Жиза. Маршрут: Пижма – Нижний Новгород

Всё время перед последним экзаменом глупый и наивный я нарезал бомбы с ответами по математике и одновременно в голове продумывал ход будущих действий для получения оценки в результате списывания. За день до экзамена я спокойно собрал сумку, посмотрел ролики в YouTube и на 10-часовой электричке уехал в Нижний. По дороге я ничего не делал, по приезду на квартиру тоже.

За день до экзамена я ещё раз посмотрел всё ли готово и пошёл, конечно же, в театр на постановку Сергея Безрукова в роли Сергея Есенина. Билет на спектакль я купил ещё в сентябре, увидев плакат с его лицом на вокзале. Тогда я понял, что пока есть такая возможность, то нужно обязательно сходить и посмотреть вживую на Безрукова.

В ТЮЗе я получил море незабываемых эмоций и очень прочувствовал ту атмосферу, которую увидел в тот день. Сидя перед сценой, я представлял себя Хрущёвым, который перед возможной всемирной войной тоже пошёл в театр, чтобы смотреть балет. Не зря я готовил реферат по истории на тему «Карибский кризис».

На экзамен по математике я поехал совершенно с пустой головой, лишь зная те азы, которые я помнил ещё со школы. Когда я приехал, то увидел уже всех своих одногруппников, стоящих возле аудитории. Тут ко мне пришло волнение.

Когда препод открыл аудиторию, мы все тут же вошли в неё. Я сел в конце третьего ряда справа. Хорошее место для списывания. Но тут же преподаватель Петров нарушил все мои планы и приказал убрать сумки к стене, которая находилась сзади нас. В сумке лежали все мои приготовленные бомбы.

Через некоторое время моё разочарование сменилось безысходностью. Билеты были совершенно другие, не те на которые я убивал своё время, исписывая бумагу. После 5 минут я понял, что этот экзамен не сдам. Надеяться было не на что. В этом я убедился ещё тогда, когда увидел, как Петров подошёл к окну и стал смотреть куда то в сторону, а потом резко обернулся в сторону нас. У некоторых, кто списывал тогда, даже вздрогнули руки. Одного человека он тут же строго попросил привстать, но тот, как потом оказалось, умело замаскировался и успел спрятать свою шпору.

Через 3 года я узнал о том, что один человек купил оценку в тот день. Если бы мне тогда предложили бы это сделать, я бы, наверное, с лёгкостью согласился, но нынешний я – точно нет.

Поняв, что всё безнадёжно я осмелел и пытался как-то достать сумку, которая была рядом со мной у стены. В один момент, пока он общался с Коганом, о котором предупреждала меня Оля Клешнина, я выхватил сумку и вытащил из неё листки. Быстро пролистав их, я не смог найти похожие примеры, всё было кончено. Я кинул листки в свою зимнюю шапку и закрыл её ушками. Странно, что Петров не просил меня отложить шапку в сторону.

Времени не оставалось. Я написал глупую теорию, но так ничего и не решил. Как закончился экзамен, я, выйдя из кабинета, спонтанно подошёл к Антону Харитонову и стал спрашивать его о том, что может ли Петров мне поставить хотя бы 2,5 за 2 строчки, но Антон в ответ мне только улыбнулся. Всё было и так понятно.

Я осознавал, что мне нечего теперь терять, и чтобы не тратить своё время, я в числе первых пошёл в кабинет к Петрову. К моему удивлению он стал меня натаскивать на положительную оценку, но я совершенно ничего не знал. Мне стало стыдно за себя, потому что ему стало стыдно за меня. Я не сдал. Этот экзамен повлиял на меня потом в будущем.

До часовой электрички оставалось всего полчаса, и я, как неадекватный, побежал на остановку, а потом к себе в квартиру, где, наорав при бабке на Мордвина из-за его медлительности, схватил сумки и побежал к метро. До электрички оставалось всего 10 минут, когда я только сел в вагон в метро, идущий до Московского вокзала. Когда я вошёл уже в вагон на вокзале, то по своим часам увидел, что до отправления осталось всего 3 минуты.

Я был зол. Как только я сел на своё сиденье я стал учить. В моём PSP уже была забита большая книга из 100 страниц А4 «64 лекции по математике», которые я хотел когда то прочитать, но лень постоянно убеждала меня в ненадобности этой большой книги.

Сидя в вагоне, я полностью проработал все страницы и понял, что нам даже многое не объясняли в этом семестре. Я прочитал даже введение и заключение в этот день. Я зачитал половину учебника тогда, когда только приехал в Пижму. Но когда я шёл домой, то из моей головы не выходила мысль о том, что я сегодня не сдал. И я продолжил учить, как только пришёл домой. И даже когда я всё выучил в этот день, то я начинал учить всё заново. За эти дни перед пересдачей я полностью зазубрил всё и был готов уже на все без преувеличения 100 процентов.

Теперь я нисколько не переживал по поводу каких-то спрятанных бомб, ответов. Пару шпор я всё-таки сделал по теории, потому что никак не мог зазубрить совсем непонятные мне вещи. К моему удивлению в аудитории было около 50 человек, да и ещё все места сзади были заняты. Я кое-как нашёл лишний стул и сел перед первой партой рядом с какими-то девчонками, которые очень сильно переживали.

Раздав билеты, одна девчонка попросила меня поменяться с ней билетом, но я с ухмылкой ей отказал, однако позже пообещал помочь. Экзамен шёл плавно, как вдруг неожиданно Петров попросил вытащить нам свои зачётки. Вроде ничего страшного, но в моей синей книжице лежали шпоры. И опять же ничего не было бы страшного, но он стал пролистывать каждую зачётку, чтобы увидеть фото и сравнить со студентом. Когда он взял мою зачётку, то тут же я увидел, как моя шпора плавно полетела вниз. С меня сошло 100 потов, но он не обратил на этот маленький листочек внимания. Тогда моё уважение к нему возросло, а, хотя, может, он и просто не заметил его.

Время шло, и за короткий период я ответил на все вопросы, а потом постарался, как и обещал, помочь рядом девчонке подготовить и её ответы. Намного позже я узнал, что её отчислили. Не знаю то ли после этого экзамена, то ли после. «Она тупая» – такую краткую характеристику я получил от своего одногруппника с ПСМ, когда с удивлением снова увидел её среди перваков.

Выйдя из аудитории, я внимательно стал слушать, что повторяют мои товарищи по несчастью. С удивлением они посмотрели на меня тогда, когда я всем им подсказал ответы на все их вопросы. «Что я здесь потерял?» – спрашивали они меня и этот вопрос был выше всяких похвал. Поэтому я пошёл первым защищать свой листочек. Я зашёл в аудиторию, вдалеке от меня сидел Петров и просил, чтобы я достал свою зачётку. Отыскав её своими дрожащими руками, я тут же отдал ему её в руки. Он посмотрел на мой листок и стал спрашивать меня чисто по билету. Я ответил на все вопросы, а потом в ход пошли уже дополнительные, в которых я стал путаться.

– В голове у тебя всё перемешалось, но говоришь ты правильно, только путаешь, – сказал Петров, а потом поставил 2,5.

Я вышел из аудитории, меня сразу же стали спрашивать о том, какие он задавал вопросы. Я старался отвечать всем. Подходило всё больше и больше народу, и я, как славная поп-звезда, отвечал по очереди каждому на вопросы этих репортёров. Радости никакой не было. Я знал, что сдам экзамен в этот день, но чуть был огорчён из-за того, что с такой подготовкой получил всего лишь 2,5. Арарат как то на перемене по химии сказал мне, что, если бы он сдавал математику в первый раз также как и на пересдаче, то получил бы точно 5. Наверное, и я тоже.

Я приехал домой, мама была счастлива. Мне было совершенно наплевать. У меня было всего 3 выходных дня до начала следующего семестра. Я старался отдыхать, но постоянно мерцающие в голове цифры мерещились мне даже во сне, где я старался решать уравнения в отдалённых тёмных стенках своего разума.

1 сессия за которую переживают все первокурсники – была сдана. Дальше, наверное, будет ещё сложней.

VII Дальше действовать будем мы

Я печатал расписание, пока сидел у папы, и, не теряя времени на экране его компьютера просматривал каждый предмет, с которым мне предстоит связаться. Термех, химия, физика… – Ну привет, строительный университет. Теперь у нашего потока пропала моя любимая психология, экология и ещё пара лёгких предметов, зато отныне я должен был выгрызать гранит науки, причём технической.

Одновременно с предметами я также проглядывал своих будущих преподов. Ведь не предмет диктовал сложность, а именно учитель, который будет его преподавать. Конечно, отзывы о некоторых из них были отнюдь не позитивные. В нашей беседе «vk» также разрывались бурные разговоры о том, какие жёсткие преподы нам достались – я следил за этим и портил себе настроение. Ну что же, похоже, этот семестр будет ещё сложнее, чем первый, хотя меня так уверяли в обратном…

Когда я встретился со всеми предметам, то понял, что все разговоры оказались правдой. По термеху с самой первой же пары я перестал, что-либо понимать и сразу пошёл уже по знакомому мне пути – покупать все расчётно-графические работы. А стоили то они всего 600 рублей – очень дёшево. На парах по термеху я скучно провожал дни, а зачем во что-то вникать, если у меня всё готово?

Следующим новым для меня предметов была физика, в которой я очень сильно разочаровался. Из двух зол мне попалось худшее, имя его было – Колпаков. В первый же день мы стали решать задачи, и я понял, что от этого человека ничего хорошего ждать не стоит. Всё-таки за этот семестр надо было ещё сдать лабы Колпаку в количестве 4 штук, а в физике я разбирался очень плохо. Спасибо, ЕГЭ.

По химии нам попался Яблоков – имя, которое некоторые люди вспоминают с дрожью. Как только он вошёл в аудиторию, он сразу задал нам всем вопрос:

– Что самое главное должно быть на столе у студента? – спросил Яблоков. Среди нас были смельчаки, которые что-то отвечали ему, но все ответы были неверны. В итоге он ответил сам:

– Ручка, словарь и библия, – строго сказал он.

Вообще самой пары то и не было. Он рассказывал нам о своей жизни, как стал профессором. Яблоков поведал нам о том, как будучи маленьким пацанёнком он зарабатывал деньги на улицах и при этом тщательно изучал химию. Он спрашивал нас, почему же и мы не можем вырасти в того, кем хотим быть, почему не изучаем предметы, ведь у нас есть всё, что для этого нужно: дом и пища – самое важное, что есть в жизни по его мнению. Я мысленно соглашался с ним и позитивно настраивался на этот предмет, пусть и совершенно не знал его. Всё-таки в его словах была правда, стоит реально что-то учить и знания придут.

В этом семестре в ЦУМе я прикупил себе красный галстук с белой рубашкой и запонками, чтобы ходить во всём этом в универ. И как же это выглядело всё глупо со стороны. Меня постоянно не покидало стремление выделиться в чём-то, показаться лучше по сравнению с другими студентами. Когда я понял, что слишком выделяюсь из группы – я перестал надевать эту рубашку, пока ещё не до рос.

Так же в этом весеннем семестре я расширил свой круг общения и теперь для меня открылись два новых персонажа: Чистяков и Арарат. Арарат вообще мне показал, как нужно действовать, когда что-то не понимаешь. Конечно, он был не самым умным человеком в нашей группе, однако, постоянно любил просить помощи у группы, чтобы ему с чем-то помогли, что-то объяснили. Я же при первой же неудаче искал «руки», которые сделают за меня какую-либо работу. Свои работы по инженерной графике я всё так же отдавал Копосовой, хотя часто она мне просто не отвечала.

– А почему ты сам не делаешь? – Спросила меня однажды Наташа. Я чувствовал какой-то подвох в этом вопросе и одновременно не понимал, зачем задавать такие вопросы, если я плачу тебе за работу деньги.

– Этот месяц я ещё покупаю, а потом, честно, летом буду ездить в Тоншаево на курсы к одному мужику, который обучает инженерной графике, – говорил я ей. Конечно, потом я так никуда и не поехал.

В какое-то время с Копосовой даже стало как-то неприятно общаться, прежде всего, из-за того, что она старалась избегать меня из-за просьб помочь мне с работами. Да и я тоже понимал, что пора какие-то работы самому выполнять. До этой мысли я дошёл при помощи нового препода по инженерной графике – Юматовой, которая заставила меня чертить самому.

Но всё же в начале семестра опять в голову мою забилась истерика, которая терзала меня и кричала, чтобы я поскорей забирал свои документы из универа и уезжал себе домой. Причиной этому была как раз инженерка. Нам нужно было сделать около 15 чертежей за этот маленький семестр и сразу же в первый день нам выдали задания, чтобы бы не отставали от заданного графика. На парах мы должны были чертить эскизы, а дома уже перечерчивать на ватман. Эта инженерка отличалась от прошлого семестра – нам не нужно было больше перечерчивать какое-то задание, теперь мы были должны измерять всякие детальки разных форм и делать по ним эскизы. В помощь нам были выданы штангенциркули. Я совершенно не понял, как ими пользоваться, и плюс к этому теперь я сидел один за партой. Волнение внутри меня приобретало огромнейшие масштабы, разрушая напрочь всю мою психику и нервы. Всё было неправильно, абсолютно все размеры были приняты на глаз, однако, первое задание я всё-таки сделал и получил за него плюсик. Радоваться было нечему – каждая работа зависела от другой, и если я неправильно сделал эту, то, следовательно, другие также будут неверны, а это значит надо всё переделывать, исправлять.

– Если у меня будет хоть что-то неправильно в чертежах, то я тут же пойду и заберу документы, – говорил я маме через свой телефон.

Был в моём семестре и совершенно непонятный мне предмет – начертательная геометрия. В ней я не понимал совершенно ничего. Самое главное, что на этой паре за пять минут наш препод мог вычертить такой огромный чертёж, что, если ты вначале где-то что-то не понял, то считай, урок для тебя окончен. Самому преподу с лысиной на голове было лет так около 65, он был чрезвычайно добрым человеком. Один раз он поднял мою ручку и положил мне на стол, когда я случайно выронил её. Я был потрясён этим поступком и сказал – «спасибо». Только из-за препода этот предмет не выражал во мне никаких неприятных ощущений.

– Если ты будешь постоянно разговаривать, то вернёшься обратно в свой политех, – сделал замечание на одной из своих пар препод по начерталке моему одногруппнику Соболеву. Именно тогда для меня Соболев стал Пашком из политеха – так я его называл в своей голове и представлял другим.

Пашок из политеха был очень ленивым, но, тем не менее, необычайно умным и толковым человеком. Он вроде и казался немного глуповатым, легкомысленным, но именно он отвечал на самые сложные вопросы на парах. На математике его очень ценил Петров, ведь именно Соболев постоянно выходил к доске и говорил, как нужно выполнить решение какой-либо задачи. Он мог бесконечно отстаивать свои права, себя и своё видение, даже, если оно было ошибочным. Его споры с учителями всегда вызывали во мне интерес.

Был в этом семестре и совсем неординарный предмет – физкультура. Преподавателем её был, вроде, то ли олимпийский чемпион, то ли он учувствовал когда-то в таких играх, в общем, я уже не помню. И, конечно, это был закалённый мужик, который ничего и никого не боялся, и любил поиздеваться на своих подопечных, то бишь нас. Как назло я опоздал к нему на первую же пару, и тут же получил логичный втык за это. Мне пришлось долго извиняться перед ним, и только потом я встал в строй. Это был самый строгий преподаватель по физкультуре, который был. Нам пришлось наизусть выучивать его зарядку, а потом показывать ему её на виду у всего потока. Даже в этом предмете всё было довольно строго.

На квартире же дела шли неплохо, если не считать того факта, что в какой-то момент мы чуть не подрались с Мордвиным. Меня очень не устраивал тот факт, что Серёга постоянно владел пультом, переключал каналы, не давая этого сделать мне. Дословно он был королём пульта. Да даже не это была главным побуждением к драке, а то, что он просто стал меня накалять за то, что постоянно выключал свет в 22 часа и не давал мне выполнять все домашние задания вовремя. К счастью драки никакой не случилось, мы немного поогрызались друг на друга, но до дела так ничего и дошло.

– Я понимаю, что, когда долго живёшь вместе, то начинаешь беситься из-за всякой херни, – говорил я Лене Окуневе, своей однокласснице, сидя в электричке рядом с Мордвиным. – Тут возьми любого соседа и каждый бы бесил меня по-своему.

Ну а с бабкой было всё плохо и тут я или Мордвин не были причиной. Она всё реже появлялась дома, плохо себя чувствовала, и в итоге я узнал, что она больна раком. Мама обнадёживала её, говорила, что люди с такой болезнью живут долго, а я надеялся, что это случится не при мне. Теперь всё чаще и чаще стали приезжать родственники, среди которых был Лёша со своей женой и именно он был инициатором, чтобы повысить квартплату, которая выросла теперь в 6500. Понять его можно было, ну а нам ничего не оставалось, как выполнять новые требования.

Как ни странно этот семестр пролетал для меня довольно быстро. Весенний семестр радовал солнцем, свежим воздухом, и учиться было при этом довольно легко. Но всё это казалось иллюзией, так как я не выполнял всё, что от меня требовалось. Я делал лишь то, что понимал, при этом у меня всё больше и больше накапливая долги, которым «руки» нельзя было найти. Последний месяц разрушил эту иллюзию и выжал из меня все соки.

По инженерной графике я так же и продолжал чертить всё на глаз, радуясь за то, что выполнял все чертежи. Никто не замечал, что размеры у меня были не похожи на правду, и я этим пользовался. Один раз нам попалась Павлова – самая строгая из преподавателей по инженерке. Один день она заменяла у нас Юматову. Павлова любила орать, ведь есть такие люди, которые любят пользоваться своим положением – вот она как раз была из тех. Она постоянно была чем-то недовольна, постоянно кричала на нас, нервничала.

– Что это такое?! – спросила меня Павлова, указывая на мой эскиз.

– Я не знаю, – ответил я, не поняв, на что именно она указывает.

– Вот и я не знаю! – прокричала она, и стала исправлять мои ошибки.

В этот день я подумал, что, если и Павлова не заметила самых ключевых ошибок, а именно размеров, то, может, и нечего переживать? И так я и чертил, занимаясь самым лёгким делом – подгоняя все размеры на глаз, пока все другие тщательно до миллиметра вычисляли грани штангенциркулем. Всё-таки один чертёж мне пришлось заказать, самый большой в этом семестре. Не умел я на ватмане ещё чертить. Конечно, к Копосовой я теперь не обращался. Теперь я нашёл другие «руки» – девушку – архитектора с ННГАСУ, которая быстро состряпала мне формат А-3. Когда все мои чертежи были готовы, я сдал их не без волнения, конечно, и получил «хорошо».

Жаль, что не по всем предметам так можно было схитрить. Если в прошлом семестре для меня инженерка казалась саамам сложным предметом, то теперь её место заняла физика – предмет по которому у меня не было сдано ни одной лабы. Уже был май, через месяц начинаются зачёты, а у меня так до сих пор они и висели в количестве четырёх штук. Колпаков швырял всё в наших знаниях и совершенно у всех были проблемы с ним. Это было настолько несуразно и глупо садиться перед ним и уходить совершенно ни с чем. Сдать мне ему было просто нереально, даже, если я и отвечал на все его вопросы чисто случайно, с подсказками, то потом мне предстояло сделать задачу прямо при нём и, само собой, на этом этапе я сдавался. Кому то крайне повезло и несколько моих одногруппников защитили 2 лабы просто, потому что помогли ему перенести нескорые вещи из одной аудитории в другую. Больше никогда он не просил ему помочь, я опоздал.

Начались серьёзные проблемы, времени оставалось мало. Я садился раз за разом к нему, но всё было тщетно. Тогда я решил ходить к нему на защиту и в другие дни, с другими группами. В первый день как некстати в Нижний приезжала мама, а я должен был передать некоторые свои вещи. Я уже смерился с мыслей о том, что не успею на защиту, как тут же передумал и выбросил эту мысль в автобус, успев перед этим передать вещи маме и уехать обратно в универ, хотя лень так ныла во мне.

Около Колпакова была небольшая очередь. Я сел рядом с ним и попросил, чтобы он принял у меня лабу. Он попросил подождать, а потом задал несколько вопросов и на удивление вышел из кабинета. В этот же миг посыпались подсказки от рядом со мной сидящих людей, и когда он вернулся я был уже во всеоружии. На вопросы мне удалось кое-как ответить, но потом Колпаков перевернул мою титульник от лабы и нарисовал там задачку. Я побыл какое-то время в ступоре, пока не увидел у другого человека решение к ней и с дрожащими руками всё переписал к себе.

– А ты, какой раз ко мне подходишь? – спросил Колпаков, когда ставил мне оценку в журнал.

– Седьмой, – ответил я.

Он очень удивился этому и усмехнулся. Я понимал насколько плохо моё положение, раз только сейчас я смог сдать первую лабу. Оставалось 2 недели до начала зачётов, когда я смогу ещё сдать ему все остальные? Задаваться этим вопросом постоянно мне поднадоело, так же как и переживать об учёбе. Я осознал, что нужно подходить к нему в любой момент, даже, если я ничего не знаю, потому что так у меня ничего и не выйдет. И сразу же после первой сданной лабы, я подошёл к нему и через минуту пошёл обратно, так как не смог ответить на первый же вопрос. Зато я запомнил этот вопрос, и у меня сформировалась своя собственная стратегия, как добить его и вывезти все эти лабы: просто сидеть около него и слушать, какие он задаёт вопросы, а потом смотреть какие даёт задачи, при этом запоминать ответы и пробовать потом отвечать и самому.

Опять полетели деньги – я через учителей в школе покупал решения к задачам по физике, которые фотографировал на лабах и одновременно повторял все вопросы, которые сумел записать на его защитах. Я подходил к нему почти каждый день, однако, одна оценка по лабам так и оставалась одинокой ото всех. Хорошо, когда у тебя есть голова, ты понимаешь физику или другие похожие предметы, но я был далёк от технического образования. Всегда считал себя гуманитарием, да и в школе учителя вдолбили мне это в голову. Ныть об отчислении мне уже надоело, я не сдавался и постоянно то и дело повторял задачи и ответы к вопросам Колпакова.

Наступила последняя неделя мая. Мы с Араратом объединились, и стали активно помогать друг другу. Он делал правильно, что просил помощи у других людей, тогда как я старался разгребать всё самостоятельно. Деньги особо уже не помогали, но я был готов дать хоть и пять тысяч, лишь бы кто-то другой за меня сдал все эти чёртовые лабы. Колпаку бесполезно давать деньги – были слухи о том, что ему предлагали и квартиру, и машину, но всегда он отказывался. Были так же и слухи, что у него погибла вся семья в автодорожной аварии, и после этого случая он стал таким, каким я его видел. Может быть.

– Так что там сложного, я почти все лабы уже сдала, – говорила мне Оля, когда я случайно встретил её с Наташей и рассказывал им про свои проблемы.

– А кто у тебя препод? – спрашивал я.

– Коган, – к нему подходишь и сразу же защищаешься, – объясняла мне она. – Ничего сложного.

– Оль, ну Колпакову намного труднее сдать. Не сравнивай их, – парировала Наташа.

В последнюю неделю очереди сильно возросли. Если раньше около него было по 2—3 человека, то теперь их было все 30. Всегда приходилось приходить пораньше, занимать очередь. Очень легко можно было и просто не успеть дождаться, когда до тебя дойдёт цепочка, потому что у Колпакова было всё строго по времени. Если пара заканчивалась, то он сразу выходил из кабинета и больше не возвращался. Один раз он стал даже специально прятаться от нас, когда всей толпой мы ожидали его около двери в аудиторию с горой макулатуры.

– Ребят, а я сегодня успею сдать ему все лабы? – спрашивал Вилков, который пришёл на физику в первый раз. Мы только посмеялись над ним и ответили, что точно нет. Вилков был нашим одногруппником, который редко появлялся на каких-либо парах, и вообще это было чудом, что он оставался быть в нашей группе. Он уже и на комиссиях успел побывать, но всё равно оставался в живых. Однако этот семестр стал для него последним – он перешёл на заочное отделение.

Благодаря помощи Арарата, я смог сдать вторую лабу, а затем на следующий день и третью. Оставалось защитить только последнюю, но вся её сложность заключалась в том, что эту лабу вообще никто не делал и не сдавал. Мне не повезло в этом плане: я не мог подслушать, что он по ней спрашивал, и помощи просить было не у кого. Осложнилось всё тем, что оставался последний день защиты, в этот же день был зачёт по самой физике. Если ты сейчас не защищаешь, то не допускаешься к экзаменам. Волнение было громадным, люди не могли занимать очереди из-за маленького кабинета. Все студенты нервничали, ждать своей очереди к Колпаку стало невыносимо. У всех была всего лишь одна попытка, чтобы Колпаков мог успеть поговорить со всеми.

Момент истины, я подошёл к нему со своей последней лабой, и на удивление он не стал меня мучить теоретическими вопросами, а всего лишь дал задачку. Наверное, он не знал, что и спросить, потому что я был с этой лабой у него первый, да и времени оставалось не так уже много. Рядом с ним все места были заняты, и мне пришлось сесть в другом месте, зато я был не под его пристальным взглядом. В это мгновение наша группа сдавала зачёт. Пашок из политеха помогал абсолютно всем, кто к нему обращался с задачами. Решил обратиться и я, но он сказал всего лишь: – «Блин, извини, я такие не умею делать».