мужчины.

– И что послужило толчком? Изнасилование?

– Мимо. Детство у неё было относительно благополучное. Учёба в институте чиста от подобных эксцессов, и даже по сирийскому лагерю боевиков, где она проходила обучение, есть стопроцентная уверенность, что никому это не удалось. Ни-ко-му! Здесь что-то другое.

– Все так серьёзно с ней, Виктор Сергеевич? Да уж… – полковник снял очки и растёр переносицу. – Толпа голодных, бородатых бармалеев не смогла опрокинуть молодую девку на спину, и ни один инструктор не поставил в позу в своей палатке? Что же это за лагерь такой? Пионерский?

– А ты не ёрничай, – генерал открыл встроенный бар и плеснул в стаканы немного коньяка. – Пионерский… Тебя бы туда – взвыл бы через сутки, и к мамке под юбку кинулся. Их американский спецназ на пугает, а тут девка…

Он неожиданно задумался и вспомнил, как с Кужелем в Афганистане вляпались в историю. Набрались они тогда прилично в медицинском модуле у Таньки Морозовой. Баба была – огонь! Жадная, правда, и за чеки готова на все, но уж если ухватит что-то загребущими руками – на совесть отработает… Отсыпной день у неё выдался. Выставила она после обеда на стол две бутылки спирта. Прихватила как обычно в своей санчасти. Приговорили литр к вечеру, и Танька добавила из загашника бутылку кубинского рома с блестящей наклейкой – оказалось, что и заокеанское пойло с ног не валит. Тут Кужель возьми и скажи: «Витек, а давай-ка в духан рванём. Хафиза что угодно всегда достанет». Рванули… С той поры у него отметина и восемь швов над левым ухом… Темно уже было, когда к духану подошли, и только пальцы к двери протянул, как из-за угла, откуда ни возьмись, два бармалея. Он застыл, как вкопанный – они, идиоты, оружие-то в модуле спьяну оставили. Кужель повернулся назад, да как заорёт: «Сержант! Кроши гадов!». А эти двое, нет, чтобы в темноту воробьями порскнуть, наоборот, накинулись. Первый и двинул его чем-то в голову, аж искры из глаз… И верёвка у них нашлась… Спасибо Таньке. Пьяная-пьяная, а сообразила куда их понесло, и чем все может закончится. Повезло. Успел комвзвода с бойцами – помяли их, но хоть живы и у своих остались…

– Её так просто не сломать. Да и калечить никакого резона нет по другой причине, – он опрокинул коньяк в рот и довольно крякнул. – Конечно, можно было бы выбить из неё все, что надо и не надо, за пару часов. Хоть пытками, хоть сывороткой правды. Однако, толку от этого ноль – зачем в нашем деле инвалид, а то и покойник?

– Какая разница – кого хоронить? Инвалида. Труп. За два метра под землёй не рассмотришь, – хмуро произнёс Каптур.

– А ты сам к этому готов, полковник? – Горбацевич кинул на него заинтересованный взгляд, словно прикидывая его возможности как потенциального могильщика.

– Я, как в анекдоте, Виктор Сергеевич. Могу копать, а могу и не копать, – расплылся тот в улыбке, но тут же стер её с лица – злой прищур генерала пресёк его неуместную шутку.

– Вот это уже совсем другой разговор, – голос Горбацевича стал жёстким, как наждак. – Правильные мысли и верные устремления. Наконец-то, я вижу человека, способного решить проблему. А проблема в том, что требуется устранить всех, кто знает об этой разработке. Всех, кроме этой женщины – о ней забыть! Так что твоё умение копать в самый раз.

Каптур хотел что-то возразить, даже набрал полную грудь воздуха для длинной тирады, но шумно выдохнул и не произнёс ни слова. Генерал был прав. У главы контрразведки опыта было гораздо больше, и он оценивал перспективность разработки исходя из возможностей своих сотрудников. Работать они вновь собирались против неизвестного по кличке «Хромой», используя в качестве наживки непредсказуемую дамочку, со сдвинутыми набекрень мозгами. А насколько велик этот сдвиг не смогли определить и дипломированные психиатры.

– Я готов, – полковник сделал крохотный глоток коньяка и поставил стакан в держатель. – Думаю, за пару суток уложусь с подготовкой плана действий. Считаю, что самое главное избежать лишних вопросов в управлении.

– Согласен, – кивнул генерал. – Только главный вопрос здесь такой – зачем? Зачем она нужна курьерам за кордоном? Ответа на него пока у тебя все равно нет, поэтому за дело – ни одного упоминания о Хромом в твоей новой вотчине не должно остаться. И заруби на носу – следить за каждым её шагом и ничего не предпринимать без моего указания.

Через час полковник Каптур в третий раз просмотрел список разработок и отшвырнул его в сторону. Недоуменно уставился в окно, барабаня пальцами по столешнице – дело курьеров не фигурировало ни в одной из строчек отчёта. Он тяжело поднялся и принялся сам по очереди обходить кабинеты аналитиков, задавая каждому один и тот же вопрос. Хоронить своих новых сотрудников ему совсем не хотелось. «Прикопать бы эту Таболич по-тихому в лесу и дело с концом», – злобно думал он, едва ли не пинком распахивая очередную дверь.

Кабинет капитана Смаля был самым дальним в ряду однообразно скучных дверей. Закипая чайником на плите, полковник с силой толкнул от себя эту последнюю дверь и на долю секунды застыл, будто наткнулся лбом на невидимую стену. Затем осторожно потянул носом, недовольно скривился, качая головой, и только потом шагнул через порог.

– Показывай, что там у тебя осталось из разработки по Хромому, – раздражённо приказал он.

– Здравия желаю, – хриплым голосом проскрипел Смаль, вытягиваясь навстречу.

– Окно открой! – рявкнул полковник и резко спросил: – Давно пьёшь?

– Никак нет! – аналитик обиженно засопел.

Каптур бросил на него подозрительный взгляд. Только позавчера он был переведён в управление на место полковника Хижука. С этим капитаном он никогда раньше не встречался, ничего о нем не слышал, и поэтому пока решил не высказывать категоричного мнения – мало ли что вчера случилось в личной жизни человека, что перегаром от него несёт, как из пластиковой канистры с контрабандным спиртом.

– Ненавижу лгунов, – задумчиво протянул он. – Я их…

Окончание фразы он невнятно пробурчал себе под нос, и хозяин кабинета не расслышал, что о нем подумало начальство. А Каптур осторожно присел на краешек кресла, вновь поморщился и полез в карман за очками, так и подав руки и не ответив на приветствие. Смаль, в душе проклиная полковника, выбрался из-за стола и, повернув ручку на оконной створке, виновато уставился на нежданного гостя.

– Показывай, – проворчал тот.

Капитан придвинул к нему тонкую папку, на которой уже стоял регистрационный код со знаком вопроса и красовался оттиск штампа «Совершенно секретно. Только для служебного использования».

– Даже так? – полковник облегчённо усмехнулся.

– Я уверен, что оценил материал правильно, – тяжело ворочая языком в пересохшем рту, ответил аналитик.

– Сам решу, что правильно, а что нет.

Капитан чертыхнулся про себя и осторожно выдохнул в сторону, раскладывая перед начальством два десятка фотографий.

– Шевелись! – рыкнул Каптур, подняв на него злые глаза.

Смаль вздрогнул от окрика и почувствовал себя неуютно под этим холодным взглядом. Напор и понукание всегда вызывали у него стойкое чувство саботажа. Но сейчас для него складывалась не та ситуация, чтобы строить из себя трезвенника и воспылать праведным возмущением.

Полковник быстро пролистал тонкую стопку отпечатанных листов. Повозил по столу фотоснимки и задумчиво поскрёб ногтем лоб. Нахмурился, дёрнул плечом и грубо сказал:

– Вот, возьмём, например, твою гипотетическую подозреваемую, которая почему-то раскатывает по Европам, а не корячится в свинарнике. Красота ещё не повод для подозрений. Верно? По крайней мере, в текстах рапортов оперативников старушки у подъезда, поджав губы и неодобрительно качая головой, сообщают, что вежлива, в пьянках-гулянках с соседями не замечена и мужиков домой не водит. А если они от неё по утрам все-таки выходят? И, вполне вероятно, что все время разные? А кто из одиноких женщин их не приглашает-то? И дамочка эта на проститутку не тянет ни с одного бока. Так что конфликты с местными сутенёрами, обманутыми жёнами, ночными бабочками на обочине кольцевой и у барной стойки какого-нибудь клуба исключены, как и исключена заинтересованность в её жизни участкового. И в любой отрезок времени для нас она и даром не сдалась. Логично?

– На первый взгляд, – осторожно подал голос Смаль, ещё не пришедший в себя от вида брезгливо кривящихся губ полковника.

Знал бы капитан, кому пытается продвинуть взрывную информацию, скроенную в цепочку доказательств в состоянии алкогольной эйфории, то прикусил бы язык ещё до того, как вчера вечером налил себе первый стакан. А Каптур небрежно прихлопнул ладонью папку и поднял взгляд, наполненный бешенством по самый край. Это лицо он несколько часов назад видел на фотографии в машине главы контрразведки. Сам держал в руках и запомнил эту женщину достаточно хорошо, чтобы ошибиться и сказать себе, что этот объект ему незнаком. Он мог бы добавить и больше – короткое знакомство с этой красоткой стоило жизни множеству мужчин в той самой загранице, посещение которой так встревожило аналитика.

– Вот и все, что я узнал об этой дамочке, – с нажимом сказал он.

– Разрешите, теперь я выскажу свои соображения?

– Не надо мне тут про тихий омут.

– Не в ней дело, товарищ полковник.

– А в чём? В этой наглой физиономии?

– У женщины?!

– И у неё тоже, – хмыкнул полковник. – Так что все это высосано из пальца.

– Почему вы думаете, что у неё может быть по-другому? – тихо спросил капитан.

– Следует пытаться смотреть на вопрос гораздо шире и не распылять силы на мелочи, хотя подобные прецеденты и у нас уже были.

– Совсем не факт, – неожиданно буркнул аналитик.

– Это отчего же? – озадаченно спросил полковник.

– Она наша коллега из контрразведки, – Смаль вытащил из кармана не первой свежести платок и вытер обильно вспотевший лоб. – Была… Пока она была для нас «никто», компромат лежал и ждал своего часа, а как только стала интересна – вот, у нас тут есть другое досье. Красное.

Капитан вновь щёлкнул замком сейфа, распахнул дверцу и протянул полковнику пухлую папку, вглядываясь в собственное отражение в стёклах его очков. Ему показалось, что в сузившихся зрачках начальства мелькнула неприкрытая издёвка.

– Давайте снимем розовые очки и посмотрим на нашу прекрасную куколку ещё раз, – твёрдо сказал он, горя желанием хоть как-то уколоть свежеиспечённое руководство. – Так сказать, сопоставим официальную биографию с другой стороной её безмятежного существования.

Каптур подцепил ногтем девственно чистую обложку. Пробежался глазами по первой странице, медленно перелистнул вторую, затем ещё медленнее третью, наливаясь злобой и разглаживая пальцем глянцевый снимок – щелчок затвора фотоаппарата выхватил из толпы в здании аэропорта высокого нахмурившегося мужчину и молодую женщину. Он одним взглядом отметил на фото её осунувшееся лицо, тёмные глаза за длинными ресницами и едва приметную слезу на щеке, похожую на блик от солнечного луча. Снимок был сделан с другого ракурса – женщина была той же самой, а вот мужчину он видел впервые. И сейчас он испытывал к капитану не просто презрение, как к алкоголику, сдуру сунувшему нос не в то досье – затопившее его по самую макушку чувство было сродни ненависти. Если один сотрудник осознанно влез в эту разработку, то где гарантия, что кто-то другой не последует его примеру? Не успели по-тихому свернуть это дело, как того и гляди придётся разгребать заново огромную кучу дерьма. А в этот раз может и не получится не измазаться в нем по уши… придётся копать… Он поднял голову и помассировал подбородок пальцами.

– Откуда? – спросил он.

– Забавный послужной список у этой дамочки. И имечко ещё то, не находите? – капитан показал глазами на папку.

Полковник выразительно постучал пальцем по странице с фото.

– Спрошу последний раз: каким образом все это оказалось здесь?

– Я ведь в этом отделе далеко не новичок, а прежнее руководство в лице… – Смаль замялся. – Полковник Хижук мне полностью доверял. Присылают из-за кордона напрямую. Было приказано не просто копать – носом землю рыть.

– Как давно?

– Почти три года прошло. Но этой фотографии и нескольких месяцев нет.

– Рядом с ней Хромой?

– Не уверен, но все указывает на это.

Каптур поднялся и пожевал губу, словно собираясь с мыслями. Прошёлся перед капитаном туда-сюда, крепко сцепив за спиной пальцы, и вдруг резко остановился, рубанув ладонью воздух.

– В одном я согласен в принципе – все идёт в ход и всему приходит время. И сегодня настало время для капитана Смаля забыть об этой информации. Навсегда!

– Полковник Хижук тоже вначале так говорил, – неожиданно трагичным голосом произнёс аналитик. – Почти такими же словами. Не получилось у него. Ошибся. И не только он. Многие.

– И кто же ещё? – поинтересовался Каптур.

– Это не важно, – Смаль вновь вытащил из кармана платок и вытер лоб, покрывшийся бисеринками холодного пота.

– Что именно? – озадаченно спросил полковник.

– Все не важно, – упрямо повторил капитан и обвёл ногтем лицо женщины на фотографии.

– Понятно… – процедил Каптур. – Прямой намёк руководства ты не понимаешь.

Он снял очки, аккуратно вложил их в футляр и ткнул пальцем в грудь аналитика.

– Пять минут у тебя, капитан. Две, чтобы забыть о ней. Три, чтобы осознать – этого разговора никогда не было. Накину ещё сутки, чтобы ты бросил пить. Иначе отправишься завтра же на службу в провинцию. Ощутишь, так сказать, все её прелести на себе. И когда осознаешь, какая непыльная работёнка была у «любопытной Варвары» здесь, то тебя через неделю другую вышвырнут из органов без права на пенсию. Например, за деяния, порочащие честь и достоинство офицера, или… как бы невзначай обнаружат при тебе что-нибудь запрещённое и гарантированно подсудное… Теперь дошло?

– Так точно, – обречённо ответил тот, мысленно посылая начальство ко всем чертям.

– Разработки эти я с собой заберу. Полистаю на досуге и решу, что с тобой дальше делать, – полковник сгрёб со стола обе папки и спросил: – Копии?

– Никак нет! – вытянулся капитан.

– Рискну поверить. И, смотри, рот на замок и о водке забудь, как о страшном сне. Дважды мне ещё никому повторять не приходилось.

Едва полковник Каптур захлопнул за собой дверь, как угрюмое настроение аналитика чуть улучшилось. Он повернул ключ в замке и достал из сейфа второй комплект таких же фотографий, которые вызвали ярость начальства. Затем подошёл к информационной доске на противоположной стене и аккуратно приколол снимки в ряд.

Смаль знал и биографию, и распорядок дня этой женщины, как свой собственный. Но этот мужчина, попавший в объектив фотоаппарата оперативника только один раз, был для него не просто загадкой. Он понимал, что где-то уже видел это лицо, чувствовал в нем детонатор этой разработки и хотел знать, чем же они, черти их дери, там занимаются, что собираются сделать и почему.

Отступив на шаг, он склонил голову набок, несколько минут задумчиво разглядывал изображения разной степени качества – уже которую неделю он пытался просчитать эту парочку и никак не мог понять, что же такого могло связывать свежеиспечённого безработного капитана госбезопасности со странным именем Аста и пока ещё неизвестного, высокого и крепкого молодого человека с жёстким, как рашпиль, взглядом. Потом он взял красный маркер, обвёл вокруг хмурого лица мужчины окружность, поставил знак сложения между ним и женщиной и, помедлив секунду, размашисто подписал – Хромой. Иногда он предпочитал думать так, а не в удобном кресле, и теперь, опустив веки наполовину, покачивался с пятки на носок, чувствуя, как заканчивается действие обезболивающего и возвращается острая похмельная боль в затылок.

– А что там, в провинции, люди не такие что ли? – запоздало спросил он, скосив глаз на запертую дверь. – Одни трезвенники? Не у кого на пару бутылок перехватить?

Потом он обхватил руками раскалывающуюся голову и подумал, что и так в последнее время удача стала избегать его общества, словно профессиональный алкоголик, в которого превратился сорокалетний бобыль, надоел ей до смерти.

– Ладно… – простонал он, нашаривая непослушными пальцами в кармане упаковку аспирина, – устрою вам провинцию, товарищ полковник…

Неожиданно подумалось, что если начальству на эту женщину наплевать, то ему наоборот. Совсем-совсем наоборот. И не по служебной необходимости, и не только ради спортивного интереса – пагубная страсть требовала денежных средств, а не долгов, одни проценты по которым уже становились неподъёмными. Перспектива стать шантажистом его не страшила, а совесть и честь он давно оставил на дне бутылки.