Я сон, у меня есть имя

– Во мне целое пожарище! – прошептал он и развернул её к себе, запустив пальцы в струящиеся длинные волосы.

– Мне пора уезжать, – чуть слышно проговорила она, пытаясь оттолкнуть его, загородиться от него руками, поставить непроходимый барьер, толстую бетонную стену, только бы он не видел её лица.

Глаза наполнились прозрачными блестящими слезами. Они тихо скатывались по белоснежным щекам, задерживаясь у уголков губ. Он прильнул к лицу, почувствовав солоноватый вкус её безмерной боли.

Комната снова обрела свой привычный чёрный оттенок. Двести двадцатый уверял, что идеального чёрного цвета в природе не существует. А Пятьдесят девятый спорил, что увидеть натуральный цвет можно в чёрной пустой комнате, занавешенной бархатными чёрными шторами, имея под рукой чёрный лист, в котором заранее вырезан круг. И вот если посмотреть в это отверстие, можно увидеть настоящую мглу.

Сегодня Шёпот увидел эту мглу и негаснущий яркий свет, будто бы оказался перед дверным глазком, ведущим в неизвестный ему мир. А ещё – себя в прозрачном отражении настенного зеркала. Там ему около тридцати лет. Он среднего роста. Тёмные волосы, небольшая щетина двухдневной давности и рассеянный пьяный взгляд. «Я пьянею оттого, что смотрю на неё. Но кто она, кто?» – он злился на себя, пытаясь вспомнить ещё хоть что-то связанное с его прошлой жизнью, но всё тщетно. «Я был мужчиной, который неистово, трепетно и порою безбожно любил женщину на расстоянии нескольких городов, нескольких тысяч километров, пытающимся жить с постоянным чувством осознания того, что нам не суждено остаться вместе на долгие-долгие годы. Вероятнее всего, это была бы менее трагичная история моей человеческой жизни, если бы она не любила меня так же, как и я её. Самоотверженно, глубоко, порою истерично. Её мысли всегда были сплетены с моими, её душа была канатом перевязана с моей. Всю жизнь мы угробили на то, чтобы оплакивать друг друга в своих мечтах, мыслях и желаниях. И кто знает, почему так и не оказались вместе, хотя бы на закате своей жизни? Или всё же оказались? Но сегодня она уезжала…»

Шёпот перевёл взгляд на знакомого мальчишку, пытаясь понять, что он делает здесь, как он сюда попал? Где та женщина, которая ещё пару минут назад была рядом с ним? И как ему узнать её среди других?

За окном снова полил дождь, он привёл мысли в порядок, восстановив реальную картину бытия. Чёрные вороны зашуршали мокрыми крыльями. Над городом всё ещё возвышалась дремучая холодная ночь.

Он поспешил проникнуть в сознание своего маленького друга, но тут же понял, что совершенно не помнит то, что ещё днём собирался представить ему на обозрение. Он резко остановился и, волнуясь, стал перебирать в своей памяти что-то совершенно непохожее на его сегодняшние воспоминания. Та женщина всё ещё стояла перед его глазами. Она сверкала своей улыбкой, наклонялась к нему, целовала его и пела. Всё пела и пела. Что-то совершенно непонятное, нечёткое, но очень красивое, разливающееся по комнате будоражащим голосом. Шёпот встряхнулся, собрался с мыслями и всё же принялся за свою сновидческую работу. Его тень перетекла в сознание мальчика, и они оба ощутили трепетное беспокойство от надвигающейся бури историй.

Корабль мчался на всех парусах, разрезая волны вдоль огромного деревянного корпуса. Штормило. Жгучий дождь ронял свои ледяные капли на мокрую скользкую палубу. Тучи нависли над чёрным морем, сплетаясь своими красками, как корни деревьев между собой, окутывая калёную мглу. Ночь завладела всем пространством сна, лишь молния изредка озаряла небо, нарушая изящную темноту. Чёрные краски картины смешивались с фиолетовым, красным, жёлтым сиянием. Неизвестный художник, которым, по сути, являлся сновидец, вылил всю свою богатую палитру тёмных оттенков на холст, и все светлые тона тут же утонули в воронке теней. Так темнота торжествовала над светом. Так любовь рассеивала свои капли в пространстве, соприкасаясь с хаосом, мгновенно разбиваясь в нём. Происходило что-то страшное и тревожное. В воздухе висела молчаливая боль, падая на плечи всем, кто участвовал в этой картине. Матросы суетились на палубе, пытаясь сдерживать паруса, но вода наполняла корабль. Брызги стелились по деревянным перекладинам, ветер свистел между тонких щелей корабля. Со всех сторон раздавались истошные крики: «Лево руля! Куда ты тянешь? Чёрт бы тебя побрал, лево руля!»

Тонкая печальная женщина, тенью раскинувшаяся по палубе, сидела на деревянной мокрой мачте, поджав колени. Она склонилась над капитаном, держа в своих хрупких ладонях его растрёпанную голову. Сновидец попытался заглянуть в её лицо, но она то и дело отворачивалась, перемещалась из одного положения в другое. Её тонкие пальцы соприкасались с густыми волосами мужчины, который тяжело дышал, закатывая глаза. Хрупкая, до невозможности знакомая фигура пыталась не показывать своих слёз, чтобы ни в коем случае не рассекретить себя. Для капитана корабля было всё кончено, рана была смертельна, и они оба понимали это. Она раскачивалась, как беспокойный маятник, резко наклонявшийся из стороны в сторону, повторяя как заклинание: «Потерпи ещё чуть-чуть! Милый, потерпи!» Он крепко сжал её руку и заглянул в глаза: «Дорогая моя, всё будет хорошо. Я всегда буду с тобой, в твоём сердце!»

– Леди, вот врач! – крикнул матрос.

Старый седой мужчина с обгоревшим лицом и руками, в белом халате, оттолкнул женщину назад. Матрос обхватил её хрупкие сутулые плечи, не давая возможности пройти обратно. Но это только действовало на неё раздражающе, она намеренно вырывалась из его цепких рук.

– Пожалуйста! – заплакала она.

– Не положено! – выкрикнул матрос, косясь на своих товарищей, тем самым требуя от них поддержки.

– Как это случилось? – перебил его врач, разорвав рубаху пострадавшего.

– Молния попала в гик и разломила его пополам. В это время капитан был у штурвала. Часть балки прошла сквозь него! – торопливо проговорил матрос, ослабив на мгновение руки.

– Она что здесь делает? – перекрикивая шторм, врач кивнул головой в сторону плачущей женщины, нахмурив без того хмурые брови.

Матрос не ответил, лишь пожал плечами, смущённо поглядывая на её плечи.

– Нужно перенести его в каюту! – ещё громче прокричал врач. – И успокойте уже её! Баба на корабле… – он не договорил, лишь зло опрокинул взгляд.

Капитана отнесли в каюту, а женщину перевели в другую, более тесную и неудобную. Но в этот момент ей было всё равно. Её разум заволокли тучи несбыточных надежд, скверных мыслей и тяжёлого серого надвигающегося безнадёжного уныния. Сновидец оглядел её с ног до головы, будто бы это было невероятно важно для него. На ней было плотное длинное тёмное платье, подол доставал до пят. На ногах надеты лаковые ботинки с небольшим каблуком, завязанные не шнурками, а красными атласными узкими лентами. Она лежала пластом и смотрела в потолок, но когда за дверью раздавались шаги, вскакивала и суетливо проговаривала: «Что с ним? Где он?» Никто из помощников капитана не отвечал на её вопросы, и сновидцу захотелось прижать её к себе, успокоить, рассказать, что её любимый жив, хотя он и не видел его довольно долго, не заходил к нему. Ему было гораздо интереснее наблюдать за этой серой долговязой тенью, скользившей по каюте корабля. Как положено, три раза в день ей приносили еду. Она не ела ни крошки, и он почему-то переживал за эту женщину. Лицо её потемнело, а спустя некоторое время она стала терять сознание. Тогда матросы в панике вызвали к ней врача. Шёпот обрадовался, что в каюту придёт человек, обладающий полной информацией о случившемся, ведь это была идеальная возможность узнать о капитане корабля. Она присела на кровать, чуть облокотившись на пышные перины, и замерла в ожидании. Сновидец заметил, что она немного повеселела, от этого он повеселел тоже.

Прежде чем войти, врач постучался в каюту, но она не подала голоса, лишь уставилась в маленькое круглое окошко иллюминатора. Шёпоту хотелось закричать ей: «Что же ты, вставай! Принимай гостей!», но он впервые был не властен над своим сном, будто его заперли в чужом доме и заставили наблюдать за происходящим из окна. Не дождавшись ответа, врач вошёл в каюту, резко отворив дверцу.

– Ну и что мы, милочка, будем делать? – язвительно заговорил он.

– Умирать! – грубо ответила ослабевшая фигура, резко запрокинув голову навзничь.

– От любви не умирают, – проворчал он, поудобнее усаживаясь на краю кровати.

– Но умирают без любви, – прервала она наставления врача.

– Вопреки всему нужно жить, не отчаиваться и не унывать! – попытался он поддержать настырную особу.

– Да что вы знаете об унынии и отчаянии? – воскликнула женщина. Она так кричала, что матросы за дверью резко остановились, прильнув к двери знакомой каюты.

– Отчаяние и уныние. Одни из семи смертных грехов. Какая тонкая грань между любовью (одной из заповедей) и унынием. Как легко любовь превращается в грех. После таких размышлений меня берёт сомнение, существует ли что-то после смерти – или мы всего лишь бренное тело, которое через короткий промежуток времени перестанет существовать? А дальше только спокойствие, тишина, пустота и темнота. За чертой всего лишь чёрная пропасть без надежды продолжения существования. Из-за этого перестала ходить в храм, перестала молиться, стало всё бессмысленным. Любовь и уныние. Любовь и отчаяние. А что потом? Смерть и пустота?

Врач еле слышно откашлялся, пытаясь перевести дух после сказанных слов. В морщинах у его глаз блеснула слеза, и он мгновенно вытер её своим белым рукавом.

– Ты должна жить, ради него, без условий! – повторил он свои нравоучения.

– Он умрёт? – она резко перевела взгляд в сторону врача и вопрошающе выставила руки перед грудью в виде зажжённой свечи.

Врач задумчиво замер в одном положении, пытаясь подобрать правильные слова. «Ну же, отвечай!» – кричал сновидец, будто для него это играло важнейшую роль. Рука доктора резко взлетела, почесала голову. Из-за этого прозрачные очки тут же съехали с переносицы, и он резко вернул их на место одним движением пальца. Казалось, что минуты тянутся вечность. Раскашлявшись, он всё же заговорил, подавляя нахлынувшие эмоции:

– Милочка, все мы смертны, что ж поделать?

– Что с ним?! – закричала она, резко вскочив с кровати.

– Сегодня он скончался. Я приказал матросам выгрузить тело на острове Святой Марии. Это было его последним желанием. Ах, да… Надо жить! Он передал, что пока вы, милочка, живы, он тоже жив!

Врач торопливо опустил руку в карман халата, затем достал красную шёлковую нить и обвязал её вокруг тонкого запястья женщины. Шёпот пристально смотрел на её руки, её прозрачную бархатную кожу, в висках нарастал истошный пронзительный крик.

– Три дня я ждала его смерти, а вы даже не пустили меня к нему! Доктор, дорогой, что же вы наделали? – её голос впился в ладони сновидца и оглушил своим величием. Беспокойная тень тотчас же покинула своё пристанище.

Первые лучи солнца озарили комнату, играя с цветными узорами обоев. Шёпот встряхнулся и тут же выскользнул в окно, зависнув на стенах серого каменного замка. «Что это было? – спрашивал он себя. – Это же безобразие, непостижимое ни одному сновидцу!»

Сновидцы имели право посылать своим подопечным только ласковые, добрые сны. Но сегодня мысли Шёпота были заблокированы каким-то неизвестным существом, которое удерживало приятные сновидения и открывало дверь новым всепоглощающим эмоциям. Такие сны, как сейчас, такие страшные кошмары, могли демонстрировать только сознатели. «Что случилось этой ночью? Почему мои мысли путаются, разлетаются в стороны и не могут собраться воедино? Как, будучи светлым созданием, я умудрился окунуться в жуткие события странных болезненных снов?» – спрашивал себя Шестой, пытаясь найти хоть какой-то ответ. Его оболочка отяжелела, негаснущий свет на его ладонях стал менее ярок. В нём происходили перемены, и он осознавал это с каждым тяжёлым пронизывающим вздохом.

«Нужно избегать этого дома, нужно избегать этого дома!» – настойчиво твердил себе он, но любопытство выпрыгивало вперёд, дразня пугающие мысли, заслонив всю твёрдость его несказанных слов. Переведя дух и немного поразмыслив о случившемся, он всё же принял решение проследить за своим новым знакомым. Он уверял себя в том, что ему необходимо добраться до ядра сути, выяснив всё, что поможет разобраться со своими видениями, своими мыслями и странными непривычными снами. «Кто я такой? – чеканило в его груди. – Что со мной происходит?»

Глава третья

Когда на землю медленно опускается плотная ночная пелена, он примеряет роль строгого мужчины в сером пальто, надевает воображаемую фетровую шляпу в тот же тон и расхаживает по каменистой твёрдой брусчатке, монотонно стуча тяжёлыми чёрными ботинками по её ухабам. Но на этот раз Шёпот непривычно для себя облачился в свой знакомый образ, как только первые лучи осеннего солнца надвинулись на пробуждающийся жилой квартал. Он был страшно разбит и измучен, поэтому чувствовал необходимость пройтись по красным улочкам полюбившегося ему города, прислушаться к их стенам, чтобы осознать надвигающуюся неудержимую боль. На него нахлынула гнетущая тоска, какую навевает осеннее утро человеку, который расстался со своей любимой. «Осень для расставаний – весна для встреч», – промелькнула мысль, лёгким пёрышком касаясь его груди. Ладони похолодели, наполнились странными ощущениями, будто на его руках росли невидимые объёмные пузыри, лопающиеся при малейшем неосторожном движении. Вся телесная оболочка пульсировала натянутой звонкой струной, отзываясь протяжным тонким гулом в его воображаемой голове. Он поглубже натянул на неё фетровую шляпу, чтобы заглушить этот пронзительный писк, и зашагал в сторону известного горбатого моста. Осеннее тёплое утро улыбалось прохожим очнувшегося от сна городка, зеркально отбрасывая своё отражение на прибрежную мостовую. Весело грели его последние лучи, задорно заглядывая в окна местных жителей. Лишь дети, идущие этим прекрасным утром в школу, были отчего-то хмуры, невеселы и озабочены. Кто-то шумно пробегал мимо серого силуэта, звеня тоненьким голоском, а кто-то, нахмурившись, смотря под ноги, пинал мелкие рассыпчатые камни.

Город потускнел, осунулся. Казалось, что даже яркие цвета домов мгновенно поблекли при свете утреннего солнца. Действительно ли горожане стали более пасмурны или всё же что-то происходило внутри сновидца, ещё предстояло выяснить. Но его преследовало ощущение, будто кто-то вывернул его душу наизнанку, показав другую, незнакомую сторону жизни.

Раздумывая о прошедшей ночи, он пересёк каменный мост и остановился возле любимого большого дерева. Листья медленно зашуршали, узнав своего товарища в новом человеческом обличии. Он часто приходил к четырёхсотлетнему корявому дубу, прислушивался к шелесту ветвей, обменивался с ним энергией. Ему нравилось общаться со своим немым товарищем, казалось, что тот понимает его, подбадривает и поддерживает, при этом никогда не разболтает великую тайну бытия, потому что не умеет говорить. Хотя мысли тоже имеют материю, но менее тонкую, подобную энергетическому заряду, всё же на физическом уровне их расшифровать невозможно. Сейчас в энергетической оболочке Шёпота образовался пробой, дыра, что означало лишь одно: часть его была мертва или, наоборот, пробуждалась, открывая пространство в новое неизвестное начало. Серый силуэт в фетровой шляпе слился со стволом дерева в одно целое, чтобы заполнить себя жизненно важными процессами, зашивая пробоину альтернативной заплаткой. Таким образом, он снова принял облик цельной прозрачной мелькающей тени, спрятав серый наряд в свои бездонные карманы.

Каменный мост устало загудел от тяжести проезжающих по нему колёс. В это время в городе начинался час пик, и неимоверное количество автобусов в спешке устремились развести своих пассажиров до конечного пункта назначения. Всё вокруг шумело, мелькало, носилось со скоростью звука, лишь никому не известный сновидец наблюдал за всеобщей суетой, умело пряча в себе всепоглощающие безудержные эмоции. Вся эта обстановка ощущалась частью его самого, казалось, даже стены зданий подмигивали ему в ответ, пришёптывая обескураживающие слова: «Это только начало, наш друг». Каждый объект в духовном и материальном мире имеет живой элемент, в котором спрятана его самая сакральная часть, отвечающая за чувства. В человеческом мире этот орган принято называть сердцем, его не видно человеческому глазу, но легко ощущают сновидцы. Шестому часто приходится сталкиваться с говорящими часами, печальными поездами и самолётами, которые страшно любят трагические истории. Часы рассказывают о бесцельно прожитом времени, поезда и самолёты – о горьком расставании. Мосты обычно говорят о двух далёких берегах, которые им приходится то и дело сводить и разводить. Но тот мост, что на протяжении нескольких веков сводил два берега одной реки Влтавы, был невыносимо жалостлив к себе и часто возмущался, ощущая на себе человеческую суету, завывая при каждом своём печальном вздохе. От этих неожиданных стонов Шестой оглянулся назад, узнав в одном из прохожих своего грустного подопечного, который нёс на своих тонких плечах большой синий рюкзак. Его голова свисала с плеч, взгляд потупился, руки грелись в карманах школьных брюк, а старые ботинки волочились по каменистой брусчатке, не замечая никого на своём пути. Ещё ни разу сновидец не видел своего знакомого весёлого мальчугана в таком печальном, тоскующем виде. И тут же он осознал, что сон, который приснился ему этой ночью, мог нарушить все его вдохновенные мысли и мечты. Усталость запульсировала в его охладевших ладонях, иероглифы стали медленно гаснуть, оставляя после себя болезненные ожоги.

– Август! – приятный голос окликнул невесёлого мальчугана. Впереди него стояла стройная девочка в расклешённой васильковой юбочке, в белых плотных колготках и лаковых светлых сапожках. На ней было надето синее ворсовое пальто, а за хрупкими плечами возвышался школьный большой рюкзак. Она игриво улыбнулась, сверкнув своими манящими ямочками на белоснежных нежных щёчках. Но тут же мыслями Шёпота завладела другая похожая улыбка.

– Я люблю тебя! – крикнул он. – Я люблю тебя!

Голос загрохотал, как раскат грома в неясную погоду, хотя в воздухе висел тёплый морской воздух. Он свернул ладони в трубочку и как можно громче ещё раз выкрикнул признательные слова.

– Тише, дурачок, ночь же. Разбудишь кого-нибудь, – засмеялась она, прижав хрупкие пальцы к его обезумевшим губам. Он любил эти тонкие пальцы, этот мелодичный голос, эту изумительную улыбку, эту нежную ямочку. Его всегда удивляло, что у неё всего лишь одна ямочка. Он провёл по её лицу своей горячей ладонью и поцеловал в щёку.

– Я люблю тебя! – продолжал он выкрикивать фразы и тут же ощутил давящий груз своих слов. Грудная клетка заполнилась обжигающим паром, и он увидел это мимолётное событие со стороны.

Она хохотала, кружась вокруг него завораживающим вальсом, размахивая подолом воздушного лёгкого платья. Глаза сверкали неоновыми огнями, сливаясь с блеском звёзд, сияющих на ночном небе. Веснушки расползлись по весёлому родному лицу, маня своей задорностью. Тёплая ночь легла на плечи курортного города, от этого в воздухе стоял свежий запах солёного моря, счастья и невозвратимого мига влюблённости. Тут же он замолчал, наблюдая за порханием своего лёгкого искрящего мотылька. Она подошла ближе и заглянула ему в глаза, дотронувшись до самой глубокой частицы души.

– Не забывай меня. Следуй за своим сердцем. Борись, прошу тебя, борись за нас до конца! Не отпускай нас! – вырвалось из её груди, запорхнув в его горячее сердце. Он заплакал.

Вспышка воспоминания погасла, и, пошатнувшись, он прислонился спиной к старому знакомому дубу, который стойко поддерживал его сновидческую оболочку. Оглядевшись вокруг, Шёпот глубоко вздохнул и спрятал свой очередной пазл в потайной карман хроники прошлых лет. Он рассеялся в его воображении, скатившись мелкими каплями по стенкам наполненного сосуда. Воронка времени перемешалась с густой обволакивающей краской, цедя мимолётные искры его недолговечной памяти.

Август подошёл ближе к своей знакомой, пытаясь отвести взгляд от сверкающей улыбки. Девочка свела руки перед собой и выгнулась вперёд, показывая всем своим видом удивительную заинтересованность этим несносным мальчишкой.

– Если хочешь, мы можем пойти вместе, – заговорила она.

Её собеседник был не очень-то приветлив, он отвернулся и зашагал дальше, пытаясь не смотреть в сторону своей знакомой.

– Ты же слышала, что вчера говорили мальчишки, они явно против этого! – огрызнулся он.

Сновидец не узнавал своего подопечного, медленно шагавшего прочь от лишних разговоров. Он раскачивался, изображая подобие верёвочных качелей, которые слегка изгибаются, поддаваясь слабому ветерку. Весь его вид заявлял о том, что ему безумно симпатична эта смелая девочка: глаза ярко блестели, пальцы нервно перебирали друг друга, волнующе касаясь знакомой руки. Но его ноги будто не слушались его же разума. «Неужели он испугался каких-то задиристых сверстников?» – удивился Шёпот, пытавшийся одновременно вернуть себя в бездны своих воспоминаний и параллельно присматривать за Августом.

– Ты испугался их? – будто прочитав мысли сновидца, смышлёная девчонка слегка дотронулась до упрямого плеча.

– Никого я не боюсь! – насупился тот в ответ, слегка поднимая одну бровь. – Просто не люблю конфликтных ситуаций.

– А мне страшно. Я всё-таки хрупкая маленькая девочка, поэтому боюсь идти в школу одна. Может, всё же проводишь меня до класса? – схитрила она, пробежав вперёд несколько метров и резко остановившись напротив.

Август притормозил, глубоко вздохнул, бегло посмотрел по сторонам и молча кивнул головой, тем самым сообщая, что выполнит её просьбу. Девочка неожиданно запрыгала на одном месте и захлопала в ладоши.

– Тогда идём!

Дорога тянулась через небольшое густое рапсовое поле и вела до самых ворот школьного двора. Шёпот любил бродить среди пышных посевов сурепицы, горчицы, сизии, они напоминали жёлтую меховую накидку, забытую большим и грозным великаном. Говорят, что сказочные герои, в переполохе покидая волшебный город, скрывались под этим покрывалом, переползая через голые пустынные поля. С того самого момента каменистый брусчатый путь медленно перетёк в протоптанную дорожку между двумя половинами поля, навсегда разделив его пополам.

Девочка размахивала руками, рассказывая Августу удивительные истории. Он то улыбался, то, останавливаясь, открывал рот от интереснейших высказываний его попутчицы. Они вместе смеялись и шутили, совсем не догадываясь, что их ждёт впереди. Жёлтые пушистые ветки неожиданно зашуршали перед весело шагающими ребятами, то ли ветер задевал их рыхлые макушки, то ли какая-то сила раскачивала кустистые растения, то ли чьи-то грубые ботинки топтали их хрупкую и нежную красоту. На тропинку выскочили нагловатые мальчишки, угрожающе показывая острые оскаленные зубы. Впереди всех стоял невысокий сорванец с белыми прямыми волосами, на которые падали жёлтые осенние лучи солнца. Он нервно ударял кулаком о свою ладонь, пытаясь тем самым показать своё преимущество над остальными. Синие школьные брюки были чуть подвёрнуты, а кожаная чёрная куртка говорила о материальном благополучии его семьи. Чуть позади него хмурились два его товарища. Один из них был очень худой и длинный, как тонкая пожелтевшая соломинка. Его крючковатый нос изредка всхлипывал, утираясь о грубый большой кулак, а тонкие развевающиеся рыжеватые кудряшки свисали над высоким квадратным лбом. Другой был чуть пониже и поплотней, его живот вываливался наружу, слегка скрываясь под тонкой светлой ветровкой. Он бы мог здорово сыграть сдобную булочку с изюмом на детском школьном утреннике. Увидев их, Август засуетился и отпрянул назад.

– По-моему, мы тебя предупреждали! – задиристо выкрикнул главарь банды.

Август молча взглянул на девочку и сразу же перевёл взгляд на свои старые ботинки.

«Что же ты молчишь? Ответь ему что-нибудь!» – Шёпот пытался мысленно взбудоражить своего подопечного.

– Ты, наверное, знаешь, что происходит после предупреждения? – не унимался мальчишка, всё больше и больше приближаясь к нему.

– Ха! – ухмыльнулся второй. – Смотрите, молчит.

– Глаза опустил, может, прощения хочет попросить? – рассмеялся третий.

Ситуация накалялась. С каждой брошенной фразой хулиганы все теснее окружали Августа, не давая ему ускользнуть.

– А мы ему сейчас покажем, как гулять с нашей одноклассницей! Пришёл новенький, а уже свои порядки устанавливает, сволочь! – выкрикнул первый и резко толкнул его в живот. Тот сразу же повалился на землю. Банда язвительно захохотала, а её главарь незамедлительно схватил девочку за тонкое прозрачное запястье.