Полная версия
Он – мой лёд
Может быть, к своим двадцати трём он и не достиг больших успехов в спорте, но парником был, что говорится, от Бога.
Наклонившись к его уху, я по-заговорщицки, вполне искренне призналась:
– Скажу по секрету, меня тоже трясет, но Рудов нам не простит, если мы завалим прокат. И я тоже нам этого не прощу, Жаров. Так что мы с тобой сейчас забываем о нервах и выходим на лед. И катаемся так, как никогда не катались. Понял?
– Умеешь ты приободрить, – он по-доброму усмехнулся. – Я говорил, что обожаю тебя?
– Сегодня еще нет, – мягко улыбнулась и взяла его за руку.
В ответ он крепко сжал мою ладошку.
Музыка, под которую каталась предыдущая пара, отзвучала последними нотами, буквально через пару мгновений фигуристы замерли в финальной позе.
– С Богом, – только и сказал Рудов, положив ладонь мне на плечо, и уже в следующую секунду мы с Пашей вышли на лёд.
Пока объявляли оценки, я прокатилась вдоль бортика и нашла взглядом Романа. Он ободряюще улыбнулся и показал сжатые кулаки. Подвести его я не могла, не имела права. Что бы было со мной, если бы не он? Он верил в меня, он отвоевал мое право выступать у Федерации, и я могла только догадываться, сколько усилий ему потребовалось на это.
Наконец оценки предыдущей пары были объявлены. Четвертое текущее место. Лидировали же до сих пор Каримова и Богданов.
Стоило ли удивляться? Учитывая, что катались они вместе, как и мы, всего год, это было отличным результатом. Пусть даже на внутренних соревнованиях. С другой стороны – опыт. Тимур опытный парник, Наташа – тоже вполне себе.
– «На лед для исполнения короткой программы приглашаются Ольга Журавлёва и Павел Жаров», – проговорил диктор по стадиону, и зал взорвался аплодисментами, приветствуя нас.
Я в последний раз обвела взглядом трибуны и вдруг похолодела от ужаса, увидев на тренерском мостике у бортика свою мать.
Она смотрела на лёд. На нас. На меня. И я могла поклясться, что ещё несколько секунд назад её там не было.
Глава 6
Оля
– Вот же… – отвернувшись, я выругалась, чувствуя, как только-только начавшее отступать волнение охватило меня с новой силой.
Резко развернулась и, совершенно дезориентированная, едва не налетела на борт.
Паша моментально оказался возле меня. Я даже опомниться не успела, как он, дотронувшись до моего локтя, спросил, не скрывая напряжения и тревоги:
– Оль, что такое? – глаза его казались темнее обычного, взгляд был пристальным, серьёзным. – Ты в порядке? На тебе лица нет.
– Паша, та… там… ОНА… – глубоко вздохнула, стараясь унять бешено стучащее сердце.
Вот только понимание, что успокоиться я не смогу, было слишком ясным. Тех мгновений, что остались до начала выступления, слишком мало. Слишком.
– Прости… – тихо шепнула я, заведомо зная, что что бы ни сделала – не поможет.
Нужно было встретиться с ней раньше. За три, четыре дня. За неделю, как там, в Москве, с Тимуром. Тогда бы я успела взять себя в руки, хоть что-нибудь сделать с проклятым сердцем. Если бы только там, в Москве, я послушала собственную интуицию, если бы не отсиживалась трусливой мышью. Если бы…
– Посмотри на меня, – негромко, сдержанно попросил Паша, бережно обхватив меня за плечи и заставив заглянуть ему в глаза. – Ты не сдашься сейчас, поняла? Ни сейчас, ни когда-либо. Вспомни, что ты сказала утром Рудову. Мы отберёмся в сборную и поедем на этот чёртов чемпионат Европы. Что бы ни сделала твоя мать. Ты поняла меня? Поняла, Журавлёва?
Вместо ответа я всхлипнула и обняла Пашу, совершенно позабыв, что мы стоим на льду, и на нас смотрят. Не только тысячи болельщиков, сидящие на трибунах, но и те, что наблюдают за соревнованиями дома, включив трансляцию в интернете и расположившись возле телевизоров.
Почувствовала, как Паша потянул меня к центру катка и, не особо понимая, что делаю, послушно поехала за ним. Стоило нам остановиться, он опять обнял меня. Погладил по волосам и прошептал:
– Пора.
Подняв на него взгляд, я заставила себя проглотить вставший в горле ком и кивнула.
В последний раз Паша посмотрел мне в глаза, как будто пытался передать частицу собственных сил, вновь вселить в меня уверенность, и мы разъехались в разные стороны.
Едва я, кое-как собравшись, встала в начальную позу, заиграла наша мелодия. Я даже опомниться не успела, как она полилась над катком, устилая нотами лёд. Наполняя окружающее пространство – каждый его сантиметр, каждого, кто был на трибунах. Каждого, только не меня.
Движения – лишь заученные, почти неживые, взгляды – согласно постановке, ни ощущения единения с программой, ни эйфории. Только стук собственного сердца и боязнь, что я не смогу.
Первым же элементом стоял параллельный прыжок. Заходя на тройной сальхов, я думала об одном: не упасть, только не упасть. Закрыла глаза, оттолкнулась и вздохнула с облегчением, когда конек благополучно коснулся льда, и я заскользила дальше.
Но как бы я ни пыталась выкинуть из головы мысли о присутствии матери, не могла этого сделать. Я чувствовала её взгляд, чувствовала, что она наблюдает за мной, ждет, когда споткнусь и распластаюсь на льду. Тогда она будет довольна…
И я упала.
На выбросе не удержалась на ногах и упала, раскрывшись слишком рано. Встала и мельком посмотрела на Пашу. Одного его короткого взгляда хватило, чтобы я поняла – он не злится. Напротив, как и перед началом проката, он как будто пытался вселить в меня уверенность, так необходимую сейчас. Мысленно поблагодарила Бога за такого партнера.
Проезжая мимо борта не удержалась. Моя мать… Всё там же. Неотрывно смотрит на лёд. Меня трясло. Едва ли не на ровном месте я споткнулась, коснулась льда рукой. Господи… А дальше, как в тумане: поддержка, вращение… Остальные элементы мы исполнили на достаточно высоком уровне. Вот только падение в короткой программе,лишившее нас заветных баллов, касание рукой и несколько мелких помарок, которых я поначалу даже не заметила… Другое дело, что без ошибок сегодня не обошёлся никто.
Если бы не падение, мы вполне могли бы претендовать на первое место, а так…
– Ну что же они там так долго? – не выдержав, тихо шепнула я, устремив взгляд на табло над катком, где были высвечены наши с Пашей фамилии.
Паша сжал мою руку. Сидящий рядом Рудов был напряжён. Бёдра наши соприкасались, и я ясно чувствовала это. Черты его лица казались жёстче обычного, по взгляду трудно было сказать о мыслях.
– Главное попасть в тройку, – обратился он ко мне негромко. Конечно же, ожидал он другого, и это явственно сквозило в голосе.
Вздохнув, я кивнула и почувствовала, как он коснулся второй моей руки. Так я и сидела между ними – между двумя мужчинами, ставшими для меня самыми важными в жизни, верившими в меня даже сейчас.
– Ольга Журавлёва, Павел Жаров, – наконец диктор начал объявление. Я напряглась, перехватила Пашкину руку и крепко сжала его ладонь, он в ответ обнял меня, так же не сводя взгляда с табло, – набирают за короткую программу сумму шестьдесят шесть и пятьдесят три сотых балла. Это четвертое место.
Рудов шумно выдохнул через нос, стиснул зубы.
– Чёрт подери, – тихонько ругнулся он и тут же посмотрел на меня, совершенно убитую, опустошённую. – Значит так, – выговорил очень тихо, – это только полпути. Завтра произвольная.
– Роман Юрьевич, простите меня, – пробормотала разбито. – Я вас подвела. Как увидела её, так сразу и…
– А ты больше по сторонам смотри, – недовольно, с раздражением ответил он и поднялся с диванчика, где мы сидели в ожидании оценок.
Мы с Пашей тоже встали.
Отойдя от камер, Рудов остановился и заговорил снова:
– Журавлёва не упустит возможность понаблюдать за тобой. Чего ты ожидала, Оля? – он смотрел на меня прямо. – Что она будет сидеть и ждать? Не будет.
– Не будет, – согласилась я, понимая, что он прав.
– И я бы не стал на её месте, – говорил он жёстко, но спокойно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.