Иллюзия вторая. Перелом

Артак посмотрел на меня, перевёл взгляд на Агафью Тихоновну, потом на мешок и кивком подтвердил всё сказанное акулой.

– И пока я не разгребу всё это – я показал глазами на мешок с ленью, – мне не подняться?

– Почему не подняться? – дракон рассмеялся, – подняться-то можно. Улететь нельзя.

– И это значит…

– Это значит что ты можешь летать, но не можешь покинуть игру. Это значит, что ты можешь стареть бесконечно. Это значит, что тебе никогда не удастся дойти до конечной точки своего СУЩЕСТВОВАНИЯ – это значит что ты никогда не сможешь умереть.

– Я или моё тело?

– Ты. Твоё тело будет умирать и возрождаться с тем же набором функций, возможностей и необходимостей. Твоё тело будет вынуждено разгребать абсолютно всё – тобой же наделанное и особенно то, что не сделано до конца. Ведь довести до завершения придется все существующие в пространстве и времени, абсолютно все начатые тобой дела. Твой мешок с ленью будет возрождать тебя неоднократно, он будет поднимать тебя из пепла всякий раз когда ты захочешь успокоиться и познать нечто другое. Особенно, когда ты захочешь познать нечто, для этого мира иррациональное, нечто запредельное, а это значит – нечто настоящее – нечто, следующее за потерей иллюзий. А что может следовать за потерей иллюзии? – Артак внимательно посмотрел на меня.

– Истина? – предположил я с небольшой долей робости.

– Ну можно сказать и так, – он кивнул головой, – на самом деле никакой истины не существует, – Артак посмотрел на меня очень внимательно и продолжил:

– Точнее, истину формирует каждый сам для себя, и истина эта во всевозможности абсолютно всего существующего, – внезапно дракон улыбнулся Агафье Тихоновне, – Истина даже в том что акула обретает речь, а человек её лишается.

– Человек лишается речи? – не поверил своим собственным ушам я.

– Да, – спокойно подтвердил дракон, – человек лишается речи. Но не самой возможности говорить, а именно желания, впрочем это одно и тоже – возможность перестает быть возможностью и становится своей противоположностью ровно в тот момент когда пропадает желание эту возможность использовать.

– То есть, всё зависит от желания?

– Конечно, – Артак улыбнулся одними глазами, – скажу более, взрослого человека невозможно удержать от исполнения СВОИХ желаний. А с момента потери желания – любое действие, ставшее, по определению нежелаемым, будет трактоваться как объявление войны от того, кто вынуждает совершить это нежелаемое, а если этот кто-то – ты сам, то и объявлением войны самому себе. А кто способен на объявление войны себе самому? Только психически нездоровый человек! Однако такое психическое нездоровье не считается таковым в человеческом обществе, поэтому но этот случай мы рассматривать не будем, – дракон засмеялся, как обычно, задирая голову вверх.

– Даже так?

– Конечно, а как иначе? Человеческая психофизика устроена так, что даже самые приятные любезности, но от нелюбимых – люди воспринимают как агрессию, как нападение, как скрытую вражду. А явные выпады и предательства со стороны людей близких – как глубочайшее проявление любви. И ничего с этим не сделаешь.

– Хм… Действительно… Но почему человек лишается желания говорить?

– Потому что видит и осознаёт всю бессмысленность разговора, – Артак немного подумал, – и не хочет будоражить окружающее пространство лишними, никому не нужными и ничего не изменяющими вибрациями.

Я удивленно приподнял брови – ровно настолько, чтобы вспомнить и отчетливо понять что никаких бровей у меня нет, а моё тело, приняв необходимую трансформацию, стало драконьим и, следовательно, безбровым.

– Настоящая истина кроется именно в твоём осознании своих же безграничных возможностей, она спрятана в этом обретении – в обретении своих собственных инструментов своего же собственного продвижения. И это обретение, эта скрытая от невнимательных глаз истина, все эти твои возможности, действия, мысли, чувства, всё полученное тобой знание – всё это лишь части единого мира – всё это лишь части тебя самого. И совсем неважно на какой своей части ты остановишься – важно, что эта часть неминуемо приведёт тебя к точке твоего зрения, которая одновременно является и широчайшим горизонтом познания.

– Выходит, точка и линия – одно и то же? – не скрывая улыбки спросил я.

– Выходит так, – весело подтвердил Артак, – но одинаковы не только точка зрения и горизонт познания – одинаковы абсолютно все и одинаково абсолютно всё. Конечно, если добраться до самой сути вещей и событий.

– Предметы и события тоже едины?

– Абсолютно и в Абсолюте – да. Просто представь, что любой предмет является одновременно и событием, если взглянуть на него под другим углом.

– Например?

– Например? – Артак засмеялся, а Агафья Тихоновна тихонько произнесла:

– Например, водопад. Если отлететь от него на достаточное расстояние и взглянуть другими мерками – водопад будет выглядеть как неподвижный предмет. Но стоит приблизиться к нему как мы заметим что казавшийся нам неподвижным предмет растворяется в брызгах единого события, и что интересно – это событие реальнее и правдивее самого предмета.

– Ух ты! – я не смог сдержать возгласа восхищения.

– Всё зависит от масштаба вашего зрения, – улыбнулась акула, – от того, как вы предпочитаете видеть – в мельчайших подвижных подробностях или неподвижной глыбой – целиком.

– И это утверждение правильно для любого предмета?

– Абсолютно, – Агафья Тихоновна кивнула, – и для любого предмета и для любого события. Стоит только посмотреть внимательней на предмет и мы увидим множество событий, а стоит вглядеться в событие – и мы узрим невероятное количество предметов, заключенных внутри него.

– А чувства?

– Чувства формируются вследствие предметов и событий, так что можно сказать что они состоят из них, – акула усмехнулась.

– И лень? – я хитро посмотрел на Агафью Тихоновну.

– И лень, – подтвердила она.

– И из каких событий состоит моя лень? – мне казалось что я наконец-то поставил в тупик свою мудрую собеседницу.

– Из НЕ сделанных, – не теряя ни одного мгновения на раздумья быстро ответила Агафья Тихоновна.

– Но разве то, что не сделано – существует?

– Существует, – серьезно подтвердила акула.

– Существует, – так же серьезно кивнул головой дракон.

– Но как это?

– Та суть, из которой состоят события и предметы; та единая точка, к которой стремятся в своих познаниях думающие люди; та скала, стоя на которой твоему взору открывается абсолютно всё существующее пространство – всё это и все они не способны воспринимать частичку «не». И в единстве всего сущего вашего «нет» просто не существует.

– И вы можете это доказать?

– Легко, – кивнула головой Агафья Тихоновна, – очень легко.

Я молча ждал.

– Но я попрошу тебя об одном, – добавила акула, улыбаясь, – точно выполнять все мои инструкции.

– Конечно.

– Не мог бы ты прямо сейчас не думать о воздушном шаре? – внезапно спросила Агафья Тихоновна.

В моей голове тут же всплыл образ воздушного шара, яркого, сине-красного, огромного и красивого. Но следуя указанию акулы я тут же прогнал появившееся видение.

– Хорошо, – кивнул я головой и приготовился выслушать дальнейшие указания.

Артак и Агафья Тихоновна весело рассмеялись, но ничего не сказали.

– И что дальше? – первым не выдержал я.

– Ничего, – сквозь смех произнесла акула, – ровным счетом ничего.

Я недоуменно пожал плечами и задумался.

– Хорошо, я помогу, – Артак придвинулся ко мне поближе и медленно, по слогам, произнёс:

– Не мог бы ты ещё раз НЕ думать о воздушном шаре?

И опять, как и в первый раз, яркий и отчетливый образ всплыл в моих мыслях. Я тут же отогнал его и кивнул головой.

Артак заливался искренним смехом. Он отдышался и повторил:

– И ещё один раз, пожалуйста. НЕ думай о воздушном шаре.

Сине-красный образ воздушного шара, уже ставший родным, всплыл где-то в моей голове, но на этот раз он был уже с гондолой для пассажиров. В этой гондоле сидела Агафья Тихоновна и махала мне своим плавником.

– Вы уже трижды подумали именно о том, о чём я вас просил НЕ думать, – дракон был серьезен.

Я охнул и, наконец-то, понял.

– То есть… Получается, я… – несвязное бормотание вырывалось из моего рта, а мои звери продолжали улыбаться, глядя на мою растерянность.

– Да, да, да, – подтвердила мои мысли Агафья Тихоновна, – как только я произнесла «воздушный шар» – вы тут же сформировали его в своих мыслях.

– И даже увидели его! – добавил Артак, – сине-красный, как зонт при нашем первом знакомстве!

– Да, точно! – теперь уже смеялся и я сам, – именно так всё и было.

– Вот так и получается что сознание не способно воспринять частицу «не», сознание неизбежно тут же построит реальность, в которой нет места «не» и «нет», понимаешь?

– Понимаю.

– Вот и выходит что твоя лень состоит из того, что ты НЕ сделал, но сумел сформировать в своем сознании. Представляешь, насколько она сильна?

– Трудно даже представить… И как её победить?

– Не надо никого побеждать, – усмехнулась акула, – в СУЩЕСТВОВАНИИ нет места войнам. Надо принять её существование наряду с другими существующими предметами и чувствами, надо просто её принять, – повторила Агафья Тихоновна, – просто принять как данность.

– Но я не хочу чтоб в моей жизни было для неё место, – возразил я, – не хочу.

– Не хочешь? – переспросил Артак. – Ну раз ты действительно не хочешь, то единственное, что ты мог бы сделать – это перенести всё НЕ сделанное из своего мешка с ленью в любой другой мешок, – дракон махнул крылом и в тот же миг на полу появились большие и маленькие, пыльные и не очень, полные и полупустые мешки с различными надписями.

Было тут и тщеславие, была гордость, были заносчивость и карьеризм, было самолюбование, была спесь, были чванство и честолюбие. Были равнодушие, вместе с апатией и безучастностью, была бесстрастность, было бесчувствие. Был и отдельный мешок с невыполненными, но данными обещаниями, а был мешок с выполненными, но ещё не разложенными по другим мешкам. Был тут и небольшой мешочек с искренностью, ещё меньший – с настоящей добротой, был мешочек с пониманием, с умением слушать, с терпением. Мешок с состраданием спрятался за более полный мешок с удовлетворенными амбициями.

Да, тут было абсолютно всё – и чувства удовлетворения и радости, скрытые в своих мешочках, были благополучие и блаженство, было наслаждение, была честность, и был даже один точечный, то есть, размером именно с точку, и это значит – неизмеримый мешок – мешок с истиной.

И в каждый из этих мешочков и мешков можно было перенести всё что угодно из единственного мешка с ленью – огромного, как сама жизнь, и маленького, как она же. Получается, любое действие или событие можно было перенести из мешка с НЕ сделанным в мешки со сделанным, с отработанным и прожитым, а значит, реальным для самого игрока. И этим сделанным возможно было наполнить любой из существующих мешков – никаких ограничений – абсолютно всё было возможно – стоило только захотеть.

– Хм, – произнёс я про себя, поняв подвох, – хм…

– А как ты думал? – рассмеялся дракон, – для того чтобы чего-либо достичь и покинуть предыдущую станцию, чтобы отправиться на станцию следующую – надо закрыть все долги. И это лишь один из этих долгов – осуществить всё НЕ сделанное, выполнить всё обещанное, выстрадать всё положенное. Такова игра, – добавил дракон, – но могу тебе сказать что какова бы ни была игра – игрок свободен, и это единственное неизменное правило – игрок свободен в своих решениях и желаниях, он свободен лениться или действовать, свободен думать своей головой или принимать науку других. Игрок абсолютно бесконтролен со стороны самой игры – он бесконтролен со стороны жизни. Его право поступать так, как считает нужным он сам. Никаких ограничений нет, да и быть не может.

– Спасибо, – произнёс я, – спасибо. Благодарю за науку.

– Рано еще благодарить, – Артак усмехнулся, – чтобы покинуть станцию СУЩЕСТВОВАНИЯ, чтобы достичь станции СТАРЕНИЯ, чтобы в конце концов закончить игру и приехать на станцию СМЕРТЬ – необходимо разобраться со всем этим хламом, – он кивнул на все мешки, а крылом указал на насторожившегося, как мне показалось, паука, неспешно плетущего свою крепкую паутину на огромном мешке с ленью.

– Станция СМЕРТЬ звучит как-то не очень приятно, – я тоже усмехнулся.

– Это иллюзия, – расхохотался дракон, – просто иллюзия. Вы, люди, воспринимаете все слова ровно так, как вам их объяснили другие люди, и лишь единицы не верят на слово, а думают… Они-то, в конце концов, и понимают истинный смысл СУЩЕСТВОВАНИЯ и СТАРЕНИЯ – двух очень важных станций, которые уже не проедешь, как станцию ОЩУЩЕНИЙ, дающихся автоматически, или станцию ЧУВСТВЕННЫХ ОПОР, тоже полученных, вроде как, само собой. На станциях СУЩЕСТВОВАНИЕ и СТАРЕНИЕ придётся потрудиться, и потрудиться хорошо, – он кивнул на мешок с ленью и невыполненными обещаниями, – твоё дело когда начинать, да хоть в следующей игре, но отработать и перетащить события и предметы отсюда туда, – он показал крылом на другие мешки, – придется всё равно. Это и есть СТАРЕНИЕ – станция, растянутая в событиях, станция, на которой мгновение становится человеческой жизнью, а вся жизнь человеческого тела превращается в это самое мгновение. Платформа этой станции может длинна, а может быть и нет – это кому сколько отмеряно, но для ленивых она заканчивается всегда одинаково – железнодорожной стрелкой со станции СТАРЕНИЕ на станцию НЕВЕДЕНИЕ, и все начинается заново.

– Я понимаю. А для других? Для тех, которые не ленятся?

– Они приедут на станцию СМЕРТЬ и покинут игру навсегда.

– Это хорошо?

– Это правильно, – Артак засмеялся, – только это и правильно, ибо чтобы идти дальше, необходимо закончить здесь.

– А что дальше? Есть ли дальше?

– Не забегай вперед, – Артак нахмурился, – иди в том направлении, в котором тебе видно уже сейчас. Но было бы глупо предположить что есть только игра, а самого игрока не существует.

– А я? Я не игрок?

– Ты или твоё тело? – дракон смотрел внимательно.

– Я.

– Игрок.

– А моё тело?

– Фишка игрока. Предмет, которым он играет.

– Хм…

– И для самой фишки, – добавила Агафья Тихоновна, – совсем не обязательно знать конечный пункт её путешествия. Ей хватит знания на ход-два вперед, большего просто не требуется. Вот именно поэтому я постоянно говорю – важен лишь масштаб твоего зрения, важно то, как ты предпочитаешь видеть мир – как неподвижную единую глыбу предмета или как бесконечное количество происходящих внутри своего единства событий. Конечная точка твоего путешествия от этого не меняется.

– А как я предпочитаю? – я беспомощно оглянулся на дракона, но тот вместо ответа просто поднял свои крылья, словно намекая что мой выбор уже сделан.

– В твоём случае – истина – это могучие крылья, в которых кроется смысл всего твоего Существования – и твой смысл – познание… Поэтому, твоя истина – та, что даёт тебе эту ВОЗМОЖНОСТЬ; та, что наградила тебя крыльями, которые в состоянии унести тебя за край видимого и показать ещё доселе никем не замеченное. Показать то, что другие и увидеть-то не смогут, ибо они уже выбрали свой собственный путь, и их путь отличен от твоего. И это правильно. Но ты – человек, сумевший подняться над огромной массой других людей даже без столь необходимых тебе крыльев, а поднявшись – сумел остаться им Человеком, и стал Философом. И тот прошлый ты, пока ещё не имевший крыльев, но уже поднявшийся над толпой – ты доказал природе свою насущную НЕОБХОДИМОСТЬ в этих крыльях. И природе не осталось ничего, кроме как тут же подготовить для тебя этот дар, ибо природа руководствуется в своём развитии не твоими желаниями, а своими НЕОБХОДИМОСТЯМИ, понимаешь? Поднявшись ввысь без драконьего крыла ты доказал что твоё желание – иметь это крыло – как раз и является природной НЕОБХОДИМОСТЬЮ… И мудрая природа тут же предоставила его тебе, аккуратно упаковав свой подарок в препятствие на твоём пути, – Артак посмеивался, видимо с настроением у него было всё в порядке, – и покончив с этим препятствием, ты получил в дар ВОЗМОЖНОСТЬ, которая и обрела материальную реализацию в виде крыла – сильного и неутомимого драконьего крыла.

– То есть в пространстве, а значит, и в моём теле реализована возможность самого пространства, а никак не моё желание!?

– Практически так и есть. Только реализована не возможность, а необходимость. Понимаешь разницу? Возможность может случиться, а может и нет, а необходимость – обязательна к исполнению, а значит, обязательна и к пространственной реализации.

– Хм.

– Да, да, – Артак усмехнулся, – люди часто думают что для того, чтобы что-то иметь – надо всего лишь страстно этого желать, однако это очень далекая от истины позиция, – дракон поднёс свою лапу к глазам и пристально посмотрел на свой коготь – жёсткий и негнущийся коготь дракона, – даже для того, чтобы получить эти когти, – после некоторого раздумья продолжил он, – мне необходимо было доказать природе мою необходимость в них.

– Доказать? – быстро переспросил я.

– Ахаха, – Артак перевёл взгляд на меня и неопределенно покачал головой, словно сомневаясь в чём-то, – ну хорошо, пусть не доказать, тут ты абсолютно прав. Правильное слово было бы – ПОКАЗАТЬ. Показать природе мою необходимость в этих когтях, в этих крыльях, в самом полёте.

Я молча кивнул головой, соглашаясь с данной формулировкой.

– И сделать я это мог одним всего лишь способом, – Артак перестал качать головой и вперил в меня свой жёлтый взгляд, – я вёл себя так, словно эти когти уже были, словно полёт был для меня самым что ни на есть привычным делом. Словно я летал каждое утро, ещё до завтрака по три или четыре раза, – добавил он, ухмыляясь.

– И только тогда…

– И только тогда природе не оставалось ничего другого как принять мою необходимость как данность и, соответственно, реализовать её в тот же самый миг.

– Так ты был человеком?

– Почему был? – дракон смотрел прямо в мои глаза, – я и сейчас человек!

Он был серьёзен как никогда.

– Но…

– Твоё препятствие было твоей ленью, которую ты сумел обуздать и без столь необходимых тебе тогда крыльев, так что в данный момент ты получил именно то, что у тебя было и так – ты получил лишь то, чем ты уже с успехом пользовался ранее. Правда, пользовался, не догадываясь об этом.

Я пошевелил лопатками и с удовольствием ощутил спиной упругий и живой воздух, потревоженный моим крылом.

– Они всегда были со мной? – немного недоверчиво прошептал я.

– Всегда.

– Но где они были?

– В твоих мыслях, – серьёзно ответил Артак, – в единственном реально существующем месте пространства и времени.

– Я понимаю…

– Крыло дракона – приз, который всегда был с тобой. Но этот приз уготован немногим. Редким даром должен обладать человек, готовый примерить на себя крыло, очень редким даром.

– Каким же?

– Он должен находиться на благороднейшем из всех жизненных путей – на пути размышления. – Артак провёл своей лапой по моему лбу, – и этот путь может дать ему абсолютно всё. Всё, о чём только может мечтать человек. И даже чуточку больше. Но для этого человек должен стать на дорогу философии, ибо только эта наука логично замыкает на себе одну сильнейшую абстракцию – математику, и другую, не менее сильную – литературу.

Я удивленно вскинул несуществующие брови.

– Объясни!

– Да, да, – Артак засмеялся, – литература – сильнейшая из абстракций. Литература – это рисунок буквами, литература – это нигде не прописанная мелодия автора, литература – это то, что рождается внутри читателя, и знаешь что? – дракон продолжал смеяться, – настоящая литература имеет мало общего с самим автором. Настоящая литература общна лишь с читателем. Конечно, если читатель сумел найти в ней музыку.

– Музыку?

– Да, мелодию текста.

– Объясни! – еще раз повторил я.

– Каждый текст обладает своей собственной мелодией. И слова в нём – всего лишь слова песни на музыку автора. Ведь автор самого текста пишет даже не текст – автор пишет мелодию. И если читатель сможет её отыскать среди черных закорючек-букв и нагромождения разных слов – он сам становится автором. Он становится автором уже не текста – он становится автором себя самого.

– Нагромождения слов?

– Слова в литературе – это ноты в музыке.

– Может буквы?

– Нет, – Артак покачал головой, – слова. Буквы – всего лишь линии, рисующие ноту, а саму мелодию определяют именно слова.

– И как найти эту мелодию? Как её услышать?

– Будь внимателен к знакам препинания, – вполне серьёзно ответил Артак, – они укажут тебе путь.

– Но как?

– Запятые, точки с запятой, восклицательные и вопросительные знаки, троеточия – в умелых руках они задают темп, они меняют интонации, они играют чувствами, тогда как словам подвластен один лишь сухой смысл. И то – в его единственной интерпретации. Без мелодии слова пусты, а смысл может быть искажен вплоть до противоположного, тогда как само слово совершенно не изменится.

– А разве смысл не основное?

– Смысл – основное. Но и мелодия – тоже основное. И только сочетание этих основ в состоянии предоставить нечто объективное, нечто отсутствующее в одних словах или в одной мелодии.

– Как же добраться до объективизма?

– Литературный текст подобен реке, несущей свои воды в пока ещё неизвестном для читателя направлении. И сама река – это песня, а её изгибы, повороты, валуны и камни на пути потока – как знаки препинания в песенном тексте. Они по сути и определяют напор и скорость самой воды – то есть определяют мелодию текста, его звучание. Текст – это вода, и отдельные слова в нём – как отдельные капельки – мало что определяют, – Артак засмеялся.

– Подожди! – закричал я. – А как же смысл? Смысл текста? Ведь его определяют слова?

– Смысл? – дракон засмеялся ещё громче, – смысл рождается в читателе, понимаешь, в читателе!!! Слова, сами по себе, не наполнены ничем, как ничто не растворено в хрустально звенящей воде из горной речки. Смысл всегда находился, находится, и будет находиться только в голове у читателя. Во всем мире нет для него больше места, – Артак наконец-то перестал смеяться и добавил:

– Даже если представить что смысл всё-таки в тексте, – дракон хитро прищурился, – то каким-то непостижимым образом его надо оттуда взять и положить в читательскую голову. А для того чтобы что-то взять и переместить, – Артак вновь засмеялся, – его надо видеть, его надо хорошенько отличать от всего остального, его необходимо отличать от бессмыслицы, не так ли? Чтобы вложить смысл слов в голову читателя, этот смысл необходимо идентифицировать, к нему надо прикоснуться руками, то есть необходимо взять его, что невозможно по определению. Ведь тот, кто обладает смыслом – сам становится бессмыслицей. Как и тот, кто хочет познать истину – должен выйти за её пределы, хотя бы для того, чтобы взглянуть на неё со стороны – познающий должен стать ложью! Поэтому, гораздо логичнее предположить что смысл рождается там, где он и проявляется, то есть в голове у читающего. И, таким образом, смысл слов имеет мало, если не сказать – не имеет ничего общего с самими словами. Смысл – продукт сугубо внутренний, никогда не выходящий из самого человека.

– Получается, что писатель, пишущий книгу, пишет её для себя?

– Для себя, для себя, – выдохнул дракон, – а для кого же ещё.

– Но…

– Никаких но, – Артак меня перебил, – книга, написанная писателем, и книга, прочитанная читателем – это две совершенно разных книги, это две книги с разными мелодиями и с различным наполнением.

– А если читатель угадает мелодию автора?

– Тогда он поймёт что автор имел в виду.

– Хм, – недоверчиво пробормотал я про себя.

– Послушай меня ещё раз, – Артак, видимо, решился на повторное объяснение, но не скажу, что я в нём не нуждался, – смысл слов изменчив точно так же, как изменчиво течение в горной речке. Смысл может быть резким, а может быть мягким, он может ранить, убить, а может приподнимать над водой, давая возможность свободно дышать. Он может выбросить тебя на сушу, а может утопить в иносказаниях. Смысл слов – как кипучая, бурливая вода, огибающая речные валуны и камни в узких проходах, но он также может разливаться широкими лугами, затапливая и покрывая собой пепел пройденного и иногда формируя что-то новое, доселе неизведанное. Смысл может сохраняться в своих берегах и рамках, заданных словами, а может разбрызгиваться намеками и аллегориями. И именно знаки препинания – эти валуны и камни запятых и точек, резкие и не очень повороты вопросительных знаков, огромные скалы знаков восклицательных, впадины троеточий – именно они определяют конечный вид самой реки – это они звучат как единый оркестр, это они ведут свою сольную и основную партию, – Артак набрал побольше воздуха в лёгкие и закончил: