История знаменитых цитат

Примерно к тому же времени относится эпизод из воспоминаний Марии Павловны Чеховой. Левитан неожиданно объяснился ей в любви; она рассказала об этом брату. Тот ответил: «Ему нужны женщины бальзаковского возраста, а не такие, как ты». Это выражение было тогда новым. «Мне стыдно было сознаться, – вспоминает Мария Павловна, – что я не знаю, что такое “женщина бальзаковского возраста”, и в сущности я и не поняла смысла фразы Антона Павловича».

Такой женщиной была, как известно, художница Софья Кувшинникова – прототип чеховской «Попрыгуньи». Их роман с Левитаном начался, когда ей было сорок, а Левитану – двадцать восемь.

В романе Лескова «Некуда» (1864) говорилось о «страстных женщинах бальзаковской поры» («пора» здесь синоним «возраста»), а в очерке Некрасова «Петербургские углы» (1845) – о женщине «бальзаковской молодости».

У Салтыкова-Шедрина, так же как у Некрасова и Лескова, «бальзаковская женщина» дается в сугубо ироническом контексте:

«– Сорок годков изволили получить! Самая, значит, пора!

Я делаю чуть заметный знак нетерпения.

– По Бальзаку, это именно настоящая пора любви. Удивительно, говорят, как у этих сорокалетних баб оно знойно выходит…»

«Я, твоя бедная мать, эта сорокалетняя женщина, cette femme de Balzac, comme dit le Butor! [бальзаковская женщина, как говорит Butor]». («Благонамеренные речи», гл. «Еще переписка», 1874.)

Никакого сколько-нибудь известного Бютора не существовало, как не существовало во Франции выражения «femme de Balzac».

Прообраз оборота «бальзаковский возраст» мы находим уже в 1837 году в журнале «Библиотека для чтения» (т. 21, обзор «Французский театр в Париже»). Рецензируя одноактную комедию «Дамы-благотворительницы» Феликса Арвера, обозреватель журнала недоумевал, зачем понадобилось автору сделать своих героинь «женщинами в зрелых и даже перезрелых летах; женщинами, которые перешли уже бальзаковскую грань женской молодости – роковую грань, за которою уже не цветут никакие розы, и только витают морщины» (курсив мой. – К.Д.).

Сорокалетняя влюбленная женщина встречалась в литературе и раньше. В XVIII веке Генри Филдинг писал о ней почти теми же словами, что и Бальзак:

…Благоразумная страсть, которую женщина в этом возрасте чувствует к мужчине, во всех отношениях разнится от пустой детской любви девочки к мальчику, которая часто обращена только на внешность и на вещи ничтожные и преходящие…

(«Том Джонс» (1749), кн. I. гл. 11; перевод А. Франковского)

Разница только в том, что у Филдинга это чистый сарказм, а вовсе не панегирик.

Леон Гозлан в мемуарном очерке «У Бальзака» (1853) заметил, что Бальзаку удалось «неопределенно продолжить в них [женщинах] возраст возможности любить и особенно быть любимыми» (цитирую по переводу в «Библиотеке для чтения», 1854, № 2).

Об этой бессмертной заслуге французского романиста говорит и русская дама в повести Владимира Зотова «Между Петербургом и Москвою» (1853):

Со смертью Бальзака кончились в литературе все апотеозы сорокалетних красавиц. [Опять-таки отметим этот оборот, повторяющий заглавие русского перевода повести Бернара. – К.Д.] Только его гений мог сделать интересною женщину этих лет. Неблагодарные женщины, мы и не подумали воздвигнуть ему памятник в награду за один из самых смелых подвигов, о которых когда-нибудь упоминалось в истории!

А ведь, если подумать, действительно подвиг.

Бесплатных завтраков не бывает

Все повторяют эту фразу, но мало кто знает, что за нею стоит. Прежде всего: что такое «бесплатный завтрак», или, точнее, «бесплатный обед», «бесплатная закуска» (free lunch)?

«Бесплатная закуска» была хорошо знакома современникам Марка Твена и Джека Лондона. В тогдашней Америке существовало огромное множество баров (на Западе их называли салунами); иногда в городке с населением в 3 тысячи человек насчитывалось десятка три баров. Для привлечения клиентуры многие бары стали предлагать «бесплатный обед» тому, кто заплатит за кружку пива или рюмку спиртного:

СДЕЛАЙ ГЛОТОК ЗА 15 ЦЕНТОВ И СЪЕШЬ ОБЕД, КОТОРЫЙ В РЕСТОРАНЕ СТОИТ 1 ДОЛЛАР

И – самое удивительное – это было почти правдой. «Бесплатная закуска» обычно стоила существенно больше самого напитка; очень часто она была вполне полноценным обедом. Расчет был на то, что большинство посетителей выпьет не одну, а гораздо больше кружек или же рюмок.

Однако люд победнее пользовался этой системой, чтобы подкормиться за счет заведения. В 1870-е годы в Нью-Орлеане тысячи мужчин жили только за счет «бесплатной закуски». Редьярд Киплинг, посетив в 1891 году Сан-Франциско, с удивлением сообщал, что в здешних салунах, заплатив за один напиток, можно было наесться досыта. В трудную зиму 1894 года чикагские бары накормили больше голодных людей, чем все религиозные, благотворительные и муниципальные организации, вместе взятые; в них ежедневно питалось 60 тыс. человек.

Увы, всему хорошему рано или поздно приходит конец. В 1920 году в США воцарился сухой закон. Законодатели хотели как лучше, а получили хорошо организованную преступность. Нелегально пьющее население переключилось с пива на спиртное покрепче. И «бесплатные завтраки» кончились.

А в 1930-е годы появилась фраза «Бесплатных завтраков не бывает». Самый ранний случай ее цитирования обнаружил Фред Шапиро, американский исследователь истории цитат. 27 июня 1938 года в техасской газете «El Paso Herald-Post» была опубликована, без имени автора, сказочная притча «Экономика в восьми словах».

Здесь рассказывалось, что в богатом и процветающем королевстве вдруг наступила бедность и народ голодал среди изобилия. Король созвал самых мудрых советников и велел им изложить экономическую науку «коротко и ясно». Год спустя ему принесли 87 томов по 600 страниц каждый. Разгневанный король велел казнить авторов многотомника и повторил свое требование. Экономисты стали писать все короче и короче, но все же недостаточно коротко. Наконец, последний оставшийся в живых эксперт сказал:

– Ваше Величество, я в восьми словах изложу вам всю мудрость, которую я за многие годы извлек из всех трудов всех экономистов, которые когда-либо занимались этой наукой в вашей державе. Вот эти слова: «There ain’t no such thing as free lunch».

По-русски слов вдвое меньше: «Бесплатных завтраков не бывает», так что заглавие притчи следовало бы перевести как «Экономика в четырех словах».

Притча имела в виду положение в США в годы Великой депрессии и была направлена против экономической политики Франклина Рузвельта, при котором роль государства в экономике резко возросла. В одной из перепечаток притчи был указан ее автор – Уолтер Морроу (1894–1949), издатель «El Paso Herald-Post» и ряда других газет.

В 1942 году в январском номере журнала «The Atlantic Monthly» появилась статья вице-президента США Генри Уоллеса «Главные основания мира». Здесь излагался грандиозный план послевоенного переустройства. Свободная мировая торговля, стабилизация цен на сырье и содействие индустриализации отсталых стран должны были, по мысли Уоллеса, обеспечить минимальные стандарты питания, одежды и жилья для всего человечества. «Если мы можем позволить себе тратить огромные суммы, чтобы выиграть войну, мы можем потратить сколько бы ни потребовалось, чтобы выиграть мир».

Эти идеи далеко не всем пришлись по душе. Уоллес и без того имел репутацию «левого» и чуть ли не социалиста. Известный вашингтонский обозреватель Пол Маллон немедленно раскритиковал этот план в статье, опубликованной в ряде газет: «Господин Уоллес забывает о том, что “бесплатных” завтраков не было никогда. (…) За бесплатный завтрак всегда кто-то платит».

В октябре 1943 года о том же говорилось в передовице калифорнийской газеты «The Long Beach Independent»: «Говорят, что бесплатных завтраков не бывает. Но вы слушаете “Беседы у камелька” [Ф. Рузвельта], и голос из Вашингтона вам растолкует, как получить что-то из ничего».

Это выражение получило значение лозунга в книге экономического публициста Бартона Крейна «Искушенный инвестор» (1959). В 1975 году известный экономист-неолиберал Милтон Фридман опубликовал книгу «Бесплатных завтраков не бывает», после чего этот лозунг стали связывать с его именем.

Девятью годами раньше, в 1966 году, вышел в свет роман Роберта Хайнлайна «Луна – суровая хозяйка». В СССР он переведен не был; перевод Александра Щербакова («Луна жестко стелет») удалось издать только в 1993 году. Отсюда русский читатель узнал загадочное слово «элдээнбэ» – сокращение от «Ленчей даром не бывает».

Впрочем, «элдээнбэ» у нас не прижилось. Чаще встречается «дарзанебы» из более позднего перевода Нины Штуцер и Владимира Ковалевского:

– ДАРЗАНЕБЫ. Это значит – «дармовой закуски не бывает». Ее и в самом деле не бывает, – я показал на плакатик «Дармовая закуска», висевший на стене напротив, – иначе эта выпивка стоила бы вдвое дешевле. (…) Так или иначе, но платить надо за все, что получаешь.

Книгу Хайнлайна именуют «пособием для революционеров». Так оно вроде бы и есть, ведь в романе со всеми деталями описано восстание лунных поселенцев против земной тирании. Но одно дело сюжет, другое – идея. Если это и революция, то вовсе не та, о которой говорили большевики. С их точки зрения, это чистейшая контрреволюция.

Большевики (и социалисты старого закала) хотели упразднить частную собственность и рыночные отношения. А на суровой Луне Хайнлайна все решает именно рынок, да еще здравый смысл. Рынок здесь главное орудие демократии; в сущности, единственное ее орудие. Государство упраздняется, вместе с полицией, армией, законами и прочими централизованными институтами. И никакого социального обеспечения: каждый сам заботится о себе.

Эта утопия либерального анархизма близка сердцу многих американцев, мечтающих обойтись вообще без правительства. За пределами США она мало кому понятна.

Битву при Садовой выиграл прусский школьный учитель

У нас это изречение обычно приписывалось Бисмарку. Это нередкий случай, когда высказывание не слишком известного лица приписывается знаменитости.

Не слишком известным лицом был Оскар Пешель (1826–1875), географ и антрополог, с 1871 года – профессор Лейпцигского университета, а по чину – тайный советник. С 1854 года он редактировал научно-общественный еженедельник «Das Ausland» («Заграница»).

В то время главным вопросом германской политики был вопрос о том, удастся ли Пруссии объединить германские государства вокруг себя, оттеснив Австрию на второй план. 17 июня 1866 года началась австро-прусская война, а 7 июля австрийцы были разгромлены наголову в битве при Садове (или Садовой) в Чехии.

Десять дней спустя, 17 июля, в еженедельнике «Das Ausland» появилась статья Пешеля «Уроки новейшей военной истории». Пешель писал:

…Народное образование может решить исход войны. (…) Если пруссаки разбили австрийцев, то это победа прусского школьного учителя над австрийским.

Математика – точильный камень ума, и в этом смысле вполне можно сказать, что на первом этапе чешской кампании прусский школьный учитель победил австрийского.

Век спустя советский журналист-международник Мэлор Стуруа приписал это изречение уже не Бисмарку, а Марксу: «Маркс любил повторять, что битву при Садовой выиграл прусский школьный учитель» («Время: по Гринвичу и по существу», 1969).

Между тем нелюбовь основоположников марксизма к Пруссии хорошо известна. Маркс о прусском школьном учителе не говорил ничего; за него высказался Энгельс:

…Капитализм вряд ли оказывает больше уважения равному праву большинства на счастье, чем оказывало рабство или крепостничество. И разве лучше обстоит дело с духовными средствами, обеспечивающими счастье, со средствами получения образования? Разве сам «школьный учитель, победивший при Садове», – не мифическая личность?

(«Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», 1888)

Энгельс спорил против очевидности: германская система школьного образования на тот момент была одной из лучших (если не лучшей) в мире.

В 1856 году вышла в свет книга французского писателя и политика Шарля Монталамбера «О политическом будущем Англии». Согласно Монталамберу, герцог Веллингтон, осматривая крикетные площадки Итонского колледжа, сказал:

– Битва при Ватерлоо была выиграна здесь.

В 1889 году эта фраза была переведена с французского на английский в дополненном виде:

– Битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных площадках Итона.

Так она цитируется и поныне.

Полвека спустя Джордж Оруэлл заметил:

Битва при Ватерлоо, возможно, и была выиграна на спортивных площадках Итона, но начальные сражения последующих войн были там же проиграны. Одной из определяющих черт английской жизни в последние три четверти века был упадок способностей правящего класса.

(Эссе «Англия, твоя Англия» (1941); перевод В. Голышева)

Бог – в деталях

«Бог – в деталях», но также: «Дьявол в деталях». Оба выражения кажутся очень старыми. Когда же они появились и кто тут был раньше – Бог или дьявол?

Раньше был Бог, хотя «раньше» не значит «очень давно». Выражение «Бог – в деталях» создано в XX веке. В печати оно появилось не позднее 1937 года, со ссылкой на немецкого историка и теоретика искусства Аби Варбурга.

Аби Варбург (по рождению Абрахам Мориц) (1866–1929) большую часть своей жизни посвятил изучению итальянского Возрождения. Почти через 30 лет после смерти Варбурга его ближайшая сотрудница Гертруда Бинг процитировала слова, которые однажды он написал о себе на своем любимом итальянском языке: «Ebreo di sangue, Amburghese di cuore, d’anima Fiorentino» – «По крови еврей, сердцем – гамбуржец, душой – флорентиец».

С 1925 года Варбург вел в Гамбургском университете семинар по итальянскому искусству. Здесь господствовал междисциплинарный подход, предполагавший изучение современных художнику обрядов, символов, языка, философии и даже естественных наук. По сообщению Эрнста Гомбриха, ученика Варбурга, девизом семинара было изречение:

Der liebe Gott steckt im Detail.

(Бог таится в деталях.)

Более известен французский вариант: «Le bon Dieu est dans les détails» – «Бог – в деталях». Немецкий искусствовед Эрвин Панофски безосновательно приписал эти слова Гюставу Флоберу (в книге «Смысл и толкование изобразительного искусства», 1955).

В 1922 году, за три года до первого семинара Варбурга, было опубликовано стихотворение Бориса Пастернака «Давай ронять слова…», написанное в 1917 году. Заканчивалось оно строками:

Ты спросишь, кто велит?– Всесильный бог деталей,Всесильный бог любви,Ягайлов и Ядвиг.Не знаю, решена льЗагадка зги загробной,Но жизнь, как тишинаОсенняя, – подробна.

Разумеется, пастернаковский «бог деталей» не то же самое, что «Бог в деталях» Варбурга.

Отдаленным прообразом девиза Варбурга можно, пожалуй, считать высказывание Плиния Старшего: «Природа вещей ни в чем не выражается так полно, как в самом малом (…nusquam magis quam in minimis, tota est)» («Естественная история», XI, 2, 4).

Так обстоит дело с «Богом в деталях»; а что можно сказать насчет дьявола? Выражение «Дьявол (таится) в деталях» (нем. «Der Teufel steckt im Detail») получило широкое распространение с 1960-х годов.

Изречение «Бог – в деталях» чаще всего встречается в работах по истории и теории искусства, когда хотят подчеркнуть важность изучения всей совокупности фактов. Значение формулы «Дьявол в деталях» иное: нечто, на первый взгляд хорошее, может оказаться не столь уж хорошим при более тщательном рассмотрении.

Область применения второй сентенции шире, поэтому именно она стала основной.

Бог меня простит, это его ремесло!

В 1845 году Генриха Гейне разбил паралич верхней части тела. В мае 1848 года Гейне, живший в Париже, вышел на свою последнюю прогулку и с трудом добрался до Лувра. Оставшиеся восемь лет жизни он провел в «матрасной могиле».

15 февраля 1856 года он спросил своего врача, доктора Груби: «Скажите мне чистую правду: дело идет к концу, не так ли?» Тот промолчал. «Благодарю вас», – сказал Гейне.

17 февраля, между четырьмя и пятью часами дня, он трижды прошептал:

– Писать…

Сиделка, Катрин Бурлуа, не поняла его, но ответила «Да». Тогда он сказал громче:

– Бумагу… карандаш…

Это и были его последние слова, по свидетельству Катрин.

Однако в легенду вошли совсем другие слова. Согласно воспоминаниям Альфреда Мейснера, опубликованным почти сразу же после смерти Гейне, в ночь перед смертью поэта в комнату к нему ворвался некий знакомый, чтобы увидеть его в последний раз. Войдя, он сразу же задал умирающему вопрос, каковы его отношения с Богом. Гейне, улыбаясь, ответил:

– Будьте спокойны! Dieu me pardonnera, c’est son métier! (Бог меня простит, это его ремесло! франц.)

Этот рассказ и поныне принимается на веру, а между тем он почти наверняка вымышлен. К умирающему поэту ночью запросто врывается неведомо кто (ведь имени Мейснер не назвал), с ходу берет на себя роль исповедника и остается не замеченным никем – даже сиделкой, оставившей подробный рассказ о кончине поэта.

Правдоподобнее выглядит версия, которую братья Гонкур записали в своем «Дневнике» 23 февраля 1863 года со слов филолога Фредерика Бодри, друга Гейне. Жена Гейне, ревностная католичка, молилась Богу за его душу. Гейне утешил ее:

– Не сомневайся, моя дорогая, Он меня простит; это Его ремесло!

Впоследствии христианские моралисты стали приписывать эти слова Вольтеру.

Неизвестно, читал ли Чаплин биографию Гейне, но в его черной комедии «Мсье Верду» (1947) есть очень похожий диалог. Мсье Верду, обаятельный многоженец и серийный убийца, кончает жизнь на гильотине. Перед казнью священник произносит:

– Да смилуется Господь над вашей душой.

– А почему бы и нет? – отвечает Верду. – В конце концов, она принадлежит ему.

В автобиографии Чаплин вспоминал:

«Я послал сценарий на цензуру в управление Брина. Вскоре я получил извещение о том, что на картину в целом наложен запрет. Управление Брина – это отделение Легиона благопристойности, цензурная инстанция, которую на свою голову организовала “Моушн пикчэр ассосиэйшн”».

Режиссер явился в Управление Брина, где один из сотрудников стал разбирать сценарий строка за строкой.

«– А эта строка, – неумолимо продолжал он: – „Пусть господь смилуется над вашей душой“, а Верду подхватывает: „А почему бы и нет? В конце концов, она принадлежит ему!“

– Что же вас тут беспокоит? – спросил я.

– Реплика „А почему бы и нет?“ – кратко повторил он. – Так не разговаривают со священником!»

Сценарий Чаплину все же удалось отстоять. А после его смерти реплику его персонажа стали цитировать как последние слова самого Чаплина.

Бог умер

Первым умершим богом в европейской культуре был древнегреческий бог Пан – покровитель стад и пастухов, а позднее – олицетворение всей дикой природы.

У нас легенда о его смерти известна по тургеневскому стихотворению в прозе «Нимфы» (1882). Стихотворение начинается с того, что греческий корабль плывет по Эгейскому морю.

…И вдруг, в высоте, над головою кормчего, кто-то явственно произнес:

– Когда ты будешь плыть мимо острова, воззови громким голосом: «Умер Великий Пан!»

Кормчий удивился… испугался. Но когда корабль побежал мимо острова, он послушался, он воззвал:

– Умер Великий Пан!

И тотчас же, в ответ на его клик, по всему протяжению берега (а остров был необитаем) раздались громкие рыданья, стоны, протяжные, жалостные возгласы:

– Умер! Умер Великий Пан!

В таком виде этот возглас и вошел в русскую культуру.

Это предание известно из трактата Плутарха «Об упадке оракулов», гл. 17. У Плутарха в первом случае – не прямая речь, а косвенная («возвести, что великий Пан умер»), во втором – повторение тех же слов в прямой речи («Великий Пан умер»), а третий возглас Тургенев добавил от себя.

Согласно Плутарху, об этом удивительном случае сообщили императору Тиберию, и созванные им мудрецы объяснили, что Пан, рожденный от смертной женщины, не обладал бессмертием богов. Тиберий правил в 14–37 гг. н. э.; раннехристианские апологеты полагали, что смерть Пана случилась в момент появления на свет Иисуса Христа и знаменовала конец язычества.

В 1882 году Фридрих Ницше возвестил уже о смерти христианского Бога. В главе 125 его книги «Веселая наука» рассказывалось о человеке, который в полдень зажег фонарь и выбежал на рынок с криком: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» А потом стал спрашивать, обращаясь к толпе:

– …Разве мы не слышим еще шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах божественного тления? – и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь? (…) Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?

Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?

(Перевод К. Свасьяна)

«Смерть Бога» здесь метафора обезбоженного мира и конца христианства, которое, по Ницше, нужно преодолеть, чтобы идти дальше, к «переоценке ценностей».

Метафора Ницше породила огромную литературу, рассматривать которую здесь не место. Но стоит упомянуть, что формула «Бог умер» встречалась уже на рубеже XIII–XIV веков, причем в довольно близком контексте.

Речь идет о сборнике поучительных рассказов на латыни «Римские деяния» (рубеж XIII–XIV вв.) – одной из самых читаемых книг Средневековья. В главе 144 «Деяний», озаглавленной «О нынешнем состоянии мира», говорилось:

Бог умер, потому что все царство [земное] наполнилось грешниками.

…Сегодня мы считаем Его как бы мертвым и не думаем о Страшном суде, об аде, о вечном проклятии или о Царстве Божием.

Эти слова написаны будто вчера.

Около 1967 года в США появилась настенная надпись – кратчайший диалог между Ницше и Богом:

БОГ УМЕР

– Ницше

НИЦШЕ УМЕР

– Бог

А позднее еще одна:

Бог жив и здоров и трудится над менее честолюбивыми проектами.

Боги уходят

В 66 году н. э. иудеи восстали против Рима. Поводом к восстанию стало разграбление Иерусалимского храма, когда тот отказался платить налог, установленный прокуратором Иудеи. В марте 70 года римляне во главе с будущим императором Титом Флавием подошли к Иерусалиму и после пятимесячной осады взяли священный город штурмом.

Согласно Тациту, осаде сопутствовали удивительные знамения:

На небесах бились враждующие рати, багровым пламенем пылали мечи, огонь низвергался из туч и кольцом охватывал храм. Внезапно двери храма распахнулись, нечеловеческой силы голос возгласил: «Боги уходят (лат. Excedere deos)», – и послышались удаляющиеся шаги.

(«История», V, 13; перевод Г. Кнабе)

Согласно же еврейскому историку Иосифу Флавию, в праздник Пятидесятницы, «когда жрецы ночью вошли во Внутренний Храм, чтобы совершить обычную службу, до них, как они рассказывают, сначала донеслись движение и топот, а затем слитные голоса: “Давайте уйдем отсюда в другое место”» («Иудейская война», VI, 5, 3; перевод с древнегреческого М. Финкельберг).

Иосиф Флавий писал раньше Тацита и был очевидцем осады Иерусалима; но все же есть основания полагать, что Тацит изложил легенду точнее. Эта легенда могла возникнуть лишь в римском лагере: у римлян издавна существовало поверье, что боги-покровители города покидают его, после того как он завоеван врагами или незадолго до этого. В «Энеиде» Вергилия (песнь II) во время штурма Трои Эней убеждает своих соратников, что исход сражения предрешен:

Все отсюда ушли, алтари и храмы покинув,Боги, чьей волей всегда держава наша стояла.(Перевод С. Ошерова)

Для иудея, а стало быть, монотеиста Иосифа Флавия слова «Боги уходят» были неприемлемы, и он, вероятно, подкорректировал рассказ, услышанный им от римлян.

«Все боги убегают» из Трои в финале баллады Шиллера «Кассандра» (1802):

Alle Götter fliehn davon.

В XIX веке фраза «Боги уходят» чаще всего цитировалась по-французски: «Les dieux s’en vont». Это цитата из романа-эпопеи Рене де Шатобриана «Мученики, или Торжество христианской веры» (1809).

Один из героев эпопеи, христианин Эвдор, под влиянием страсти к языческой жрице становится отступником, но затем возвращается ко Христу и гибнет ужасной смертью на арене римского цирка. Его гибель сопровождают знамения, возвещающие победу христианства над греко-римской религией:

…Все статуи идолов низверглись, и, как некогда в Иерусалиме, послышался голос: «Боги уходят».

В 1832 году Виктор Гюго писал:

Общественное здание прошлого держалось на трех опорах: священник, король, палач. Давно уже прозвучал голос: «Боги уходят!» Недавно другой голос провозгласил: «Короли уходят!» Пора, чтобы третий голос произнес: «Палач уходит!»