Полная версия
Как избавиться от синдрома ММ. Исповедь эмигрантки
Как избавиться от синдрома ММ
Исповедь эмигрантки
Ольга Щекотинская
Жизнь – не личное дело каждого. Ее история и уроки ценны, лишь если делишься ими с другими.
Дэн МиллмэнИллюстратор Юлия Крупеня
© Ольга Щекотинская, 2022
© Юлия Крупеня, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-4483-0544-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
В первых же строках своего обращения к читателям считаю необходимым сообщить следующее – эта книга не для всех. Вряд ли она будет интересна представителям сильного пола, за исключением тех, кого по настоящему волнует, чем живет и дышит женская душа.
Каждая строка этой книги обращена к вам, милые женщины, и прежде всего к тем, кто не понаслышке знает, что скрывается за расхожим понятием «роковая страсть», кто знаком с любовью, которая разрушает, доводит до безумия и полной потери себя как личности, для тех, кто оказался в ловушке собственных чувств и, что очень важно, по-настоящему хочет из нее выбраться.
Эта книга – совсем не любовный роман, хотя поначалу может так показаться. Жанр ее можно определить как психологическую драму о поисках себя, основанную на реальных событиях. История героини вполне может служить для склонных попадать в эмоциональную зависимость женщин подробной пошаговой инструкцией о том, как перестать страдать и стать, наконец, счастливой. Но это и не книга по психологии, а повествование с захватывающим сюжетом, в котором есть всё – и тяготы эмиграции, и закулисные стороны амстердамской жизни, и пересмотр личной истории с многочисленными флэшбэками в прошлое, и переоценка ценностей, и опыты с шаманским растением силы айаваской, расширяющим сознание, и йога, и тантра, и путешествие в Таиланд в поисках духовности.
Роман состоит из 12 частей, каждая из которых озаглавлена названием очередного шага из пособия группы «12 шагов по избавлению от зависимости». В данном случае речь идет о патологической привязанности к «плохим парням», получившей в психологии название синдрома Мерилин Монро. Героиня проходит все эти шаги до конца, и в итоге ей удается достигнуть желаемого результата – избавиться от зависимости, обрести внутреннюю свободу, целостность и самодостаточность. И, что особенно важно, в процессе этого пути она приходит к пониманию, что он неразрывно связан с духовным ростом и спиритуальным развитием. Поэтому в книге можно найти много рассуждений о саморазвитии и духовности. Это своеобразный второй план, который наверняка будет интересен определенному кругу читателей.
Две абсолютно разные женщины – в начале книги и в конце ее. История героини является доказательством того, что изменить себя все-таки возможно. И если эта книга поможет пусть даже очень небольшому числу женщин по-новому взглянуть на себя и явится толчком для того, чтобы попытаться изменить свою жизнь к лучшему, я смело могу считать, что выполнила свою главную жизненную задачу.
В основе этой книги реальные события и факты, но все же она ни в коем случае не является ни исповедью, ни автобиографией. Это художественное произведение, и как автор я воспользовалась правом на творческое переосмысление произошедшего. Поэтому не стоит искать за созданными на страницах романа образами героев реально существующих людей. Это было бы неправильным. Не стану уверять читателя в полном отсутствии прототипов главных действующих лиц – мне все равно бы никто не поверил, но все же не советую принимать все описанное в романе за чистую правду. Это далеко не так.
В заключение хочу выразить огромную благодарность всем людям, так или иначе принимавшим участие в процессе создания и публикации этой книги: моей самой первой читательнице Елене Шепель, потратившей уйму времени на прочтение совсем еще сырого материала и давшей много дельных советов по исправлению текста, Иванне Ходак и Наталье Кушак, добровольно взявшим на себя функцию литературных редакторов, моей чудесной подруге и невероятно талантливой художнице Юлии Крупеня, разрешившей использовать репродукцию своей работы для оформления обложки, Елене Фельдман, подарившей мне удивительно точный эпиграф к книге, моим любимым подругам Ольге Булычевой-Лузгиной, Ольге Горбачевой, Катерине Кириченко, Светлане Храмовой, Вере Беляевой, моим замечательным друзьям Сергею Лузгину и Михаилу Узикову, самым близким и родным людям – маме и сыну за моральную поддержку и веру в меня как автора, а также особую благодарность – моим горячо любимым, ставшим прототипами главных героев, "плохишам", имен которых, по понятным причинам, не называю. Без них не было бы этой книги.
Программа «12 шагов» по избавлению от любовной зависимости. Шаг 1
Мы признаём, что были абсолютно беспомощны по причине зависимости от любви, что сделало нашу жизнь совершенно неуправляемой
Никогда не клади ключи от своего
счастья в чужой карман.
Автор неизвестен⠀Если вы внезапно очутились в яме, первое, что надо сделать, – это перестать копать.
Уилл РоджерсИндонезийская шаманка слегка помяла мне плечи, после чего вдруг отскочила в сторону, отчаянно замахала руками и неожиданно тоненьким голоском, смешно, нараспев выговаривая голландские слова, запричитала:
– Вар-де-ло-зе ке-е-ерел! Про-фи-тёёр! Феел дин-хен хра-а-атис! Ай-яй-яй!
Я посмотрела на подругу, сидящую здесь же на стуле. Она сделала огромные глаза и дернула подбородком. Что скрывалось за этим жестом, нетрудно было догадаться – видишь, мол, а я тебе что говорила? И стоило ради этого в такую даль тащиться? Все же и так ясно было… Почти два часа от Амстердама колесили… Да и в пробке пришлось постоять. И все это для того, чтобы услышать те же самые тексты, слово в слово, только на корявом голландском…
Я смиренно потупила глаза. Да, да, конечно… вы обе правы… Он недостойный, непорядочный и использовал меня в своих интересах. Головой-то я все понимаю, не на столько уж я безнадежна. А вот сердцем… Ну что вы от меня хотите? Что я могу сделать? Ведь это любовь! А она, как известно, зла… И здесь я совершенно беспомощна.
– Дат ис ман нит фоор яау! Комт аандере ман… мет инхаааут… – продолжала тем временем шаманка, занявшаяся теперь моими стопами.
Я лежала на кушетке, накрытая стареньким и пахнущим чем-то затхлым одеялом, сгорала от стыда за то, что не сделала педикюр – не до того было, и думала: ну да, конечно, давай рассказывай – появится другой мужчина, с богатым внутренним миром… положительный и добропорядочный… Да я на такого даже и не посмотрю, где уж там влюбиться! Гиблое дело… Как же ты этого не видишь, ты же шаманка?..
Дело в том, что у меня синдром Мерилин Монро. То есть, как истинно хорошая, умная и красивая «девочка» я способна влюбляться исключительно в плохих «мальчиков», которым совершенно не нужна, которые меня абсолютно не ценят, мучают и, образно говоря, вытирают об меня ноги. И чем хуже «мальчик», и чем меньше я ему нужна, тем сильнее страсть. И так было всю мою уже достаточно долгую и далеко не безгрешную жизнь. И каждый последующий «мальчик» был еще хуже предыдущего. А последний был настолько плох, а я была настолько раздавлена и опустошена, когда он меня окончательно бросил, что пришлось даже искать помощи у шаманки. Все это было бы, наверное, грустно, если бы не было так смешно, учитывая, что «девочка» -то в предклимактерическом уже почти возрасте.
О синдроме, о том, что он существует, и о том, что я такая не единственная, я узнала совсем недавно. После того, как совершенно обессиленная от невыносимых страданий, вызванных разрывом с последним «плохишом», я случайно, пытаясь найти утешение в интернете, забрела на форум транссерферов, последователей теории Зеланда.
В свое время книга Вадима Зеланда «Транссерфинг реальности» очень помогла мне выйти из тяжелой депрессии, вызванной похожей ситуацией. И сейчас я вспомнила об этом и разыскала в интернете его авторский сайт. Там я обнаружила форум и множество интересных тем. Клюнув на красивое название «синдром Мерилин Монро», я заинтересовалась, почитала посты и поняла: похоже, это про меня… очень похоже… да что там похоже, тут прямо всё в точку!.. И я скачала из интернета книгу, название которой было позаимствовано для заголовка темы.
Потом несколько вечеров подряд в процессе чтения я узнавала себя всё больше и больше. Я и рыдала, и истерически хохотала, и задыхалась от ужаса и стыда, и в конце концов четко поняла: да, несомненно, это мой диагноз. Оказывается, то, что я всю свою жизнь принимала за настоящую любовь – это и не любовь вовсе, а болезнь. Именно так было написано в книге. Роковая страсть и патологическая привязанность, очень похожая на наркотическую зависимость. А любовь – это что-то совсем другое. И этому мне еще предстоит научиться. Если, конечно, выживу… и не попаду в психушку…
Для моей подруги Инги, которая привезла меня сегодня к шаманке, все это открытием не было. Она давно уже дала мне очень четкое определение. Как-то в компании нескольких приятельниц она пророчески высказалась:
– Вот поставь перед Стаськой 10 мужиков, всяких разных, будут среди них и красавцы, и умники, и одаренные, и самые что ни на есть достойные. Так она из них обязательно выберет самого проблемного и с самым мерзким характером, будет его сначала упорно добиваться, потом, добившись, долго с ним возиться, всячески помогать, жить его интересами, жертвовать собой, и в результате останется у разбитого корыта.
Высказывание по снайперски точное, лучшего определения мне дать было просто невозможно. Не было для Инги открытием и то, что последний мужчина моей мечты по имени Виталик, откровенно меня использовал. А я с удовольствием позволяла это делать. Целых два года. И не только позволяла. Активно ему в этом помогала. Прописала в своей амстердамской квартире, всячески ублажала, холила и лелеяла, пылинки сдувала, жарила, парила, варила борщи, баловала расслабляюще-эротическими массажиками, возила за свой счет в отпуск, прощала ужасные вещи, закрывала глаза на откровенно непристойное поведение, иждивенчество, постоянный флирт с женщинами и многочисленные измены…
Даже к психиатру его водила, потому что не могла поверить, что здоровый человек может так себя вести… Диагноз звучал неутешительно: типичный нарцисс с выраженными признаками социопатии. Но меня это не остановило. Ведь кто же ему еще поможет, если не я? Ведь ему, бедняге, так тяжело, наверное, жить на свете с таким характером. Он, должно быть, и сам себе не рад…
И я продолжала его ублажать. Очень старалась. Все надеялась, что он разглядит, какая я хорошая, поймет, что лучше меня ему все равно не найти и… полюбит меня. То, что он не любит, я при всей своей одурманенности и влюбленной слепоте все-таки понимала. Но ничего, наивно думала я, моей любви хватит на двоих, она ведь безусловная. Мне ничего от него на нужно, кроме него самого. В конце концов я растоплю своей любовью его ледяное сердце, его глаза откроются, он, наконец, оценит меня и поймет, что мы созданы друг для друга. И тогда мы заживем долго и счастливо и умрем в один день.
Вот такую приторно сладкую сказочку я себе сочинила… Все это очень типично для женщин с синдромом Мерилин Монро, это я потом из книжки узнала… Я просто из кожи вон лезла, чтобы ему угодить. Но все мои старания оказались напрасны. Он меня все-таки бросил. Правда, потом в течение полугода еще пару раз возвращался, и я его безропотно принимала, но в конце концов ушел окончательно. Со страшным скандалом и массой оскорблений в мой адрес. Ушел к другой женщине. Не намного меня моложе, но зато более состоятельной.
Чем эта история закончится, было с самого начала понятно всем, кроме меня… Впрочем, так всегда и бывает. Ну что ж, совершила очередную ошибку…
Иногда кажется, что вся моя жизнь – это сплошная череда ошибок. Всё как-то глупо, всё не так… Если бы заново, если бы еще один шанс! Так страшно стареть… Вот ведь, бог дал внешность, а я никак не смогла ее использовать. Всё так бездарно, так банально…
А с другой стороны, как, собственно, могло быть по-другому? Где и как могла бы я эту свою замечательную внешность удачно применить? Профессия модели, вернее манекенщицы, как их называли во времена моей юности, считалась в нашей стране развитого социализма не то чтобы совсем неприличной, но для честной девушки все же несколько сомнительной.
Актриса? В юности эта мысль просто не давала мне покоя, но потом… Слишком сильно ударили меня по самолюбию на прослушивании в ГИТИСе, хотя ведь, если разобраться, ничего ужасного мне тогда и не сказали: «Нам очень понравились внешние данные, но за страшным волнением ничего невозможно было разглядеть». Тем более что это было даже и не официальное прослушивание. По просьбе друга нашей семьи, приближенного к артистическим кругам, меня всего лишь «посмотрели» и даже приглаcили прийти еще раз. Но нет – ведь я же гордая. Восприняла это заявление как полный провал, посчитала себя бездарностью и поставила крест на своей артистической карьере.
Было ли именно это событие неверным поворотом в моей судьбе? Или это произошло гораздо раньше, в отрочестве, в детстве? Ведь я очень долго не сознавала, что красива. Даже наоборот, считала себя чуть ли не уродиной. Это, кстати, тоже типично для женщин с синдромом ММ. Трудно себе представить, но даже сама Мерилин – общепризнанный секс-символ всех времен и народов, совсем не считала себя красавицей и очень сильно расстраивалась, разглядывая себя в зеркало. Ее жизненная история тоже подробно описана в вышеназванной книге, так же как и то, что все ее мужья никогда не воспринимали ее всерьез, унижали, оскорбляли и даже регулярно поднимали на нее руку…
Родись я лет на 10—15 позже, жизнь моя, возможно, сложилась бы иначе. Может быть, не столь выраженным был бы тогда мой комплекс по поводу внешности. Ведь во времена моей юности в маленьком провинциальном подмосковном городке, где я родилась и выросла, были совсем другие представления о красоте – небольшой рост, круглое кукольное личико, не слишком длинные крепенькие ножки, обязательно широкие округлые бедра… этот пресловутый признак женственности… Самым страстным моим желанием в 14 лет было поправиться и больше не расти. Только сейчас, глядя на свои юношеские фотографии, я понимаю, каким очаровательным подростком я, должно быть, была. Тоненькая, длинноногая, с копной длинных густых светло-русых волос, обрамляющих чуть удлиненный овал лица с большими, по-кошачьи раскосыми серо-зелеными глазами…
Никто не мог этого оценить в маленьком провинциальном городке. Даже моя родная мать ни разу в жизни не сказала мне, что я красива. Ведь она была безоговорочно признанной первой красавицей нашего городка. Так же как и бабушка в свое время. У них всё было в полном порядке и с овалом лица, и с бедрами, и с ростом… А я была настоящим гадким утенком в нашей семье. Помню, как бабушка, обращаясь к маме, сочувственно на меня глядя, говорила:
– Нет, Стаська-то не в нашу породу… в Вержбицких она…
Фамилия Вержбицкая досталась мне от отца. Дед или прадед его был выходцем из Польши, сосланным в царские времена за крамольную политическую деятельность в Сибирь и в результате осевшим где-то под Барнаулом. Оттуда и пошел род Вержбицких. Не могу поклясться, что это правда, но, по словам моей тетки, младшей сестры отца, была там еще и примесь французской крови. Потому как этот прадед привез с собой в Сибирь и свою жену, наполовину француженку, или же она потом приехала к нему в ссылку. Ну просто какая-то «Звезда пленительного счастья» получалась по ее рассказам. Но не исключаю, что ей просто приятно было так думать.
Если в семье я была гадким утенком, то в школе, скорее, белой вороной. И опять-таки в немалой степени благодаря своей фамилии. В нашем классе учились дети с простыми русскими именами. Школьные подружки мои были – Андреева, Федорова, Смирнова, Борисова, Цветкова. И тут я – Вержбицкая… Да еще и Анастасия…
Именем этим щедро одарил меня отец. Несколько дней после рождения я прожила с довольно распространенным в то время именем Юля, которым хотели назвать меня мама и бабушка, поскольку отец, казалось, не особенно хотел принимать в этом участия. Но неожиданно для всех он вдруг совершенно безапелляционно заявил:
– Анастасия будет! Всё, точка…
Кроме того, отец мой был зубным врачом, всем хорошо известным в нашем небольшом городке. И семья наша была по тем временам достаточно зажиточной. Поэтому в классе я всегда ощущала себя особенной. И страшно этого стеснялась. Ведь во времена моего детства выделяться чем-то из толпы было почти позорным.
Дома меня звали Стасей. Также называли меня и живущие по соседству друзья детства, излюбленным местом игр для которых был наш гостеприимный двор. Cтасей пыталась называть меня в классе и моя первая учительница, которая тоже жила на нашей улице и знала меня с рождения. Но в школе я упорно этому сопротивлялась, постоянно поправляя учительницу и одноклассников, и упрямо повторяя, что меня зовут Настя. Имя Стася казалось мне каким-то уж очень домашним, детским и унизительным.
По иронии судьбы в Голландии я снова стала Стасей… Правда, здесь мое имя звучало несколько иначе, на западный манер – Стэйси, но тем не менее оно снова вернулось ко мне из детства.
В школе к числу признанных хорошеньких девочек я, без всякого сомнения, не относилась. Лет в 12 я была самой маленькой и худенькой в классе. Все девочки в это время уже начали интенсивно расти и постепенно принимать женские формы, а я как-то отстала в гендерном развитии. Моя близкая подружка и одноклассница Натка в 12 лет уже начала носить лифчик, у меня же в этом возрасте, к моей огромной досаде, не наблюдалось ни малейших признаков полового взросления. На уроках физкультуры, где надо было строиться по росту, я стояла почти в самом конце, и Натка презрительно хихикала, показывая на меня пальцем из первых, самых престижных мест строя. Зато в 13 лет я вдруг начала очень быстро расти и в 14 была уже почти самой высокой в классе. И страшно стеснялась своего роста и худобы. Тогда я и приобрела сутулость, с которой долгие годы потом боролась.
В московской школе, куда я перешла учиться в 9-й класс, после того как мама, спустя три года после гибели отца, вышла замуж за моего отчима – москвича, ситуация обстояла несколько иначе. С большим удивлением я обнаружила, что моя соседка по парте Вера, с которой мы впоследствии стали лучшими подругами, была даже выше меня ростом и нисколько этого не стеснялась, а наоборот, гордилась. И при этом она, отнюдь не отличавшаяся округлостью форм, постоянно и отчаянно пыталась похудеть.
Дело в том, что родители Веры жили во Франции. Папа был довольно известным журналистом, а мама переводчицей. Вера жила с бабушкой и постоянно получала посылки из Парижа. У нее всегда были удивительной красоты вещички – заколки для волос, шариковые ручки, карандаши и ластики. Иногда и мне перепадало. Да и не только мне. Верусик не была жадной.
Характером она обладала просто замечательным. Абсолютно не задавалась, несмотря на своих «заграничных» родителей и совершенно невероятные тряпки, страстно любила русскую литературу, да и вообще все русское, была открытой, достаточно наивной и восторженной девочкой. Ей нравилось доставлять подругам маленькие радости, поэтому она щедро одаривала нас всех подобными мелочами.
Но мелочами эти предметы были исключительно для нее. А для нас… Как сейчас помню эти пластмассовые шариковые ручки, особенно свою любимую, ярко-оранжевого цвета с круглым набалдашником на конце. Их приятно было уже просто держать в руках. А уж как они писали… И даже и пахли как-то по особенному, или мне это только казалось? С легким оттенком запаха французских духов…
У Веры в гостях я впервые попробовала кока-колу из маленьких стеклянных бутылочек и белый шоколад в форме вытянутой пирамидки, с крошечными кусочками пчелиного воска, восхитительно налипавшими на зубы. До сих пор помню это ощущение. Это был восторг! Мне тогда казалось, что ничего вкуснее в жизни я никогда не пробовала!
А в конце десятого класса Вера сделала мне совершенно невероятный по тем временам подарок. Она подарила мне французскую компактную пудру «Кристиан Диор»! В продолговатой темно-бирюзовой глянцевой пудренице. Мы вместе выбирали этот подарок в магазине «Березка». Какое же это было счастье! Как потрясающе эта пудра ложилась на кожу! А как она пахла…. Ммммм, до сих пор помню этот запах… Никакие духи с ним сравниться не могли!
Для Веры моя внешность, как потом выяснилось, была просто идеалом. Она ведь была воспитана на других представлениях о женской красоте. Бывала в Париже и видела тамошних красоток. С восторгом она рассказывала, что ТАМ в тренде именно такие, как я. Тоненькие, длинноногие, с вытянутым овалом лица. Но я почему-то не особенно ей верила.
Поэтому и не могла тогда, в 15-летнем возрасте, никак себе объяснить, что же нашел во мне взрослый 25-летний студент физфака, который, познакомившись со мной, девятиклассницей, случайно на улице, так настойчиво искал потом встреч. Я к нему даже на свидание первый раз с мамой пришла, так как воспитана была в строгости и обо всем и всегда обязана была ей рассказывать. Впрочем, мама, по-моему, тоже была в недоумении. А он ничуть не смутился, только смотрел на меня восхищенными глазами и говорил, что я прекрасна, и что если какие-то уроды этого не понимают, то это их проблемы.
Потом мы пригласили его в гости. Он приехал с цветами, вел себя очень по-светски. Разговаривал, в основном, с мамой. Они, кстати, великолепно находили общий язык. А я томилась и ждала, когда же закончится этот визит, и я смогу, наконец, убежать к подружкам, поболтать о всякой нашей девчоночьей чепухе.
В конце концов я объявила ему по телефону, что встречаться мы больше не будем – ничего не получится, поскольку у нас разные интересы. До сих пор помню отчаяние в его голосе, когда он спрашивал:
– Ну какие, какие у тебя интересы?!
В институте уверенности в своих внешних данных у меня не прибавилось. Я по прежнему считала себя слишком худой, да и лицо, к которому, по большому счету, никаких претензий не было, тоже почему-то по достоинству не ценила. На нашем потоке была признанная красавица – рыжая Машка. Каково же было мое удивление, когда однажды по дороге домой из института моя подруга вдруг невзначай произнесла, что вообще-то она считает меня красивее Машки. Это заявление ввергло меня в состояние настоящего ступора. Что?.. Я?… Кра-си-ве-е?? Она действительно так сказала, или мне почудилось?
Но ведь бывало даже такое, когда незнакомые люди не могли удержаться, чтобы не сообщить мне то, чего я так упорно не хотела признавать. Однажды в метро женщина, напротив которой я стояла, держась за поручни, вдруг, страшно меня смутив, произнесла: «Боже, какая хорошенькая, смотрю и оторваться не могу…».
И не смотря на всё это – страшная неуверенность в себе. Да что там неуверенность – настоящий комплекс неполноценности. Может быть, оттого и выбирала всегда самых неподходящих партнеров, которые меня абсолютно не ценили… Потому что в глубине души считала, что не достойна любви?
А тех мужчин, которые были мною серьезно увлечены и настойчиво проявляли знаки внимания, я безжалостно отвергала. Они мне почему-то были совсем не интересны. Вот странно, ведь это же чисто мужская черта характера – когда само идет в руки, сразу полностью пропадает интерес. Привлекали меня всегда мужчины необычные, яркие, пусть даже и за счет сомнительных качеств.
Почему так? Почему все яркие, интересные личности, как правило, имеют совершенно невыносимый характер. И почему так скучны и бесцветны люди во всех отношениях положительные? Не берусь, конечно, утверждать за всех женщин, но из своего опыта я вынесла именно такое убеждение.
Интересно, в чем вообще секрет привлекательности? Иногда бывает, что идеальная красота не имеет никакой притягательной силы, если в человеке нет чего-то такого совершенно неопределимого, что ее, эту необьяснимую силу притяжения, пробуждает.
В моей жизни было целых два примера, подтверждающих этот странный факт. Два потрясающе красивых юноши. Один в школе – одноклассник, другой в институте – сокурсник. Оба хороши до безумия, но абсолютно разные. Первый – жгучий брюнет с идеально правильными чертами лица и уже пробивающимися темными усиками. Второй – голубоглазый блондин скандинавского типа с роскошными вьющимися волосами. И оба они – что удивительно и необъяснимо – совсем не страдали от избытка внимания девушек. Скорее наоборот. Все девушки, включая меня, совершенно не замечали их красоты.
Вернее нет, не совсем так. В первый момент, уверена, все они, как и я, просто замирали от восторга, но потом очень быстро привыкали, как привыкают к красивой картинке, и при этом почему-то не возникало никаких особых эмоций и романтических чувств.
На первом курсе института у меня вроде бы стал завязываться роман с одногруппником. Какое-то время все даже считали нас парой. Мы всегда садились рядом на лекциях, вместе совершали бесконечные переезды с кафедры на кафедру – наш третий мед был разбросан по всей Москве, – почти каждый день созванивались.
