Существуют такие поступки, которые если не совершишь сегодня, завтра, попросту, не поднимется рука. И не мудрено, ибо сегодня ты не такой, как вчера, а завтра будешь не таким, как сегодня… Но стоит ли стесняться того, каким ты был вчера? А если стоит, то чего? Впрочем, подобную цепочку риторических вопросов можно продолжать вечно…

Так что, я решила, не тратя на это время, прогрызть пикантную дырочку в будущее и утончённо плюнуть накопленными озарениями и заблуждениями, предавая угрозе индивидуальной интерпретации раскалённые чувства, оформленные в желчные словесные конструкции, которые так же далеки от истины, как два противоположных берега Индийского океана…

Ну, а если Некто, тратя ежедневно по несколько часов на перечитывание сих, с позволения сказать, творений, найдёт их заурядными и тошнотворными, окончательно разочаровавшись, ничего не останется, как принять это за успех:) Ибо всё в этом мире состоит из условных атомов и у каждого свои галлюцинации по поводу зыбкой реальности. А разочарование, это когда хочется прижать к груди весь мир и вдруг оказывается, что она не настолько большая…

Будьте счастливы!!!

Легкомыслие в тяжёлой форме

Цунами

Природа, в припадке врываясь с разбега

С отчаянным рёвом в сердца площадей,

Взывает о поступи сверхчеловека…

Планета устала от недолюдей

Развратных и мелочных, кислых, безвольных…

Презренные туши рабов и господ

Давясь поглощают взъерённые волны…

Уносят в пучину бунтующих вод

Грязь, алчность, хандру и нелепые склоки…

Срывают вериги с закованных рек…

И тыкают пальцами в небо пророки,

Гадая, где явится сверхчеловек…

Над гребнем стихии дрожащие тени

И ветер играет торжественный туш…

Цунами неистует, как воплощенье

Броженья и смут ограниченных душ.

Пейзаж

Ночь, собрав чудеса в узелок,

обернулась Авророй крылатой…

И по стоптанным спинам дорог

снова мчится на пастбище стадо.

Пляшет кисть, прикасаясь к холсту,

заполняя росистой прохладой…

Разве важно в каком ты ряду

многоглавого счётного стада?

Стародавний мотив луговой

примиряет последних и первых.

Лишь волков металлический вой

режет слух и щипает за нервы.

Где-то там за летучей рекой,

что с горы направляется к морю

бродят волки в долине глухой,

вольным ветрам воинственно вторя.

Возмущает покой мирных стад,

оглушая пронзительным воем,

дерзких горнов расстроенный лад:

«Если можешь, то выйди из строя!»

Пастухов негодующий рог —

нет над стадом всесильнее власти.

Дружный ропот – разумный итог:

«Нужно ль нам столь туманное счастье?»

Тёплый хлев – нерушимый блиндаж,

грохот вёдер, родные помои…

На рассвете привычный пейзаж…

Даже волки по-прежнему воют…

Я просто вышла покурить

Небесный свод зиял свинцовым дулом,

Постукивая звёздами по лбу…

Я вышла покурить и оглянулась —

Кого же там выносят во гробу??

Какое-то нелепое смятенье,

Наигранные жесты, скользкий шаг…

Слегка мерцают… словно приведенья…

Нет, что-то тут, по-моему, не так…

Полк скорбных взглядов, слёзы и одышка —

Всё втянуто искусно в кутерьму…

И, напрягая жалкие умишка,

Уже распределяют – что кому…

Виновница немого карнавала

Смотрела строго из небытия…

И, подойдя поближе, я узнала…

Какого чёрта??… Неужели я??

Неистово брыкаясь, я рыдала,

Махала кулаками во всю прыть:

«Куда вы меня тащите, вандалы??

Ведь я всего лишь вышла покурить!!»

Скрывая телеса под длинной рясой

Надсадно отпевал священный сан,

А после пили водку, жрали мясо,

Порвали балалайку и баян…

Как говорится – вот и доигралась…

И ничего уже не изменить.

Но только мне навязчиво казалось,

Что я всего лишь вышла покурить…

В различиях ничуть не меньше сходства

В различиях ничуть не меньше сходства,

Чем в дифирамбах лицемерных фраз…

Очарованье близкое к уродству

Ни раз манило, отвращая нас…

Юнец, что присно думает о вечном,

Так стар… А дед с белёсой бородой

Кривляется задорно и беспечно…

В душе он, очевидно, молодой!

В толпе, подчас, смертельно одиноко…

Несложно спутать случай и судьбу…

И от живых бывает столько проку,

Как от лежащих чинно во гробу…

Петь можно молча и кричать беззвучно…

Порой неясно – сеешь, или жнёшь…

Веселье, зачастую, крайне скучно,

А истина сомнительней, чем ложь…

Всё иллюзорно… и одно бесспорно —

Незыблемых оплотов в мире нет!

Вот вам, должно быть, кажется – я в чёрном?!

Зажгите, сударь, на минутку свет!

Теперь смотрите! … вздохи изумленья…

Тревожный шелест губ поверх голов:

«Она вся в белом… в белом, без сомненья!!»

Всё это лишь игра теней и слов…

Под маской льда нередко море страсти…

А преданность возможна даже в ссоре…

Нам слёзы лить доводится от счастья

И надрываться со смеху от горя…

Сжимать внутри, что тянется наружу

И приступ страха выдавать за смелость…

Быть может потому мы наши души

Привыкли свято принимать за тело…

Письма мертвеца

Вновь почтальон принес в конверт одетое

Испачканное прахом письмецо:

«Не уж то нынче пишут с того света?»

И подал, усмехаясь мне в лицо:

Да, да. Смешно. Письмо без адресанта.

В который раз. С трагическим концом.

«Ещё жива? Я тоже жил когда-то…

Представь, я раньше не был мертвецом!»

Признанье леденящего курсива…

«Однажды мне приснилась пустота

И умер я внезапно. И красиво…

Хотя казалось – буду жить всегда…

Я помню до сих пор леса и реки…

Их шелест проглотила тишина…

И, кажется, что не жил я вовеки…

Хоть точно знаю – жил! Но не сполна…

Так ярко жил!… а главного не понял…

Я многих не простил и потерял…

Мерещился звездой на сером фоне,

А догорел в мгновенье! И упал.

Я был любим… И… мною дорожили.

Я верил грёзам, в цели, в волшебство…

Да. Было. А теперь в сырой могиле

Лежу, не стоя ровно ничего…

Поэзия моя давно уж стёрта…

Поверь, я был отчаянный боец…»

Я надрываюсь: «О, какого чёрта

Ты пишешь мне, назойливый мертвец?!

Зачем упорно тянешь мою душу

Своим ехидно-искренним словцом?!»

А он в ответ смеётся: «Нет… послушай!

И ты однажды станешь мертвецом…

Так будь же сострадательней и проще!

И… не носи под сердцем суеты!…

Нам уготовлен всем в тенистой роще,

Покой, где сплошь могилы и кресты…

Где твердь питают искренние слёзы,

Там мягче стелет матушка-земля.

Не важно, кем ты был – простым матросом…

Отважным капитаном корабля…»

«Мертвец! Несправедливый… и… жестокий!

Ты хочешь извести меня с ума!»

В конце письма постскриптум: «Эти строки

Ты только что придумала сама.»

Овцы-вурдалаки

На склонах, орошённых кровью,

Лужайках, где зимуют раки,

Пасутся овцы-вурдалаки…

И пусть пасутся на здоровье!

Холёным тонкорунным стадом,

Под ножницы подставив спины,

Покорно блеют. Так невинны…

Пронзают души волчьим взглядом

До слёз исполненным страданья…

Ягнят родных загрысть готовы

(Вы не подумайте плохого)

Сугубо ради пропитанья…

Обманите!

В лабиринте ролей и наитий

Я как зверь, угодивший в капкан…

Обречённо шепчу – Обманите!

Только так, чтоб поверить в обман.

Опоите бульоном, микстурой…

Лишь бы чувствовать ласку в руках,

Беспощадно спускающих шкуру,

Не барахтаться в тесных силках

За приют принимая темницу…

И, кроша, как на корм воронья,

Приносить в жертву чьих-то амбиций

Фанатично распятое Я…

Признавать в шимпанзе человека,

В сумасбродных шагах – героизм…

И считать самой нежной опекой

Чью-то манию и эгоизм.

Называть мазохиста аскетом,

Фатализмом оправдывать лень

И палить по живым силуэтам,

Видя в каждом всего лишь мишень.

Дайте несколько капель забвенья!

Я слижу с самой гнусной руки.

И санскрит, и латинский, и квенья —

Пусть смешаются все языки…

Лишь бы видеть во тьме добродетель

И желать только блюда с витрин,

Лишь бы было всё в розовом цвете,

Не бросался в глаза октарин.

Ворон

Пылью мягко стелется

Серость в городах,

Бесы мирно селятся

В душах изо льда,

На колёса мельниц

Сыпется песок,

В чудеса не верится…

Всё наискосок…

Люди-побрякушки,

Легионы щёк…

Расскажи, кукушка,

Сколько мне ещё…?

День, срывая шторы,

Пишет грязный джаз…

Выклюй, чёрный ворон,

Хоть один мне глаз!

Пересохли строчки

В рюмке на столе.

Я хочу стать точкой

На твоём крыле.

Век над синим морем,

Порохом кружить…

Покажи мне, ворон,

Что такое жизнь…

Дай мне, чёрный ворон,

Кое-что понять —

Чем опасны взоры,

Брошенные вспять,

Впрямь ли может время

Подвести итог,

Сколько весит бремя,

Что я за игрок…?

Как замедлить пулю,

Пущенную в лоб?

В радость я живу ли

Или всем назло?

Над девятым валом

На тропе зарниц

Спутницей я стала

Стаи чёрных птиц.

Небеса качаются,

Падает звезда…

Чудеса случаются!

Только иногда…

Мы просто улетающие птицы

Просторы меря ястребиным взором,

Над пропастью кружа ветрам назло,

Глумимся над фатальным приговором

И падаем, разбившись о стекло…

Нам хочется отчаянно прибиться

К кормушкам чьих-то мыслей и стадам…

Но, неизменно, одинокой птицей

Мы держим путь с рожденья в никуда…

Пытаемся упорно притвориться,

Но тянут вниз фальшивые крыла…

Мы просто улетающие птицы

В далёкий край, где нет добра и зла…

Прохожий

В потоке лиц, размытых дымом,

Под гул машин и детворы

Прошли вы, ненароком, мимо,

Как будто, вышли из игры

Без джокеров, ролей и правил

Навстречу молодым ветрам…

А знойный вечер камни плавил,

Сдувая пыль с оконных рам…

Взглянув на вас, забавы ради,

Вздохнула, замедляя шаг…

Один лишь взгляд… но в этом взгляде

На волю вырвалась душа…

Вы, тешась над моим смятеньем,

Прочли, как надпись на столбу,

В одно короткое мгновенье

Мою нехитрую судьбу

От нескольких нескладных строчек

О слишком ранней седине

До дюжины бездонных бочек

И капель истины в вине…

От беззащитности до власти,

От хохота до горьких слёз,

От безразличия до страсти,

Немой тоски и тайных грёз…

От подлости до альтруизма,

От преданности до измен,

От буйности до аутизма,

От нежности до грубых сцен…

От жадности до культа меры,

От золота до мишуры,

От отречения до веры,

От искренности до игры…

От клеветы до явной лести,

От ярости до пустоты,

От счастья до плохих известий…

И от возвышенной мечты

До дьявольского искушенья…

От бездорожья до тропы…

И полного изнеможенья

От изнурительной борьбы,

Опасных взлётов и паденья,

Крушенья тысячи надежд…

Матрикул по кругу общенья —

От звездочётов до невежд…

Прочли, как мчалась по осколкам

Свои сжигая корабли,

А после завывали волки

И кошки на сердце скребли…

Маячила, не зная брода,

Что тень за собственной спиной…

Вы улыбнулись мимоходом:

«Всё это было и со мной…», —

Поспешно удаляясь прочь… Я

Помню этот долгий миг,

Когда, терзая горло в клочья,

Внутри теснился комом крик

И я, застыв у поворота,

Платочком смахивала дрожь…

Ведь вы лишь кто-то… а кого-то

По имени не позовёшь…

Луна

Луна по небу носится…

Всё мечется копьём…

А вдруг возьмёт да сбросится??

Так страшно за неё…

В понуром одиночестве

Слоняется во мгле

Без имени и отчества,

С печалью на челе…

Я, свесившись над городом,

Кричу ей из окна

Охрипшим полушёпотом:

«Послушайте, Луна!

Здесь те же слёзы, ссадины,

Плюс мясо в сюртуках…

Держите, Бога ради, вы,

Луна, себя в руках!

Гладь слаженного осмоса,

Лазурный полумрак —

То кажется из космоса.

Вблизи отнюдь не так!

Здесь желчь бежит по улицам

Мокротой ледяной,

Здесь каждый третий щурится

С дубиной за спиной,

Здесь кровь живёт под кожей и

Отравляет сны…

Везде одно и то же. И

Мы все обречены.

Здесь правда на обман ловка,

Тускнеет бриллиант —

Вот вам и вся романтика…

Вот вам и сбоку бант!

Здесь даже заклинания

И ночь слабее дня

Без вашего сияния,

Без вашего огня…

О любви

В полночный час присел у изголовья

Усталый Серафим с огнём в руках:

«Как можете вы, люди, звать Любовью

Слепое вожделение и… страх

Утраты неминуемой? … В народе

Мне, доводилось слышать, говорят —

Любовь… она приходит и уходит…»

Промолвил он, роняя тяжкий взгляд…

«Теряя разум, падая и руша,

В стремлении пленить чужую плоть

Вы топчите в своих заблудших душах

Зерно, что завещал взрастить Господь…

Сбиваясь с пульса, сохнете в недуге,

Томительно вздыхая…» Вся в поту

Я, в полумраке простирая руки,

Хватала ртом немую пустоту:

«Не улетай! Прошу, поведай тайну!

Как уберечь заветное зерно?»

В ответ лишь дождь, играя ложкой чайной,

Стучал уныло, притворяясь сном…

Маэстро и вдова Паганини

Смычком снимая злое вето

На волю выпустил скрипач

В хрустальном звоне флажолета

Жар-птицу – затаённый плач…

Под гулкий щебет пиццикато

Трещал по швам потёртый фрак…

Скрипач как в царстве тридесятом,

В свет обращал глубокий мрак…

Быстрей! Сильнее! Выше! Дальше!…

Постой, Маэстро, не спеши!

Ты первый, кто сыграл без фальши

На струнах сломанной души…

Глиссандо с привкусом полыни

Разгульно било зеркала…

Вдова Никколо Паганини

Свой прежний голос обрела…

Взрывая пелену тумана,

Подобно раннему лучу,

Скрипач шатался, словно пьяный

И прижимал её к плечу

Так пламенно… Что было силы…

Целуя гладь его ланит

Она шептала тихо: «Милый,

А нас ничто не разлучит?»

Скрипач ей отвечал, смеясь и

Шутливо струны теребя:

«Никто для нас столь не опасен,

Как сами для самих себя…»

Город-призрак

Доверяя лишь лунному свету

Я брела под покровом небес

И считала во тьме силуэты

Загулявшихся пар и повес,

Промотавших последние крохи

За сбивающий с ног серпантин…

И как будто сменялись эпохи

В отражении тёмных витрин…

Вдалеке на холмистой равнине

Люд, моля об отраде земной,

Поклонялся какой-то богине

И шаман, истекая слюной,

Ударял в свой потрёпанный бубен…

Сквозь вуаль старины вековой

Магистрали дымили и трубы…

Обагряя настил мостовой

Бились готы… а может быть гунны…

Пав в бою, исчезали в пыли…

Доносилось дыханье лагуны

И белели в ночи корабли…

Черепичные крыши и скверы

Проносились… луга и стада,

Коронации и адюльтеры,

И сошедшие с рельс поезда…

Кроны клёнов и лип… а навстречу

Мимо каменных стен не спеша

Шла девица, накинув на плечи

Побелевшую рваную шаль.

В космах ветра сырые порывы…

Так бывает во всех городах…

Я зачем-то спросила: «Вы живы?»

Но она не ответила: «Да…»

Улыбнулась уныло… И прямо,

Но украдкой взглянула в глаза…

Дрожь неслась по прозрачным рукам… а

Она словно что-то сказать

Тщетно силилась… Тяжкое столь же,

Как гора, что не сдвинется с плеч…

Точно знала она нечто больше,

Что в слова невозможно облечь…

А затем всё слилось воедино —

Тишина и немой разговор.

Я стояла напротив витрины

Замерев, и смотрела в упор…

Ощущая туманно – когда-то

Здесь развеян был дух мой и прах

За истлевшей погостной оградой.

Но не всё растворилось в ветрах…

Город-призрак, живая могила,

Усыпальница первых камней…

Я здесь явно кого-то любила

Дольше жизни своей и сильней,

Вышивала твои минареты

Яркой гладью на тонкую ткань…

Ты меня вспоминаешь за это,

Принося ежегодную дань…

Льнут к ногам твои древние плиты

И оббитые сталью врата

Для меня ровно в полночь открыты.

Так бывает во всех городах.

На съедение планктона

Я напишу роман, где все несчастны

В плену оков невежества и зла…

И буду убиваться: «О, ужасно!

За что я их на это обрекла?…»,

Ловя в слезах отчаянно влюбленых

Хоть каплю неизменной чистоты,

Что не исчезнет, в духе Авалона,

Синхронно c воплощением мечты.

Я рассажу всех кукол на витрине,

Диктуя мысли, вмешиваясь в сны…

Герой тужит у ложа героини —

Ей не дожить до завтрашней весны…

На площади кидаются камнями

Верша средневековый ритуал —

У ног еретика играет пламя

И тешится над тем, как он летал…

Вот рыцарь слепо жертвует собою

По прихоти каких-то вздорных дам…

А на щите несут других героев

И лавры достаются их вождям…

Бойцы ушли неслышно, словно тени…

Без имени, без рода и лица…

Они погибли ради убеждений

Туманных от начала до конца…

Земля вберёт их молодые соки,

И даст испить осоке и плеве…

Ещё один страдалец одинокий

Как лютик сник в очередной главе…

Он, расточаясь, ожидал поклонов,

Забыл про время, покупая жизнь…

Фонтан иссяк – и толпы монотонно,

Утратив любопытство, разошлись…

Вот латексом обёрнутые рыбы

Мне предлагают крови и вина…

Я улыбаюсь приторно: -«Спасибо!

Давно предпочитаю пить одна…»

И шагом, полным праведного гнева,

Спешу на растерзанье кутерьме…

По замыслу пера, я – королева!

И ничего, что трон стоит в дерьме.

По замыслу… а может приговору…

Не важно… ибо ясно не вполне.

Последняя глава, в которой скоро

Погаснет свет софитов в тишине…

Откланяются повара и воры…

Что вылупился, недалёкий сброд??

Плесни бальзама на душу актёра!

Иначе он потухнет и умрёт…

Всё. Больше ни строки. Зевая сонно,

Встаю отодвигаясь от стола,

Бросаю на съедение планктона

Совсем не то, что от себя ждала…

Да, редкий путник, в мрачную минуту,

Застигнутый сверканием зарниц,

Отважится искать себе приюта

Хоть на одной из названных страниц,

Где долго и мучительно страдали,

Затем усопли каждый в свой черёд,

Тела отпели, души закопали…

А может быть совсем наоборот…

Но вот, взвиваясь обелиском дыма,

Законно возмутится чей-то крик:

– «А суть-то в чём??»

Она неуловима.

И постоянно изменяет лик…

Гений должен умереть

Пыль, точно мрачный призрак на погосте,

Испуганно металась у ворот…

Дробь барабанов, в мозг вбивая гвозди,

Стелила путь на скользкий эшафот…

Навеселе от солнечной купели

Глумился и толкал меня конвой,

И ветки разгораться не хотели

На плахе по-весеннему сырой…

Пьянящий дым последнего мгновенья

Сжимал виски, стирая круговерть…

А дикая толпа кричала: «Гений!

Ты должен… должен… ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ!!!»

Услужливо подхватывало эхо

И откликалось миллионы раз,

Переплетаясь с идиотским смехом

В чернильных жерлах ненасытных глаз…

…Ночь, прогнала фарфоровые лица

От прахом обращённого костра…

И как Капитолийская волчица

Надрывно завывала до утра…

В 43-м гробу

Презирая любовь, проклиная судьбу,

Неподвижно лежу в 43-м гробу.

Где-то лики святых улыбнутся с холста,

Дрогнет камень, исполнится чья-то мечта,

Пьяный гений шагнёт в роковое окно…

Только мне всё равно и, как прежде, смешно…

Снова сцена и дым… Смуть у райских ворот…

Звон ключей, лязг петель… Каждый рвётся вперёд,

Скирд грехов, словно крест, волоча на горбу.

Меньше толков ценю я такую борьбу!

Мне бы душу согреть от безжалостных слов

В жарком пламени, где нет запретных плодов,

Асмодей исступлённо трясёт головой,

Вскинув руки над дружно горящей толпой.

Скрежет стали, бренчанье железных оков…

Жаль одно – в преисподней всего семь кругов!

Смешная осень

Смешная осень… ветряная стерва,

Трясущая багровой головой…

Ты для кого-то нынче станешь первой,

Второй… последней… и очередной…

Уж пробил час твоих распутных плясок,

А ты молчишь печально у стола…

Ты как и я, сменяя сотни масок,

Забыла кто ты и зачем пришла…

Смешная осень… в этих чёрных ризах

Мы так похожи! что ни говори…

Я как и ты заядлая актриса…

А может быть и у тебя внутри

Бьёт крыльями дух одинокой птицы

И на се’рдце колотятся дожди?…

Ты знаешь, я хочу с тобой напиться

И разрыдаться на твоей груди…

Могучая, наивная, шальная…

На дне твоей бескрайней западни,

В который раз смертельно не хватает…

Того, кто б смог замедлить твои дни,

Несущиеся в хмурые закаты…

Но я не жду ни света, ни тепла…

Ты вновь поишь меня бодрящим ядом…

Я без тебя сейчас бы не жила…

Город

Неприступный и вечный город,

Парки и колокольный звон…

Тот, кто строил был пьян и молод,

В каждый камешек был влюблён…

Знал, что ветры бывают злые

Всё продумал, но всё зазря…

Уцелел от игры стихии

Только пепел от алтаря.

Город видит, как, строя рожи,

Черти тешутся у ворот…

Но не это его тревожит.

Непонятно чего он ждёт…

Может, чтобы из окон рая

Хлынул дождь и осела пыль…

Просто если сквозняк качает

Крепость —

значит в основе гниль.

Ведьма пьёт чай без сахара

С вечера до утра…

Ей бы метлу да за гору

Мчать на семи ветрах…

Пьёт за своё бессмертие

Крепкий экстракт тоски,

Всюду скребутся черти и

Рвут её на куски,

Нагло плюются в душу и

В уши хулу кричат…

Если б не эта дюжина

Чёртова на плечах…

Где-то из жарких фраз куют

Путы и каламбур,

Хищно клыками лязгают

Из-под овечьих шкур…

Клёкотом сонной нежити

Булькает кипяток,

Радуга в рваном скрежете,

На волосах венок —

Траурно ветки свесили

Тернии и дурман.

Ведьме до жути весело,

Ведьма сошла с ума.

Льются в потоки вешние

Слёзы сквозь дикий смех…

Будущее и прежнее

Тает как грязный снег.

Трутся у ног и крутятся

Время и хмарь болот…

Ведьме всё время чудится,

Ведьма чего-то ждёт…

И пролетает ночь её

Искрами от костра.

Ведьма пьёт чай. А прочее —

Сказка о двух мирах.

Прикоснуться рукой к проводам

Словно нож в рукаве злого гения,

заглушая мигание фар,

Бьётся сердце, признав преступлением

исключительно каждый удар.

Рёв сирен в затаённом дыхании…

С головы сотрясая до пят

Повторяется вновь заклинанием

6-ти тысячи-вольтный разряд.

Я боюсь, что оно обесточится

и замрёт, не дождавшись суда.

Оттого ль так отчаянно хочется

прикоснуться рукой к проводам?…

Трамвай на Нараяму

Я жду трамвай на Нараяму,

Стою-свищу, курю ганджу…

Но ускоряется упрямо

Нелепый бег по виражу

Сапог и пыльных шляп из фетра…

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2