Метаморфозы сердца. Любовь в прошедшем времени

Ей не хотелось об этом думать – она запоминала каждый миг этого счастья, чтобы сладкими воспоминаниями утешать себя в будущем.

– Нам нельзя быть врозь, – однозначно произнес он.

– Все не так просто… у нас есть семьи.

– У меня разрывается сердце за дочь! Но мне совершенно не жаль свою жену, ибо это её вина в том, что так произошло.

– Но мы позволили этому случиться, нельзя всю ответственность взваливать на нее!

– Нельзя. Но мне не жаль ее.

– А дочь?

– Дочь? Аня всегда спрашивает у меня: «Папа, почему ты не любишь маму?». Хотя мы никогда при ней не выясняем отношения. Но она чувствует. Одна женщина мне сказала: «Дети всегда несчастны, когда несчастен хотя бы кто-то один из родителей. Пытаясь сохранить брак «ради них», вы разрушаете душу ребенка еще больше. И та боль, что остается внутри него, и те последствия гораздо разрушительнее, чем развод, который ребенок мог бы пережить один раз».

– У меня сын постоянно болеет, – задумчиво сказала Лена. – Думаешь, из-за этого? Он мучается из-за моих страданий?

– Вполне вероятно. Ты думаешь, он не ощущает неполноценности вашей семьи и твою болеющую душу? Ведь дети отличаются невероятной чувствительностью! И самое интересное – они имеют изумительную связь с родителями, особенно с родителями противоположного пола.

– О-ох, – в нетерпении Максим прижал её к себе, осыпая поцелуями лебединую шею. – Непростительно… для меня. Непростительно и для тебя! Как ты могла мне это позволить?!

– Ты был слишком категоричен! А я, наверное, слишком слабовольной.

– Лен, я не раз задавал себе вопрос – неужели любовь может существовать вечно?.. И всякий раз мое сердце с тоской вздрагивало внутри меня, сотрясая всю душу. А когда я увидел тебя впервые после многолетней разлуки… а увидел я тебя еще задолго до моего представления коллективу, когда приходил на консультацию с предыдущим директором… Ты пробежала мимо меня, просматривая какие-то бумаги в своих руках и бросив мечтательный и совсем неделовой взгляд в окно… В этом взгляде было столько усталости и надежд… Тогда будто мир перевернулся перел глазами, и я понял, что не так с моей жизнью! Когда-то её исковеркали, скомкали и изувечили… и я уже не надеялся, что сумею что-либо исправить.

– А сейчас? – спросила она и поднялась, чтобы увидеть его глаза.

– А сейчас я ни за что на свете не отпущу эти чувства… Даже если для этого мне придется потерять все, но обрести тебя…

– Но как же Влад… Ирина… дети… Я не представляю этого, Максим! – в её голосе напряженно звучала трагичность.

– Я тебе говорю: они не будут счастливыми, видя наше несчастье.

– Но всё-таки это грех – разрушать семьи… тем более из-за собственного эгоизма. Мы ведь сами виноваты.

– Грех – жить и надеяться на счастье там, где его не будет никогда. Грех – обвинять ежеминутно себя в ничегонеделании для того, чтобы исправить ситуацию. Грех – продолжать врать семье, что тебя все устраивает и тебя радуют ваши совместные праздники и выходные. Грех – верить, что нашим детям легче жить на осколках треснувшего кувшина. Грех – иметь возможность быть счастливыми и сделать счастливыми окружающих нас людей… сделать счастливыми своей любовью других. И самый страшный грех – это предательство любви, осознанная попытка уничтожить чувства, намеренное пренебрежение ими. Ведь любовь – это лучшее, что может быть в нас… Возможно даже то, что приближает нас к Богу.

Она молчала, боясь ему противоречить, ибо он был прав, как никогда ранее…

– И предательство любви – не есть измена… А попытка сделать вид, что этой любви не существует…

– Господи, что будет? – выдохнула дрожащим голосом Лена. – Ты можешь себе представить, если мы…

– Будет нечестно обнадеживать наши семьи словами о несуществующем счастье! – перебил её Максим. – Ты сможешь жить без меня, скажи честно?

– Смогу существовать, как прежде…

– Я едва ли не каждый день смотрел на свою жену и представлял тебя. Клянусь тебе, я видел твой взгляд, твои глаза, твою улыбку. Я каждое мгновенье сравнивал вас. Как думаешь, если она об этом узнает, ей будет приятно? Она не любит меня, поэтому её постигнет лишь разочарование. Возможно, боль от этого разочарования, но не от разбитого сердца. А вот твой муж это пережил бы иначе, правда?

– Правда…

– Вот и думай сама… о том, как лучше поступить и что делать, чтобы не причинять мучения другим… Посмотри сама: ты будешь продолжать жить с Владом, создавая иллюзию счастья. Твой сын вырастет и все поймет. И не будет в его сознании боли горше от самообвинения в том, что из-за него ты не смогла быть счастливой. Ведь, будучи взрослыми, мы смотрим на всё иначе… Это я тебе говорю, как сын несчастной женщины, так и не сумевшей насладиться жизнью в полной мере.

– Знал бы ты, как я корила себя все эти годы, Максим! Знал бы ты, как ненавидела и презирала людей, уничтоживших наши чувства!

– Наши чувства они не разрушили – они искалечили судьбы. А ведь твой Влад знал, что ты любишь меня, когда делал предложение?

– Знал.

– Но думал, что ты со временем полюбишь его, правда?

– Да.

– Иллюзия людей, не имеющих представления об истинной любви, – в его словах она ясно услышала свои мысли. – Теперь, пронеся это чувство сквозь годы в своем сердце, могу однозначно сказать – любовь может быть разной, но истинная любовь – одна, как есть одна и сама истина.

Непредвиденный фатум

Леночка летела домой на крыльях. Словно чувствуя на себе фантом возлюбленного, её тело реагировало мурашками на новые воспоминания. Ей казалось, что вся Вселенная тычет на нее пальцами, обвиняя в измене мужу, но Лену это мало волновало. Она вновь обрела себя – она коснулась своей любви! Да, безоговорочно, Максим прав, – они обязаны бороться за свои чувства. Нет смысла скрываться тогда, когда сердца кричат о любви, моля пощадить её. И они пощадят! Непременно!

Она категорически не готова остаток дней проводить в страданиях по несчастной любви! Она хочет быть счастливой! А это возможно только рядом с любимым ею человеком!

Сейчас она незамедлительно начнет разговор с Владом! Чего еще ждать?! Жить нужно сейчас! Взять и перешагнуть пропасть сомнений! Или, если нужно, перепрыгнуть. Да, есть риск. Риск есть всегда. Но теперь она не боится упасть, ибо потерять себя из-за слабоволия – гораздо хуже гибели в битве за любовь.

Квартиру наполняли утренние лучи солнца, пряча в продолговатых тенях сонливость уходящей ночи. Вопреки ожидаемой тишине, Лена услышала скрипучее ёрзание на стуле и звон чашки о блюдце – этот немыслимо раздражающий звук будил её каждое утро.

– Наконец-то! – стиснул её в объятиях Влад. – Всю ночь сижу. Нужно было все-таки ехать за тобой на работу. Но знаю ведь, что тебя это приводит в бешенство.

Закрыв глаза, мысленно спрятавшись от его обхаживаний в какую-то нору, Лена присела на стул у входной двери, чтобы разуться.

– Представляешь, у Алекса опять температура! – сообщил Влад, чем вызвал на её лице шок.

– Когда заметил? – с подозрением сощурилась она.

– Да пару часов назад проснулся и пожаловался на плохое самочувствие.

В этот момент хотелось завыть. Алекса только выписали из больницы после бронхита.

Картина с представлениями о её прыжке стала сужаться, и, ощутив какой-то спазм внутри себя, она мысленно попятилась, отодвинув себя от края пропасти.

«Почему ребенок страдает? – вот о чем кричала её голова. – И именно в эту ночь опять? Виной тому я и мое желание быть счастливой?» Почему нет? Может ли быть что-то хуже эгоизма родителя, осознанно взваливающего на свое чадо последствия греха, способного осчастливить одного и сделать несчастным другого? Ведь желание стать счастливой приобретает эгоистичные черты в момент, когда её чадо рискует быть несчастным вопреки догмам Макса. Возможно, подсознательно ребенок считает себя лишним в жизни мамы, каждую минуту мечтающую о личном счастье вне семьи, созданной с нелюбимым мужем?

Глотая слезы, она растерянно смотрела на Влада, будто все ответы на свои вопросы искала в его глазах. Но его взгляд казался безразличным.

– Да чего ты так, Лен? Говорил ведь врач – перерастет.

– Да-да, конечно, – как-то истерично улыбнулась она, отправляясь на кухню.

Нужно что-то делать. Она не может смотреть в глаза мужу. Почему не может? Ведь она сама ждала этого! Ждала ведь соития со своей любовью! А теперь что? Это случилось! Почему тогда столько позора в сердце? Или это обыкновенная трусость перед открытием ключевых моментов истины? В какой-то момент ей казалось, что этот позор невероятно очевиден, потому она попыталась скрыть его под струей воды, принявшись судорожно перемывать посуду.

С подозрением сощурившись, Влад наблюдал за супругой, и Лена даже подумала, что тайна её измены все-таки раскрылась – его недоумение виделось ей каким-то сведущим.

– Тебе нужно немедленно оставить работу, – вдруг констатировал он тоном, не терпящим возражения. – Не нравятся мне эти ночевки! Плохо на здоровье сказываются. Вон руки трясутся, как у старушки. Перенервничала, что ли? Ленусь, посмотри на меня. Да оставь ты эти чашки!

Закрыв воду, он за плечи повернул её к себе и попытался взглянуть в глаза. Щеки супруги пылали.

– Лен… – он заботливо коснулся губами к её лбу, – Леночка, ты горишь! Температура! Точно!

Влад крепко обнял её, а она съежилась, пряча лицо на его груди.

– Где вы умудрились заболеть? – причитал он.

«Я больна любовью. А никто этого никак не поймёт!»

Она так спешила домой, чтобы порвать все эти путы… Разорвать навеки! Путы нежеланного брака, ставшего для нее тюремным бременем. Но, что странно, – все слова, крутившиеся на кончике языка нетерпеливыми порывами высказать все накипевшее, все горячие и красивые фразы она проглотила.

Нет! Влад не заслуживает того, чтобы его так равнодушно бросила женщина, ставшая смыслом жизни! Нет! Она не может поступить с ним так, как с чужим человеком! С ним столько связано… но ведь она любит! Она любит, любит, любит другого и сегодня ей пришлось в этом убедиться!

Лена попыталась угомонить свои скачущие мысли, позволяя голове немного отдохнуть.

– Владик, температура от усталости, – она мягко его отстранила и направилась в спальню.

– Я отвезу Алекса в больницу сам, когда он проснётся, – сказал Влад, укрывая её пледом. – А твоим на работе скажу, что ты заболела. И не пререкайся! Пусть увольняют! Не стоит твоя скудная зарплата таких жертв. Всё, отдыхай, голубка.

Его поцелуй заставил её расплавиться и утонуть в теплом солнечном свете.

Глухое сердцебиение унесло снова в эту ночь, в тот самый момент, когда Максим так бережно прижал её к себе, целуя на прощание и тихо проговаривая: «Не позволю никому больше… никогда больше… отнять тебя у меня».

Но сон оказался каким-то беспокойным. Да и разве она спала, если все время в видениях старалась контролировать даже свои мысли, будто боясь, что муж услышит их. И столько мелькающих силуэтов, каких-то загадочных событий, тревожных вещей.

Она все время боялась опоздать… проспать… что-то пропустить. И в определенный момент, схватив мобильный, Лена с ужасом обнаружила двенадцать пропущенных вызовов. Почему-то сердце оглушительно затарабанило. Кто это? Неизвестный номер.

– Влад! – крикнула она, но её голос растворился в беззвучности.

Перезвонив, Лена с нетерпением ждала ответ на другом конце связующей линии.

– Леночка! – Оксана Павловна кричала в трубку. И в голосе слышалось некоторое торжество. – Наконец-то! Бегу на работу, родная. Возвращаюсь! Скоро все будет хорошо. Закончились наши мучения! Нет метлы больше!

Какой метлы? Что за бред? Что будет хорошо?

– Объясните, Оксана Павловна, – сонно попросила Леночка, всеми силами стараясь понять сказанное.

– Ну, конечно, для нового директора не очень хорошо, что так случилось… – это говорилось скорее из приличия, чем искренно. – Но жизнь – штука непредсказуемая.

Почему-то закружилась комната, и Лена словно ощутила, как кто-то за плечи усадил её в кресло.

– Что с новым директором? – спросила тихо она. Слышать ответ не хотелось. Будто она его знала.

– Да умер он! – как-то просто ответила начальница, будто кто-то из знакомых сходил в магазин за хлебом. – В автокатастрофе разбился, представь! Сегодня ночью. Точнее, под утро… Возле переулка…

Дальше голос начальницы заглушил какой-то до безумия противный писк. На какое-то время в голове образовалась тишина мыслей. Ничего. Просто пустота. И этот странный убивающий звук.

Ошибка какая-то. Это ошибка. Нет, она даже не подумает поверить! Она сейчас наберет кого-нибудь еще. Сейчас же… чтобы опровергнуть… глупости…Однозначно, бред!

Сообщение?! От кого? От Макса! Ну вот, она так и думала! Ошибка ведь!

«Я любил тебя всегда. Наверное, это роковая любовь». Время?.. На рассвете. Он отправил это, как только они расстались.

Это ничего не значит! Он не мог так просто взять и погибнуть! Ну не мог!

Её пальцы нажимали на какие-то кнопки. Затем её уши слышали чей-то голос. Её сердце глухо билось в ответ на чьи-то слова. Её тело стало чьим-то. Казалось, и душа его покинула.

Лена не помнила себя от крика. Забежавший в комнату Влад попытался успокоить истерические припадки, что силы обняв её своими руками.

Перепуганный Алекс бежал со стаканом воды. Утопив невыкричанную боль в судорожных глотках, Елена обмякла в руках мужа. Она не говорила, а он будто знал всю темноту её скорби.

– Ляг отдохни, – тихо сказал Влад, моля её об этом.

Только полные ужаса глаза сына привели её в чувство.

– Сынок, – вдруг опомнилась она, – что сказал врач?

– Да ничего! – Влад с недоумением развел руками. – Сказал понаблюдать. Ничего нет. Никаких больше признаков. И температуры больше нет. А ты? – он коснулся ладонью её лба. – Да и у тебя вроде спала. Вирус, что ли?

Ее блуждающий взгляд свидетельствовал о болезни. Но если бы Влад не знал ее, то непременно сказал, что это болезнь души. Слишком безумными и совершенно несчастными казались глаза. И он понимал, что сейчас Лена не с ним. Она даже как-то косвенно или поверхностно интересовалась здоровьем сына.

Размытый фон стал приобретать черты комнаты. Немного взяв себя в руки, Лена приняла принесенное мужем успокоительное. Рука Алекса нетерпеливо сжимала её кисть и, вновь заметив его побледневшее от ужаса лицо, она вдруг крепко обняла сына.

Все остальное, имеющее такую важность для нее, почему-то отодвинулось на задний план. Что может быть важнее жизни любимого человека? Очевидно, только жизнь самого любимого человека – ребенка!

Прижав русую головушку сына к себе, она мысленно просила прощения. Потому что видела в его страданиях только свою вину.

Какое-то время Влад сидел рядом безмолвно и даже его глаза, обычно сияющие улыбкой, не выражали ни единой эмоции. Ей думалось, что он осуждал. Хотя откуда ему было знать о них с Максимом?

Казалось, что сердце разорвется на куски, а мозг не выдержит напора событий за последние сутки и сойдет с ума. Она умудрилась обрести и потерять любимого мужчину… она получила немыслимый страх причинить вред сыну. И почему-то теперь она с ужасом думала о своей вине перед Владом, в глазах которого прочла скорбь не меньшую, чем та, что господствовала в её душе.

Заблуждения сердца

– Влад слишком нервничал из-за тебя. Но, думаю, результат его обрадует! Поберечься тебе надо. Но не потому, что со здоровьем что-то страшное. А потому, что наоборот, лучше не бывает.

Многозначительные комментарии подруги-врача её порой угнетали и безжизненными глазами Лена потребовала от той объяснений.

– Да беременна ты, Лен, – говорила та, смотря в монитор компьютера.

– Ты что-то неверно видишь, – недовольно буркнула та. – Посмотри получше. У меня ведь средство предохранения…

– Да помню я! Но ваша любовь, наверное, настолько сильна, что подобные вещи для детей не помеха, – вдумчивый взгляд подруги сощурился.

В состоянии бессознательного шока Лена приподнялась с кушетки.

– Ты серьезно, Мила? Я не верю!

– Это ничего не меняет, – рассмеялась та. Умоляющие глаза Лены заставили куму утихомирить свою пылкую радость. – Да знаю я о твоем нежелании второго ребенка! Но ведь Влад так хотел! Да и Сашенька хотел брата или сестру. Пока позволяет возраст, нужно рожать, дорогая! У вас прекрасная семья! А теперь будет еще лучше!

Пока Милана черкала что-то в карточке, застывшая, будто статуя, Лена пыталась привести себя в чувства. Неужто правда? Бросив взгляд на подругу, она удостоверилась в полной серьезности своего положения – ни слова о шутках. Да и куда тут шутить?

Завороженно напялив на себя кофту, Елена опустилась в кресло перед кумой с побелевшим лицом.

– Тебя тошнит? – спросила та, заметив что-то неладное.

– Нет, – её бровки прыгнули, отвлекшись от эмоции хладнокровного замешательства.

– Неужели ты до такой степени не хочешь этого ребёнка? – снисходительно сомкнула губы Мила. – Ну ведь счастье-то!

– Счастье, – кивнула головой Лена. – Очень большое! Огромное! Только это счастье не от Влада.

Последние слова она как-то прожевала, устало опустив голову на сомкнутые перед собой кисти рук. Зависшая тишина навязчиво звенела осуждением. Или, может, просто недоумением. Шоком.

– Как так? – тихо спросила Милана. – А от кого, Лен?

– От Максима, – истерически засмеялась та, глотая подкатывающие к горлу рыдания.

– От Мальцева? – с ужасом воскликнула Мила.

Они ведь две недели назад вместе ходили на его похороны!

Та закивала головой, продолжая рыдать и смеяться одновременно, что заставило Милану перейти в более глубокую и безмолвную стадию шока. Ей о многом хотелось спросить, и только осведомленность о неистовой болезненности этой деликатной темы принуждала молчать и бездействовать. Наконец Лена выплакалась и смолкла, теребя в руках какую-то материю.

– Его платок, – показала она. – Тогда я тоже рыдала навзрыд. Такие пустые переживания были! Просто упала в его объятия, как в омут… Ночь волшебная… Как будто меня околдовали. Уже думала от Владика уходить. Даже речь прощальную приготовила. Как тут… не его смерть меня остановила. А болезнь Алекса. Я вдруг поняла, что беды все от моего эгоизма. Ну вышла уже замуж, чего убиваться-то? Но ведь хороший Владик у меня! И с Алексом у них идиллия. Они не смогут врозь. А отдать сына я… это безумие.

– Леночка, так что же теперь, родная моя? – вдруг заговорила навзрыд обычно хладнокровная Милана. – Избавишься от этого дитя?

Та только смотрела куда-то в точку и молчала. Слезы капали, капали, капали. Они и мешали ей говорить.

– Да как я могу? – вдруг снова завыла Лена. – Это ребенок ведь от человека, которым я ежедневно грезила столько лет! Которому всю жизнь мечтала родить! Ох, знала бы ты, сколько раз я думала об этом моменте. Сколько раз представляла, что Алекс мог бы быть от него! Хотя… ясно, что это невозможно… Я не смогу убить… это единственное и самое вечное воспоминание о нем! Плод нашей любви… как кто-то не посчитал бы это абсурдом, я всю жизнь буду хранить тайну в себе.

И, опомнившись, она с многозначительной требовательностью посмотрела на подругу.

– Да можешь не просить о молчании, – вытерла слезы та. – Даже с дулом у виска не признаюсь! Ты ведь знаешь о моем отношении к абортам. А тут еще и такая история! Даже подумать страшно.

– Бог – чудотворец! Он всегда осуществляет наши безумные желания. И так часто скрывает за этим подвох.       Поучительный подвох, отрезвляющий, возбуждающий желание жить. Теперь я смотрю на все совершенно иначе.

– Даже представить не могу, как с этим быть? – ужаснулась Милана, представив себя на месте подруги.

– Потому что ты не жила с этим раньше. А я треть жизни провела, будто в ней чужая. И знаешь, что я поняла? Стремительно несущее нас по время рано или поздно обнажает самообман, которым мы успокаиваем себя многие годы, считая, что несчастье в душе вполне оправдано и остается с этим только смириться. И нет большей трагедии, чем боль от самообвинений, превратившаяся в ненависть к себе за неверно сделанный выбор. А ведь на самом деле… а ведь на самом деле мы просто не умеем любить, и не ценим возможности делать это незамедлительно… сейчас же… пока никто не отнял эту возможность. Теперь есть, о чем подумать… и есть что крайне необходимо понять. Возможно то, что станет для меня некоторым шоком. Но я готова уже ко всему.

Она видела в его глазах напряженное ожидание, которое обычно бывает тогда, когда ждут приговор. Он терпеливо молчал, переворачивая в руках песочные часы – сувенир от Алекса, которым ему удавалось как-то себя успокоить.

– Я беременна, – тихо сказала Лена, в предвкушении жмуриться от потока радости, которую обрушит на нее муж, как это было после известия о первой беременности.

Но, к её ошеломлению, он совершенно не среагировал, и поток колючего холода вдруг вызвал дрожь в конечностях. Эта реакция являлась предвестником не очень добрых вестей для Лены.

– А я вот хожу эти недели и думаю: когда же моя Леночка наконец-то информирует меня о таких немаловажных новостях?..

Спертое дыхание задержало воздух где-то глубоко внутри, и она наверняка упала бы без чувств, если бы молниеносно не присела. Закрыв лицо руками, Лена в ожидании замерла.

– Я видел вас с ним. Ваши обнимающиеся тени у окна твоего кабинета. Не знаю, насколько часто вы встречались, но я увидел вас в ту ночь, когда ты якобы занималась рабочими делами в офисе.

В голосе Влада слышалась сдавленная боль, которую он нехотя ворошил сейчас, будто смятый лист бумаги, с ненавистью скомканный и брошенный куда-то в угол. Теперь она понимала: все время он жутко хотел этот мусор выбросить из своей головы. Но, очевидно, не вышло.

– Это было один раз, – тихо сказала она, желая оправдать себя и немного его успокоить.

Бегло взглянув на него, Лена поняла, что любые попытки объясниться делают ему больнее, поэтому она кротко смолкла в ожидании его обвинений.

– Скажи, а если бы он не умер? – прозвучавший вопрос заставил её задуматься. – А если бы не случилось этого жуткого случая, ставшего роковым в ваших отношениях? Что тогда? Ты развелась бы со мной?

Господи, как не хочется отвечать! Даже представлять себе этого не хочется. Слова о смерти Максима всегда вызывали в сердце сдавленную боль, лишающую её мыслей и чувств. Будто в такие мгновенья внутри неё господствовала убивающая пустая темнота… И сейчас эта темнота не позволила ей ответить, а вопрос ставил её в тупик.

– Развелась бы! – кивнул головой Влад. – Ты любила его всегда, почему бы не воспользоваться таким моментом, правда?

Она молчала.

– Я так надеялся, что ты тихонько сделаешь аборт, – его тяжелый вздох заставил её замереть, и Лена даже закрыла руками глаза от этих чуждых для сердобольного Влада слов. – Не хотелось брать на себя эту ответственность. Боялся столкнуться с этими выяснениями, потому оставил их в своих мозгах плодом собственного воображения.

– Владик, хочешь я просто уйду? – всхлипывая спросила она. – Чтобы не теребить тебе душу?

– А в чем разница, Лен? – он опустил голову, продолжая свое бессмысленное занятие. – Я все равно буду продолжать любить тебя. Да и из моей памяти не улетучится эта нелепая информация. А без Алекса как мне прожить? Или ты готова и сына бросить?

– Да не хочу я никого из вас бросать! – вдруг заревела навзрыд она. – Да и не хотела, Влад! Были мысли – да! Думала об этом. Но потом… в один момент вдруг поняла, что не смогу! Не получится!

– Че так? – под своим сарказмом он хотел скрыть муки от сердечной раны.

– Да потому что не настолько я к тебе равнодушна, насколько думала. Всю жизнь прожила рядом с тобой, как тень, и только после случившегося поняла, что люблю тебя.

– Мне почему-то все равно кажется, что не так сильно, как его! – Лена поняла, что его разочарование всесильно, и теперь поверить ей он вряд ли сможет.

– Как теперь жить без твоего доверия? – тихо спросила она.

– Да так же, как жили, – вздохнул он. – Если быть честными, я ведь сам виноват. Настоял тогда на браке, торопился, не дал тебе времени справиться с чувствами и забыть его. Вроде я и не заставлял тебя выходить за меня замуж, но не давал возможности всё обдумать. Мне надо было отойти в сторону, а я считал, что могу помочь. А теперь понял: кто я такой, чтобы заставить чувствовать? Мне кажется, что и Бог не властен разобраться с человеческим неумением любить.

– Почему неумением? – спросила она.

– Потому что, если бы я умел любить, то предоставил бы тебе свободу выбора. А я нахрапом давил, эгоистично пытаясь заставить тебя любить меня, меня и никого, кроме меня.

Их мысли встретились в прошлом – там, где можно было исправить так много, чтобы сегодня не ужасаться происходящим. И каждому казалось, что это сон, который вот-вот закончится, и все снова будет хорошо. А ведь хорошо никогда не было! Было «с понтом» хорошо. Или хорошо в кавычках. Разве может быть хорошо там, где вместо чувств – лицемерие, вместо жизни – фарс, вместо истинности – игра в любовь?