Непал для братвы

– Надо же, – удивился Стас, – по виду дикарь – дикарем, а уже финансовые проблемы обозначил. Ты ему скажи, что заплатить мы ему, конечно, заплатим, но на многое пусть не рассчитывает, борзеть Ортопед не намерен: неизвестно, что с остальными, так что денежкам придется вести счет.

Ху еще несколько минут побазарил с Джулмунгом, причем оба активно размахивали руками, тыкали пальцами в разные стороны. Ху даже вынул какую-то местную денежную бумажку и помахал ею перед носом аборигена, который удовлетворенно закивал головой.

– Я объяснил ему, – перевел результат беседы Ху, – что мы должны найти наших коллег, выпавших из вертолета, и что основные деньги у них. У нас осталось немного, я показал их деньгу, примерно равную полдоллара. Он сказал, что за такую бумажку в день он готов предоставить им место спать у очага в глинобитном доме и еду – мясо, молоко, лепешки.

Стас нашел такое предложение приемлемым, ночевать в горах совсем не хотелось, а в ближайшие несколько дней, как он рассчитывал, все прояснится. Кстати, и аварийный запас продуктов тратить пока не придется. Плохо, что спиртосодержащих жидкостей, по его прикидкам, осталось литра два-три, так что впереди маячит несколько дней здорового образа жизни, что печально, но не смертельно. Придется экономить и тратить только в исключительных случаях.

– Ты этому чудику скажи, – резюмировал Стас, – что мы на его условия, пожалуй, согласны, хотя, конечно, поторговаться могли бы просто из принципа. А заодно, если он нас сегодня доведет и разместит, то отдельно дадим ему еще одну такую бумажку, как премию проводнику Абориген тут же согласился и предложил для ускорения процесса (видимо, получения бумажки) положить рюкзаки Стаса и Ху поверх набранных дров, что они и сделали. По малозаметной ответвляющейся тропке караван из трех человек и несколько перегруженного яка спустился еще на пару сотен метров, преодолев оставшиеся километров шесть пути. За ажущимся незначительным возвышением вдруг открылась деревня, состоявшая из пары десятков глинобитных домов; над несколькими подымались жиденькие струйки дыма из примитивных очагов. Немного в стороне у простенького загона из жердей работало не сколько мужчин, восстанавливая разрушенное зимой; пара женщин в головных уборах, напоминающих бараньи рога, обвязанные цветными ленточками, перетаскивала емкости то ли с молоком, то ли еще с чем-то, и мешки с зерном. По деревне бегало большое количество малышни, которая, увидев приближающуюся процессию, чрезвычайно взволновалась; ребятишки тут же сбежались, крича и показывая пальцами на Стаса.

И действительно, было на что поглядеть!

На его фоне любой житель деревни казался недоноском, а детишки, так были ему чуть выше колен. Стас и Ху важно прошествовали к самой большой постройке в середине деревни, где была небольшая площадка и росло чахлое дерево неизвестной породы, к веткам которого были привязаны разноцветные тряпочки, а около ствола сложена невысокая пирамидка из плоских камней.

Абориген объяснил, что это почитаемое племенем дерево и ему надо принести подарок в виде кусочка материи в благодарность за спасение и просьбой о дальнейшей помощи, а заодно пообщаться с наследственным старостой господином Дхауларгом, являющимся к тому же «лхапа» (шаманом, знахарем, в приблизительном переводе «посвященный богам»). Как пояснил Ху, возивший в расположенные неподалеку районы этнографическую экспедицию и наслушавшийся (поскольку переводил) всяких умных разговоров, это соответствует весьма высокому кастовому положению в религии «бон», пришедшей сюда из Тибета.

Стас привязал к дереву случайно оказавшуюся у него в кармане салфетку из цветной материи с яркими, вышитыми золотом вензелями какого-то ресторана, а Ху ограничился ленточкой, видимо, припасенной для подобных случаев. Потом вошли в жилище шамана, коему Джул-мунг – их проводник, приходился каким-то родственником.

Шаман Дхауларг сидел на кошме перед маленьким столиком у очага и, видимо, только что закончил трапезу, но, после короткого вступительного слова своего родственника жестом пригласил гостей садиться. Стас, не привычный к восточному способу сидения, взял какой-то валик типа жесткой подушки, осторожно на него сел и долго старался как-то примостить ноги, чем практически занял все оставшееся свободное пространство.

Женщина внесла каждому большую миску то ли очень горячего чая с молоком и жидкой кашей, то ли жидкую кашу, разбавленную чаем с кусочками жира и пресные лепешки. После целого дня, проведенного на свежем воздухе под холодным горным ветерком, такой напиток был очень даже кстати. «Надо что-то подобное придумать и как фирменное блюда заказывать Литусу, – решил про себя всегда блюдущий общественный интерес Стоматолог. – А как славно это пойдет, к примеру, у нас на зимней природе, особенно после посиделок на следующий день, когда в рот взять ничего не то, что не хочется, а совсем не реально. А организм поддерживать надо». Стасу налили еще одну миску такого напитка, и он с удовольствием ее опорожнил. Потом приступили к беседе.

Староста – лхапа (вождь, шаман и жрец в одном лице) оказался вполне приличным собеседником. Он задавал очень разумные вопросы относительно экспедиции братков, посетовал на то, что вертолетчики отнеслись к маршруту легкомысленно и не провели соответствующее жертвоприношение перед полетом. Боги и духи гор не злопамятны и специально пакостей не делают, но если их заранее не информировать, то отвести опасность или ошибку будет некому. А подобное в горах чревато весьма тяжелыми последствиями. Тем более что их горная гряда находится как бы в двойном подчинении – богов местности и царя обезьян Ханумана, которому поклоняются люди, живущие севернее за поперечным хребтом и проповедующие какой-то свой индуистский вариант буддизма. Тут шаман тяжело вздохнул и попытался разъяснить тонкости различий между своей религией «бонно» и ими, коих он называл варварами. Правда, он быстро запутался в определениях и сменил тему разговора на более актуальную – сегодняшнее положение жителей деревни.

– Сейчас центральные власти начинают нас притеснять, – начал свое грустное повествование староста, – уже двести лет мы осуществляем торговлю с Тибетом, знаем все пути, все нужды населения, и вот в этом году начались неприятности. С китайской стороны пока пограничники смотрят спокойно – запрещенного ничего не везем, нас всех в лицо и по имени знают, на границе всегда им лечебных трав, что в Китае не растут, даем – проблем нет. А на нашей стороне начали требовать документы всякие, потом налог за пересечение границы такой, что всю нашу прибыль перекрывает. Мы, конечно, знаем пути, по которым нас никто не увидит и не задержит, но это лишних пять-шесть дней по трудным дорогам, риск для людей и скота. А еще наши традиционные стоянки внизу, где по вечному договору с племенем гурунги тоже переписали и требуют налог, причем для уплаты центральному правительству в Катманду, которое нам никогда и ничего не делало. Только вот перед вашим приходом к нам чиновник с подобными требованиями явился, еще требует, чтобы его бесплатно тут кормили, поили, да свежую лошадь на обратный путь дали, и налоги помогли собрать. А у нас лишних денег нет, а цены-то на соль, спички, краски для шерсти растут, скоро совсем разоримся. Вот завтра соберем сход, будем решать, что делать!

Говорил он долго и, вероятно, касался каких-то еще вопросов, но, похоже, основные мысли Ху перевел близко к смыслу.

Стас задумался. По опыту жизненному он понимал, что от любого правительства в любой стране хорошего ждать не приходится. Как только вся эта чиновничья сволочь дорвется до кормушки – туши свет! Благо народа они воспринимают только, как личное обогащение, тем более в королевстве, где все можно свалить на царствующую особу, и тем более с кочевым народом, не имеющим постоянного источника существования, видимо, неграмотным и разобщенным на небольшие группы, припугнуть которых ничего не стоит. Благородная ненависть к эксплуататорам и кровососам овладела широкой душой Стоматолога и теперь взывала к активным действиям. Пока будут длиться поиски братков и воссоединение с ними (а в том, что они выкрутятся из любого сложного положения, Стоматолог не сомневался), он решил поучаствовать в классовой борьбе братского непальского народа. Вдобавок в его голове, видимо, вследствие ударов о металлические детали вертолета и резких перепадов давления, вдруг всплыли воспоминания об обсуждении основ партийного строительства с Денисом. Хотя тогда он с ним согласился, но где-то затаилась мысль, что попробовать стоит, тем более что случай представился, можно сказать, классический, когда низы не хотят жить по-новому, а верхи не могут жить по-старому (впрочем, кто именно и что хочет, на это в данном случае Стасу было ровным счетом наплевать, он привык действовать по обстоятельствам, и это его пока не подводило).

– А ну-ка, Моржовый, – обратился он к Ху, – спроси у старосты, слышал ли он что-нибудь про Россию, такую большую северную страну; там одно время строили совершенно справедливое общество. Потом, правда, лоха-нулись, вырастили чиновников, и все это на хрен кончилось; последнее лучше, правда, не говорить… Да, впрочем, и у вас в Китае тоже ведь до сих пор коммунистическая партия правит, и вроде бы народ доволен. Правда, рынки у нас шмотками да электроникой завалили по таким низким ценам, что наши рыночники никак догнать не могут. Я-то не в обиде, барыги, которые эти дела раскручивают, нам неплохую прибыль приносят. А чисто конкретно представляется, что прижали там чинуш. Может, и здесь так сделать. Только ты попроще объясни – мол, у товарища есть опыт борьбы с теми, кто с трудового народа пытается последнюю рубашку снять, и он готов помочь.

Ху долго переводил, или может быть нес отсебятину на тему, предложенную Стасом. Староста важно кивал головой, куда-то послал своего родственника и под третью миску напитка, специально поставленную перед Стоматологом, произнес ответную речь.

К удивлению Стаса, староста знал о существовании северной страны России и даже видел одного тамошнего жителя, когда был в Тибете, где среди местного населения он выделялся ростом и способностью пить все, что вызывало опьянение в любых количествах. Он даже слышал, что в последнее время там, в России, победили какие-то «олигархи», и простой народ бежит оттуда, куда глаза глядят. Его знакомый, побывавший в Катманду, говорит, что эти бедные изгнанники заполонили многие туристские места Непала и, в связи с жилищным кризисом, поселяются только в четырехзвездночных отелях и выше, вытесняя оттуда других приезжих. Он также вспомнил, что в его племени существует легенда о том, что когда русский военный по имени Прожеувал (Пржевальский. – Автор.) с двумя сотнями солдат, видимо находящихся под защитой очень сильных духов, разгромил армию Тибета численностью около восьми тысяч человек (это исторический факт!) и не взял столицу Тибета город-храм Поталу только из милости и состраданья к тибетцам. В этом сражении погибло несколько человек из их племени – самых лучших воинов, о коих до сих пор они вспоминают с гордостью. Так что он нисколько не сомневается, что свалившийся с неба великан из далекой России сможет им помочь.

В этот момент в дом вошло еще несколько человек, приведенных Джулмунгом; они почтительно поздоровались со старостой и Стасом и уселись полукругом у стены дома. Староста объяснил, что это главы самых многочисленных и почтенных семейств деревни и, когда надо принять серьезное решение, то они всегда при этом присутствуют, обсуждают, дают согласие. Тогда это принимает форму практически непреложного закона для всех. Стоматолога такое коллективное руководство устраивало, и его понесло. Ху едва успевал переводить его речи, а слушатели пытались осмыслить, что же он сказал.

Вкратце идея Стоматолога заключалась в том, что надо создать партию «Красный непалец» (вообще тут он случайно выбрал правильную тональность, так как красный цвет – праздничный и пришелся по душе слушателям). Лозунгами партии должны были стать: «Каждому непальцу – достойную жизнь», «Ведущая роль принадлежит трудящимся – бхотия» (бхотия – общее название племен этнически являющихся выходцами из Тибета и проживающими в Непале с XV-XVIII вв. – Автор.), «Уберем чиновников-паразитов», «Вся власть деревенским советам во главе со старостами» и, конечно же, «Налоги уменьшить!!!». Стас утверждал, что он в составе именно такой партии у себя на Родине уже пятнадцать лет борется за справедливое перераспределение богатств, награбленных «олигархами», упомянутыми почтенным старостой, и достиг там потрясающих успехов. И всю жизнь он мечтал помочь именно непальскому народу, как самому трудолюбивому, самому честному и самому справедливому. Народу такая постановка вопроса понравилась и, после короткого, но бурного обсуждения они согласились со Стасом по всем пунктам, так, во всяком случае, перевел Ху. Единственно – это следовало обсудить со всем взрослым мужским населением деревни, тем более что специальное собрание уже было намечено, и на нем собирался выступить присланный правительством чиновник. Стас с этим вполне согласился, так как по опыту знал, что «работать» сразу с тремя барыгами легче, чем с одним. В этой ситуации действует стадное чувство, и если первый барыга расколется, то с остальными разговор получается короткий и весьма результативный.

Весьма удовлетворенные, Стас и Ху были отведены нашедшим их аборигеном в его несколько меньший по размерам, но вполне приличный саманный домик (саман – смесь глины, навоза и рубленой соломы, которая издавна применялась в азиатских странах для строительства, так как хорошо сохраняет тепло всегда под рукой и главной, в условиях возможных там землетрясений, обладает упругостью, то есть от слабых толчков не разрушается, а при сильных разваливается на мелкие куски. – Автор.) отвели клетушку без окон, но дали для тепла даже несколько то ли половиков, то ли одеял и пару жестких валиков под голову. Стас, конечно, забрался в свой спальник, а Ху отдал Мишкин, куда вообще-то можно было засунуть взвод китайцев.

– Ты смотри там, не затеряйся, – предупредил Стоматолог своего соседа, – а то утром мне вытряхивать тебя из какой-нибудь складки придется.

Постараюсь, – скромно ответил Ху, – я буду держать лицо открытым, чтобы вы не перепутали что-нибудь. Все равно я проснусь пораньше, тут они очень рано встают, как только рассветет, сейчас это происходит в полшестого утра по-местному или, как вы говорите, «в два ноль-ноль по Москве»; проверю, как они нам приготовили завтрак, и буду ждать, когда вы проснетесь.

Во блин, – немного удивился Стас, – я как-то не заметил, что время изменилось на четыре часа. То-то первые дни вставать было напряжно, посмотришь, вроде одиннадцать, как дома, а выходит, я как жадный менто-завр, который уже с семи утра на дороге «своих» подкарауливает. Ты только учти – будить меня надо осторожно и лучше словами, можешь русский гимн громко начать петь, от него я точно проснусь, от армии такая привычка осталась: там как врубят на полную мощь в казарме, деваться некуда. А руками меня не трогай, мало ли у меня какой сон в этот момент видится. Могу ведь случайно и отмахнуться, неудобно получится. Спи, Моржовый!

– Хорошо, как скажешь, – заключил Ху, и уже через несколько минут оба самозабвенно храпели на два голоса. Еще бы! Вроде бы и сильный мужик Стас, а день выдался очень насыщенный событиями, да и сил на дальнейшее подкопить не мешало.

Утром оживленная деятельность в деревне действительно началась с первыми проблесками зари.

Ху долго втолковывал женщине, которая готовила завтрак, что ей посчастливилось обслуживать очень знаменитого человека, милостью богов прибывшего в их поселение для выполнения особой миссии – сделать их жизнь счастливой и защитить от злокозненных происков наглых чиновников. Поэтому, проникнувшись чувством особого удовлетворения, она должна как можно лучше кормить гостя, тем более что за все будет щедро заплачено.

Женщина то ли впрямь прониклась ответственностью момента, то ли просто испугалась габаритов братка, но менее чем через час у нее был готов большой горшок какой-то каши, обильно сдобренной кусками вяленого мяса, стопка лепешек и ведерный медный чайник напитки, которым давеча угощали их в доме старосты. Ху выглянул на площадку, где уже начали собираться местные жители. Они стояли группами, курили длинные трубки и, видимо, обсуждали предстоящее.

Ху не хотелось будить Стаса, особенно после вчерашних предупреждений, но долг пересилил страх. Он с порога комнаты на редкость противным голосом с подвыванием затянул: «Союза Нерусымый республик свободных»… Естественно, нового текста он не знал, но мотив был воспроизведен более менее верно. Кроме первого куплета он ничего не помнил. Поэтому с настойчивостью, достойной лучшего применения, исполнил номер раза три. Храп прекратился, и Стас автоматически по выработанной в казарме схеме, где он провел какое-то время до перевода в спортивную роту, выдал что-то рифмованное, но политически крайне не выдержанное и не встречавшееся в школьных учебниках его детских лет, а потом открыл глаза.

– Во блин! – завопил он, – а мне как раз приснилось, что я вроде в самоволке, почему-то сижу на дереве и собираюсь яблоком бросить в голову дневального, а он в репродуктор (динамик большой мощности 0,2–1,0 квт, устанавливаемый в общественных местах, сейчас это называют звуковыми колонками. – Автор.) превратился, и тут побудка… Ну, как наши дела?

– Все готово, – доложил Ху, – сейчас поедим и поедем на собрание, как вчера договаривались. Они уже там давно о чем-то спорят.

– Ну, пусть пока поспорят, – милостиво согласился Стоматолог, – потом я их быстро в меридиан приведу.

Они с аппетитом поели. Это конечно было не то, что подают «У Литуса» и даже не любимая миска пельменей, сдобренных всякими соусами, которые так уважал Стас, но человек он был простой и трагедий из ерунды не делал. Живой, под крышей, чего-то пожевал, и слава Богу! Остальное – это уже результат его усилий, так что вперед!

Когда они пришли на площадку, там, видимо, уже обсудили все малосущественные проблемы и переходили к главному. Вероятно, из-за приезда чиновника и свалившегося им с неба гостя собрание было обставлено в лучших, по мнению старосты, бюрократических традициях – сооружен помост, обтянутый цветной кошмой (тип половика-ковра, коим кочевники пользуются при украшении своих жилищ и по всяким другим хозяйственным надобностям. – Авто.), на котором стоял высокий стол, сооруженный из подручных материалов. За столом восседал на скамеечках староста, несколько самых почтенных жителей деревни и, похоже, приехавший чиновник. Он резко выделялся среди остальных, во-первых, этнографическим типом (потом Ху уточнил, что это так называемый «житель долины» (подразумевается долина Катманду; а речь идет об ин-дуисте из касты деобрахманов, которые, в силу ряда исторических причин, составляют значительную прослойку в чиновнично-бюрократической структуре государственного управления королевства Непал. – Автор.), во-вторых, он был одет в нечто среднее между военной формой немногочисленной армии Непала и нарядом богатого путешественника. На обочине площадки стояли три лошади, ему принадлежащие, и рядом с ними сидел то ли слуга, то ли сопровождающий. Увидев приближающегося Стаса, который возвышался на полметра над почтительно расступающейся толпой, староста приветственно замахал руками и указал на заготовленную скамеечку рядом. Стас забрался на весьма шаткое и тотчас заскрипевшее сооружение и присел сбоку, ибо под подобие стола его ноги не помещались.

– А ты становись рядом, – сказал он Ху, – уж, братец, для солидности мероприятия тебе постоять придется, извини! Восток, понимаешь, дело тонкое. Только переводи, до поподробнее, чтобы я сразу врубался. Стоматолога как ждали! Когда он уселся и свысока оглядел всех, староста объявил, что присланный из главного управления по делам кочевых племен достопочтенный Шри-Раша Ачария Гypyx прочтет новые указы правительства и разъяснит их народу бюрократ, он и в Непале бюрократ.

Мужик неторопливо поднялся, нацепил на нос очки с разномастными стеклами, вынул из-за пазухи несколько весьма потрепанных листочков и занудным голосом начал их читать, время от времени поднимая палец и указывая им куда-то в небо. Ху молчал.

– О чем этот штрих базарит? – минут через пять, наконец, спросил Стас.

– Говорит, что правительство и король все в заботах о благе народа, не спят, не едят, все думают. Но чтобы всех осчастливить, денег не хватает, поэтому предлагается новый перечень налогов, – ответил Ху.

– Понятно, вроде наших думских придурков, – резюмировал Стас, – вот, короеды поганые, в любой стране одно и то же – хапнуть и бежать! Ты пока не переводи, мне уже наперед все ясно, по лицам все видно.

Действительно, в толпе то тут, то там начали раздаваться выкрики, кое-где сучили хилыми кулачечками; староста, будучи, в принципе, слугою двух господ, с одной стороны, понимал, что против власти не попрешь, а с другой стороны, смекал, что все дорожает, кроме их продукции, а тут платить еще больше надо. Так скоро и совсем обнищать можно! Чиновник, судя по тону и жестикуляции, перешел к угрозам, среди слушателей начались какие-то споры, в общем, как это бывает на всех народных собраниях, митингах и демонстрациях, очень скоро забывается, зачем вообще все это затевалось; все начинают вспоминать прежние обиды, явно к этому случаю не относящиеся, а потом с изумлением узнают, что вроде бы все меры, направленные против них, поддержали.

Когда собрание, по понятиям Стаса, дошло до точки, за которой уже никто ничего не понимает, он встал и перед притихшей толпой аккуратно взял чиновника, приподнял и как тряпичную куклу осмотрел, держа его на вытянутых руках и поворачивая в разные стороны. Не привыкший к подобному обращению, чиновник в первые секунды пытался трепыхаться, но через две секунды глаза его стали бессмысленными, тушка в железной хватке Стоматолога обмякла, ручонки ослабли и бумажки выпали на землю. Все замолчали, не представляя, а что же будет дальше.

– А теперь говорить буду я, – гордо изрек Стас и добавил для Ху, – а ты переводи, только по простому, чтобы любому дураку ясно было. (Ху кивнул). Я буду говорить медленно, чтобы все было чики-чики.

– Товарищи непальцы, – начал Стас несколько торжественно, но сразу сбился с темы, вспомнив слышанный еще в школе анекдот о том, что в Непале может родиться ребенок только в том случае, если отец не палец и мать не палка. Правда, судя по сегодняшним наблюдениям, собравшиеся перед ним именно в эту категории и входили. Какие-то не рыба, не мясо, одно слово – непальцы! Он аккуратно опустил ватный мешок , в который буквально превратился чиновник, на скамеечку, а чтобы тот не упал, держал его за шиворот, иногда ласково потряхивая, отчего последний клацал зубами, как кукла на празднике Хеллоуин. Потом Стас продолжил:

– Вы знаете, что я из далекой северной страны специально свалился с неба, чтобы вам помочь! – Стас помолчал, пока Ху переводил эту речь, и пытался соображать, а что же надо говорить дальше. Наконец вспомнил вчерашние разговоры. – Мы тут вчера с вашим старостой и этими, которые сидят за столом, тему обсудили. Нет базара! (Ху как – то выжидательно посмотрел на него: («Где нет рынка?»). Стас ему бросил: «Ну, переводи вроде "Договорились!"». Хватит содержать бездельников! Они жируют в городах, а вы тут вкалываете как карлы! Ху опять затруднился с переводом, « Ну, скажи: "Работаете больше, получаете меньше!» – предложил Стас. Ху перевел; в толпе раздались робкие одобрительные выкрики.). Вчера мы решили создать партию «Красный Непалец», ура, товарищи!!!

Раздались какие-то восклицания, которые для себя Cтас перевел как «ура» по-непальски.

– Мы не дадим кровососам-чиновникам издеваться над нами. Все на защиту интересов простого народа (Стас был абсолютно трезв, что делало совершенно непредсказуемыми его дальнейшие слова и поступки). Нас пока еще мало, но скоро весь Непал встанет под красные знамена! Из искры возгорится пламя! И деревня Горкхи станет новой столицей свободного Непала!!!

Тут Стоматолог опять сбился с мысли.

Недавно, когда он базарил с дружественными братьями из подмосковного городка, его повезли в Горки и объяснили, что тут раньше было барское поместье, а после революции жил Ленин, когда он уже слегка тронулся, но авторитет большой имел, и от его имени в Кремле ушлые коммуняки свои делишки обделывали. А чуть что – вот Ленин из Горок так присоветовал, не подкопаешься. Потом там и музей был и дачи всякой ответственной номенклатуры. А сейчас полный отстой. И спрашивали – может братве из Питера что приглянулось, и общий проект какой прокашлять? Антон интереса не проявил, и дело заглохло.

– Возродим былую славу Горок! – опять возвысил голос Стас – А этого отправим обратно (он опять приподнял чиновника, любовно покрутил его в руках), – пусть так и скажет правительству, что оно оторвалось от народа.Свои требования сформулируем так: увеличить доход каждого непальца! Никаких налогов! Управлять деревней совету старейшин! В каждой деревне организовать комитет партии «Красный Непалец», вступить во Всемирно Торговую Организацию! – последнее Стас кинул, чтобы не обвинили в забвении международной роли возрожденного Непала.