Полная версия
Черный дракон
Больно. Скорее всего, о визите к работодателю придётся забыть. А жаль. Но ведь он ждёт её уже через полтора часа. К этому времени коленка явно не заживёт. Да и никакой мази у Ринки нет. Только йод. А вот раньше.
Рина вспомнила…
Парк. Весна. Она гуляет с бабушкой. Где-то впереди в аллее вдруг появляется котёнок. Рыжий. Толстенький. Наверное, мягонький и пушистый. Мечта всей жизни. Четырёхлетняя Ринка срывается и несётся к нему. Падает с разбега. Колготки рвутся. Голая коленка скользит по асфальту. Обдирается на раз. Кровь. Много крови. Но Ринка не кричит. Она только с ужасом смотрит на растекающуюся кровь. Потом, очнувшись, вскакивает. Бабушка уже рядом. И Ринка произносит вдруг басом:
– Мазать!
Она давно знает, что бабушка не выходит из дому без волшебной баночки с белой мазью, которая называется «паста Лассара». Она даже знает, что Лассар – это врач, придумавший эту самую чудо-мазь.
Но сейчас бабушка оторопело глядит на кровавую коленку. Какое тут мазать – её промывать сначала надо. Вон – песок в ране.
– Домой! – изрекает бабушка.
Как домой? А гулять?! И не от боли, а от такой несправедливости Ринка вдруг заливается горючими слезами. И в ту же секунду вместе со слезами приходит боль. Острая. Жуткая. Коленка! Больно…
И вдруг раздаётся голос:
– Сейчас! Иди ко мне!
Чьи-то руки бережно подхватывают Ринку. Мужчина, откинув полы своего длинного чёрного пальто, усаживает девочку на колени. Дует на коленку и шепчет:
– Сейчас пройдёт!
Не касаясь раны, он проводит рукой над коленкой. Кровь замирает, а потом неожиданно быстро начинает затвердевать. Рана покрывается коричневой корочкой. Ринка перестаёт плакать и заворожённо смотрит на пассы огромной мужской руки. Лица врачевателя она не видит. Только руку. Рука с длинными узловатыми пальцами, покрытая шрамами разной длины. Со временем раны зажили, но оставили белые рубцы и неровные края. Рука уродлива. Но для Ринки – прекрасна. Руки избавителя от боли.
– Ну вот, теперь можно и мазать! – говорит мужчина, передавая Ринку бабушке.
Та улыбается ему, как знакомому:
– Спасибо! Но как ты тут оказался?
– Больно, – тихо говорит мужчина. – А я чувствую. – И, не попрощавшись, уходит.
– Ну да, ты же – эмпат, – бормочет бабушка.
Ринка смотрит вслед Чёрному. Лица не видно. Только
прямая спина. И чёрное пальто. Очень длинное.
Чёрное… Длинное… Неужели?!
Ринка даже забывает о своей разбитой коленке. Тот парень в рекламе, бежавший по звёздам… Она ещё подумала: кого он напоминает? Кого?! Да того – Чёрного! Может, из-за пальто? А ещё в нём есть что-то от тёмного наваждения, испугавшего её утром. И он похож на того, кто отобрал у неё когда-то бабушкину «драгоценную» булавку. Но как такое может быть?! Если он лечил её в парке, то сейчас ему лет пятьдесят. В таком возрасте не побегаешь по звёздам. Или это его сын? Или просто совпадение?
Как много совпадений!..
– Рин! Рин! – Катенька лупит по двери ванной со всей силы.
Ринка вздрагивает и капает йодом прямо на рану. Вот это боль! Жуть какая…
А напротив её дома парень в чёрном пальто неуклюже садится в ожидающую его машину.
– Чёрт! – цедит он. – Она разбила коленку… а мне больно! – Внезапно глаза его расширяются, как будто он что-то вспомнил. – Так это она! Как я сразу не догадался? Варвара Петровна передала аграф не дочке-экстремалке, а внучке. Я-то всё время настраиваюсь на Светлину и не могу её почувствовать. Аграф где-то есть, а хозяйки нет. А ведь без согласия хозяйки аграф не взять. И нет бы мне принять в расчёт внучку! Как её зовут?
– Рина Каретникова! – отвечает ему из машины приятный баритон.
– Ри-и-на, – бормочет парень, пристёгиваясь. – Конечно, это она. И опять разбила коленку!
Катенька возилась на кухне у Ринки словно у себя дома.
– Садись, выпей чаю! Тебе сразу полегчает. Смотри-ка, я стихами заговорила.
Ринка, стараясь не опираться на ногу, тяжело, как старая бабка, доплелась до кухни и опустилась на стул.
Конечно, она не могла видеть, как где-то там, в машине, парень, стащив перчатки, делает руками пассы. Не могла слышать, как он шепчет:
– Сейчас! Сейчас пройдёт! Ну потерпи ещё секунду!
Зато она чётко почувствовала, что боли больше нет. Прошла… исчезла… зато навалилась усталость. Спать. Спать. Ну как же она поедет к заказчику?
– Ты чего? – подскочила Катенька. – Ты прямо па-даешь-засыпаешь.
– Мне надо заказ получить, – прошептала Ринка. – А я вот не могу поехать.
– Какой заказ?
– Позвонил какой-то Орлов, директор рекламного агентства, предложил отредактировать пару листов. И такие деньги посулил, ну прям как за целую книгу.
– Так давай я съезжу! Заберу твой заказ.
– Правда? Ты настоящая подруга!
– Конечно, я – твоя подруга! – обрадовалась Катенька. – Я так и хотела. Стать твоей подругой.
– У меня в дублёнке в кармане адрес и имя реклам-щика. Возьми, – уже через силу выговорила Ринка. – А я посплю пять минуточек.
И на ватных ногах она побрела в спальню.
Но сон не шёл. Зато возникло странное чувство. Вспомнилась бабушка. После её ухода Рина должна была что-то сделать. Но что? Она не знала.
И ещё возникло чувство, что вот уже какое-то время она связана… очень прочно… но с кем?! Вот только что болела коленка. Но вдруг прошла. Вмиг. И Рина смутно чувствует – кто-то помог ей. Но кто?
Хорошо бы спросить бабушку. Но её нет. А маму Вету и спрашивать не хочется. Она только о своих походах, полётах, разъездах и думает. Экстремалка…
А вот если бы пришёл тот – в чёрном пальто, у которого руки в шрамах… Он похож на актёра нового фильма «Красавица и Чудовище». Наверное, это по сказке той самой писательницы мадам де Бомон, о которой Виктория в издательстве требовала доскональных знаний. И зачем? Обычная детская писательница, ещё и директриса школы для благородных девиц. Педагогиня. Терпеть не могу педагогов! Эта мадам де Бомон написала много, но всё, кроме сказки про Красавицу и Чудовище, давно забылось. Да и «Аленький цветочек» нашего Аксакова на тот же сюжет куда ярче, волшебнее, интереснее. Хотя, говорят, сейчас идёт модный мюзикл по сказке француженки. Теперь вот и фильм будет.
Сон исчез. Захотелось побольше узнать про новый фильм. Наверное, новости про него уже есть в Интернете.
Рина встала, подсела к компьютеру и открыла поисковик, надеясь, что уже скоро увидит странно-притягательное лицо парня, бегущего по звёздам. Но поисковик молчал. То есть нет: он выдал кучу ссылок на старые советские фильмы по «Аленькому цветочку», на американский телесериал конца 1980-х, где роль Красавицы исполнила Линда Хамильтон, на диснеевский мультик. Но никакого упоминания о новом фильме не было.
Звонок выдернул Ринку из размышлений. Вернулась Катенька. Раскрасневшаяся и повеселевшая, будто побывавшая на утреннике с подарками.
– Чудесный человек этот Леонид Николаевич Орлов! Такой импозантный, высокий. Хотя и не первой молодости, но глаза горят. Шикарный мужчина! Угостил меня кофе. Наговорил кучу комплиментов. Представляешь, сказал, что по телефону я была таинственной незнакомкой, но, увидев меня, он понял, что я – прекрасная дама. Прямо трубадур или рыцарь из Средневековья! Выдал рукопись и, между прочим, все деньги авансом. Ещё и велел своему шофёру меня отвезти. Видишь, как я быстро управилась? – Катенька вдруг прервала свою захлёбывающуюся речь и стушевалась. – Рин, – просительным тоном сказала она, – ты ведь болеешь. Давай я сама отредактирую. И мне как раз… деньги очень нужны. А Орлов потом тебе ещё что-нибудь даст.
– А ты сказала ему, что ты – не я?
– Нет… – Катенька похлопала ресницами. – Как-то разговор не зашёл.
– Тогда как же я у него возьму другой заказ?! Он же думает, что я – это ты.
– А я за новым заказом опять сама съезжу. Ты ведь пока с ногой мучаешься. А он пообещал дать другой заказ через пару дней.
Ринка не стала говорить Катеньке, что нога у неё на удивление быстро пошла на поправку. Что завтра она и сама сможет поехать в агентство к Орлову. Она почему-то очень ясно увидела, что Катенька не врёт, что ей действительно нужны деньги. Привиделись голые стены. Скорее всего – ремонт. Брошенный по причине нехватки денег. Ну что ж, пусть Катенька возьмёт себе эту денежную работу. Ох, вечно Ринка входит в обстоятельства других людей, вечно сочувствует каждому…
– Ладно! – проговорила она. – Бери себе этот заказ. Зато мне не придётся краснеть потом. Я-то знаю, что ты редактор от Бога. Только вот что. Не забудь на слух проверить эти отредактированные белые стихи. Меня Орлов специально предупредил.
– Мне он то же сказал. Я всё сделаю. Хоть десять раз прочту вслух, чтобы потом никакой фальши не обнаружилось. На самом деле Орлов прав: именно так – на слух – поэты всегда стихи проверяют. А Орлов – такой импозантный мужчина. – повторила Катенька и зарделась.
А Ринка, не подумав, ляпнула:
– Уж не влюбилась ли ты, подруга?
– Я – подруга… твоя подруга… – опять как во внезапном полусне пробормотала Катенька. – Но влюбляться мне не надо. Мне надо…
Тут речь её внезапно оборвалась. И, повернувшись на каблуках, Катенька выскочила из квартиры Ринки.
Она неслась во весь дух – скорее поработать, а потом отнести рукопись Орлову. Снова увидеть этого обаятельного мужчину, говорившего такие комплименты, которые Катенька в жизни не слыхала. И конечно, она не заметила, что от дерева около песочницы напротив Ринкиного подъезда отделилась фигура в тёмной куртке. Парень бросил окурок и тихо-незаметно пошёл вслед за мчавшейся на всех парусах Катенькой.
«Ну и жизнь! – мрачно думал парень. – То бабку утром вози, а она возьми и копыта откинь. То вот эту девку отследи – куда пойдёт. А куда ей идти? Домой, ясное дело. Там, у неё дома, и поговорим. Что я, к бабе ключ не найду? Найду! Всё выложит, не отвертится. Никто ещё не смог отвертеться – я человек умелый…»
А в это время на другом конце города у приоткрытого окна с цветными шторами стоял темноволосый парень. Его рубашка была расстёгнута, но пот всё равно тёк по спине и груди. Его зрачки были расширены, будто он старался ухватить внутренним взором то, что не увидишь в реальности. Час назад он не уследил, куда бегала Катенька. Она спустилась в метро, а там эмпат плохо ориентируется. Но сейчас он не может сплоховать!
И он УВИДЕЛ. Девица Катенька снова вылетела из подъезда подруги и опять же очень быстро пошла, но на этот раз к себе домой. Он видел, как она повернула направо, перешла улицу, потом пересекла вторую и вошла во двор дома, стоящего буквой «Г». Да она, оказывается, живёт рядом! Хотя чего это он? Девчонки ведь были подругами. Значит, ясно – жили неподалёку друг от друга.
Эмпат проследил, как Катенька отпирает входную дверь. Спешит. Влетает в квартиру. Прикрывает дверь, не замечая, что замок не щёлкает. Беспечная дурочка! Уже в прихожей Катенька торопливо вынимает из сумки полупрозрачную папочку. Файл – листы с распечаткой. Эмпат сосредоточивается на номере квартиры – тридцать семь. Дело сделано. Можно расслабиться.
Он немного поспит, а потом поедет к этой Катеньке. Надо же её предупредить.
Катенька же, скинув верхнюю одежду и даже не переодевшись в домашнее, плюхнулась на диван и вытащила из файла рукопись. Хотелось почитать поскорее – что там? При Ринке она смотреть не осмелилась. А ну как, увидев, отберёт? И тогда прощай новая встреча со столь приятным Орловым. Да и деньги на ремонт уплывут. А ведь хочется пожить как человек. А не как вечная ре-монтщица – при полусодранных обоях.
Какой странный текст! Действительно, написан белым стихом. Описание покинутой родины – её цветов, полей и лугов. Кто автор, что за родина – неизвестно. Да и к чему? Для редактуры это не нужно.
Хотя… Катенька ещё раз просмотрела текст – тут и редактура-то минимальная. За что только этот Орлов деньги платит? При таких разбрасываниях тысячами по миру пойти можно. Хотя, наверное, он богат. Иначе не заплатил бы столько.
Катенька внесла грамматическую правку, заменила несколько слов на более подходящие по размеру стиха. Больше и делать-то нечего. Ах да, она же обещала поступить как реальная поэтесса – проверить текст на слух!
Катенька встала в центр комнаты прямо под люстру – ну точно как на сцене. Откашлялась, как истинная чтица, и начала читать. Первые строки прозвучали удачно. Потом она споткнулась и поняла, что требование Орлова резонно – при чтении вслух стали видны мелкие огрехи. Вот здесь стоит подобрать более короткое слово. Подумав, Катенька внесла и эту правку. Дальше опять всё пошло гладко. Ну а к концу Катеньке даже понравилось собственное чтение.
«А не прочитать ли ещё разок? – подумала она. – Ишь, как у меня голос приятно звенит!»
И Катенька затянула второе чтение. На душе становилось всё приятнее. Ей так нравились строки в своём исполнении!
«Надо бы прочесть ещё разок!»
Ветры безбрежные, ритмы скорейшие,В вечность, прошу, унесите меня!Дальше шёл набор странных слов – непонятных, но завораживающих. Катенька даже ни разу не сбилась при их прочтении. Правда, в голову полезли странные мысли.
«Что такое „по ми”? Для меня, что ли? А что значит „стокрамо”? – успела ещё подумать Катенька. – Сто граммов – знаю. А что значит „стокрамо”?»
Больше мыслей в голову ей не пришло. Потому что она вдруг упала прямо на пол под люстрой. Из горла пошла кровь. Катенька ещё попыталась выплюнуть эту алую струю, мешавшую дышать. Но крови оказалось слишком много.
Ну кто бы предполагал, что ТАК много?! Кровь залила пол, Катенькины волосы и рукопись, которую она держала в руке.
Так что когда парень, шедший за Катенькой, вошёл в незакрытую квартиру, то увидел в комнате огромную липкую кровавую лужу.
– Вот чёрт! – выругался он.
Но всё же подошёл поближе, стараясь не вляпаться. Чужая смерть не внушала ему ужаса. Но запачкать свой новый костюм он побоялся. Ведь тот был куплен не на оптовом рынке, а в престижном бутике. Но нечто сильнее Бориной брезгливости (а это был именно он) заставило его всё-таки подойти поближе. И это же нечто повелело осторожненько вынуть из Катенькиной ещё тёплой руки бумагу, по которой бежали слова, выведенные на принтере. Желание взять себе бумагу оказалось так сильно, что Бориса не смутила даже кровь, залившая чёрные строки на белом фоне.
И вот невероятность! Едва Катенькины пальцы перестали удерживать бумагу и та перекочевала к Борису, алая кровь начала исчезать невесть куда. Больше того, пространство вокруг Катеньки очищалось, будто кто-то водил огромным, невидимым ластиком, стирая кровь с пола, ковра, одежды. Но Борис ничего этого не замечал. Как заворожённый, он смотрел на бумагу. Впрочем, и там не замечал, что с белого листа пропала и кровь, и даже чёрные строки, напечатанные на принтере. Сам не осознавая зачем, Борис странным механическим движением осторожно сложил бумажку вчетверо и бережно упрятал её во внутренний карман своего модного пиджака.
Совершив это незамысловатое действие, он словно очнулся и уже недобрым взглядом оглядел комнату и Ка-теньку, лежащую на полу. Его не одолевал страх, но жгла злоба – и по отношению к Катьке, посмевшей так противно подохнуть, и к Виктории, уговорившей его утром стать идиотским таксистом, а вечером последить за дурёхой Катькой и пойти к ней домой, чтобы «всё разузнать».
«Ну и денёк! – злился Борис. – Повёз бабку – а она копыта откинула. Зашёл на кофеёк – а попал на похороны. Да ведьма Виктория меня просто подставляет! А ведь всё начиналось так весело. И казалось простым. Чего проще – забрать у бабки тетрадку или узнать у Катьки, где Ринка Каретникова прячет семейные драгоценности. И вот вам – уже два трупа! И ведь скажут, что я их всех убил… Нет уж, надо уходить, пока не поздно! Пока не замели!»
Парень выскочил из Катенькиной квартиры. Дверь закрывать не стал. Просто притворил. Если не дёргать, то и не увидишь, что дверь не заперта. Не дожидаясь лифта, скатился вниз по лестнице.
«А всё эта дура Виктория! – чертыхался про себя Борис. – Добудь, разузнай! И чего теперь? Ни бабки с тетрадкой. Ни Катьки с брюликами. Нашли время умирать, идиотки! А всё Викочка! Узнала от меня же, что Ринки-на бабка давала подружке какие-то записки, и подольстилась к этой подружке. Разнюхала, когда бабка повезёт тетрадку Ринке. Заставила меня шофёром прикинуться. Мало мне было утреннего трупа. Так вот тебе, дурак, получи вечером второй. А всё Викочка, чтоб её черти разорвали! Сама бы поглядела на такую лужищу крови, в обморок бы брыкнулась.
И главное – всё зря. Ни черта мы не узнали! Одни нервы кругом. Да за то, что мне сегодня пришлось пережить, с Викочки новую машину запросить надо. И не в доверенность, а в собственность!»
И вполне успокоенный такой пришедшей вовремя мыслью, Борис ускорил шаг и понёсся к метро. Между прочим, подземку тоже в счёт ужасов записать следует. Он не ездил там уже несколько лет. Но сегодня пришлось. Машину оставил на стоянке, а сам поплёлся за Катенькой. Хорошо, хоть стоянка всего через пару станций. Ну и теснотища в этом метро, ну и вонища, прямо дышать нечем!
Борис поднялся по эскалатору из вестибюля подземки и направился к стоянке. Но едва выехал с неё на машине, ему вдруг стало плохо. То ли вид крови всё же подействовал, то ли духота подземки, но Борис неожиданно завалился на бок и, не сдержавшись, облевал всё правое сиденье.
Пришлось разворачиваться и гнать на мойку. А всё Викочка со своими безумными идеями! Нет уж, с него хватит – пусть покупает ему в собственность новую тачку. Нефиг катать на облёванной! Хоть и почищенной. Всё равно воспоминания в мозгу не отчистишь…
А на другом конце города эмпат, спавший в комнате с цветными занавесками, во сне уловил тяжёлый ритм, а потом и разрушительный удушливый запах ЗАКЛЯТИЯ на смерть.
«Кто балуется? – резко проснувшись, подумал он. – Какой-нибудь колдун, чёрный маг? Не повезёт тому, кто произнёс эти строки. Впрочем, это не моё дело. Моё дело – Чёрный Дракон. Надо выспаться, чтобы иметь свежую голову! А вечером нужно пойти в ту квартиру тридцать семь, чтобы предупредить обитательницу. Если ею заинтересовался Дракон, она в опасности. Ну а ночью стоит проследить самого Дракона. Скорее всего, он пойдёт к этой Катеньке».
И вдруг странная мысль пронзила эмпата: отчего он уловил чьё-то заклятие? Неужели оно имеет отношение к нему или к его делам? А может, кто-то послал заклятие Дракону?! Хотя такого не может быть. Дракон защищён временем – и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Во всём временном клубке. Его нельзя уничтожить физически. Даже если выстрелить в него, пуля, прочертив петлю времени, вернётся к пославшему. И неизвестно, что прострелит – руку, ногу или голову… Не убьёт и яд. Только мгновенно распадётся на составляющие части, из которых его изготовили. А с человеком, кинувшимся на Дракона с ножом, произойдёт странное – он в точности повторит все свои движения, но в обратном порядке – как на перемотанной назад киноплёнке.
Говорят, что даже тот, кто осмелится напасть на Дракона магически, ничего не добьётся. Более того, магия уничтожения, посланная на Дракона, вернётся к своему создателю. Правда, говорят, что способ уничтожения всё-таки существует. Дракона можно убить в особые моменты, когда энтропия времени вдруг неожиданно и стихийно возрастёт или когда сам Дракон на время (вот уж каламбур!) потеряет свою силу. Такое уже случалось за века. Драконы погибали, если магический удар был нанесён по ним в нужное время. Но кто же знает, когда наступит такой момент? А рисковать никому не хочется…
Так что заклятие на смерть явно не предназначалось Дракону. Но тогда кому? Эмпат напрягся, всё равно сон улетучился, как аромат нестойких духов. Сам он был мало способен к магии, знал лишь азы. Да, почувствовать магическое нападение, как вот этот заговор на смерть, он мог. Но ни наслать сам, ни защититься не умел. Он был только эмпатом – тем, кто чувствует. Его дело было почувствовать и найти Дракона и то, что этот Дракон ищет. Показать другим, где находится ИСКОМОЕ. И эти другие уже будут бороться с Драконом. А как – это их личное дело.
Но почему он почувствовал запах смерти, источаемый заклятием? Последней его нитью в этом проклятом Драконьем деле была Катенька. Эмпат поднялся. Он снова стоял у окна. Снова, как днём, шёл вместе с Катенькой от дома её подружки к дому с квартирой тридцать семь. Вот он видел Катенькиными глазами кнопку лифта, вот двери кабинки открывались на её этаже. Вот она входила в квартиру. Эмпат чувствовал, как оживают и начинают источать тепло комнаты, по которым она проходила. Коридор. Кухня. Большая комната…
Но что это?! Почему так холодно?! Катенька же сюда вошла. Но где она?
Эмпат обхватил голову руками. Стало темно. Жутко. И появился проклятый привкус крови во рту и запах смерти. Тот самый, что в моргах не могут перебить даже тонны хлороформа и хлорки. И эмпат осознал, что ходить вечером к девушке не следует. Нет девушки! Уже убита. А он, дурак, опоздал…
Ну почему?! Почему он не пошёл к ней тотчас, как узнал, кто она и куда надо идти?! Он же сразу понял, сколь беззащитна и робка эта девушка. Такая никогда не сумеет постоять за себя. Ею вечно будут помыкать, управлять, манипулировать! А какая милая у неё улыбка. Не красивая, а именно милая на старинный манер. Про таких девушек говорят, что они не от мира сего. Да, сейчас таких редко встретишь в Москве. А теперь вот, может, УЖЕ и не встретишь!.. А он, дурак, ещё утром хвалился – я закрыл город от Дракона! Куда там! Вот она – кровавая жатва – уже началась. И вряд ли только с Катеньки. Наверное, есть уже и другие жертвы. Этот зверь всегда ходит по трупам!
Эмпат начал лихорадочно одеваться. Есть же ещё одна девушка – подруга Катеньки. Значит, ей тоже грозит опасность. Он знает её дом и подъезд. Наверное, сумеет отыскать и квартиру. Катенька ведь была там. И он должен почувствовать!
Рина никак не могла успокоиться. Катенька ушла, и чувство того, что её, Ринку, то ли кто-то зовёт, то ли что-то впереди ожидает, нахлынуло снова. Что-то будет… что-то будет… Но что?! Рина зажгла все люстры в квартире. Не потому, что в это зимнее время уже темно (раньше она очень даже любила сумерничать), а потому, что где-то в закоулках квартиры затаилась её тревога. Рина не понимала себя. Она же дома, не в кошмарном метро, не в бетонном переходе. Она – дома.
ДОМА ХОРОШО. ДОМА СПОКОЙНО.
Но спокойствия не чувствовалось. Казалось, что нужно сорваться и бежать куда-то. Навстречу тому, кто зовёт. Но ведь никто не звал?..
Рина даже поглядела в окно. Там, между грязными хлопьями кружащегося снега, проглядывали тусклые фонари. И почему в центре фонари всегда горят так ярко и празднично, а на окраине города так уныло и безнадёжно? А может, не фонари виноваты? Ведь по центру она всегда ходила не одна – с подружкой Олечкой, с компанией однокурсников, со своим Страшным Горем, в конце концов. Но никогда – одна! Теперь подружка Олечка вышла замуж и уехала из Москвы к мужу в Вологду. А потом из Вологды они вообще перебрались в Прагу. Туда же, куда сейчас рванула и мама со своим бойфрендом. Вот ведь какая катавасия – мать в её под пятьдесят меняет бойфрендов, как перчатки. Не понравится один – выкинем из головы и заведём другого. А Ринка на своём Страшном Горе просто зациклилась. Нет, конечно, она его уже практически не вспоминает, но и осмелиться на новый роман никак не может. А уж сегодня, когда ей привиделось утром, что Горе стоит на детской площадке…
Но ведь его там не было! И Олега не было. Это всё её неуёмное воображение! Там просто стоял кто-то в тёмном – то ли в куртке, то ли в пальто. А Ринка уж и вспыхнула вся.
Нет, так нельзя. С тревогой надо что-то делать.
Ах! Рина замерла. Звонок. Сильный. Упругий. Катенька? Скорее всего. Наверное, не может справиться с редактурой. Принесла текст обратно. Но ведь это и хорошо!
Во-первых, деньги всё-таки достанутся ей, Ринке. Во-вторых, и это главное, будет чем заняться, а не стращать себя чем-то неизбежным. «Что будет, то и будет. Пускай судьба рассудит!» – кажется, так говорила Ахматова.
Ринка открыла, не спрашивая – кто. Распахнула дверь и опешила. Никакой Катеньки! На пороге переминался странный парень – долговязый, в чёрном – то ли в длинной куртке, то ли в укороченном пальто. Рина замерла. Неужели – тот, чёрный?.. Похож. Лицо нервное, тёмные круги под глазами, а сами глаза запавшие, усталые. Он?! Рина даже руку выставила вперёд, как будто хотела рукой ощутить: он – не он. Парень не понял её устремления и, решив, что она подаёт ему руку, стащил перчатку. Ладонь была длинной, пальцы тонкими. Красивая рука интеллигента, не знающего физического труда.
НЕ ОН!..
Но кто? По виду типичный «ботаник». Может, компьютерщик? Сам вон какой большой и сильный разворот плеч, но руки, увы, повисли, как у всех, кто сутками сидит за компом.
Ринка мигнула и подумала: «Может, он из агентства этого… как его… Орлова? Наверное, дело касается редактуры?» – и выпалила: