Избранное

Перед глазами Валерия, как кадры из фильма, пронеслись подробности двух недавних ДТП. Первая авария произошла в Санкт-Петербурге на пересечении проспектов Энгельса и Просвещения. Ситуация стандартная: водитель черного «Мерседеса», молодой человек двадцати семи – тридцати лет, ехал по проспекту Энгельса и, рассчитывая проскочить на желтый, врезался в BMW, которая также летела на желтый по проспекту Просвещения. Из обеих машин тут же высыпали молодцы с мобилами и, размахивая руками, начали орать друг на друга. Никто из них даже не подумал поинтересоваться состоянием пассажиров. Пострадали – не пострадали, может, медицинская помощь требуется? Кто-то из зевак вызвал милицию, к приезду которой – через сорок минут – молодые люди, выясняя отношения, успели поколотить друг друга. Разняв дерущихся, работники ГАИ начали допрос водителей и свидетелей. Движение надолго остановилось – во всем районе образовались километровые пробки.

Представители страховых компаний прибыть не изволили. А может, их и не вызывал никто – не привыкли еще наши водители к этому порядку. Через полтора часа Валерий, несмотря на свою профессиональную заинтересованность, ушел, не дождавшись конца разбирательства. Да и неизвестно, когда оно в итоге закончилось. Представители милиции никаких комментариев не давали. На любой вопрос недовольно отвечали: «Разберемся!» Водители продолжали крепко выражаться, угрожая друг другу расправой. В общем, настоящая разборка.

Второе дорожно-транспортное происшествие Валерий наблюдал в Финляндии, в городе Хельсинки.

Причина и условия аварии – аналогичные. Только поведение участников столкновения было прямо противоположным. Водители, выйдя из машин, первым делом спешили убедиться в отсутствии пострадавших, при этом каждый предлагал другому свою помощь. В считанные минуты здесь были представители страховых компаний, сразу принявшие на себя заботы о решении дальнейшей судьбы машин. Словно из-под земли выросшие полицейские очертили мелом на асфальте контуры автомобилей и измерили тормозной путь. Через пять минут движение было восстановлено. Водители обеих машин, мирно беседуя, зашли в кафе, где сидел наблюдавший за развитием событий Валерий. Заказав кофе, они продолжили разговор и вскоре разошлись как старые друзья.

«Две похожие ситуации, и так по-разному разрешились! Когда же мы в России, наконец, дойдем до цивилизованного уровня?» – досадовал про себя Валерий.

Погода постепенно налаживалась, ветер стихал, но посадку не объявляли. Валерий согревался, медленно потягивая коньяк. Одиночество нет-нет напоминало о себе томительным печальным ощущением уходящего времени. Вспомнились школьные годы и девочка Наташа с соседней парты. В третьем классе он влюбился в нее по уши. Стеснительность не позволяла ему признаться ей в своем чувстве, и он страшился представить себе, что за этим последует. Когда они нечаянно встречались, он опускал глаза и не мог произнести ни слова. Однажды, это было уже в четвертом, они всем классом отправились за город на пригородной электричке. Помогая войти в вагон, он подал ей руку, и она пальчиками коснулась его руки. Он нежно сжал ее теплую ладошку и не выпускал сколько смог. Потом они долго гуляли и веселились на зеленом лугу. Он снова и снова подавал ей руку, она охотно брала ее, и они носились как угорелые.

Валерий потер ладонь и почувствовал тепло ее руки и нежное пожатие – как будто это было вчера.

Где она теперь, красавица Наташка? Как сложилась ее жизнь? Куда занесли пути-дороги? Тогда, после седьмого класса, она уехала с родителями в другой город. Больше они не виделись.

Приятные воспоминания и выпитый коньяк подняли настроение. Статья и аварии отошли на второй план. Как молния, сверкнула мысль: «Разыскать бы Наташку! Может, и жизнь семейную сумел бы наладить. Она ведь путешествиями увлекалась. А мне по работе вон сколько куролесить приходится… Ну да где ее найдешь теперь? Она наверняка замуж вышла, фамилию сменила…»

Наконец объявили посадку. Валерий позвонил встречающим. Те сообщили, что все в порядке:

– Встречаем с табличкой, на которой будет ваша фамилия. – И с английским акцентом, немного смешно, произнесли: – Казаков – правильно?

– Да-да, все правильно.

Во время полета из головы не уходила Наташка. Прямо наваждение какое-то. Вспоминалась последняя встреча, и как она поцеловала его в шею. Он в ответ – в щечку. Это был первый поцелуй в его жизни. Ощущение ее нежной кожи он не забыл до сих пор. Как давно это было и как недавно.

Через четыре часа самолет приземлился в аэропорту Ларнака.

Валерий был без багажа, поэтому к выходу подошел первым. Начал искать табличку с надписью «Казаков». И вдруг услышал:

– Валерий!

Он оглянулся… И застыл на месте.

– Наташка! На-таш-ка!!! Ты ли это? Откуда? Какими судьбами?

Он крепко обнял ее, сжал в объятиях, как будто боясь потерять, и повторял:

– Наташка, милая моя, Наташка…

Время остановилось и даже повернуло вспять. Они расстались вчера, ну, конечно, вчера. И Наташка все та же, ничуть не изменилась.

– Как ты нашла меня?

– Да очень просто: твоя же фамилия Казаков, – произнесла она, показывая на табличку, которую держал встречающий водитель. Я увидела, вспомнила нашу последнюю встречу и поняла, что это ты и нам обязательно надо встретиться.

Не там построили

Решение о строительстве завода Z принималось на самом высоком уровне. В ход пошли привычные лозунги: «Стране нужны высокоточные приборы! Мы должны быть впереди Америки! Незамедлительно построить завод по производству высокоточных приборов! В течение двух лет!»

И это несмотря на то, что ничего нет. Нет такого завода в плане, нет финансирования, лимитов на ресурсы… и многого другого, без чего нельзя строить.

Неважно – включить, выделить, предусмотреть! И немедленно!

Ответственный – замминистра Петр Петрович. Начинайте завтра.

Петр Петрович собирает экстренное совещание, спускает команды вниз в главки, начальники главков – в тресты и т. д. по всей цепочке.

Место для будущего завода замминистра выбирает лично – столь ответственное мероприятие никому нельзя доверить. Спустишь на тормозах, и не там построят, черти!

При этом замминистра рассуждал следующим образом. Во-первых, территория должна быть огромной – чтобы на все хватило места. Во-вторых, завод будет с полной инфраструктурой, значит, необходима хорошая транспортная доступность. В городе это сложно… «А давайте-ка, уважаемые, полетаем над городом – сверху, как известно, все видно», – объявляет Петр Петрович.

Сказано – сделано. Через час вертолет с заместителем министра и чиновниками разного уровня уже парит над городом. Летали долго – выбор непростой.

«Смотрите, прекрасное место, и рядом с городом!» – прокричал сквозь шум вертолета Петр Петрович, указывая на зеленый дачный массив.

Обрывочные фразы «так ведь там же поселок, люди живут – ветераны войны, пенсионеры…» утонули в вихревом потоке и остались без ответа.

Решено! Строим здесь!

Виктор Антонович получил задание строить завод.

К этому времени о судьбе жителей поселка успели позаботиться: кому выдали компенсации, кому предоставили квартиры, а кто и вовсе остался на бобах. Объяснялось это просто: «У вас документов нет – ваша дача "незаконная"», и весь сказ. (Это после пятидесятилетнего проживания на ней!)

Но несмотря ни на что, люди продолжали жить, пололи грядки, выращивали овощи. На плодовых деревьях созревали яблоки и сливы. На улицах играли и катались на велосипедах дети. Не так просто в один день взять и бросить нажитое годами. Здесь ведь все родное, знакомое. Своими руками сделанное!

Виктор Антонович пытался по возможности смягчить ситуацию – спланировал очередность так, чтобы хоть какая-то часть людей успела собрать урожай. Ужасное это дело – резать по живому, сносить построенное руками живущих здесь в течение долгих лет. Но сверху дана команда: «Выполнять!» – ничего не поделаешь. Честно говоря, не для строителей такая работа. Они в душе – созидатели, чем и гордятся. А тут разрушать надо. И не только дома, сады и огороды, а еще и человеческие чувства.

Строительство котельной Виктор Антонович поручил уже немолодому мастеру – серьезному сорокатрехлетнему седовласому мужчине, шестнадцать лет назад приехавшему с Украины. Звали его Николай Иванович, но все обращались к нему Иваныч или просто Николай. Жена мастера умерла три года назад, «сгорела» буквально за полгода – рак желудка. И с тех пор он жил один в небольшой квартирке и воспитывал сына, которому на тот момент исполнилось восемь лет.

И надо такому случиться, что на месте будущей котельной в симпатичном домике, окруженном садовыми деревьями, жила молодая женщина с трехлетним сыном Сашей.

В первый раз, походив вокруг домика и полюбовавшись садом, Николай не решился зайти.

На следующий день у калитки играл маленький Саша.

– Здлавствуйте! – увидев Николая Ивановича, радостно воскликнул малой. – Я тут живу с мамой, она в оголоде. А вы к нам в гости плишли? – И не останавливаясь: – Мама, мама, к нам дяденька в гости плишел!

Из-за куста сирени, вытирая руки о полотенце, показалась молодая женщина.

– Что же вы стоите? Сашенька, приглашай дяденьку в сад, чайку попьем, яблочками угостим – вон какой белый налив в этом году созрел.

Николай несмело шагнул в сад, присел на скамейку.

– Меня Ольгой зовут, – первой представилась женщина. – А это мой сын – Сашенька. А вас как величать?

– Николай. Для Саши – дядя Коля.

На столе появилась плетеная тарелка с яблоками, чашки с чаем и клубничное варенье.

– Угощайтесь, Николай! – предложила хозяйка. – Здесь все свое, натуральное. Урожай в этом году отменный!

Ольга рассказывала о своей жизни, Николай – о своей.

В их судьбах было много общего. У Ольги два года назад муж погиб в аварии, и она жила с сыном в комнатке в общежитии. Дача досталась от родителей мужа. Они получили компенсацию и разрешили Ольге пожить здесь лето.

За разговором время пролетело быстро, настала пора поблагодарить хозяйку и уходить.

Николай поднялся:

– Спасибо, Ольга! Спасибо, Сашенька!

Он сам не заметил, как назвал ребенка Сашенькой – по-родительски тепло и ласково.

– На здоровье, приходите! – подавая ему руку, проговорила Ольга.

И то ли Николаю показалось, то ли это действительно было так, но он почувствовал в ее словах грусть. Сердце будто током пронзило, и оно забилось быстро-быстро.

После смерти жены он не встречался с женщинами – целыми днями работа и сынишка. Одному с ребенком нелегко.

Всю неделю Николай каждый день приходил в гости к новым знакомым. Они проводили время за беседой и играми. Однако о причине своего визита Николай не осмеливался сказать.

В пятницу на оперативном совещании Виктор Антонович спросил:

– Что с котельной, Иваныч?

Николай сначала замялся, а потом брякнул:

– Все в порядке, на следующей неделе начинаем копать.

– Смотри не подведи!

Всю ночь Николай не мог уснуть, думал, как сказать Ольге, что он пришел их сносить. Ворочаясь с боку на бок, в конце концов решил: утро вечера мудренее – что-нибудь придумаю. Но, видимо, в голове уже созрел какой-то план, и он, успокоившись, заснул.

На следующий день Николай пришел с теодолитом и начал делать разметку котлована под котельную. Саша бегал рядом. Ольга удивленно наблюдала. Угловые колышки попали прямо в центр сада.

– Значит, так, – приказал он рабочему, – этот колышек на пятьдесят метров вправо, второй тоже. Завтра начинай копать. Дачу и участок не трогай!

Колышки были вбиты за пределами участка. Дача спасена.

Когда через два месяца геодезист делал разбивку газопровода, он долго не мог понять, в чем дело: путь будущей трассы проходил по самой середине сада, но никак не к котельной.

– Да вы же котельную не там построили! – заорал он, наконец сообразив, в чем дело.

– А ты где был, когда строили? – спокойно возразил Николай. – Кто у нас геодезист? Кто разбивку зданий должен делать – ты или я? Так что сиди и помалкивай. Сам виноват.

– А, да пошли вы… – зло махнул рукой геодезист и удалился.

Через четыре месяца Николай и Ольга пригласили Виктора Антоновича на свадьбу. И только тогда Николай сознался, что специально нарушил план.

Через год у них родилась дочь Света. А котельная, сыгравшая счастливую роль в судьбе Николая и Ольги, до сих пор стоит в незаконном месте.

Картина

Виктор Антонович безумно любил живопись. Куда бы его ни заносила судьба, везде старался посетить местные музеи и галереи. В советское время покупка картин была немыслимым делом, а написанных маслом – чистая фантазия: ни выбора, ни средств. Поэтому в его первой квартире стены украшали репродукции, купленные в киосках. А когда Виктор Антонович построил загородный жилой дом, встал вопрос: где взять настоящие картины, пусть даже современные, но подлинники?

В выходные вместе с женой поехали на Невский проспект. Есть там такое местечко, Катькин сад называется, где художники недорого продают свои творения. Ходили долго. Перед глазами прошли сотни картин, но ни одна не приглянулась. Домой вернулись ни с чем.

На следующий день жена уехала к родственникам. Проснувшись утром и приняв душ, Виктор Антонович вышел на балкон полюбоваться окружающей природой. «А что если самому попробовать написать картину? – подумал он. – Вон красота какая!» Сел за руль и помчался в ближайший магазин «Художник». Купив все необходимое для рисования, вернулся домой, установил мольберт на балконе, закрепил рамку с натянутым холстом, приготовил краски, масло, кисти и задумался. Было трудно решиться сделать первый мазок: а вдруг не получится? Перед глазами стояла готовая картина… Соседский покосившийся дом с деревянными стенами, черепичной крышей, трубой и вьющимся из нее дымком. Рядом – березы, яблоня, рябина и кусты сирени, а чуть поодаль – газон, дорожка к дому и накренившийся забор. В глубине сада – колодец, окруженный зарослями крыжовника и смородины.

И вот картина готова. Посмотрев на часы, Виктор Антонович не поверил своим глазам – было десять часов вечера. День пролетел, как одна минута. Прямо наваждение! Когда он рисовал, времени будто не существовало. Он жил в другом измерении – вне работы, семьи и проблем. Только холст перед глазами и сюжет картины. Новое, потрясающее и не поддающееся описанию чувство. Раньше полностью отключиться от рабочего процесса никогда не удавалось. И вот он – счастливый миг!

На следующее утро Виктор Антонович повесил картину в зале. Жена, вернувшись и увидев на стене полотно, сказала:

– Ну вот! А ты говорил не найти хорошую картину. Смотри, какая замечательная!

– Да это же моя.

– Да, твоя. А сколько стоит?

– Моя это картина! Я сам ее написал!

– Хватит рассказывать! – И легонько дотронулась пальчиком до нижнего угла картины. (Краски еще не успели до конца высохнуть.) – Слушай, а ведь и правда! Ну ты даешь! Я и не знала, что ты умеешь…

– Я и сам не знал, – признался Виктор Антонович.

После этого случая он уже не мог жить, не рисуя. Ему нравилось изображать прекрасное и самое главное – находиться за пределами времени и пространства. Чистый холст и внутреннее ощущение законченного сюжета стали его новой реальностью. Кстати, мысленно представить картину оказалось очень нелегким делом.

Как-то раз, медленно дрейфуя на резиновой лодочке по реке Воложбе недалеко от Тихвина, Виктор Антонович залюбовался местной деревенькой. Стояла поздняя осень. На пригорке – несколько покосившихся избушек. С берега к ним вела грунтовая дорога, по обеим сторонам которой росли березы и ели, осины и рябины. Большинство листьев уже опали, а редкие оставшиеся имели самые невероятные расцветки. При малейшем дуновении ветра они срывались и, кружа в безмолвном танце, медленно ложились на землю. Погода была по-осеннему холодной, с ночными морозцами. Все говорило о скором наступлении зимы. Виктор Антонович пытался запомнить мельчайшие детали увиденного, чтобы потом перенести все на полотно. Но мысли сковали сугробы и припорошенные снегом ели, белая лесная дорога да избы с сосульками и в снежных шапках.

Через пару месяцев, когда зима уже полностью вступила в свои права, Виктор Антонович установил мольберт, закрепил рамку с белым холстом и стал вспоминать осень на Воложбе. Общая картина не складывалась. Вспышками появлялись отдельные фрагменты – река, деревья, дорога, избы. Но их тут же поглощала зима. «Ну да ладно! Начнем, а там посмотрим, что получится», – решил он и сделал первый мазок. К вечеру зимний пейзаж был вполне готов.

Однажды в Италии среди сотен картин местных мастеров Виктор Антонович увидел одну, от которой просто не мог оторвать глаз. На ней были изображены две девушки, видимо, сестры, которые собирали полевые цветы на залитом солнцем лугу. Полотно сияло красотой и естественностью. Несмотря на скромные размеры, стоила картина прилично, но он приобрел ее, не торгуясь.

Вернувшись домой, Виктор Антонович повесил картину на самое видное место. Она нравилась всем. Особенно соседке Нине Борисовне, которая уже была на пенсии и помогала семье Виктора Антоновича по хозяйству – занималась уборкой, ухаживала за собакой и кошкой и прочее. Замечательный человек! Стирая пыль с картин, она часто останавливалась у «двух сестер» и долго всматривалась, будто хотела поучаствовать в сборе полевых цветов.

И вот однажды заболел хороший знакомый Виктора Антоновича, Федор. Приходя в больницу, Виктор Антонович старался всячески поддержать его моральный дух. Пустые, стерильно белые стены палаты навели на хорошую мысль:

– Слушай, Федор, а принесу-ка я «двух сестер». Они быстро тебя вылечат!

На следующий день он прикрепил картину напротив постели Федора. Палата сразу преобразилась – стала живой, наполнилась солнцем и цветами. И действительно, друг скоро пошел на поправку и уже через две недели выписался. Как не жалко было картину, Виктор Антонович разрешил Федору забрать ее с собой.

Прошло время и история с «двумя сестрами» стала забываться. В это время Нина Борисовна начала хворать – шалило сердце. Однажды, несмотря на субботний день, Виктор Антонович собрался на работу. Уходя, заглянул к соседке поинтересоваться ее здоровьем и ужаснулся – лицо Нины Борисовны было бледным, пульс слабым. Он срочно вызвал скорую, позвонил знакомым врачам. В Первом медицинском институте к спасению подключилась лучшая бригада реаниматологов и хирургов. Сделали четыре операции на сердце. Виктор Антонович держал ситуацию на контроле: навещал Нину Борисовну в больнице, подбадривал ее, разговаривал с врачами, оплатил операции и лечение. Все завершилось благополучно – через месяц соседка прекрасно себя чувствовала и выписалась домой.

Скоро Виктор Антонович уехал в командировку. А вернувшись, с удивлением обнаружил на старом месте знакомую картину. Откуда? Оказалось, абсолютно точную копию «двух сестер» по памяти (!) написала Нина Борисовна – в знак благодарности за свое спасение.

Мечта

Боб сидел в дешевом пабе на окраине Кембриджа в глубокой задумчивости. К началу непозднего вечера была выпита не одна пинта любимого пива «Stella Artois», но решение, что делать дальше, никак не приходило. Сегодня по окончании рабочего дня директор частной школы, где Боб последние три года работал учителем, сообщил ему, что он уволен «за некорректное поведение по отношению к своим коллегам».

Сам Боб считал, что он пострадал в борьбе за справедливость. Во время очередного совещания учителей он заявил, что учебный процесс поставлен неправильно: приоритеты отданы получению прибыли, а не эффективности обучения, и что надо немедленно менять и программу обучения, и методы преподавания. На что директор ответил: «Вот и меняй в другом месте, а у нас школа частная, наша задача – деньги зарабатывать!»

– Демократия! Свобода слова! Свобода выступлений! – распалялся захмелевший Боб, передразнивая одного из известных английских политиков. – А сами чуть что – иди вон! Я же творческий человек – имею право высказаться! Только у нас может быть такое… А позвоню-ка я Виктору! Он из России, расспрошу, как у них там. Заодно и виски ирландское попробуем…

Надо сказать, Виктору нравилось оказывать покровительство приятелю, он всегда охотно расплачивался за него и всех, кого Боб приглашал из числа своих многочисленных знакомых.

Стоит отметить, что отдохнуть Боб любил. Да и вообще по российским меркам он был гуляка-парень, если не сказать шалопай. На момент описываемых событий ему было всего двадцать семь лет. Всегда в потертых джинсах, поношенной рубашке, небрежно торчащей из брюк, и старых русских кедах. Да-да, именно в русских, которые он купил четыре года назад на местной барахолке за один английский фунт. Видимо, какой-то бедный русский студент сдал их за ненадобностью.

Но несмотря на пренебрежительное отношение к своему внешнему виду, у Боба была мечта стать знаменитым артистом и сниматься в кино. Виктор иногда подшучивал на эту тему:

– Как дела, артист? В Голливуд не приглашают?

На что Боб всегда серьезно отвечал:

– Все еще впереди, дорогой Виктор! Вот увидишь, моя мечта обязательно сбудется! Я буду сниматься в кино!

Боб вытащил из кармана потертых джинсов, которые восемь лет назад купила ему мать, мобильник давно устаревшей модели и, прищурившись, набрал номер Виктора.

К тому времени, когда Виктор пришел в паб, вид у Боба был совсем непрезентабельный. Нечесаная рыжая шевелюра, не видевшая инструментов парикмахера более полугода, расстегнутая рубаха, красные глаза за огромными роговыми очками, нервно вздрагивающее при разговоре плечо.

После обычных приветствий: «Как дела? – Спасибо!» Боб вдруг заявил:

– Паршивые мои дела: меня выгнали с работы. – И продолжил: – Слушай, Виктор, я живу в свободной стране, а он «с завтрашнего дня ты уволен!» Где же право на труд? Где профсоюзы? Я буду жаловаться! – нервно выкрикивал в очередной раз пострадавший за правду Боб.

– Да, парень, пропадешь ты здесь, в Англии. Надо что-то делать…

– А не забрать ли тебя в Россию?! – выслушав жалобы Боба, вдруг предложил Виктор.

Боб аж подпрыгнул от столь неожиданного предложения. Хмель мигом испарился.

– Правда, в самом деле?! Неужели это возможно? Я был бы счастлив! Но ты же, как всегда, шутишь…

– Нет, Боб, в этот раз я говорю серьезно. Три дня на сборы и – вперед! Я уезжаю в четверг. В понедельник жду тебя в Питере. Пока, друг! И ушел.

Через неделю Боб приземлился в славном граде Санкт-Петербурге. Багажа у него не было, за плечами болтался тощий рюкзак. Все те же брюки, рубашка и кеды.

Встретивший его Виктор сразу постановил:

– Значит, так, жить будешь в однокомнатной квартире рядом с моим офисом. Сегодня отдыхай. Завтра с утра – в парикмахерскую, затем – в магазин, купим тебе обмундирование, вечером – в баню, окей? – И, не дожидаясь ответа растерявшегося Боба, сам подтвердил: «Окей!»

Ошарашенный Боб не находил слов. Только в машине, сидя рядом с солидным Виктором Антоновичем, скромно спросил:

– Как вас теперь называть? – И тут же добавил: – Босс.

Он привык видеть Виктора как обычного студента – в джинсах, кроссовках, рубашке навыпуск, а тут рядом с ним сидел серьезный бизнесмен пятидесяти лет, одетый в дорогой костюм с галстуком, – руководитель крупной фирмы.

– В неформальной обстановке так и называй – Виктор, а в офисе можешь «босс».

На следующий день начался процесс преображения.

В парикмахерскую пошли вместе.

– Сделайте ему идеальную прическу, чтобы его родная мама не узнала, – попросил Виктор Антонович симпатичную девушку – парикмахера.

Та, конечно, растерялась – такую лохматую шевелюру она видела впервые. Да и Боб поначалу заупрямился – жаль было расставаться с копной волос. Пришлось Виктору Антоновичу из солидарности самому подстричься. А парикмахер по его совету в целях безопасности закрыла зеркало покрывалом – боялись, что Боб взбунтуется в процессе экзекуции. Стрижка длилась больше часа. Наконец свершилось: парикмахер открыла зеркало и – о, чудо! – иностранного гостя было не узнать.

Далее – магазин. Здесь Боб проявил усердие, стараясь перемерить все! Купили несколько костюмов, рубашки, туфли, дюжину галстуков – на все случаи жизни.

Аккуратно подстриженный, одетый с иголочки, Боб выглядел весьма прилично.

Оставалась баня. К приезду Виктора Антоновича с другом были приготовлены все необходимые атрибуты: свежие березовые веники, рукавицы, халаты и прочее. И тут же столкнулись с новой проблемой: стоило Бобу переступить порог парилки, как линзы его очков запотели, и он перестал видеть. Зрение у Боба было минус шесть, что вынуждало его всегда носить очки в толстой оправе, без которых он не видел на расстоянии вытянутой руки. Пришлось Виктору Антоновичу водить его за руку.

В общем, несмотря на все усилия, удовольствия от парилки не получили. Ограничились пивом с раками. И только тут Боб почувствовал себя в своей тарелке. Знакомая «Stella Artois», раки вместо креветок, теплая компания, душевная беседа – что еще нужно англичанину!