Улей

А что делал он? При чем тут вообще он?

Этого они пока не знали.

Данила просто жил рядом с Рут, имея статус странного иждивенца или прислуги – как посмотреть. Когда они приходили в их просторную темную квартиру в мансарде одного из старых жилых домов, оба были просто людьми. Смеялись, вместе готовили, пару раз даже напивались, хотя к себе Рут его не подпускала. Жили мелким воровством из супермаркета, но угрызениями совести не мучились. Раз их вышвырнули из жизни, то правила и законы больше не для них.

Часто Рут уходила к ведьме: иногда по каким-то их магическим делам, а порой выполняя бытовую работу по дому. Временами уезжала надолго и никогда не рассказывала, куда и зачем. Данила готовил, сам же съедал свою стряпню, смотрел телевизор, убирал, стирал и гладил. Больше в одиночку делать было решительно нечего. Писать тоже не хотелось. Все, что его раньше влекло в жизни, вдруг поблекло.

Изредка он выбирался в город, но бродить по улицам, зная, что тебя все равно никто не заметит, не имело смысла. А наблюдение за жизнью, частью которой он сам недавно был, лишь вгоняло его в депрессию. Но потом приезжала Рут, и он взбадривался. Данила не очень любил грустить, даже если обстоятельства складывались паршивым образом.

Так, их совместная жизнь отдавала подобием дружбы и немного печалью. Потому что бывали моменты, когда во внезапно воцарившейся тишине они понимали, что оба здесь от отсутствия выбора, а не по собственному желанию.

Все менялось, когда звонила Кларисса и называла им имя. Рут шла по адресу, а Данила должен был быть рядом и чему-то таким образом учиться. Честно говоря, оба подозревали, что Клариссе просто не до него. Потому что формально его обучать должна была она, а не Рут.

«Что я вообще должен буду делать? – недоумевал он. – Жечь шалфей и говорить с духами?»

«Насколько я понимаю, она работает с энергией. Так и получаются все эти порчи и привороты…»

«Нет, я о другом. Она сказала, что выполняет какую-то очень тонкую работу. И я должен буду заниматьсяею тоже. Раз вы меня похитили и лишили возможности самореализоваться по-иному», – не без ехидства добавил он.

«А, это… Она… работает с Господами. Так она их называет, – взгляд Рут стал настороженным. – Не знаю, кто они, но с ними может говорить не каждый. Это они привели меня к ней после смерти. Не уверена вообще, хорошие они или плохие. Скорее всего, нейтральные, но имеющие свои интересы».

«И кровь мы для них собираем?»

«Подозреваю, что да. Я не спрашиваю, Данила, я выполняю».

После той первой встречи они ходили к Клариссе вместе только раз. Большую часть времени он просидел на кухне вместе с ее жирным котом, а Рут и ведьма закрылись в комнате и что-то бурно обсуждали. Иногда он вслушивался и понимал, что с ними был кто-то еще, но не мог разобрать третий голос.

«Странно это, – поделился он как-то с Рут. – Иногда я думаю, что меня просто накачали наркотой и брехня это все – про вашу магию. На самом деле она работает на мафию, а мы – на нее».

«Ну, работать на этих Господ – вполне себе быть в мафии, но не совсем обычной».

* * *

Они вернулись домой, все так же не разговаривая. Рут разогрела пиццу из морозильника, но сама к ней не притронулась. Данила не мог долго на нее дуться, поэтому пришел на балкон, где она коротала вечер. Перед ними расстилалась панорама широкой дороги и ряда частных домов. В этом районе царила умиротворенность благополучного пригорода.

Данила посмотрел на нее с ласковым прищуром, как обычно любил глядеть на приятных ему девушек. Рут была симпатичной, но сразу этого было не разглядеть. Ему нравился момент этого открытия: вглядываться в ее неприветливое, самую малость грубоватое лицо, чтобы начать замечать скрывающуюся в нем красоту. Она же словно никогда не замечала его взглядов.

Он присел рядом с ней на выступ в стене и тоже положил ноги на перила балкона. Солнце заходило, и их городок постепенно погружался во тьму.

– Ты не подумай. Я тебя не осуждаю, – начал он. – У тебя свои причины, и я их уважаю. Просто… и ты меня пойми. Мне-то вообще ни хрена непонятно.

Рут кивнула, но ни слова не проронила. Ох и умеет она вести беседу.

– Кровь, рукопожатия, брехня, чтобы получить их согласие… Очень похоже на сделку по продаже души. Вот я и беспокоюсь, в верный ли я бизнес попал.

– Ну, если я и приобрела что-то вроде души, то не чувствую себя богаче ни в каком смысле, – чуть севшим голосом проворчала она.

– Так не ты покупатель, – фыркнул Данила. – Покупатель – Кларисса. А может, даже ретейлер. Это сложная цепочка.

– Я просто делаю свою работу, – в сотый раз повторила она свою любимую фразу. – Другой у меня нет. Чего-то получше, чем Кларисса, – тоже.

Носок ступни Данилы укоризненно покачался из стороны в сторону.

– Что у тебя произошло в жизни такого, что ты пошла к гадалке? – снова попробовал он развести ее на откровенность. – Я на своем опыте понял, что к таким обращаются, когда ничего другого не остается.

Рут закинула сигарету в пепельницу и пожала плечами.

– Теперь я понимаю, что ничего особенного.

– Но что именно? – не унимался Данила. – Порча? В любви не везло?

– Что-то типа, – поморщилась она. – Сейчас ясно, что мои проблемы и яйца выеденного не стоили. Но тогда это полнилось смыслом. Да во всем было больше смысла, чем сейчас…

Последнее прозвучало как-то уж совсем безрадостно.

– Хочешь знать правду? Я просто… глупо и нелепо умерла, будучи дико расстроенной ее предсказанием. Думаю, поэтому и не увидела ту машину. Я всегда ей говорю: осторожней со словами. Она любит говорить гадости… – и Рут усмехнулась с каким-то мрачным огоньком в глазах. – Но я до сих пор не понимаю, что было после смерти… Я была нигде. Кларисса говорит, так бывает, когда по случайности прерывается неотработанная жизнь, но вместо перерождения человек вылетает неизвестно куда… Черт разберет, почему я умудрилась вернуться.

Девушка помолчала, ненадолго погрузившись в свои мысли, а затем продолжила:

– И мы должны менять форму при перерождении. Так работает Вселенная. Потому что какие-то причины отмирают, и в каждой жизни накапливается новый потенциал, который выражает себя в последующей. Души – как клетки кожи – постоянно обновляются. Мы не должны быть прежними. Но я – какая-то мутация в системе.

– Ты – прекрасная девиация, – лишь вздохнул Данила. – Будь я в хорошем настроении, назвал бы так стих в честь тебя.

– Звучит не очень.

– И что же тебя связывает с Клариссой? – вкрадчиво вклинился его вопрос вместе с последним лучом угасающего солнца. – Откуда твоя лояльность, не могу понять. Она вытерла о тебя ноги, буквально толкнула на смерть, а ты пришла к ней снова.

– Кларисса и Господа мне помогут. Я говорила: есть у меня одно дело. Ей нужны мои услуги, а мне – ее. Это сотрудничество.

– Ну что за дело? Почему ты такая скрытная?

– Ты назойлив, – отрезала она.

Данила надулся, но ненадолго. Где-то вдали районы города один за другим зажигались электрическим светом.

Вот такие они с Рут чудаки. Не верят богу, новостям и политикам, зато внимают бомжам из подворотни и хамоватым гадалкам, ибо у всех свои пророки.

– Я интересуюсь тобой, – высокомерно добавил он. – А вот ты даже не спросишь про мою печальную историю.

– Да что там спрашивать? – хмыкнула она. – Я ее и так знаю…

– Ну а как же мои личные переживания на этот счет?

– Ты не умеешь заморачиваться на чем-то дольше трех секунд. Извини, я не верю в твои глубокие страдания.

Данила снова надулся.

– Ладно, ладно. Еще сама расскажешь мне, что там тебе обещали эти Господа, – заявил он.

Рут чуть улыбнулась – опять ни весело, ни грустно – и ушла в квартиру. Хаблов еще пару мгновений пялился вниз. Ему вдруг вспомнилось, что в детстве он жил в похожем доме. И если уж соседские мальчишки лезли на крышу, то добра не жди. Пакеты с молоком и водяные бомбочки обрушивались перед зазевавшимися прохожими, а ребята с хохотом прятались, чтобы их не увидели, помирая от смеха. Невольно он улыбнулся, вспоминая об этом. Но однажды их забавы прекратились, потому что один такой пакет упал на голову зазевавшейся девочке, и у нее было сотрясение мозга. Так он уяснил, что бывают шутки, от которых никому не смешно.

Данила так и не понял, к чему сейчас это вспомнил. Похоже, высота навеяла. Он слез с подоконника и отправился вслед за Рут.

* * *

Ночью раздался телефонный звонок. Рут слабо пошарила по столику. Где-то рядом мигала зеленая подсветка экрана. Из своего угла застонал Данила.

– Да возьми уже трубку…

– Да… – ответила она, не будучи уверенной, что нажала ту кнопку.

Но кнопка была та, а голос знаком до зубной боли.

– Собирайтесь, – проскрежетала Кларисса. – Мне нужен Хаблов.

– Что за спешка?

– Господа хотят вас видеть.

* * *

Вот и настало время третьего визита.

«Три – счастливое число, – непонятно к чему думал Хаблов. – Бог троицу любит…»

Хотя после того, о чем проболталась Рут, он начал подозревать, что начинать в кого-то верить уже бесполезно.

Они вошли в подъезд и сели в исписанный непристойностями лифт. На пороге квартиры их уже ждала Кларисса в очередном цветастом платье и псевдозолотом колье. Так одеваются только недомерки или проститутки.

– Мне остаться? – спросила Рут.

Из кухни нарисовалась рыжая груда жира. Пушистик приветливо потерся о ноги Данилы.

– Ну, фу-у-у! – была его реакция.

– Нет, милая… – отозвалась Кларисса, растерянно глядя то на Пушистика, то на Хаблова.

– Ты сказала, что Господа хотят видеть нас обоих.

– Я обобщила. Мне нужно было, чтобы ты привела ко мне эту бестолочь.

Но Рут почему-то не выглядела радостной оттого, что она свободна. Она буравила бабку тяжелым, недоверчивым взглядом, и Кларисса нервно хмыкнула:

– Иди, детка. Ночь уже.

– Ночь уже давно. Я хочу поговорить с Господами.

Данила превратился в уши, пытаясь понять, что тут происходит.

– Я не в курсе, как продвигается мое дело. – И Рут слегка вздернула подбородок. – Я жду слишком долго.

– Все ждут, милая. Жизнь – это очередь. Иди домой. Мы с тобой отдельно встретимся.

В лице Рут что-то стянулось, сильнее обозначив жесткость ее черт. Было видно, что ей хочется продолжить разговор и есть что выяснить. Но явно не хотелось говорить при Даниле. В них стрельнули недобрым взглядом, и она ушла, ударив дверью о косяк. С потолка осыпалась штукатурка.

– Я с этой девкой только на ремонт и буду тратиться, – процедила Кларисса и удостоила горе-пленника обесценивающим взглядом. – Ну, что стоим-то? Топай в комнату.

Данила вошел в уже знакомую гостиную. Сейчас в ней царил полумрак, в котором потонули все ее керамические мопсы, мадонны и хрустальные графины.

Кларисса вошла вслед за ним, села в кресло и вдруг перешла на чистый русский:

– Ну что, милок, вот и добралась я до тебя.

– Я так и думал, что вы из наших, – только поморщился Хаблов. – Акцентик этот, ковры на стенах, люстра под хрусталь. Вывезли из России весь колорит.

– Та я не из России, – вдруг дружелюбно отозвалась Кларисса. – Я из Одессы. Но это неважно, откуда я. Живу здесь. А поговорим мы с тобой на русском, дабы сократить неловкую дистанцию между нами.

Кларисса выглядела очень спокойной, даже будничной. От прошлой желчности по отношению к нему и его сексуальной афере не осталось и следа.

– Что ты понял из работы Рут?

Данила поскреб лоб, но нашелся:

– Что вы ищете людей… вроде… м-м-м… вас и меня, типа медиумов, которые могут видеть нас с Рут, и выкачиваете из них кровь.

– Умненький мальчик.

Ведьма светилась странной улыбочкой, в которой брезжили какие-то намеки. Лампы вокруг стали еще тусклее или же это было его субъективное ощущение… Кларисса темнит, мутит воду.

– Я в курсе, что вы подвязаны на какую-то магическую работу. Выполняете людские желания за деньги, – ровно сказал он. – Возможно, что за каждое надо платить еще и кровью.

– Да, я работаю с желаниями, и не только с людскими. И ты должен научиться делать то же.

– Что же именно?

– Работать с разными клиентами. Видишь, я даже не злоупотребляю экстрасенсорной терминологией из объявлений. Я говорю с тобой как деловой человек.

И она прикурила.

– Разумненько. Ну и кто наш особенный клиент?

– В этом деле – Господа. И ты с ними сегодня познакомишься. Но для этого, – она таинственно понизила голос, – ты должен их вызвать.

– Есть телефон?

– Метафорический. Я покажу тебе, как набирать номер.

Кларисса постучала сигаретой о пепельницу и зашлась в сиплом кашле, а Данила внимательно смотрел на нее, замечая странные вещи. Так уже было в первый визит. Он увидел дерево, которое прогнило внутри, и из него лезли черви.

Сейчас у него вдруг снова появилось какое-то… параллельное зрение. Это как видеть Клариссу и одновременно с ее образом что-то другое. Разложенный каркас. Из него бегут жучки, рассыпаются мириадами. Он одновременно видел два среза реальности: эту и ту сторону.

Кларисса наблюдала за ним поверх сигареты, прекрасно понимая, что он видит.

– Вы сказали, что умираете.

– Это правда, – без всякого страха ответила она. – У меня рак поджелудочной. Я вообще уже лежать должна в хосписе и ждать, когда сдохну. Но я латаю себя сама и запланированное выполню, пока есть Рут и ты. Понимаешь, когда ведьма слабеет, она ищет себе новые руки. Рут мне привели сами Господа, ибо я уже голову сломала, как найти кого-то, ни мертвого, ни живого. Видишь ли… она – не просто девочка на побегушках. Она – договор, бумага, на которой расписываются. В общем, пропускник моих контрактов. Но любой договор – энергетически тяжелая ноша. Я уже не тяну. Нужна болванка, пустая оболочка, которая соберет для меня все, как кувшин – дождевую воду… И Рут нашей ничего уже не будет, ибо страдают от сделок только живые. Но еще мне нужен ты, Данила. Ты завершишь обряд.

– Потому что у вас уже силенок нет?

– Верно.

– А что за варварские методы? – припомнил он ей свое похищение. – Вы не могли договориться со мной? Я довольно открытый человек, когда меня не бьют по голове и не стирают из жизни.

Кларисса рассмеялась грудным смехом и выпустила из ноздрей дым. Не женщина, а дракон.

– Понимаешь, в этом деле нужна мотивация. У тебя с ней в обычном состоянии проблемы. Ты соскочил бы и договор со мной в жизни не стал бы заключать, зная, что штрафуют смертью.

– Это да… – туманно протянул Данила, понимая теперь, что бабка поймала его как рыбку в сеть.

Единственное, за что он цеплялся, – это жизнь. А сейчас его этой жизнью, похоже, будут мотивировать. Замысел Клариссы стал ясен.

– Пришлось посадить тебя на цепь. И будешь ты делать все, конечно, из-под палки, – дружелюбно продолжала ведьма. – Но потом – одни плюсы. Я освобожу тебя, Хаблов, верну в люди, более того, ты будешь уметь то, что другим только снится. Сможешь вершить чужие судьбы, как я. Хорошая награда, не правда ли?

Этот бонус был ему по нраву. Кларисса нащупала в нем эти слабины, его страсть к искушению: сделать что-то запретное, накуриться, закинуться, продать липовый товар, замутить с ученицей.

Или же влезть в потусторонний бизнес.

Получается, он угодил в эдакое испытание. Либо пан, либо пропал.

– Ну-у-у… так кому звонить? Где там эти ваши Господа?

Когда ему что-то обещали, Данила становился податливым как пластилин.

Кларисса выложила на столик между ними кусок пчелиных сот и старинный нож.

– Ты должен вызвать Господ на свою кровь, – спокойно сказала Кларисса.

– На свою? – глуповато переспросил он.

– Ну, так ты же с ними связываться будешь. Что сидишь? Хочешь учиться и быть в игре? Тогда бери нож и режь ладонь, а дальше брызни на соты. Да ты сообразишь, что к чему. У тебя есть дар. Он тебя поведет.

В голове было много дурацких вопросов. Почему соты? Почему надо обязательно кромсать себя?

Но серебряный нож с замысловатой ручкой гипнотизировал. С сомнением он взял его в руки, и неожиданно тот оказался очень легким, почти невесомым. На рукоятке был крошечный красный камешек. Красивая вещица и явно со своей историей. Неуверенно Данила покрутил нож туда-сюда, ловя лезвием тусклый свет лампы, который охотно растекся по всей его поверхности. Нож стал почти золотым…

Один короткий надрез.

Ну же.

Боль проходит.

Играть так играть.

Медленно Данила прижал лезвие к внешней стороне запястья и решительно полоснул.

– Ау, ау, ау! – тут же вырвалось у него.

Но кровь потекла. Она закапала. И что-то началось.

Специально он не прицеливался, но первые капли упали точно на ячейки и заполнили их до краев. Эта картина необъяснимым образом его заворожила.

Соты, полные крови.

Взгляд остановился, а время замедлилось.

Комната померкла и растворилась, и пространство вокруг стало приобретать странные очертания. Появилась тусклая земля, присыпанная золотой пылью, а в слух проник гул, походивший на рой насекомых. Издалека… из глубин… к нему направлялась армия.

Время сдвинулось, но тяжело. Он снова мог шевелиться, правда, как-то вязко, и обнаружил, что стоит на перекрестке. Откуда тот взялся или как Хаблов на нем оказался, было загадкой. Но отчетливо ощущалась странная сакральность этого места: в воздухе, тонкой туманной дымке, золотой пыли под ногами и дрейфующем вокруг полумраке.

Это была точка, где встречались координаты, которые никогда не пересеклись бы в реальности. Траектории смешались, и пространство надломилось.

Гул стал таким громким, как будто невидимый рой был уже везде. Но никого не было видно.

А что это?

Посередине перекрестка стоял камень, метра три высотой. Его можно было назвать грубой колонной или обелиском. По шершавой поверхности бежали странные символы и рисунки. Он обогнул камень и замер в легком ужасе. С другой стороны на него уставилось лицо. Он подавил крик и присмотрелся.

Лицо было высечено прямо на поверхности камня. Открытый рот, намек на нос и провалы глазниц. Казалось, оно втягивает в себя все вокруг, и пространство утекает сквозь этот рот-тоннель куда-то… в иные миры.

Внезапно он спиной ощутил, как некто пришел на зов его крови, наполнившей пчелиные соты. И стало вдруг тихо. Невидимые насекомые замолкли.

Данила боязливо обернулся. Контуры фигуры колебались и рябили, как изображение в плохо настроенном телевизоре. Истинный облик пришедшего был защищен вуалью.

– Ты позвал, и мы пришли, – раздалось отовсюду, как многоголосый хор.

– Так это вы… Господа? – настороженно поинтересовался Данила, все еще сомневаясь, что с ним говорит кто-то реальный.

Все в этом месте казалось слегка призрачным, припорошенным золотой пыльцой, туманившей видение. Собственный голос звучал как дорожка чужого эха…

– Можешь звать нас так. Мы ждали тебя.

– И что вам от меня нужно?

– Служение, – незамедлительно последовал ответ. – Ты выполнишь для нас ритуал.

Данила сощурился, разглядывая «клиента». Показалось, что из-под накидки рассеивается слабый свет, но он не ручался, что ему не привиделось.

– Вот это самый важный момент наших переговоров, – нахально начал он. – Я должен знать, во что ввязываюсь.

Ему показалось, что Господа усмехнулись. Тональность жужжания дрогнула…

– Еще рано. Ты должен пройти путь учения, чтобы постигнуть смысл будущей работы. Пока же нам необходимо согласие. Мы не можем посвящать тебя в детали работы, если ты не отдашь себя в служение.

– Да что за служение, черт возьми? – начал он раздражаться мутной формулировкой.

– Все слуги, даже наемные, – исполнители чужой воли. Ты будешь выполнять нашу. Ты легко нас призвал, значит, равен Клариссе по силе и встанешь на ее место. Однажды ты будешь говорить с нами вместо нее.

Данила сглотнул. Происходящее начинало отдавать жутью. Он провел какой-то ритуал по наводке этой грымзы, назначения которого даже не знал. Его забросило куда-то за пределы человеческого мира, на перекресток с жуткой статуей, и затем к нему пришли… они, оно, скорее, все же они.

– Это договор? – понял он. – Вы хотите состряпать со мной контракт?

Жужжание стало синхронным. Это было явным «да».

– Ты же на Перекрестке. Здесь заключаются все сделки.

– А вы в курсе, что меня втащили в это дело против моей воли? – предпринял он последнюю попытку прояснить положение. – Я – по сути, раб. Так зачем мое согласие?

Аморфная фигура вдруг превратилась в одну бесконечную горизонталь, подпрыгивавшую в воздухе, как чья-то испуганная кардиограмма.

– Нам неважно, как ты пришел к Клариссе. Наши с тобой отношения регулируются другим законом. Мы не из вашего мира. Значит, полагается договор перед Стражем.

И они колыхнулись в сторону жуткого каменного истукана. Голова Данилы варила как бешеная, пытаясь восполнить информационные пробелы логикой. Итак, Господа не могут юзать его без его согласия, таковы какие-то метафизические законы этой золотой реальности. Если он не даст согласия, то и сделки не будет, и ритуал сорвется. Значит, Кларисса убьет его за ненадобностью и будет искать нового протеже. Плохой вариант. Но если согласится и вытерпит, тогда идет сценарий (м)ученичества, а в конце – свобода, и он сам себе Гарри Поттер.

Остался еще один вопрос.

– Какие условия, отклонения, штрафы?

– Ты не можешь служить другим. Если нарушишь нашу волю, мы разорвем контракт и больше в тебе не будем нуждаться. Нельзя быть дланью нескольких господ. В этом смысл истинной службы.

Данила все еще колебался. В их фразе, что они больше не будут в нем нуждаться, скрывался океан других смыслов.

– Оки-доки, где подписывать?

– Дай нам руку.

Из складок накидки высунулась золотая ладонь, и Данила распахнул глаза. Такого он еще в природе не видал.

– Обещай служить нам верой и правдой, Данила Хаблов.

– Обещаю.

– Ты выполнишь любой наш приказ.

– Выполню.

– Срок твоей службы определяется свершением нашего ритуала. Затем ты свободен. Ни Кларисса, ни мы не имеем права удерживать тебя после.

– Круто.

Между ними вспыхнул свет, а из обелиска понесся странный вой. У Данилы тряслись поджилки, но он держался. Надо было это сделать, раз уж события так сложились и другого выхода нет…

Что-то происходило вокруг. Золотая пыль завихрялась, а Господа перестали сохранять форму. Их рассеивало…

– Если захочешь встретиться с нами, вызови на кровь снова. И мы придем.

«Придем-придем-придем» – прогремело вокруг.

Силуэт Господ превратился в черный смерч. С надрывным гулом он разнесся во все стороны. Данилу ударил в грудь порыв ветра, и он с трудом удержался на ногах.

Наступила тишина.

Остались только он и пугающая статуя на перекрестке.

У него потемнело в глазах.

* * *

– Ну что ты как барышня… ей-богу… – ворчливо проник в сознание голос Клариссы.

Барышня. Сто лет он этого слова не слышал.

Данила открыл глаза и поднялся в кресле. Кажется, у него был обморок. Перед ним на столике лежали покрасневшие соты, но они были уже пустые. Кровь исчезла. Все вокруг пошатывалось или же это его голова. Кларисса сидела напротив него с хитроватой ухмылочкой. Видать, интересно было наблюдать за его злоключениями.

– Поздравляю. Твой первый выход к Перекрестку. Недурно.

Ему хотелось блевануть, просто ударить в нее мощной струей черт знает чего, так ему было плохо после этого трипа в запределье. В ушах все еще тонко звенело.

Соты и кровь – какая мерзость.

– Воды дай, – только хрипло сказал он.

Кларисса проворно встала и ушла на кухню. Минут пять Данила сидел с закрытыми глазами и открыл их, как только услышал шлепки ее тапочек. Он выдул стакан залпом и накинулся с вопросами:

– Так, объясняй сейчас же, кто эти Господа? Что им надо?

На «вы» обращаться он к ней перестал: она не заслужила вежливого обхождения.

– Господа – из другого мира. Но их дело связано с нашим. Поэтому они нашли медиума, который может их видеть и работать с энергией, и заключили с ним контракт. Я служу им, не просто так, разумеется. Все остальные договоренности налагаются на мой с ними контракт, в том числе и твоя.

– И что… миров много? – нервно хихикнул Хаблов.

– Ты не поверишь, – совершенно серьезно ответила Кларисса. – Представь, что устройство Вселенной похоже на пчелиные соты с бесконечным количеством ячеек. Соты видел же только что? Самая совершенная конструкция, созданная насекомыми. Она же – буквальное отражение устройства жизни. Пчелиные соты не предполагают зазоров и нестыковок. Так, в общем-то, устроена и наша Вселенная: это соты, и в каждой – мед, жизнь.

Ответ его удовлетворил. В нем была логика.

– Оке-е-ей, а что за Перекресток?

– Место для переговоров. Оно ничье. Когда хочешь поговорить с кем-то из другого мира, нужно выйти туда и вызвать их. Это очень древнее правило, которое существовало до людей. Обо всем этом остались только намеки в мифах и обрядах древних скандинавов. Там очень много всего было связано с перекрестком.