Непал для братвы

– Да, не повезло тебе, – посочувствовал Денис, – я думал, ты у Толика с братанами, а ты, видишь, решил здоровый образ жизни вести, вот и прокололся.

– Да, – согласился Аркадий, – отрываться от коллектива – это чревато!

В этот момент Лия втолкнула в комнату столик на колесах, заставленный всякой снедью, изумительно заваренным чаем в больших кружках и вазой малинового варенья.

– Ему это варенье сейчас очень полезно, доктор прописал, – наставительно сказала она.

– Ой, Лиечка! – завопил Денис – Это же мое самое любимое лакомство, преогромное спасибо, просто сказочный подарок!

Дальнейшие разговоры касались, в основном, гастрономических тем, так как Денис решил не перегружать подсознание Глюка до тех пор, пока тот не придет в свое нормальное состояние; то, что это произойдет и, причем, очень и очень скоро, они оба абсолютно не сомневались.

* * *

Через несколько дней Аркадий сам позвонил Денису:

– Слушай, тут надо обмозговать одно дельце. Предлагают купить типографский центр, просят немного, а Гоблин где-то в отъезде, и мобилу отключил. Поедем, посмотрим.

– Давай, – согласился Денис, – подъезжай, заодно гляну на тебя, как ты из последних заморочек выкрутился.

– Да нормально все, – заверил Аркадий, – через минут сорок буду.

И действительно, минута в минуту золотистая «Акура MDX» Глюка подхватила его в свое уютное чрево. Денис отметил, что Глюк выглядит теперь хоть куда, а ведь после своих зимних приключений с катером он успел еще попасть на заключительные дни праздника у Толи Нефтяника, где немедленно принял активное участие в гонках на снегоходах…

Какое-то время оба проехали молча, потом Глюк неожиданно спросил:

– Слушай, Диня! – Клюгенштейн нервно крутанул головой, потёр виски и почесал затылок. – Тут я как-то не понял одну книжку. Может, разъяснишь?

Рыбаков внимательно посмотрел на Глюка.

То, что Аркадий немножко заторможенно мыслил, – это было вполне объяснимо. Забавляясь со снегоходами у Толика Нефтяника, Глюк как-то соскользнул с одного из этих капризных устройств, лишился в полете шапки и в итоге впилился головой в некстати подвернувшийся на пути пень. Слегка пострадали оба; однако, при чем здесь… книжка?

– Какую книжку ты имеешь в виду? – спросил Денис – ты что, выронил сберкнижку в снег, а теперь не можешь разобрать, сколько накопил?

– Да нет, Диня! Слушай, сижу я тут вечером дома, башка хоть и варит, но как-то не совсем конкретно. Зашел в комнату Ани (старшая дочь Аркадия), она уроки, по-моему, готовит; вообще в универ на филфак готовится, кажется. Смотрю, книжка со стишками короткими – ну, вроде как реклама. Спрашиваю, что за чтиво. Она говорит: «Омар Хайям, новые переводы с комментариями». Шрифт реальный, крупный, я прочитал несколько – очень понравилось. Знаешь, а мужик в тему пишет! Насчет того, что всё лабуда, а как стаканчик-другой примешь – так все проблемы по фигу… Только вот не доходит до меня – он ведь крутой мусульманин был. У них же даже правило есть, что каплей вина можно лошадь убить. Когда мы в Египте были, так из-за этого весь отдых оказался испорчен на хер, – Клюгенштейн горестно вздохнул. – А когда мы в пустыне, в не открытой покуда, но все равно какой-то занюханной гробнице, в совершенно антисанитарных условиях немного расслабились, так враз полиции нагнали, из страны выперли и визы закрыли. Правда, визы эти мне совершенно по барабану! Какого хрена вообще в этой стране делать, если приличному человеку и отдохнуть-то, как следует, не дадут?!

Фактически отдых почтенной компании в Египте завершился разгромом гробницы какого-то захудалого фараона; помимо всего прочего, братва также отвела душу гонкой на верблюдах по барханам, нанесением серьезных телесных повреждений паре десятков полицейских и даже была обвинена… в попытке поднять восстание бедуинов! Последнее, вероятнее всего, было коварной местью изобиженных египетских писцов-чиновников.; их подлог остался незамеченным на фоне пухлого вороха других обвинений, лишь усугубив вину незадачливой братвы.

– Молодец Аркадий, в самую точку попал! – Денис с восхищением отметил несомненную пользу контакта с пнями в плане культурного развития Глюка. – Я ведь тоже, когда в Универе учился, все врубиться не мог, а потом как-то на серьезные дела отвлекся. Недавно с Гоблином побазарил. Знаешь, он тоже эту тему разрабатывал; говорит, что даже специальную монографию про все это скоро выпустит. Оказывается, никто на самом деле ни одного оригинала стихов Омара Хайяма не видел, все переписка с переписки, да и то с других языков, а не с фарси – его родного, значит. Гоблин пошустрее и нарыл в архивах совершенно неожиданные рукописи – правда, на иврите… Клюгенштейн опять заморгал и с подозрением уставился на Дениса.

– Ну и при чем тут иврит? Что, этот Хайям и на нем писал? Денис развеселился.

– Не «и на нем», а в основном на нем! Когда Гоблин освоил материал, оказалось, что все переводы, что были сделаны после тысяча восемьсот пятидесятого года, – просто перепеки с этого текста! Даже имя Хайяма до сих пор обсуждается: тогда с бумагой ведь напряжена была, писали на пергаменте (Аркадий понимающе кивнул), а он был жутко дорогой! Поэтому гласные буквы пропускали. А подпись из букв МэРэ и ХаМэ записали как Омар Хайям, и понеслась душа в рай! Димон посоветовался со спецами и оказалось, что возможен другой перевод: Эми Хаим. И жил этот Хаим, похоже, в XMI-XIV веках у нас в Нижнем Поволжье, где был Хазарский Каганат, а государственной религией считался иудаизм. У Глюка просто челюсть отвалилась.

– Постой, Диня, так это что же получается? Выходит, он – еврей? Ну, тогда насчет выпивки все ясно: в этом плане запретов по религии нет… Только вот почему же он эмиром был?

– Насчет национальности точно сказать трудно, там такая дикая смесь была из татар, южных славян, иудеев, лиц кавказских национальностей (благо Кавказ недалеко!), а генетический анализ, увы, теперь не сделаешь! Не у кого! А насчет эмира – это просто. Эмир – военное звание – вроде полковника или, может, генерала. Значит, у мужика еще и организаторский талант был! Вроде вот как у тебя. (Клюгенштейн самодовольно расправил и без того широкие плечи.) А войны там велись постоянно. Вот Хаим со своим отрядом и болтался, как… (Денис пошевелил пальцами, пытаясь подыскать соответствующее сравнение, но не нашел)… как вот ты по разборкам! А чем заняться в свободное время? Ресторанов по степи не очень много тогда было, спирт гнать еще не научились; представляешь, никаких крепких напитков не было!

Клюгенштейн еще шире открыл рот, хотел что-то спросить, но только кивнул. Денис продолжил:

– Вот и потягивали они тогдашнее винцо-то стопарями, а может, и кувшинами да насчет женского полу подумывали. Похоже, что Хаиму повезло: остался живой, на старость тоже неплохо накопил; жил себе в усадьбе, дома или в таверне, винцо попивал, а наскучит – стишок в память былых подвигов. Наверное, без дела сидеть не хотел… Вот так-то, Аркаша!

Несколько минут Глюк сидел молча, переваривая совершенно новую для себя информацию и иногда поглядывая с подозрением на Дениса, не разыгрывает ли тот его. Потом спросил:

– Может, сразу Ане сказать, чтобы она все это у себя там, в гимназии, и выложила?

– Не стоит, – Денис закурил сигарету и посмотрел на то, как рассеивается струйка дыма, – не поймут. Когда книжка выйдет – она так и называется «Эмир Хаим. Рубай», пусть почитает*. А сейчас на этом Омаре столько людей кормится, вон, каждый год неизвестно где его четверостишия отыскивают, что кому хочешь жизнь испортят, особенно детям. Судьбу сломать – это у них не задержится. У нас в универе мадам Вырожеикина за сомнение, что не там запятую обнаружила, студентов выгоняла, а тут тема хлебная, поездки заграницу, диссертации, симпозиумы. Гуманитарии, они думать логически не горазды, а гадости делать – хоть куда, если малейшая угроза им будет. А мочить или еще как бороться с ними – невозможно. У них там и крыши свои есть, и разборки, только на уровне поросячьего визга. Лучше не лезть – измажешься.

– Ладно, – Клюгенштейн все же прислушался к разумным доводам, – я с Гоблином побазарю, если чё надо помочь эту книгу издать – вопросов нет, сделаем по самому высокому классу.

– Вот это ты правильно решил, – заключил Денис.

* * *

В полшестого мобила у Дениса исполнила начало мелодии «Мост через реку Квай», и на дисплее высветился телефон шофера Антона Павла Расскаусса. Сообщение состояло из одного слова «Жду». Денис быстро сбежал к подъезду, где его уже ждал трехсотый «Лек-сус» цвета импала (по зеленоватому с отливом оттенку шерсти редких африканских антилоп) с абсолютно невозмутимым шофером Павлом. На самом деле его звали Паулюс, был он из рижского ОМОНа, прославился своей принципиальностью при защите телебашни от прибалтийских наци, был объявлен в розыск (естественно, с подачи из-за океана) правительством свежеобразованной прибалтийской «бананоторгующей» республики, и в итоге осел в Питере. Антон высоко ценил его хладнокровие, безукоризненную езду, исключающую какие-либо недоразумения на дорогах, и точность при выполнении заданий. Денис кивнул Павлу, получил благосклонный кивок в ответ и без десяти минут шесть был уже в приемной офиса Антона.

Встреча происходила в абсолютно несвойственной для ее участников – Антона Антонова и Дениса Рыбакова – манере. Время было более чем позднее, Светочка – секретарь Антона уже трижды приносила им очередные джезвы с кофе, приготовленным по особому, только ей ведомому древнему армянскому рецепту; сопровождая кофе фруктами и специальным сыром, она с некоторой тревогой следила за слишком уж затянувшейся беседой. А поговорить было о чем.

– Понимаешь, Денис, – уж в который раз просматривая сложные ломаные линии на экранах персоналок, говорил Антон, – вот тут по твоему совету я провел экстраполяцию некоторых видов нашей деятельности. К сожалению, твои достаточно пессимистические прогнозы подтверждаются. Пока, правда, доходы вроде бы держатся на прежнем уровне, пацаны заняты и, в общем, довольны. Но если взглянуть вперед на год-два, то начнется падение наших «акций» – сначала понемногу, но потом с солидным ускорением, а остановить этот процесс, увы, не получается… Я вводил разные поправочные коэффициенты – и хоть бы что! Сейчас существенную часть доходов составляют как бы неожиданные, нестандартные операции, типа случайных денег, как с Сашей Носорогом, или макетом взрывного устройства. Но постоянно надеяться на такое вряд ли разумно, да и проводить такие темы становится все труднее. А с барыгами – вообще полный отстой! Крупняк подметает их, только держись! Из тех, с кем работаем последние десять лет, практически никого не осталось, да и дела сейчас во многом делаются по-другому.

– Я ведь тебя еще два года назад предупреждал о возможных трудностях, – вступил в беседу Денис – Хорошо, что ты послушал и перевел часть дел в легальный бизнес, а то сейчас сидели бы за пустым столом и дрожали от каждого звонка в дверь. Это вначале была полная вольница, а сейчас, как говорит мой папик, изменились граничные условия. Крупный бизнес меж собой все поделил, делать там нечего, вот он и подминает под себя всякую шушеру – тех, кто нашими основными клиентами являются, а им, знаешь ли, теперь нужен почет и спокойная жизнь. Отсюда и законы осмысленные, то бишь, как бы выгодные для государства, начали через Думу пропихивать, вроде совесть в них заговорила. А сие есть всего лишь голый расчет. И драки за собственность уже идут на другом уровне. Обходятся, как говорил один мой знакомый еще из коммунистического прошлого, без «летательных походов». А лучше завалить конкурента через прокуратуру и потом, подобно шакалам, своевременно растащить бесхозную собственность, вроде как с Ходорковским поступили.

– Но должен же быть какой-то выход? – спросил Антон.

– Конечно… – Денис задумчиво поглядел сначала на экран компьютера, потом на пустую чашечку кофе. В этот момент, будто бы предугадав его желание, осторожно постучав в дверь, вошла Света с дымящимися джезвами.

– Ну, ты прямо волшебница, – улыбнулся Денис, – только, наверное, эта чашка уж действительно последняя. А то спать неделю не сможем. Спасибо тебе большое.

Света улыбнулась и исчезла.

– Конечно, – повторил Денис, – выход есть. Я тут дополнительно с серьезными людьми побеседовал, почитал кое-что, естественно, разъяснения получил, подумал и пришел к заключению, что надо стратегию менять. Сейчас что становится основным источником легкого дохода? Во-первых, контроль отраслей добывающей промышленности – нефть, газ, лес и так далее. Во-вторых, контроль распределения государственных денег. Ну, по первому вопросу нам особо ничего не светит, там такое профессиональное беспардонное ворье сидит и уже такие бабки поимело, что раздавит любого. По второму вопросу – тут надо чиновниками быть, что для нас нереально. Ты же сам знаешь, какие там нравы – только за себя! Продают и перекупают, глазом не моргнув. (Антон тяжело вздохнул и понимающе кивнул.) Лозунг «Деньги решают все!» Мы по сравнению с ними белые и пушистые.

Так что практически оба эти пути для нас неприемлемы. А быть у них в холуях не хочется…

Но есть и третий путь, пока ими еще не монополизированный. Это создание каких-либо консорциумов (или подобных структур) для реализации хотя бы фиктивно крупных международных проектов, особенно экологически эффективных или социально значимых, финансируемых Международным Валютным Фондом.

– Я что-то не понял, – прервал монолог Дениса Антон, – для таких проектов ведь надо задействовать кучу всяких научных институтов, производств, правительства заинтересовать, в печати всякие умные вещи опубликовывать, нелегко все это!

– Конечно, – согласился Денис, – новое дело начинать всегда трудно, но на старом багаже, ты же сам сказал, далеко не уедешь. Вот и приходится выбирать или дело и риск, или все по-старому и малообеспеченная старость с возможностью ограничения в правах! И рукавицы шить, как некоторые излишне строптивые, а может, по молодости и лес валить в районе Магадана пошлют. Чтобы воздухом чистым дышать!

– Ладно, – заключил Антон, – какое-то время у нас еще есть (Денис кивнул головой), хорошо хоть заранее озаботились. Недельки две подумаем, прикинем, братков занять чем-нибудь надо, а потом главное перестроить на «новые рельсы».

Антон проводил Дениса до машины, на которой невозмутимый Павел вернул его, откуда взял.

* * *

Следующие две недели оказались весьма насыщенными. Пока братков особенно не тревожили, ну, иногда для моральной поддержки кого-то брали с собой, чтобы их личности как-то примелькались новым деловым партнерам, да и для братков не стала неожиданностью перемена рода деятельности, что могло привести к глубоким душевным травмам или неконтролируемым запоям, что в свете новой ситуации было нежелательным.

Антон с Рыбаковым и Стоматологом неторопливо катили по Малой Морской. Надо было перетереть одно важное дело с остановившимися в «Астории» зарубежными партнерами, но буквально за пятнадцать минут до встречи те по мобиле сообщили, что попали в пробку из-за аварии, стоят на Троицком мосту и очень извиняются за возможное опоздание.

Антон слегка ругнулся, но весь график, тем не менее, оказался сбитым. Правда, других особо срочных дел на эти пару часов не было, а разговор предстоял важный, да и янкесы улетали вечером.

Встал вопрос, чем занять ближайшее время.

– Ну, пока гиббоны (сотрудники ДПС – Автор.) разрулят обстановку, пройдет, я думаю, час, не менее, – рассудительно заявил Рыбаков-младший, поглядывая в окно, – вот денежку срубить – это у них со скоростью, опережающей скорость их собственного визга, – это больше трехсот метров в секунду; с такой скоростью из револьвера Стечкина Р-92 пуля летит, – добавил он, повернувшись к Стоматологу.

Стоматолог важно кивнул, он этот револьвер уважал.

– Правда, направление только к себе они понимают. А чтобы порядок навести, тут как сонные мухи в осенний день. Только по рациям и верещат, доклады начальству делают.

– Да ну их на хрен, – миролюбиво сказал Антон, – заедем куда поблизости, светиться в «Астории» нам ни к чему, будто они нам нужны, а не мы им. И так уважение проявляем – на их как бы территории говорить будем. Тут где-то индийский ресторан есть, может, посмотрим?

– О! – вдруг встрепенулся Денис – Вон куда-то мой предок с умным видом чешет.

Стоматолог оживился.

– Слушай, Диня, может, подцепим его, побазарим, я ему пару вопросов задать хотел, да вот как-то не складывалось, а сейчас в самый раз. Они проехали немного вперед, остановились. Денис и Антон, чтобы слегка размяться, вышли из машины и стали поджидать Александра Николаевича. Рыбаков-старший, как всякий весьма близорукий человек, видел только то, что происходило непосредственно прямо перед ним, да и то не очень отчетливо, поэтому вид у него был несколько величественно-отрешенный; на все прочее он, естественно, не обращал внимания. Только подойдя вплотную к двум фигурам, стоящим точно на его пути, он в одной из них узнал своего отпрыска. Рыбаков-старший радостно похлопал Дениса по плечу, пожал руку Антону и поинтересовался, как они его нашли.

– Да мы тебя вообще-то не искали, – ответил Денис, – так, случайно ехали на встречу, да не сложилось; вот, появилось немного свободного времени, думаем, что делать.

– Как что делать? – удивился Рыбаков-старший. – Вы хоть помните, когда ты и Антон Борисович в Исаакиев-ском соборе были?! А там за последние несколько лет многое восстановили, да и новые экспозиции открыли; хотите, покажу? Я как раз туда иду согласовывать один совместный проект.

Антон последний раз был там еще школьником и помнил, что что-то висело, качалось, сбило спичечный коробок, но зачем, почему и какое это все имело отношение к вращению Земли, он не очень представлял, так как увлеченно перешептывался с самой противной девчонкой из класса.

– А что, это очень хорошая мысль, – одобрил Антон. – Янкесы подождут, ведь и ты (он посмотрел на Дениса), наверное, тоже не так часто там бываешь?

Денис вздохнул и обреченно кивнул.

После «знакомства» с сокровищами музея истории религии и атеизма он начал питать искреннее, правда, не совсем бескорыстное чувство любви и даже какого-то альтруизма к еще сохранившимся в музеях ценностям.

– Заодно просветим и Стоматолога, – добавил он.

– Вот и хорошо, – одобрил Рыбаков-старший, – а то у вас все какие-то дела, тут хоть немного отвлечетесь. А Станислава Алексеевича, по-моему, вы совсем загоняли, – Александр Николаевич, обладая профессиональной памятью преподавателя, всех друзей Дениса называл по имени и отчеству и только на «вы». Сначала они чувствовали себя как-то неловко, но потом поняли, что подвоха здесь нет, и успокоились.

Ну не может человек по-другому!

Они подошли к гостеприимно распахнутой двери «Chevrolet» цвета пены шампанского (такой цвет вообще-то для наших машин не полагается, но чего не сделаешь себе в усладу!), за которой в очередь уже стояла пара троллейбусов, милицейская машина и всякая другая шелупонь, но почему-то никто изрядного нетерпения не проявлял. Особенно менты, с умным видом якобы высматривающие, что-то по сторонам. Стоматолог радостно приветствовал Рыбакова-старшего, максимально подвинулся (насколько позволяли габариты братка), и машина подъехала ко входу в музей, освободив тем самым Малую Морскую для движения нормальных граждан.

Александр Николаевич поздоровался с администратором, тут же предложившим экскурсовода для уважаемых гостей, вид которых как-то не особенно идентифицировался с образом искусствоведов. Рыбаков поблагодарил и вежливо отказался, объяснив, что эту экскурсию он доверить никому не может и проведет ее сам.

– А чё, твой папаня по любому музею может вот так запросто все рассказать? – тихонько спросил Стас у Дениса.

– Конечно, ведь музеев серьезных у нас наберется не больше двух десятков, а экспонатов всего несколько миллионов, так что запомнить легко, – ответил Денис.

– Ну, блин, вообще, – с уважением прошептал Стоматолог, – я так как-то однажды в музей зашел, послушал – ничего не понял, экскурсовод все бегом да пальцем показывает то туда, то сюда; совсем запутала, коза кривоногая…

– Думаю, сейчас все будет не так, – философски заметил Денис – Я ведь тоже тут не все знаю. Исаакиевский собор на всех оказывает какое-то умиротворяющее впечатление. Особенно когда никуда торопиться не надо и на любой вопрос можно сразу получить понятный и исчерпывающий ответ.

Для всей компании, включая Дениса, многое просто было ранее неизвестно, например, то, что Исаакиевский собор никогда церкви (как организации) не принадлежал, а был федеральной собственностью, и до революции туда вообще без специальных пропусков не пускали. Что строился собор на деньги, выделенные «на строительство и содержание Балтийского флота». Что только в этом соборе по указу Петра I давали присягу на верность России «чины Адмиралтейства и Балтийского флота», а колокольный звон в Петербурге во время религиозных праздников начинался только после первого удара большого (31-тонного) колокола Исаакия, который особенно красиво звучал в районе современных Купчино и Пулково.

– И во сколько же обошлось казне строительство этого чуда? – спросил практичный Стоматолог, видимо, прикидывая построить что-то подобное на участке в десяток гектаров, который он недавно с соблюдением всех законов приобрел.

– Более двадцати трех миллионов рублей с учетом того, что корова стоила в пределах десяти-двенадцати рубликов, – ответил Александр Николаевич. – А вообще-то это вопрос не такой простой. В России ни одно дело не обходилось без нарушения закона – как издревле, так и сейчас.

Троица согласно закивала головами. Уж кому-кому, а им это было хорошо известно из повседневного опыта.

– Вот в начале строительства – молодой (около двадцати пяти лет), гениальный художник, но не строитель, к тому же француз – Монферран был назначен главным архитектором строительства, кстати, в комиссию по построению, возглавляемую лично императором, входили все силовые министры, чтобы отмазок не было, что, мол, приказа не послушались. Правда, в России и министерство всего-то и было девять штук, например, в МВД (лица Антона и Стоматолога приобрели серьезно-заинтересованное выражение) входило и сельское хозяйство, дороги, почта, в общем, все, что внутри страны. Всего жандармов со всем руководящим аппаратом было не более пяти тысяч человек, и ведь неплохо справлялись, это Пестель-придурок предлагал довести их численность до пятидесяти тысяч, если бы декабристы победили, но, слава Богу, такого тогда не произошло. Ну вот, самое дорогое – фундамент; строить начали, года через три – финансовая проверка. Смотрят: потратили восемь миллионов, а счетов только… на пять с небольшим! Шум, естественно, стройку прекратили, стали проверять, Монферрана отстранили, но подписку о невыезде не взяли, нормальные все-таки люди были. Он в Европу полгода ездил, смотрел лучшие соборы, многому, конечно, научился. А у нас, как всегда, слишком заметные люди в этих денежных делах замешаны были – все министры и родственники царствующей особы; замяли, конечно, может, денежки и перераспределили. («Само собой, – понимающе заметил Антон. – Это у нас легко делается!»)

– Вот именно,– продолжил Рыбаков-старший, – а тогда, кстати, еще очень разумная система была. Если ты выигрываешь торги на работу (тендер по-нашему), в Комиссию по строительству процентов десять в виде «отката» отслюнивай, зато больше – никому и ничего, брали «по чину»; впрочем, и в советское время за этим строго следили.

Для Стоматолога это было большим откровением.

– Ну, блин, во разумную систему придумали, а тут каждый раз только и стараешься допереть, где тебя обмануть собираются, половину времени на это тратишь, – воодушевленно высказался он, – да все равно каждый раз подлянку или тебе, или партнеру стараются устроить. Иногда аж паяльник не помогает!»

Рыбаков-старший на секунду замолк, пытаясь соотнести паяльник и строительство Исаакиевского собора.

– Средства электронного наблюдения не всегда качественные, приходится подпаивать дополнительные элементы, – бархатным голосов разъяснил Денис, незаметно, но ощутимо ткнув – на всякий случай – кулаком Стаса. Тот мгновенно замолчал, но какие-то смутные соображения у него явно появились.

– Продолжаю, – Рыбаков-старший показал на роспись под главным куполом, – по теме разговора. За эту картину «Торжество Богородицы», кстати, самую большую в мире (более 700 квадратных метров) и написанную вручную кистью, Карлу Брюллову, тому, кто «Последний день Помпеи» нарисовал (все согласно кивнули головой), должны были заплатить более трехсот тысяч рублей. А отстегивать ни за что ни про что тридцать тысяч ну никак не хотелось. Так ему не давали приступить к этой работе более полугода, – какие только преграды ни делали – то леса не поставят, то рамы со стеклом не подвозят, то не так поверхность стен подготовят. А он тоже на принцип пошел: «Удавлюсь, а платить не буду». Ну, опять же, как в России можно действовать? Только по блату! (Троица согласно кивнула головами). Хорошо, у Карла был прямой выход на семью Николая I. Ну, он продавил эти дела, и в результате появился, пожалуй, единственный за всю историю России указ императора, конкретно запрещающий брать эту взятку. Чинодралы обалдели: всегда брали, а тут нет, но супротив Императора не попрешь! Вроде бы послушались, но гадить не перестали, то оставят в перегородке открытыми рамы, чтобы мраморная пыль на светлую краску оседала, то именно под куполом начнут варить смесь для пропитки стен, а это охра, олифа, масло, скипидар и еще куча всякой дряни. Карлуша попытался жаловаться, но бесполезно, всегда можно техническую необходимость обосновать. Так он поработал около года, получил болезнь типа силикоза легких, поехал лечиться в Италию, где и умер, не дожив и до пятидесяти лет. А заплатил бы взятку и жил спокойно!