Стихийник: Сердце бури

– А самоуверенности тебе не занимать… Решил отомстить убийцам отца?

Молодой мужчина нервно качнул головой и прямо посмотрел на стихийника:

– Моего отца неспроста называли благочестивым: он выступал против закона об Изначальных и всегда был выше предрассудков, которые вешали на волшебный народ. Жил по чести и совести, и на его земле не был убит ни один человек, оболганный в скверне. Он считал, что не важно, какой расы существо, если оно не несет угрозы себе или окружающим, готово жить и трудиться по совести и на процветание Варака. Из-за его политики наш когда-то довольно скудный край, построенный на камнях, стал процветающим. Ведь никому не приходится страшиться, что завтра его казнят из-за домыслов соседа, и люди спокойно трудились на своей земле.

– А твой отец не был глупцом.

– Вот именно, что был глупцом, каких поискать мало! Если бы он это делал скрытно, не нес свои догмы впереди себя, как флаг, не лез с нравоучениями и не доказывал на совете с пеной у рта, как нужно жить, то наверняка был бы жив. Все мы прекрасно знаем, кто сидит у власти и всем заправляет: «поборники чистой крови», увешанные камнями силы – анимусами – с ног до головы, и беззастенчиво использующие потоки и ее магию. Одни троготы чего стоят. – Олдрик сплюнул: – Лживые ублюдки!

Альх никогда не думал, что доживет до тех времен, когда услышит подобные речи. Он даже немного сожалел, что не был знаком с королем Хенриком: они бы явно поладили.

– Твое стремление мне импонирует, но ты еще слишком молод. Сколько тебе? Шестнадцать?

– Восемнадцать, – нисколько не смутился парень.

– Без разницы, хоть тридцать, тебе все равно не выстоять в войне против четырех королевств. Они раздавят тебя как букашку и посадят в Вараке нового правителя, того, кто будет есть и пить из их рук. Это опрометчиво и глупо.

– Глупо ничего не делать. Ко мне уже приезжали послы, требовали, чтобы я сложил полномочия, либо принял все их правила без лишних слов, при которых любое недостойное, на их взгляд, поведение приведёт к моей гибели. Мне ясно дали понять, что у них много приспешников, готовых подсыпать яд в бокал или воткнуть нож в спину.

– Тогда мне вообще не понятно, как ты собираешься им противостоять.

– А это то, за чем я к тебе пришёл. Существует пророчество…

– Серьезно? Ты пришёл рассказать мне сказку? – По лицу стихийника пробежала тень разочарования. Райнхард отлип от стены, всем своим видом показывая, что разговор окончен, но юноша преградил ему путь:

– Это не дешёвые сказки горе-ведуньи за медную монету. Это истина, и она правдива.

Скепсиса на лице Райнхарда стало еще больше.

– В пророчестве говорится об артефакте небывалой мощи, что сможет перекроить ночь в день и вернуть то, что было взято незаслуженно.

– Что-о-о?

– Как мы думаем, этот артефакт способен лишать магии анимусы и перекрывать потоки, питающие их. С этим артефактом мы бы смогли лишить защиты крепости и напасть. В равном противостоянии мы сильнее, армия Варака испокон веков славилась лучшими войнами.

А с этим поспорить было сложно. Действительно, знавал Райнхард человека, который в свое время сложил голову за то, чтобы Варак, которым он правил в начале времен, был великим, сильным и непобедимым. Он собирал лучших из лучших воинов со всех концов света. И не важно, были то люди или Изначальные: Янару важна была преданность военному искусству, так как он сам болел этим.

Отрадно стало стихийнику, что славные традиции человека, чье имя кануло в бездну, сохранились и дошли до сегодняшних дней. Если бы Янар был жив, он бы непременно оценил эту мощь.

– Большего бреда я в своей жизни не слышал. Анимусы невозможно лишить силы, они и есть сила.

– Но пророчество…

Райнхарда начало одолевать раздражение.

– Очередная глупость безумной старухи или старика!

– Даже если этот старик – я?

Глухой голос позади раздался так внезапно, что альх сделал выпад, но его клинок достал лишь пустоту. Тот, кто вещал, показался совсем с другой стороны и не спеша приблизился, пряча руки в широких рукавах балахона то ли проповедника, то ли нищего.

– Ты?! Невозможно…

Тысячи ненужных чувств, воспоминаний и образов ураганом пронеслись в душе Райнхарда. Ведь он не ожидал сегодня, сейчас встретить заклятого врага! Альх непроизвольно призвал свою стихию и со всей силы сжал седовласого мужчину в невидимых тисках. При этом ярость, отразившаяся на лице Райнхарда, передалась в мощь ветра, которым он управлял, желая стереть нежданного гостя в пыль.

– Я-то думал, как этот сопляк меня вынюхал? А это мой старый знакомый решил меня проведать. Да, Еремиас?

– А ну, отпусти его! – Шею стихийника тронула острая сталь. – Если хоть волосок упадёт с его головы, я проткну тебя. – Олдрик крепко схватил свой меч и быстро обошёл альха, загораживая собой Еремиаса, что безвольной куклой повис над землей, издавая хриплые стоны.

– Поди прочь! – яростно рыкнул Райнхард, отшвырнув от себя назойливого мальца. Он приблизился к неприятелю, сдунул нависающие на его глаза седые пряди и с издевкой постучал пальцем по голубому анимусу, вросшему посереди лба:

– Ну как, оно того стоило?

Туман, клубившийся в камне, стал гуще.

– Каждого мгновения! – прохрипел мужчина, выдержав взгляд, полный ярости и боли.

Стихийник взревел и отпусти Еремиаса. Тот грузно рухнул, расшибая колени и ладони об острые камни.

– Убирайся прочь со своими пророчествами! Оба убирайтесь! И больше никогда, слышите, никогда меня не ищите! – бешено проорал стихийник.

– Если твоя душа найдет покой, ты можешь меня убить, я давно к этому готов. Но ты еще не услышал цену за артефакт, который нужен Олдрику. Я дам тебе то, что ты жаждешь больше всего на свете.

– Избавишь от проклятия? – зло усмехнулся мужчина.

– Нет, я хочу предложить тебе месть! – Пошатываясь, Еремиас поднялся. – Ты можешь не только избавиться от проклятия, но и совершить праведный суд.

– Невозможно!

– Возможно. Я видел, анимус показал мне.

Райнхард тряхнул головой:

– Я сказал, это невозможно! Я прошёл от Седых вод до Ледяных чертогов, от Соляной пустоши до островов Галатии! Такого способа не существует. Он непобедим, зверь, которого он взрастил в себе, больше не является человеком, ни телом, ни душой. Это существо – бездонная пропасть, отравляющая все сущее, тварь, пожирающая ткань мироздания! И его невозможно уничтожить!

– Возможно, раньше так и было, но я видел осколки будущего и в одном из тысячи его отражений он был мертв. И ты был там, и…

– Хватит! – Новая волна возмущения охватила Райнхарда, создавая вокруг новый ураган, еще мощнее и опаснее, стремительно разрастающийся и уходящий вверх. – Твои видения – пустой звук, а язык лжив: сначала я вырежу его, а после – глаза. Ведь тебе они не нужны, у тебя есть анимус.

Схватив Еремиаса за шею, стихийник с силой надавил на его челюсть, словно собираясь претворить угрозу в жизнь, но поняв, что Еремиас даже не сопротивляется, с брезгливостью оттолкнул его и, схватившись за голову, взревел:

– Пошли прочь!

Мощный ураганный ветер подхватил Олдрика и Еремиаса, закружил в безумном танце и через отверстие в скале вышвырнул прочь. Райнхард надеялся, что приземление будет не слишком мягким и незваные гости сломают себе шеи.

Задыхаясь от накрывающей его ярости, Райнхард направился к подземному источнику. Ему срочно нужен был свет целительницы – то, что могло его успокоить, привести чувства и мысли в равновесие. Уговорив себя, что это не предпосылки к одержимости, а всего лишь прихоть, после которой он ее убьет, альх закричал:

– Эйлин!

Но насытиться ему было не суждено. Пещера с озером была пуста, и, как оказалось, комнаты, в которых они проживали, тоже. И, сколько бы мужчина ни взывал к ней и не метался, она не отвечала.

Сбежала.

Маленькая целительница сбежала! Мужчина сел на камень и рассмеялся, долго слушая искаженное эхо своего голоса, звенящее в пустых коридорах. Без сомнения, он бы смог ее выследить и нагнать. Убежать от ветра невозможно. Но делать этого он не стал. Видно, она все же поняла, что он задумал недоброе, поэтому он не вправе был ее осуждать.

Пусть так. Райнхард устало поднялся, в последний раз осмотрелся и в гордом одиночестве, как уже бывало не одну сотню лет, направился в зияющую пустоту, чтобы завтра снова продолжить свой бесконечный забег по замкнутому кругу. Единственное, на что он надеялся, что никогда больше не встретит ни Еремиаса с Олдриком, ни Эйлин, ведь второго шанса на жизнь он им не подарит.

– Милорд, где вы?

– Да здесь, болван, не ори! – Морщась от боли и громогласного голоса капитана Кривиса, Олдрик выполз из-под кучи прелой листвы, в которую зашвырнул его стихийник, и сокрушенно покачал головой: – Где архивариус?

– Ищем.

– Он здесь! – раздался неподалеку голос одного из солдат.

Несмотря на боль во всем теле, Олдрик вскочил на ноги и, прихрамывая, помчался в ту сторону. Но, нигде своего наставника не обнаружив, озадаченно посмотрел на солдата, а тот, в свою очередь, указал пальцем на дерево. Старый ссохшийся дуб с мощными ветками поймал Еремиаса за подол широкого балахона и крепко держал, но не это встревожило парня, ведь достать его не составляло труда. Олдрика насторожил безудержный смех учителя, словно тот тронулся умом.

– Чему ты радуешься? Ведь у нас ничего не получилось!

– Получилось, и даже больше, чем я надеялся! Мы не только предотвратили беду и повернули русло судьбы в нужное направление, но и посеяли в уме альха зерна, которые дадут нужные всходы.

– Мне кажется, ты просто обезумел, старик.

– И в этом тоже есть истина.

– Милорд, – к Олдрику спешил конник, – мы видели девушку недалеко отсюда. Задержать ее?

– Нет! – заверещал архивариус, напугав людей внизу. – Не смейте ее трогать!

– Милорд?

Олдрик озадаченно почесал затылок, взлохматив черные волосы.

– Твои загадки, Еремиас, подчас сводят меня с ума. Не трогайте ее, пусть идет.

Конник кивнул и пришпорил коня, а Олдрик, устало вздохнув, вновь посмотрел на счастливого архивариуса:

– И что нам теперь делать?

– Как что? Готовиться к битве! Придет время, и Райнхард встанет на вашу сторону, приведя войско, которому не будет равных во всем Линнее!

Часть II. Артефакт

Глава V

1

349 г. от нового летоисчисления. Ледяные чертоги. Срединные земли. Гора Туманов.

Гора Туманов не зря получила своё название. Практически круглые сутки её окутывала призрачная дымка, словно желая скрыть от всего мира. Хотя, возможно, так и было, ведь гора, в которой располагались штольни, была словно затерянный островок в Срединных землях, уединённый и обособленный. Единственные, кто мог любоваться высоченным пиком, это каторжники, что сутки напролёт добывали драгоценную руду, жители небольшого селения у подножия горы и девушка, что каждое утро встречала рассвет, забираясь на огромный валун.

– Ах ты, дрянная девчонка! Никчемыш! Дармоедка! Опять отлыниваешь от работы? А ну, бегом в штольни!

Старая гномиха Ильга, которую за глаза называли Червянкой из-за скверного характера и сморщенной кожи, грубо сдёрнула девушку с камня и сунула ей в руки огромную корзину:

– Хочешь, чтобы эти доходяги померли с голоду и я потеряла прибыль?! – Ее маленькие, колючие глазки полыхнули багрянцем, а рот некрасиво скривился, показывая ряд острых и мелких зубов. – Ну, чего вылупилась? Топай уже!

Иоланта покорно кивнула и потащила тяжёлую корзину по узкой извилистой дорожке с комьями заиндевевшей глины и льда, который не спешил таять, несмотря на то, что весеннее солнце припекало изрядно.

Скользя и спотыкаясь, она благополучно дошла до огромной расщелины в земле и стала спускаться по шаткой конструкции в прохладное нутро, к сердцу горы Туманов, где трудились каторжники Ильги.

– Иоланта! Моя птичка прилетела!

Девушка смущенно улыбнулась здоровяку Илбреку, наверное, самому крупному из всех, кого ей доводилось видеть, и протянула ему сверток со скромным угощением: куском зерновой лепешки, бутылью мутной воды и черпаком подгоревших овощей, которые вытряхнула на дно его грязной миски.

– Спасибо, птичка! – Гремя цепью, что сковывала его ноги, и улыбаясь в густую бороду, здоровяк разместился на ближайшем валуне. – Как сегодня погода?

– Дождь собирается, – слукавила Иоланта, передавая другим заключенным их жалкий завтрак.

– Дождь, – вздохнул Илбрек и мечтательно закатил глаза.

Иоле была непонятна страсть мужчины к небесным слезам, но она не упускала возможности его порадовать. Хотя скоро лгать уже не придется, ведь через две луны у Илбрека истекает срок заключения и он сможет насладиться дождем столько, сколько будет угодно. Ведь дождь и непогода – вечные спутники Срединных земель.

– Эй, людское отродье, чего так мало? – прокряхтел дварф Серобород и кинул в девушку тарелкой с недоеденным месивом. Тарелка упала возле ее ног и обрызгала подол шерстяного платья.

Илбрек вскочил на ноги, схватил приземистого дварфа за грудки и со всей силы встряхнул:

– Ах ты, болотная хмарь! А ну, извинись!

Серобород оскалился на бородача с заостренными ушами и придавленно прошипел:

– Все знают, что люди – воры: несут все, что плохо лежит! Не удивлюсь, если она нас объедает! Ты посмотри, какая она упитанная и как жадно блестят ее глаза!

Лицо великана исказилось гневом:

– Упитанная?! Вот эти кожа да кости – упитанная?! – Он хотел было впечатать дварфа в стену, но Иола успела его остановить, положив хрупкую ладошку на предплечье:

– Не нужно. Он прав: еды действительно мало.

– Это не значит, что он может тебя оскорблять, птичка! – проворчал великан, но гнев поумерил.

– Прошу, отпусти его.

Илбрек нехотя разжал пальцы, и дварф грузно шлепнулся на земляной пол. Злобно нашептывая себе под нос гадости, отполз в свой угол.

– Упитанная! – фыркнул великан, покачивая головой. – Да у индюшки и то больше веса, чем у моей птички!

Стараясь не расплакаться, Иола натянуто улыбнулась и стала расторопнее опустошать корзину, раздавая еду уже притихшим заключенным, большинство из которых явно разделяли взгляды своего злобного товарища. Отдав предпоследний сверток, девушка поспешила сбежать из-под их цепких и неприязненных взглядов. Она подобрала подол и юркнула в один из туннелей с мерцающими огоньками криоликов, торчащих из стен. Криолики хоть и были тусклыми, но их вполне хватало, чтобы освещать темные подземелья. В какой-то момент свет резко оборвался и перед девушкой возникла тележка, наполненная рудой. Иола нахмурилась, не решаясь ступить в темноту, и негромко позвала:

– Айлех…

Но ответом было лишь призрачное эхо, крысиная возня и свистящий гул сквозняков. Жуткое смешение звуков и давящая темнота, к которой за столько лет она так и не привыкла.

– Чего раскричалась?

Иола тихонько вскрикнула и отступила назад.

– Хочешь призвать горных троллей? Смотри, они не прочь полакомиться человеческой плотью.

– Почему тогда ты их не боишься?

– Потому что не ору, как обезумевший. – В полоске света появился парень, с ног до головы засыпанный земляной крошкой. Он попытался отряхнуть ненавистную грязь с рубахи и штанов, скрывающих худое тело с тугими мышцами, но, поняв, что это бесполезно, небрежно взъерошил темные волосы, в которых уже пряталась седая прядь, и вальяжно облокотился на стену, с усилием отводя взгляд от девушки в сторону.

– Ну, чего хотела? Мне работать надо, – с прохладой в голосе бросил парень.

Бледные щеки Иолы покрыл румянец:

– Я еду принесла.

– Могла оставить у Илбрека, я бы забрал позже, – он пожал плечами, невероятно внимательно рассматривая жука, ползущего по земляной стене, и всем своим видом показывая, как ему безразлична и она сама и её глупая забота. Он не раз говорил, чтобы она перестала вспоминать те детские бредни, в которых они клялись друг другу в верности и любви, и забыла к нему дорогу. Но девчонка была слишком упряма или глупа. Ходила и мозолила глаза каждый день, словно не понимая, что это может стоить ей жизни. Ведь с тех пор как они переступили порог зрелости, Ильга пришла к парню и недвусмысленно дала понять, что не потерпит блуда на своей земле и любое проявление похоти, так она называла их чувства, может стать последним в его жизни. Как стало последним в жизни его матери и отца, которые много лет назад были здесь каторжниками.

Парень расчесал пятернёй волосы и всё же обернулся:

– Оставь, я позже поем.

Иола сникла под непроницаемым взглядом зеленых глаз, опустила корзину и, неловко потоптавшись на месте, протянула парню широкий ремешок из тонких кожаных ленточек:

– Вот… я просто хотела подарить. Сегодня же твой праздник. – Она схватила Айлеха за запястье и потащила за собой на свет, а после положила ремешок с витиеватым плетением и красной бусиной на широкую ладонь, которая рядом с ее бледной и худенькой ручкой казалась огромной. И не только потому, что парню исполнилось шестнадцать и он практически стал мужчиной, а потому, что тяжелый труд сызмальства сделал его не в пример сильнее сверстников, живущих в деревушке у подножия горы.

– Прости, что не могу подарить что-то более ценное. И я понимаю, в этот день хочется грустить…

– Если бы понимала, не пришла бы.

Девушка упрямо поджала обветренные губы и прищурила глаза цвета лунного хрусталя. Такие прозрачные, с лёгким оттенком синевы.

– Но это глупо. Ты не виноват ни в смерти матери, ни в том, что она была рабыней. Пора это понять и отпустить. Чем старше ты становишься, тем больше черствеет твое сердце.

– Тебе легко рассуждать. Не ты убила единственного любящего тебя человека своим рождением, и не тебе за это расплачиваться.

– Но долг почти оплачен. Тебе остался от силы месяц, и ты будешь свободен!

– Ты правда думаешь, что Ильга меня отпустит?

– Да.

– Глупая ты! Ильга своей выгоды не упустит, как и не отпустит сильного и здорового раба. Найдется сто причин, почему я не смогу отсюда уйти. А если не найдется… – Парень махнул рукой. – Она призовет жнецов, а это, говорят, хуже смерти: куда и зачем они уводят, никто не знает, а те, кто знали, давно мертвы!

Горечь, обида и злость, с которой выплюнул эти слова парень, заставили сердце девушки болезненно сжаться. Ведь, несмотря на то, что они были резки, слова несли в себе правду, которую она от себя отгоняла. Иоланта не раз подходила к Ильге и спрашивала, действительно ли Айлех и здоровяк Илбрек получат свободу. Но та либо отмалчивалась, либо шипела на девушку змеей, чтобы та не совала нос, куда не следует.

– И когда ты стал таким чёрствым? – Иола с упреком качнула головой.

– Наверное, когда осознал, что я бесправный никто, такой же, как и все в этом забытом Изначальными месте. – Его плечи поникли, и он опустился на землю, уставившись на свои мозолистые и огрубевшие руки: – Долг матери привязал меня к месту, которое просто так не отпустит.

Иола подошла ближе и опустилась на корточки рядом с ним:

– Но, может, этого и не потребуется. Если мы сумеем сбежать.

План в девичьей голове родился уже давно, но сказать о нем она почему-то боялась. Боялась осуждения, либо упрека, а может, просто страшилась покинуть место, которое считала своим домом. Десять лет назад Ильга нашла чумазую, истощенную девчонку недалеко от горы Туманов, приютила и, несмотря на неприязнь к людям, вырастила, дав кров и еду.

Да, Иола тоже была невольницей, и ее судьба была не лучше, чем у парня, сидящего на холодной глине. Но, в отличие от него, ее не заставляли махать киркой и, ломая ногти, перебирать породу, выискивая в ней ценные камни. Она была помощницей по хозяйству, девчонкой на побегушках, кем угодно, но не вещью, которую можно задвинуть в угол. Она была живой и нужной. И, несмотря на вредный, порой несносный характер гномихи, чувствовала от нее участие.

Айлех посмотрел на девушку так, будто она тронулась умом.

– Ты же знаешь, что это невозможно. Вспомни, сколько раз мы пытались это сделать.

– Три, – не задумываясь, ответила девушка.

– Три раза, Иоланта! – Парень истерично хохотнул.– А теперь вспомни, что нам помешало?

Девушка сникла:

– Я была маленькой и наивной, мне было страшно.

– Не страшнее, чем мне, но, все равно, именно ты в последний момент отказывалась от задуманного. Твой мнимый комфорт, страхи, предрассудки – каждый раз тебя что-то останавливало. Помнится, в последний раз ты заявила, что тут не так плохо. Нас кормят, одевают, даже лечат, если подхватываем хворь. Твоя наивность и нежелание замечать очевидное раздражают. Мне порой кажется, что ты блаженная. Или зачарованная принцесса, живущая в воображаемом мире, где порхают бабочки и цветут цветы. А заключенные, убийцы и насильники – твои славные приятели, каждые выходные приглашающие тебя на пирог с черникой.

– Но Илбрек действительно мой друг…

– Один сид, Иола, всего лишь исключение. И я едва сдерживаюсь, чтобы тебя не поколотить, не наорать и не встряхнуть, чтобы ты проснулась и поняла, в каком страшном месте живешь и кем являешься. Бесправной рабыней! И не важно, что твои ноги не опутаны тяжелой цепью, как мои: сути это не изменит. Твоя душа в плену, и оковы – в ней.

– Ты несправедлив. И твои слова обидны.

– Ну, раз обидны, скажи обидное в ответ. Давай, раз ты собралась сбегать, начни с малого: попробуй за себя постоять.

Иола молчала. И чем дольше она смотрела на Айлеха, тем больше ее глаза наполнялись слезами. Она искренне не понимала, почему он так жесток с ней.

– Вот видишь, даже этого ты не можешь! – разочарованно протянул парень, поднимаясь и разминая ноги. – Так что не обещай того, что выполнить не в состоянии. Уходи, Иола, не трави мне душу.

Приподняв подол, девушка встала и действительно собралась уходить, но всё же развернулась и уверенно бросила на прощание:

– В этот раз всё обязательно получится. Мы сбежим! Я тебе обещаю!

Как только девушка его оставила, Айлех вновь опустился на землю и несколько долгих минут смотрел туда, где скрылся тоненький силуэт с копной каштановых кудрей, которые она неизменно собирала в две косы. Всего на мгновение он представил, как расплетает эти косы, вдыхает аромат мыльного камня, что хранят медные пряди, такие же солнечные, как улыбка хозяйки, и прижимает к себе девичье тело с мягкими, притягательными формами.

– Бездна! – Напряжение в паху заставило скривиться. Он спешно расшнуровал штаны и запустил руку внутрь. Несколько минут ненавидел себя за то, что делает, а после, когда возбуждение отпустило, – за то, что не может вырвать девчонку из сердца.

Айлех поднялся, схватился было за кирку, чтобы нанести яростные удары по стене и, если не раскрошить гору в пыль, то хотя бы повредить ее настолько, чтобы ей тоже стало больно. Но под его подошвой что-то хрустнуло. Это раскрошилась красная бусина из подаренного ремешка.

2

Таврия, город Сард.

– В чем смысл жизни?

– Жить вечно?

– Очень скучная цель. Неужели ты не мечтал о большем? Ты столько странствовал по миру, неужели ничто тебя в нем не прельщало? Неужели не нашлось края, где ты бы хотел остановить время?

– Катара, с возрастом ты становишься сентиментальнее.

– Негодник, ты намекаешь, что я старею? Или совсем разучился льстить?

– Видимо, второе. – Райнхард потянулся, поморщился от боли в области груди, где краснел подживающий рубец от клинка неприятеля, и заложил руки за голову, чувствуя умиротворение и покой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.