Жена моего мужа

– Я не хочу тебя покидать, – говорил он.

Проснувшись утром, Карла увидела над собой сияющие мамины глаза.

– Эта милая леди и ее муж возьмут тебя на денек. Ты должна хорошо себя вести.

Ура!

Сердце Чарли колотилось, пока они шли по коридору. Сердце Карлы тоже.

Пожалуйста, пусть никто ничего не узнает!

– Я постараюсь прийти побыстрее, – говорила мама, обращаясь к Лили. – Вы так добры! Спасибо за подарок, который вы ей купили!

Наступила тишина – такая громкая, что ее слышали все. Карла медленно подняла глаза и встретилась с Лили взглядом. Соседка была в брюках, в которых ее бедра казались очень широкими, и даже губы не накрасила. Карла инстинктивно поняла, что она не та женщина, которая станет лгать.

– Подарок? – медленно повторила Лили.

– Гусеницу-пенал, – сказала Карла дрожащим голосом, глядя Лили в глаза и скрестив за спиной пальцы. – Вы купили его мне после больницы, чтобы я успокоилась, помните?

Снова молчание. Пальцы Карлы свело от попытки сжать их крепче. Наконец Лили кивнула:

– Ах да, конечно. Ну, проходи. Мы с тобой затеем пирог. Ты любишь печь пироги?

Мама вздохнула с облегчением, и они с Карлой наперебой затараторили:

– Она обожает готовить!

– Люблю, люблю!

И занятий сегодня нет, сказала себе Карла, вприпрыжку вбегая в квартиру Лили. Какой исключительный день! Они с Лили рассыпали по полу муку, пока взвешивали ингредиенты для теста, но ее новая подруга не рассердилась, как сделала бы мама. Ей не нужно было «немного отдохнуть» с мужем, высоким дядей Эдом, который сидел в углу и что-то черкал в альбоме. Сперва Карла перед ним робела – Эд походил на киноактера из журналов, которые Ларри приносил маме. Волосы у него были как у Роберта Редфорда, одного из любимых маминых героев.

Карла всполошилась, когда Эд неприятным, скучным голосом спросил у Лили, куда она опять переложила его краски, – такой голос бывал у Ларри, когда он заглядывал к Карле и видел, что она еще не спит. Но затем Эд спросил, можно ли нарисовать Карлу, и лицо у него было другое. Намного счастливее.

– У тебя такие чудесные волосы, – говорил он, быстро взглядывая то на Карлу, то в лежавший перед ним альбом.

– Мама мне их каждый вечер расчесывает по сто раз! Cento!

– Ченто? – неуверенно повторил Эд, словно пробуя незнакомую пищу. Карла засмеялась над его акцентом.

Никто не возражал, когда Лили предложила перекусить, хотя Карла и сказала, что не ест курятину, потому что в детстве у мамы в Италии была любимая курочка, а дедушка свернул ей шею, чтобы отпраздновать мамин день рождения.

Карла учила Лили и Эда делать настоящую пасту вместо твердых палочек, которые хранились у них в кухонном шкафу. Это заняло немало времени, но как они смеялись, когда Карла показывала, как тянуть макароны с помощью вешалки для одежды, подвешенной над плитой!

– Стой! – велел Эд, приподняв руку. – Я нарисую вас вот так. А ну, Карла, возьми снова Лили под руку!

– Чарли тоже должен быть на картине!.. – Карла сразу же пожалела о вырвавшихся словах.

Лицо Лили окаменело, как по мановению волшебной палочки.

– Карла, откуда у тебя на самом деле эта игрушка?

– Он не игрушка. – Карла обняла Чарли, словно защищая. – Он настоящий.

– Но как он к тебе попал?

– Это секрет.

– Нехороший секрет?

Карла подумала об одноклассниках, у которых есть папы и не надо надеяться на дядь в шляпах и с блестящими машинами. Разве это не дает ей права взять то, что есть у них? Она медленно покачала головой.

– Ты его украла?

Что-то подсказывало Карле, что возражать бессмысленно. Она кивнула.

– Почему?

– У всех такие есть. Не хочу быть не такой, как все.

– А… – Лицо Лили разгладилось. – Понимаю.

Карла схватила ее за руку:

– Пожалуйста, не рассказывайте!

Возникла пауза. Эд ничего не замечал, увлеченно поглядывая на них и снова на бумагу.

Отрывистое дыхание Лили было таким громким, что кожу на руках у Карлы покалывало невидимыми иголочками.

– Хорошо. Но больше никогда ничего не кради, обещаешь?

Воздушный шарик надежды появился на поверхности серой вязкой субстанции в груди Карлы.

– Обещаю! – Она подняла Чарли повыше, чтобы Эду было лучше видно. – Чарли говорит вам: «Спасибо».

Когда мама постучала в дверь, Карле не хотелось уходить.

– Можно я еще побуду у вас? – жалостливо попросила она.

Но Эд улыбнулся и обнял Лили за талию. Видимо, им тоже хочется потанцевать вдвоем.

– Держи, – сказал он, сунув ей лист из альбома. – Можешь взять себе.

Мама Карлы так и ахнула:

– Какое сходство! Как верно схвачено! У вас настоящий талант!

Эд сунул руки в карманы, и вид у него стал, как у Ларри, когда мама благодарила его за духи, или за цветы, или за другие подарки, которые он привозил по вечерам.

– Это всего лишь набросок углем. Не трогайте, а то смажется.

Карла и не посмела бы трогать. Она только смотрела во все глаза. Неужели она такая? Но это изображение ребенка, а не взрослой девушки, которой ей хотелось быть. И Чарли на рисунок не попал:

– Что надо сказать? – с нажимом сказала мама.

– Спасибо. – И, вспомнив книгу об английских королях и королевах, которую они читали в школе, Карла присела в глубоком реверансе: – Спасибо, что пригласили в гости!

К ее удивлению, Эд расхохотался:

– Она у вас прелесть! Заходи в любое время, Карла. В следующий раз я напишу настоящую картину. – Прищурившись, он смотрел на девочку, что-то прикидывая. – Пожалуй, акриловыми красками.

Сейчас они с мамой сидели в автобусе, направлявшемся к школе, и ждали Лили.

«Может, она не придет, – сказал Чарли, лежавший у Карлы на коленях. – Может, она сердится, что ты меня украла».

Карла напряглась:

– Никогда больше так не говори. Я заслуживаю тебя, а ты меня. Или ты хотел остаться у того хулигана?

Чарли покачал головой.

– Ну и все, – прошептала Карла едва слышно. – И давай больше не будем об этом.

– Держись. – Мать придержала Карлу на сиденье, потому что автобус дернулся вперед. – Вроде поехали.

Усевшись поглубже, Карла смотрела, как за окном проплывают деревья, чьи желтые и зеленые наряды, порхая, опадали на асфальт. И тут она увидела Лили! Лили бежала по улице – быстро-быстро, как Карла в своих ночных кошмарах, хотя во сне ее ноги будто прилипали к земле.

– Давайте к нам! – позвала Карла. – Садитесь рядом со мной!

Но автобус уже набрал скорость. На другой стороне улицы Карла увидела Эда. Ему на работу в другую сторону, сказал он вчера. Карла забарабанила по стеклу и замахала. Да! Эд махнул в ответ. И хотя Карла огорчилась, что Лили не успела на автобус, на душе у нее все равно стало теплее: теперь у нее есть друзья. Настоящие друзья. Это еще один шаг к тому, чтобы стать такой, как все.

– Мама, по-моему, ты ошибалась, – сказала она.

Мать, внимательно рассматривавшая лицо в маленькое зеркальце, которое всегда носила в сумочке, покосилась на дочь.

– В чем я ошиблась, Карла?

– Ты говорила, что женщины, которые за собой не следят, не найдут красивых мужей. И еще ты говорила, что Лили толстая. Но ведь Эд похож на кинозвезду!

У матери вырвался мелодичный смех. Сидевший через проход мужчина посмотрел на нее с восхищением.

– Ах ты, моя птичка! Это все верно. – Мать ласково потрепала Карлу по щеке. – Красивые мужья бывают и у таких, как Лили, но им нужно быть осмотрительнее, иначе они ведь могут их потерять.

Как это потерять, недоумевала Карла, готовясь к выходу, на улице обронить, что ли? Или в автобусе, как она розовую заколку на той неделе? Лили крупная, но зато она добрая. Она сохранила секрет о Чарли и разрешила печь пирог. Этого же достаточно, чтобы удержать Эда? Карле не хотелось, чтобы Лили пришлось искать себе другого мужа.

Она хотела спросить у мамы, но та уже торопилась и повторила на прощание, что Карла должна делать после уроков.

– Дождись меня, дорогая, слышишь? Жди у ворот, даже если я задержусь.

Радостно кивнув, Карла спрыгнула с подножки автобуса, помахала маме, перебежала через спортивную площадку и пошла в класс. Несмотря на происшествие с мячом на прошлой неделе, она с огорчением увидела, что одноклассники по-прежнему не очень дружелюбны. Но теперь, когда у нее есть Чарли, отношение скоро изменится. В этом Карла не сомневалась.

На перемене она бережно завернула Чарли в джемпер, чтобы он не замерз, и оставила в своем шкафчике. Выйдя на площадку, Карла обратилась к девочкам, игравшим в классики:

– Можно с вами?

Никто не отозвался, будто не слышали.

Она подошла к одноклассницам, бросавшим о стенку теннисный мяч:

– Можно мне тоже поиграть?

Все отвернулись.

У Карлы в животе образовалась пустота, хотя она хорошо позавтракала.

Она медленно побрела в класс. Там никого не было, даже помощницы учительницы, которая отвела ее домой, когда Кевин подбил ей глаз. Карла слышала, как одна учительница сказала другой, что помощницу «отпустили». Что это может значить?

Карла радостно подошла к шкафчику и начала разворачивать джемпер. Чарли поймет, как ей обидно, что другие дети не хотят с ней разговаривать. С Чарли ей будет веселее…

Нет. Не-е-ет!!!

Зеленый пушистый Чарли был мертв – криво распорот от головы до хвоста. А сверху лежала записка с красными печатными буквами:

ВАРОВКА

Глава 9. Лили

Нужно бежать быстрее, иначе я опоздаю на автобус. Будь я стройнее, бежать было бы легче. Груди подпрыгивали. Те самые груди, которые ласкал Эд, когда ночью неожиданно залез на меня. Однако потом, когда он открыл глаза, в них отразилось удивление при виде того, кто лежит снизу.

Я.

Я тоже удивилась. В полусне я представляла себе кого-то другого. Мягкие руки на моих грудях. Его рот, терзающий мой. Его твердость, проникающая в мою мягкость…

– Мне надо умыться, – пробурчала я и поплелась в маленькую ванную, чтобы вытереть глаза. Когда я вернулась, Эд крепко спал.

Откуда это берется? Почему я представляю с собой в постели Джо, человека, к которому чувствую неприязнь?

А о ком думал Эд? Нетрудно догадаться. Может, на вечеринке дело не зашло дальше фамильярностей, но я все чувствую. Так же как чувствую Джо. Если я чему-то и научилась за свою жизнь, так это слушать свою интуицию.

Пока эти мысли тяжело ворочались в голове, Эд спал. Во сне он выглядел удивительно мирно: слегка похрапывал, а на подбородке – легкая поросль тонких светлых волосков… Тихо, чтобы не разбудить его, я встала с кровати, на цыпочках прошла в кухню и достала швабру.

Я так увлеклась, что не слышала, как он вошел, пока за спиной не раздался голос:

– Зачем ты утром моешь пол? – Говоря, он завязывал галстук, в который впиталась капелька крови из пореза на щеке. Эд этого вроде бы не заметил.

Я подняла голову, не вставая с коленей:

– Потому что он грязный.

– А ты на работу не опоздаешь?

Ну и что? Я хочу, чтобы линолеум блестел. Если я не могу наладить свой брак, надо довести до совершенства хотя бы кухонный пол.

Поэтому сейчас я бегу. Если бы я не сходила с ума с этой уборкой, я бы не вышла из дома на четверть часа позже обычного и не провожала бы теперь автобус глазами и не обливалась бы холодным потом, представляя, как буду оправдываться перед начальником.

Когда я, задыхаясь, остановилась, то увидела Карлу, прижавшуюся носом к стеклу: девочка изо всех сил мне махала.

– Давай! – кричала она одними губами. И добавила что-то еще.

«Толстуха?» Нет, наверняка нет. Карла ласковый ребенок. Однако я замечала, что Франческа поглядывает на меня с жалостью, а дочь копирует все, что делает мать. Да и не в первый раз меня называют толстой.

Сидя в ожидании следующего автобуса, я думала о Карле и ее зеленой гусенице.

– Ты ее украла? – спросила я вчера. – Почему?

Девочка скромно, но с достоинством повернула голову – неестественно взрослый жест, показавшийся мне отрепетированным, – и ответила:

– У всех такие есть. Не хочу быть не такой, как все.

«Не хочу быть не таким, как все», – именно эти слова говорил Дэниэл. Моя интуиция меня не обманула. Я должна помочь этому ребенку.

Шеф ждал меня в своем кабинете. Он лет на тридцать старше меня. Его жена бросила работу сразу после свадьбы, и у меня такое ощущение, что он относится ко мне неодобрительно.

Вскоре после того, как я пришла сюда работать, я неосторожно сказала одному из коллег, что занялась юриспруденцией из желания «творить добро». Начальник случайно это услышал.

– Творить добро? – фыркнул он. – Могу вам сразу сказать: вы ошиблись с профессией.

Я покраснела (увы, не прелестно) и старалась после этого не высовываться. Но временами, особенно когда начальство на меня покрикивало, мне хотелось рассказать о Дэниэле.

Ничего я, конечно, не расскажу. Даже Эд не понял бы, расскажи я ему все как было, с начала до конца, а посвящать в это шефа было бы полным безумием. Сейчас он сидит напротив, между нами на столе гора бумаг, а на его губах ледяная улыбка.

– Ну, так как продвигаются дела с Джо Томасом?

Я скрестила ноги, потом снова поставила их рядом. Я чувствую на себе отпечаток рук Эда, оставшийся с прошлой ночи. Он до сих пор на мне, вытравленный на моем теле, как удивление на его лице.

– Клиент продолжает играть со мной в свои игры.

Шеф засмеялся. Недружелюбно.

– В этой тюрьме отбывает срок немало психопатов, Лили. Чего вы ожидали?

– Я ожидала лучшего инструктажа, – вырвалось у меня. Страх придал мне смелости – справедливо или без оснований – постоять за себя. – Я имею в виду, что у меня недостаточно информации, – продолжала я, пытаясь исправить ситуацию. – Почему он задумал подать апелляцию, отсидев два года? Почему не желает поговорить со мной по-человечески, вместо того чтобы загадывать загадки? – Я вынула листок, который дал мне Джо, – с непонятными цифрами и буквами. – Вы не догадываетесь, что это может означать? – спросила я примирительным тоном. – Это мне передал клиент.

Начальство едва взглянуло на мятый листок.

– Понятия не имею. Дело поручено вам, Лили. Может, это новые улики, о которых он только что узнал, – это объяснило бы задержку с апелляцией. – Глаза начальника сузились. – Я бросил вас на новое дело без подготовки, как когда-то поступили со мной самим. Это ваш шанс показать, на что вы способны. Не подведите ни меня, ни себя.

Остаток недели я работала на пределе сил, но других заданий с меня никто не снимал, и дела, как мне казалось, копились со зловещей быстротой. Начальник явно устроил мне проверку. Эд от него не отставал со своими «семью пятницами на неделе».

– Никак не слажу с одним клиентом, – начала я за ужином (недожаренный стейк и пирог с почками, мало похожий на фотографию в потрепанной кулинарной книге Фанни Крэддок, которую мне торжественно вручила мать Эда). Муж жевал медленно и тщательно – то, что получается у меня на кухне, можно смело назвать испытанием. Давина – та училась в кулинарной школе в Швейцарии… – Это тот самый, к которому… Эд, что с тобой?

Я вскочила из-за стола. Эд задыхался, хватая воздух ртом. Лицо его побагровело. Он чем-то подавился.

Ужас заставил меня действовать быстро. Рука сама с размаху ударила Эда по спине, и кусок мяса пролетел через всю комнату, Эд закашлялся и потянулся за стаканом с водой.

– Прости, – сказала я. – Видимо, недожарилось.

– Нет-нет. – Муж еще силился откашляться, но потянулся к моей руке: – Спасибо, ты меня спасла.

На минуту между нами возникла некая связь, но вскоре она развеялась. Ни Эду, ни мне есть больше не хотелось. Я выбросила признанное виновным мясо в ведро, запоздало сообразив, что начинку для пирога надо было потушить, прежде чем накрывать верхним слоем теста. Вместе с тем мне вдруг подумалось: как легко было бы позволить Эду задохнуться, а потом сделать вид, что это был несчастный случай!

Я сама поразилась такой мысли. Не скрою, я была шокирована собой. Откуда у меня взялись подобные мысли? И тут меня осенило.

Росс. Актуарий, с которым я познакомилась на той злополучной вечеринке, когда Эд и Давина исчезли неизвестно куда. Росс говорил со мной как раз на эту тему.

– Я провожу статистические расчеты продолжительности жизни – какой процент людей с высокой вероятностью подавятся и задохнутся или заболеют лейкемией, не дожив до шестидесяти лет. Веселенькая тема, согласен, но это, видите ли, важно при страховании жизни.

Я узнала у Эда телефон Росса. Оказалось, Росс завтра свободен. И он пригласил меня пообедать в его клубе.

– Вот эти цифры, – сказала я, передавая ему листок над белоснежной накрахмаленной скатертью (рядом хлопотал официант), – написал один мой клиент. Он… ну, в общем, сидит за убийство.

Росс удивленно посмотрел на меня:

– Вы считаете, он невиновен?

– Вы бы удивились, узнав его лично.

– Вот как?

Мы молчали, пока официант наливал нам вино. Один бокал, напомнила я себе. Сейчас я стала пить больше, чем раньше, а это плохо сказывается и на внимании, и на усвоении калорий. Но Эд любит выпить вечером пару бокалов, и мне кажется неправильным не поддержать компанию.

– Мне нужно знать, что могут означать эти цифры, – сказала я почти безнадежно. – Джо – хороший математик.

– Джо? – Брови Росса поползли вверх.

– Мы часто называем клиентов по имени, – поспешила я объяснить, вспомнив, что Джо велел называть себя мистером Томасом, пока я не разгадаю головоломку. – У него какое-то психическое отклонение, он очень методичен в некоторых областях, однако ему трудно разговаривать с людьми. Он предпочитает общаться ребусами, и это… один из них.

В глазах Росса появился огонек любопытства.

– Я посмотрю, – сказал он так ободряюще, что мне захотелось его обнять. – Дайте мне несколько дней. Я вам позвоню.

И он позвонил.

– Это показания температуры воды у разных моделей бойлеров с указанием даты выпуска, – торжествуя, объяснил он мне при встрече. – Если я не ошибаюсь, импликации весьма обширны. Я показал цифры приятелю-инженеру – не беспокойтесь, я ему ничего не рассказал, – так вот он говорит, что здесь угадывается определенная схема. Повинуясь интуиции, я покопался в нашем архиве… – Он подал мне газетную вырезку. Августовская «Таймс». В те дни я как раз готовилась к свадьбе и из-за хлопот, боюсь, не уделяла газетам должного внимания.

СКАНДАЛ ИЗ-ЗА НЕИСПРАВНЫХ БОЙЛЕРОВ

Я прочитала статью с живейшим интересом.

– Стало быть, – начала я, – у некоторых бойлеров, выпущенных за последние десять лет, выявились производственные дефекты. На сегодняшний день подано семь исков, в том числе в связи с тем, что бойлер не держит заданную температуру, в результате чего потребители получили ожоги. Начато расследование, но из точек продаж бойлеры данных моделей пока не отозваны.

Росс кивнул:

– Исков пока семь, но наверняка будут еще.

– Но это тянется уже десять лет, почему никто не спохватился раньше?

– Порой, чтобы уловить закономерность, требуется время.

Ну еще бы. Юристы тоже люди и тоже не сразу все замечают. Однако я не могу себе позволить быть одной из них.

– Я выяснила, что это за цифры, – сказала я, входя на следующий день в комнату для посещений.

Смешно, но я начинаю привыкать. Двойные двери и замки уже перестают меня удивлять, как и делано непринужденная поза моего клиента, развалившегося на стуле со скрещенными на груди руками, и взглядом, не оставляющим меня. Ему тридцать лет, ровесник Эда – муж отпраздновал день рождения месяц назад, однако у меня ощущение, что я общаюсь с подростком. Одно я знаю точно: я больше не позволю себе нелепых фантазий.

– Выяснили, что это за цифры? – повторил он слегка раздраженно. – Неужели?

– Я прочла о бойлерах и о поданных исках. Вы намекаете, что в смерти Сары виноват производитель бойлеров? Вы уже говорили, что вода была горячее, чем можно было ожидать спустя тридцать минут. Неисправность бойлера – вот ваша линия защиты. Скорее даже, самообороны.

Джо Томас вопросительно наклонил голову, словно обдумывая мои слова.

– Я вам уже говорил, самооборона – самая бесполезная вещь на свете.

– Отчего же, с правильным-то адвокатом, – парировала я.

– Поздравляю. – Разочарование сменилось улыбкой всего за несколько мгновений. Джо протянул мне руку.

Я и бровью не повела. Я была рассержена и удивлена.

– Почему же вы с самого начала не передали мне эти цифры? Это сэкономило бы массу времени.

– Я вам уже сказал почему. Я подбросил вам зацепку, чтобы проверить, достаточно ли вы умны, чтобы взяться за мое дело. Мне нужен кто-то моего уровня. Кто-то толковый.

«Спасибо, Росс, – подумала я. – Спасибо».

Джо снова откинулся на спинку стула, хлопнул себя по бедрам и громко рассмеялся:

– Надо же, а ведь вы справились, Лили! Отличная работа. Я вас нанимаю.

Нанимает? Я, вообще-то, думала, что уже с ним работаю.

– Вы до сих пор не рассказали, как все случилось, – холодно сказала я, вспомнив, что клиента надо держать на расстоянии. – Предупреждаю, больше тратить время попусту не стану. Если хотите, чтобы я взялась за вашу апелляцию, мне нужно знать все. Никаких фокусов и ребусов, только факты. Почему, например, ужин готовили вы? Почему вы наливали Саре ванну? – Я перевела дыхание. – Права ли была Сара, жалуясь родным, что вы пытались контролировать каждый ее шаг?

Лицо Джо Томаса окаменело.

– Зачем вам это знать?

– Потому что это может нам помочь.

Некоторое время мой клиент молчал. Я тоже не нарушала повисшую напряженную тишину. Она так накалилась, что о нее можно было обжечься.

Джо Томас явно тоже это чувствовал. Он отвернулся к окну. Во внутреннем дворе не было ни души, хотя стоял прекрасный прохладный осенний день. Видимо, заключенные работали: в этой тюрьме у всех имелись задания. Я видела в холле список – рядом с каждым занятием мелом была написана фамилия:

Смит – хлеборез (на тюремном жаргоне это означает работу на кухне).

Уайт – туалеты.

Эссекс – аквариум.

Томас – библиотека. (Почему меня это не удивляет?)

Напротив каждой фамилии – слово «Обучение». Интересно, что изучают в тюрьме? Если верить статистике грамотности, то заключенные учатся читать и писать (позже я узнала, что многие из них проходили дистанционное обучение в Открытом университете).

– Ванна, Джо, – повторила я. – Почему ванну Саре обычно наливали вы?

Мой клиент ответил еле слышно – я едва разобрала слова:

– Потому что я всегда наливал сначала холодную воду, чтобы она не ошпарилась. – Удар кулаком по столу заставил меня вздрогнуть. – Глупая девка! Надо было меня слушаться!

– Прекрасно. Ванна оказалась слишком горячей, но это не суть: следствием доказано, что вы насильно столкнули Сару в воду.

Лицо Джо Томаса стало жестким.

– Не доказано, а всего лишь убедительно аргументировано. Я вам уже говорил, я ее пальцем не трогал. Должно быть, она поскользнулась и упала в ванну. Синяки могли появиться и от этого.

– Но она бы пулей выскочила из крутого кипятка.

– Она… была… слишком… пьяна. – Джо Томас произнес это медленно, с паузами, словно вбивая мне в голову каждое слово. – Если бы она позволила набрать ей ванну, такого бы не случилось, – повторил он.

Вот зациклился-то. Но именно эта зацикленность отчего-то заставляла ему верить. Во всяком случае, в этот момент.

– И не думайте, что я не чувствую своей вины. Еще как чувствую.

Кожу у меня словно закололо невидимыми иголочками.

– Я не должен был надолго оставлять ее одну. Надо было сходить проверить раньше. Я всегда был к ней внимателен, но в тот раз…

У Джо Томаса явно помешательство на контроле, но это делает его убийцей не больше, чем каждого из нас. Разве я не сделала обычаем мыть пол по утрам до работы? Дэниэлу обязательно было нужно подворачивать простыни по углам, и все тут. Мой шеф вешает пальто строго определенным образом – на дверь своего кабинета. Джо Томас всегда кладет свой листок точно в центре стола (он объяснил, что завел бы нормальный блокнот, но в тюрьме плохо с канцтоварами).

– Вы требуете, чтобы все было по-вашему, – тихо сказала я, – потому что тогда не случится ничего плохого.

– И что? – Он с вызовом посмотрел на меня.

– Ничего, все нормально. Я понимаю.

Джо Томас сверлил меня взглядом, словно добиваясь, чтобы я отвела глаза. Если я это сделаю, он решит, что я произнесла последнюю фразу неискренне, лишь бы втереться к нему в доверие. Но что-то все равно не давало мне покоя.

– Почему вы потом не выяснили, исправен бойлер или нет?

– Да меня вообще-то арестовали.

Ну что я за дура…

– А жильцы, которые въехали после вас? Они не поняли, что вода просто кипяток?

Джо Томас пожал плечами:

– Они заново отделали ванную и наверняка сменили бойлер. Вы бы тоже сделали полный ремонт, если бы в вашей квартире кто-то погиб.