Замок из дождя

– Роман Данилович, я слышала, вы вечером покидаете нас.

– Да – с дела знаете.

– И Петр Сергеевич с вами? – Эльза мило улыбнулась.

– Что поделаешь, государева служба и война, сударыня, – охотно отвечал Елизаров.

– Роман Данилович, вы не знаете некого графа Формера?

– Он вам докучает? – неожиданно спросил Роман Данилович, но потом, спохватившись, продолжил. – Ах, простите. Память, знаете ли, подводит. Я ошибся, мне неизвестен, сей господин.

Эльза с сомнением посмотрела на графа, не зная, что и думать.

– Это так опасно? – только и смогла выговорить женщина.

– Что, сударыня? – Елизаров пытался играть непонимание.

– Возможность моего преследования с его стороны? – Эльзу начала раздражать нелепость ситуации.

– Помилуйте, баронесса. Мне кажется, вы драматизируете поведение какого-нибудь поклонника, но коли надобно, мы приструним дерзкого, – выкрутился Елизаров.

– Покорнейше благодарю, – недовольно процедила баронесса.

Левина чувствовала, как глухой заговор мужчин закрывает ей путь к правде. И тут к своему удивлению она поняла, что Панютин тоже слушает их разговор. Петр ехал поодаль, но умеючи подбирался поближе, настолько, что слова Эльзы были ему понятны. Левина стеганула коня, и понеслась вперед, а когда обернулась, то увидела, как Панютин и Елизаров, о чем – то разговаривают. Баронесса догнала Пелагею Павловну, Таисию Прохоровну и Ирину Михайловну.

– Слышала, Лиза, – заговорила Муравлина, – сосед-то твой продал свое именьице некому помещику Вешнякову.

– Надобно по их приезду обязательно их пригласить, – предложила Таисия Прохоровна, – дабы они не чувствовали себя чужими в нашем обществе.

Левина еще раз оглянулась назад, глядя как Елизаров, что-то живо продолжал говорить Панютину. Этот взгляд заметила и Ирина. Она тоже оглянулась на мужчин. Опять не обошлось без Петра Сергеевича. Что на этот раз? Пока женщины болтали, Пелагея Павловна издали молча, настороженно следила за сыном, который отогнал от себя навязчивую Юлию, и ехал один. Его уединение нарушила Вера.

– Павел Юрьевич, давайте скакать наперегонки, вон до того дерева. Если вы выиграете, то книга Платона ваша.

– Та, что мне приглянулась?

– Да.

– А если вы?

– Обещайте мне уговорить всех, сыграть в фанты вечером, – заговорщически проговорила девушка.

– Хорошо, – согласился поручик. Павел улыбнулся, впрочем, несколько вымучено. И они понеслись. Но видимо Мелецкий подыграл задорной наезднице, и в решающий момент слегка осадил коня, так, что молодая Муравлина пришла первой. Эльза, которая посматривала в сторону Панютина, решила отвлечься, и тоже обратила внимание на Павла и радостную Веру. Ребячество. За этими наблюдениями, женщина немного отстала от подруг, погрузившись в свои мысли. Незаметно подъехал Петр.

– Граф Формер – кто он? – прозвучал его неожиданный вопрос, когда Пелагея Павловна, Таисия Прохоровна и Ирина немного отъехали подальше, и не могли услышать этот разговор.

– Вы у меня спрашиваете? – Левина наигранно удивилась. – Вам лучше знать кто он.

– Я беспокоюсь за вас, и если какой-то человек докучает вам, то скажите мне об этом, – настойчиво проговорил Панютин.

– Ах, ах, Петр Сергеевич, сколько участия. Вы не наивны, но отчего – то полагаете, что вам можно верить.

– Очень скверно, что вы не доверяете другу своего мужа, – упрямо парировал Панютин.

– Помилуйте, не тщитесь в своих нравоучениях. Они фальшивы так же, как и ваши уверения. А, что касаемо правды, я все равно узнаю про дуэль. Вы полковник, плохо знаете жену вашего друга, если думаете с Елизаровым задурить мне голову глупостями.

– Как вам угодно, сударыня, я лишь искренне хотел вам помочь, – Панютин обеспокоенно улыбнулся.

– Приберегите вашу помощь для кого-нибудь другого, – Эльза злилась. Петр Сергеевич стеганул своего коня, и понесся вперед, под недовольный взгляд баронессы. Левина осмотрелась. Перед ней расстилался манящий луг, по которому она и ускакала ото всех. Её обеспокоенная душа нашла приют в роще. Где-то куковала кукушка, она слезла с лошади, и села на пригорок, обрывая подле себя землянику. Незаметно Левину отыскал Павел. Он бережно положил к её ногам букет из разных цветов вперемешку с чабрецом, и сел рядом.

– Thumus serpyllum21 отменное средство при длительно незаживающих ранах, – примиряющее проговорил Мелецкий, – так любил говаривать наш полковой лекарь Леонтий Потапович.

Эльза пристально посмотрела на грустного поручика.

– Лекарь?

– Кто? А Формер. Да отменный лекарь.

– И где он сейчас? Служит? – баронесса пыталась не упустить нить рассуждений.

– Говорят, он оставил военную практику, и теперь где-то в Петербурге, вероятно.

Павел пристально посмотрел на баронессу. Ему хотелось поцеловать недоступную женщину, но в нем боролись дерзость влюбленности и желание не быть слишком навязчивым.

– Я могу вас спросить, Эльза Львовна? – Павел все еще боролся со своими страстными желаниями. Левина настороженно посмотрела на поручика Мелецкого, отвлекаясь от собственных размышлений о Формере.

– Я буду великодушным, и забуду наш ночной разговор. И потому я хочу знать. Смею ли я, надеется? Смею ли мечтать, что однажды, отвергнув светские предрассудки, вы полюбите меня? – поручик пристально смотрел на баронессу. Левина вздохнула. Она отстраненно посмотрела на Павла. Как, наверное, заманчиво принять любовь такого молодого красивого пылкого мужчины? В этом был момент искушения, могущего как дать счастье, так и все разрушить. Эльза видела нетерпение избалованной женским вниманием натуры и то, что её близость действительно пьянила Мелецкого, который в любую минуту был готов заключить её в свои объятия, если бы только баронесса дала бы хоть самый тонкий намек на то, что это уместно и возможно. Но её мысли занимал загадочный Формер, поэтому она поднялась, и, обернувшись на разочарованного молодого мужчину, проговорила.

– Пойдемте, Павел Юрьевич, нас, наверное, ищут. Не заставляйте волноваться свою матушку, она печется о вашем подлинном счастье. Поверьте, так будет лучше.

Женщина, раздумывая о своем, взяла повод своей лошади, и медленно побрела в сторону дома Муравленых. Мелецкий не поспешил за Левиной, оставшись в уединении, рассуждать о том, чего не хватило при штурме «крепости» под именем Эльза. Тем временем, Панютин буквально увел Ирину от Мелецкой и Ачинской. Муравлина соскочила с коня вне себя от недовольства.

– Что, ты, себе позволяешь, Петр Сергеевич.

– Ирина, помоги мне. Формер появился в жизни Эльзы.

– С чего ты взял? Ну, даже если и Формер, Эльза здесь причем?

– Помоги мне, – попросил полковник.

– Я не стану для тебя шпионить, – Муравлина была непреклонна.

– Опомнись. Или ты хочешь, чтобы её постигла учесть моей жены и твоей родной сестры?

– Не пугай меня. Никем не доказано, что граф уморил твою жену, ты сам виноват в её гибели! Служба для тебя была важнее Зинаиды и её здоровья. И, пожалуй, я все расскажу Лизе.

– О чем ты можешь ей сказать? – Панютин был сильно обеспокоен.

– Пусть знает, что дуэль то была не одна, и что на второй дуэли наш Панютин убил своего противника.

Женщина раздраженная, вскочила на лошадь, и понеслась вперед.

– Ирина! Стой! Ирина, я мстил за Сашу! – тихо произнес Петр. – Я мстил за друга ....

Мужчина не знал, что предпринять для защиты той, кого он так сильно любил все эти годы.

Прошло несколько дней. Панютин с Елизаровым разъехались по казенным делам. После всех разговоров Эльза долго не показывалась у Ирины, отпуская туда одного Евгения. Она бродила между кустов шиповника, размышляя о странном заговоре молчания. Вся эта история стала ей порядком надоедать. Ей хотелось поскорее получить ответы на все свои вопросы. За Эльзой шла пожилая женщина. Это была Аграфена няня и домоправительница. Имения отнимали у Левиной столько времени и сил, что на дворню22 ничего не оставалось, а няня было хорошей помощницей.

– Барыня, дворня бает, что-Женечка-то оженится скоро.

– Чу. Язык без костей.

– Так матушка, обидно нашим, – продолжала Аграфена.

– Отчего? – Левина остановилась.

– Княжна-то Юлия басурманка.

– Как так? – не поняла баронесса.

– Так и не православная.

– Откуда знаешь?

– Так среди челяди слухи ходят, что церкви избегает, а по вечерам сядет за стол блюдце пред собой положит, книгу какую-то и давай по-тарабарски бубнить, а потом сильно плачет, чисто на слезы вся исходит.

– И глупа же ты, Аграфена, всякую дурь в дом несешь, челядь наша всякое может придумать.

– Дурь то может она и дурь, а вот которую ночь младой граф под вашими окнами вздыхает.

– Углядела, – Эльза озорно улыбнулась, – жалко его. Мается от своих мечтаний, не спит, – Эльза сорвала, веточку, слегка уколовшись.

– Мука мне с ним, няня, чистая мука. И любить не люблю, и прогнать не могу. Он мне напоминание о том, что я живая, и тоже когда-то молодой была. Хотя он дерзок бывает и слишком самовлюблен.

– А хочешь, сердце мое, я на него собак спущу. Отважу.

– Няня, … каких собак?

– Не злых. Чуть покусают и ладно, – Аграфена посмотрела на хозяйку своими добрыми глазами. Левина обняла старушку, и так ей захотелось тепла и заботы о себе, что женщина глубоко вздохнула.

– Пойдем, Аграфена, чай пить. Самовар уже, поди, закипел, – проговорила Эльза, думая о Павле.

Когда Панютин, оказался в Петербурге, он, недолго думая, разыскал дом графа Формера, что на углу Садовой улицы. Леонтий Потапович сидел в кресле посреди небольшого кабинета за столом и раскладывал пасьянс. Он любил это дамское занятие, успокаивающее нервы. За спиной хозяина висел огромный портрет молодого человека в драгунской форме с пулевым отверстием подле сердца, дорисованным и простреленным чей-то рукой. Петр Сергеевич вошел в кабинет решительно и без церемоний, оттолкнув слугу, пытавшегося преградить ему путь.

– Явился, наш доблестный защитник. Я ждал тебя, – без предисловий неожиданно произнес граф Формер, в глазах которого угрожающе заплясали огоньки ненависти, когда он в упор посмотрел на вошедшего Панютина. Рука Леонтия Потаповича выложила из ящика стола дуэльный пистолет, и демонстративно положила поверх пасьянса.

– Что, вам, нужно от Эльзы Львовны? – начал грозно Петр Сергеевич.

– Эльза. Тебя всегда интересовала только Эльза. Бьюсь об заклад, она до сих пор не знает, отчего это с её благоверным случилась дуэль, – слова Формера стекали с его языка, как яд.

– Разве можно назвать это дуэлью? Он стрелялся с Вешняковым, а твой сын выстрелил ему в спину. Война же, передовая, никто ничего не докажет. Может шальная пуля. И это после вашего уговора с бароном, – слова Петра гремели обличающим громом, заполняя весь кабинет.

– Уговор. Глупость. А Карл умел хорошо стрелять, – с гордость произнес Леонтий Потапович.

– Великолепный Карл Формер совершил бесчестный поступок, – парировал Панютин.

– Да, но он достойный сын своей родины. Вы русские, отчего-то полагаете, что иностранцы служащие вашему императору, должны забывать о своей стране, своей семье, и долгом перед ней, – Формер не намерен был уступать.

– Однако, милостивый государь, я пришел говорить не о Карле, а о баронессе Левиной. Ежели вам вздумается причинить ей хоть малейшую неприятность, я не пощажу вас, и вашу репутацию.

– Полковник русской армии!? Ну, дуэль с моим сыном, это дело чести. Но месть, это не ваше ремесло. А мое, – прошипел граф Формер, – и я сполна воспользуюсь им. И есть те, кто захотят мне помочь.

Панютин чувствовал свое бессилие, впервые он не мог защитить того, кем дорожил больше жизни.

– Не пытайтесь меня запугать, полковник. У вас нет доказательств. Ни одного. Убирайтесь со своими угрозами! Никто вам не поверит!

Формер убрал пистолет, глядя, как уходит человек, который убил его сына на дуэли. Леонтий Потапович никуда не спешил, вот уже много лет он жил своей местью, и теперь его план казался ему великолепным. Смерть Панютина была ему не нужна, он хотел доставить, как можно больше мучительных моментов этому человеку. А потом он решит нажимать на курок или нет. Но иногда, в приступе ярости и желания неотвратимой мести Формер жаждал гибели полковника, и это желание жгло его, наполненное ядом, сердце. И тогда другие планы в его голове стремились к своему воплощению.

Панютин сидел в ресторации, перед ним стоял штоф анисовой водки, стерлядь с зеленью, черная икра и тушеное мясо бёф-брезе. Посетителей почти не наблюдалось. Петру хотелось забыться. Перед его мысленным взглядом снова и снова проходила дуэль с Карлом Формером, его дерзкое улыбающееся лицо смотрело на него застывшим взглядом убитого человека. Петр опрокинул стопку водки, звук выстрела стоял в его голове, и голос Елизарова: «Ты убил его. Все кончено». Он опустошенно посмотрел на дно стопки. Эльза, как наваждение стояла перед его мысленным взором, и от этого делалось нестерпимо больно. Панютин никогда не позволял себя надеяться на брак с ней, не пытался приблизиться или объясниться, молчал о чувствах, нося все в себе. А когда боль становилась нестерпимой, стремился на войну, или уезжал на Кавказ. Но сегодня мука, страсть и любовь сводили его с ума, и очередная порция водки довершала это помешательство. Замутненный разум полковника рисовал любимые черты Лизы, и строгий взгляд красивых глаз. Он слишком хорошо знал, как выглядит этот отказ молчаливый и жестокий. И от того ему становилось ещё более невыносимо. Она предпочла его друга, и стала его женой. И Петр всегда уважал этот выбор, но любовь от этого не уходила из его сердца. Казалось бы, с гибелью барона Левина, дорога к Эльзе была открыта. Но Панютин никогда не позволял себе нарушать границы приличия в память о своем друге. И ему удавалось это долгие годы. За это время он успел жениться на сестре Ирины Муравлиной Зинаиде, и стать вдовцом. Когда-то давно, глядя в глаза своей жены, он старался не искать в них взгляд любимой Лизы, который рисовала его воображение, но это удавалось не всегда. Жизнь течет и изменяется, порой разрушая наши убеждения. И теперь Пётр задумался о том, что так быстро прошло более пятнадцати лет, и даже сын его друга барона Левина уже стал взрослым. Может быть, теперь ему пора объясниться с Эльзой до конца? Пусть она ответит, считает ли она возможным выйти замуж за него. Панютин опрокинул еще одну стопку водки, пытаясь заглушить беспокойство, которое возникало в нем при мысли о графе Формере.

Тем временем, Евгений, наконец, отважился на разговор с Юлией, и выбрал для этого день, когда вся молодежь решила ради забавы идти по ягоды, вырядившись в крестьянские платья. Юлия, Вера и Анна в чудесных сарафанах и платках с хохотом неслись от дома Муравлиных с корзинками, а за ними чинно шли Яков, Павел и Евгений. Затея всем нравилась, кроме Мелецкого, который был вынужден подчиниться строгому взгляду и наказу матушки. Прогулка была не столько за ягодами, сколько каждый надеялся остаться с предметом своего обожания наедине, поэтому пение жаворонков, дурманный запах цветов, смелый полет шмелей, наполнявшие пространство, казались романтическим дополнением к ситуации. Самыми счастливыми и довольными выглядели Яков и Вера, которые постоянно шептались и смеялись так заразительно, что округа одобрительно кивала листьями и стеблями трав. Левин значительно отставший, и вошедший в лес за Юлией и Павлом, стал невольным слушателем их разговора.

– Помилуйте, граф, отчего вы всегда гоните меня, – голос Юлии умолял, – ваша матушка готова прислать ко мне сватов, как только вы, согласитесь.

– Этого не будет. Вы навязываетесь мне, как какая-нибудь кокотка! – раздраженно вырвалось у Павла.

– Кокотка?! Вам известно, что я восхищаюсь вами, а вы пользуетесь этим …

– Нет, это вы пользуетесь этим! Я не давал вам никакого повода надеяться.

– Не гоните меня, я умоляю вас, – княжна заплакала, пытаясь подойти к Мелецкому поближе.

– Успокойтесь, княжна, ведите себя пристойно. Я не люблю вас, и я никогда от вас этого не скрывал. Уделите внимание тому, кому вы действительно нужны.

– Кому же?

– Молодому барону Левину.

– Вы хотите предложить меня барону? – с вызовом проговорила девушка.

– Прекратите! Я не желаю продолжать разговор в подобном тоне! – Павел высказывался очень резко. Слышавший это Евгений был ошеломлен, он выбежал из леса, и наткнулся на задумчивую Анну, которая шла медленно, тоже отстав от всех. Молодая Муравлина как – то обеспокоенно и заботливо поглядела на него, и кротко спросила.

– Что с вами, барон, вы бледны?

Женя внимательно оглядел ладную фигурку Анны, её милые неброские черты бледного лица, и тихо проговорил.

– Анна Павловна, будьте моей женой.

Удивлению Муравлиной не было предела. Она ошеломленно молчала, пытаясь осознать происшедшее.

– Евгений Александрович, вы шутите? – тихо проговорила Анна.

– Нет. Вы нравитесь мне, я полагаю вас достойной девушкой, и хотел бы видеть вас своей женой, – отчеканил Левин.

Муравлина не знала, что ответить, глядя на загадочное выражение лица молодого барона. Да, она втайне от всех вздыхала по Жене, но полагала, что не может рассчитывать на ответные чувства. А тут такое. Когда на следующий день о предполагаемой свадьбе узнали матери, они, ровно сговорившись, без не нужной огласки, быстро собрались в кабинете в имении Левиных. Эльза сидела в старом потертом кресле, Ирина ходила из угла в угол, иногда глядя на Женю и Аню, сидящих, перед ними на диване.

– Ну, нет. Это же невозможно! – возмущалась княгиня Муравлина. – Евгений, ты же не любишь мою дочь. Я уже видела, чем кончаются такие браки.

– Ты про тетю Иду, но, мама …

– Помолчи, мне лучше знать. Я против этого поспешного брака.

Княгиня Муравлина остановилась посреди кабинета. Эльза, тоже поставленная, перед таким неожиданным фактом, была против. Ей вовсе не хотелось, чтобы влюбленная Аня, прожила жизнь подле мужа, который её не любит. И Левина постановила так.

– Я тоже не одобряю этот брак, – начала Эльза, – но коль скоро, наши дети желают этого, и их не переубедить. То я, Евгений, настаиваю, на том, чтобы ваша свадьба состоялась как минимум через год. Если за это время, ваше желание не изменится, я дам свое благословение.

– Пожалуй, я соглашусь с Эльзой, – проговорила примиряюще Ирина, глядя на подругу, и в тайне надеясь, что молодые передумают. Баронесса была довольна найденным решением. Анна покорно склонила голову, понимая всю необходимость такой отсрочки, Женя же в очередной раз оценил мудрость матери. Когда же Эльза подошла к сыну, один вопрос был в её глазах: «Почему не Юлия?»

– Юлия не достойна, – прошептал Женя.

Левиной осталось только пожать плечами на столь внезапную перемену в сыне. Может оно и к лучшему, в конце концов, Анну она знала с детства, и была достаточно к ней привязана.

На следующий вечер в дом Муравлиных были приглашены, новые соседи – чета Вешняковых. Ко всему прочему неожиданно приехал хозяин дома Павел Федорович Муравлин, поджарый высокий мужчина лет тридцати девяти, с удивительно проницательным взглядом карих глаз и приятной внешностью. Войдя на веранду этаким франтом в модном французском костюме, он увидел, как, сорвавшись из – за стол бежит к нему Вера. Как встают и кланяются Ачинские сын и отец. Как Пелагея Павловна улыбается из вежливости, а её сын от души радуется приезду хозяина. На шум Ирина Михайловна и Таисия Прохоровна вышли на веранду из зала. Муравлина расплылась в улыбке, увидев мужа.

– Почему не предупредил, сердце мое?

Вера уже висела на шее у отца, Анна стояла рядом. И в этот момент к дому подъехали Вешняковы. Ирина тоже подошла поближе к мужу.

–У нас гости, новые соседи, господин и госпожа Вешняковы, – шепнула она.

Мужчину явно неприятно удивило появление таких гостей, но он постарался приветливо улыбнуться, идя навстречу им.

– Проходите, господа, мы давно вас ждем.

Входящий Вешняков и Муравлин смерили друг друга настороженными взглядами. Ирина же узнала в приглашенных тех, кого встречала тогда с Левиной на постоялом дворе по дороге в Таганрог. Чета прошла за хозяевами к столу, где была представлена, несколько озадаченной, Ириной.

– Теперь наши соседи Луиза Леонтьевна и Антон Трофимович Вешняковы, прошу любить и жаловать.

Все, так или иначе, улыбались и приветствовали новых членов светского общества, кроме Эльзы, которая, как всегда опаздывала, а может быть хотела опоздать, и зашла на веранду последняя вслед за сыном.

– Князь, порадуйте нас новостями, – начал Ачинский, – вы большой мастер рассказывать. Муравлин уселся во главе стола, подождал пока остальные, займут свои места, и заговорщицким голосом начал.

– Светских сплетен от меня не ждите. А вот про некого Этьена Маршана23 могу поведать. Сей капитан лет семьдесят назад направился к Маркизским островам. Он и капитан Шаналь на корабле «Le Solide» после длительного плаванья нашли три острова Хива-Оа, Тахуата и Фату – Хуку. Туземцы радовались французам и дружно кричали им: «Тайо! Тайо!»

– Настоящие туземцы? – проговорила Вера, всплеснув руками.

– И что же примечательного было на этих островах? – разочарованно спросила Таисия Прохоровна.

– Сами туземцы. Высокие, сильные. Вместо одежды татуировки. Их обычаи порой поражали. К примеру, при угощении друга туземец предварительно жевал для него кусок пищи, чтобы тому оставалось только его проглотить. Существование этих людей настолько бессмысленно, что если не считать добычу пропитания и изготовления утвари, ну или оружия, то все остальное время они поют, пляшут и играют.

– Сущие дети, – подвел итог Ачинский.

– Господа, – очнулась Ирина Михайловна, засмотревшись на мужа, по которому так соскучилась, – все стынет, вы забываете про трапезу.

– Ваш муж чудный рассказчик, – проговорила мечтательно Мелецкая.

– Как это романтично открывать новые земли, – высказался Яков.

– Вы, верно, много увлекаетесь географией? – спросил Павел. – Мне довелось читать о неком французе Иве – Жозефе де Кергелене24, которому поручили исследовать Исландию.

– Да, да. Он составил планы гаваней, произвел астрономические наблюдения, исправил карту этой страны и описал множество гейзеров, – подтвердил Муравлин, – а, вам известна забавная история про конкурс, объявленный Французской Академией наук, когда ле Руа представил на него два хронометра.

– Расскажите, князь, – попросила робко Луиза Леонтьевна.

– Проводились сложнейшие опыты, а затем сам маркиз де Куртанво25 в 1765 году приказал построить фрегат для испытания хронометра на море. Соревнование было серьезное. Но всех обошел придворный часовщик Берту26, который и получил патент на свое изобретение, и должность инспектора хронометров.

– А что вы скажите об исследованиях Новой Земли и Белого моря графа Литке27? Я с восхищением прочел его книгу «Четырёхкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821—1824 годах»? – спросил Яков.

– Господа, – взмолилась Таисия Прохоровна, – нельзя же обсудить все путешествия за один вечер, пощадите нас.

– Я согласен, не стоит испытывать терпение наших дам, – Павел Федорович встал, – кто со мной сыграть в вист.

Мужчины поднялись из-за стола, и последовали за хозяином. А Муравлина, приказала отнести в кабинет закуски, дабы все гости были сыты, даже во время игры в карты.

– Расскажите, князь о Федоре Петровиче Литке с его шлюпом «Сенявин», он опять ушел в кругосветное путешествие, а его экспедиция к Новой Земле, слышался голос Ачинского – старшего, – прелюбопытное предприятие.

Тем временем Пелагея Павловна, Таисия Прохоровна и Ирина Михайловна с нетерпением увели Луизу Леонтьевну в сад, дабы удовлетворить свое женское любопытство. В саду их ждали заботливо выставленные кресла в стиле «русский жакоб», и женщины с удовольствием заняли каждая свое место, предвкушая долгие упоительные разговоры и цветистые сплетни.

– Как, вам, нравится у нас, Луиза Леонтьевна? – спросила неугомонная Таисия. – Вы, верно, более любите пребывать заграницей?

– Да. Я люблю Париж, – Вешнякова отчего-то смутилась, и замолчала, не ведая, что говорить дальше.

– Ах, Париж, – всплеснула руками Таисия Прохоровна, – а со своим мужем вы познакомились там?

– Нет, у нас было очень простое знакомство в Старой Руссе, где служил мой батюшка.

Женщины переглянулись, не желая превращать разговор в допрос, но Муравлина не удержалась, памятуя встречу в дороге.

– У вас есть дети? – осторожно проговорила Ирина.

– Нет. Бог не послал нам с мужем детей.

Женщины переглянулись, понимая всю неловкость положения, и решили сменить тему, занявшись любимым развлечением – сплетнями. Эльза, оставшись на веранде, долго находилась в одиночестве. Мужчины играли в карты в кабинете, молодежь занялась бирюльками28, а женщины болтали в саду. Она вышла на улицу, вдыхая горячий вечерний воздух лета, и пошла по направлению к беседке, желая насладиться прекрасной погодой. Беседка была достаточно уединенным местом. Эльза мечтательно прислонилась к деревянному столбу, вовсе не желая, чтобы её покой кто-то нарушил. Но Павел тихо прокрался через кусты сирени. Мелецкий подошел к Эльзе.