Испанский поход

Отмахнувшись от подскочившего с докладом Уркуна, Леха заявил ему, прежде чем сотник успел открыть рот:

– Завтра доложишь. С утра будь готов выступать, а сейчас отдыхайте. Да и я посплю.

Но не успел он пройти оставшиеся двадцать шагов до шатра, как послышался конский топот и в отблесках костров показались длинноволосые силуэты сарматских воительниц. Леха застонал, остановившись у входа в юрту. О чем-то подобном он подумал сразу, едва услышав от Иллура, что амазонки завтра тоже уходят в степи. Но в глубине души надеялся, что обойдется. Не обошлось.

Исилея осадила коня, спрыгнув на каменистую землю.

– Я уже думала, что не увижу тебя, скиф, – произнесла воительница, снимая шлем и встряхнув гривой своих волос.

Сидевшие у ближайшего костра скифские воины, даже оторвались от еды, невольно залюбовавшись статной красавицей, прелести которой были обтянуты кожей доспехов. Но стоило Исилее повернуть свое точеное лицо в их сторону, как бы невзначай положив свободную руку на меч, как все восхищенные улыбки мгновенно потухли. Воины обратились к мясу и вину, стараясь не смотреть в сторону амазонок.

– Иллур приказал завтра уйти из этого лагеря в земли гетов, – добавила воительница, делая шаг навстречу скифскому адмиралу.

– Я уже знаю, – обреченно кивнул Леха, рассматривая ее узкое решительное лицо, на котором, словно уголья костра, ярко горели глаза, – завтра я тоже ухожу из лагеря, но другой дорогой.

Эта женщина обладала какой-то магической властью над ним, а может быть, он ее просто боялся. Поймав себя на этой мысли, бравый морпех несколько загрустил – не любил он зависеть от женщин. Да и вообще раньше не любил долгих отношений, но тут ему выбирать не приходилось. Вся атакующая инициатива находилась в руках амазонки, которая по неизвестной причине никак не хотела от него отказаться. У Ларина уже давно возникло странное чувство, что он очарован против воли. Заколдован. Ведь куда бы он ни убежал от этой неистовой женщины, рано или поздно она все равно являлась следом с отрядом своих воительниц. Казалось, соберись он обогнуть Африку на квинкереме и спрятаться там посреди эфиопов, она и туда доберется.

«А может, это и есть любовь? – подумал он, как-то отстраненно рассматривая лицо Исилеи, хищной кошки, уже подобравшейся к нему совсем близко, – Хотя больше похоже на муку, а не любовь. Или на охоту, где я только дичь. Впрочем, есть в этом и приятная сторона».

– Значит, это последняя ночь перед походом? – произнесла Исилея, бросив взгляд на тонувший во мраке шатер адмирала. Он велел специально не разводить рядом костров.

– Да, – подтвердил Леха, решившись, – и мы не будем ее терять. Заходи!

Откинув полог, он пропустил вперед себя изумленную Исилею, ожидавшую долгих прелюдий и нерешительности с его стороны. И сам набросился на нее сзади, едва успев отстегнуть меч. В полумраке шатра – жаровня здесь давно горела, зажженная слугами, – Леха крепко прижал к себе привыкшую повелевать везде, даже в постели, Исилею и молча стал расстегивать крючки и застежки на ее богатом доспехе. А затем, когда из-под брони показалось нагое тело прекрасной амазонки, толкнул ее на ковер и сам быстро сбросил с себя панцирь. Усталость как рукой сняло. О сне он уже и не помышлял. В нем проснулся вепрь и жеребец одновременно. Исилея умела будить такие чувства. Она никогда не успокаивала и не ублажала, она всегда возбуждала его, а потом выпивала без остатка. Но на этот раз Леха твердо решил вести.

– Ты ждал меня? – спросила она, когда Леха опустился на колени и без разговоров провел рукой по ее груди, сжимая сосок, а затем принялся лизать его и быстро набухавшую грудь.

– Ждал, – быстро ответил Леха, спускаясь ниже и покрывая поцелуями упругий живот, дав Исилее обхватить свою голову руками.

И это была чистая правда. Он не соврал. Он ждал Исилею теперь всегда, в любое время дня и ночи, едва получал весть о том, что где-то рядом остановилось войско сарматов. Так уж она его приучила за последний год.

Он совсем недолго ласкал ее и без того разгоряченные от скачки на коне бедра. А затем резко раздвинул их и вошел, излившись почти мгновенно и застонав от наслаждения. Эта женщина действительно могла завести его так, как никто, и сама не любила долгих прелюдий. Уткнувшись в ее теплую шею, Леха невольно вспомнил Тарнару. «Жаль девчонку, – подумал он и сквозь пелену наслаждения ощутил укол совести, – из-за меня погибла, а тоже была красотка».

– О чем ты думаешь? – тут же напряглась Исилея, словно прочитала его мысли.

– Ни о чем, – соврал Леха, откатываясь в сторону в желании немного передохнуть. Он был уверен, амазонка отпустит его только с рассветом, не раньше.

– Хочешь уехать со мной в Ерект? – вдруг спросила Исилея.

С Лехи мгновенно слетела вся истома. Он напрягся.

– Куда? – проговорил он, даже прекратив усталыми пальцами ласкать ее пупок.

– В Ерект и жить там со мной, – повторила амазонка, – у меня большой дом и много слуг. Тебе будет хорошо.

«Этого еще не хватало, – подумал Леха, – что она там задумала». Но вслух ответил другое.

– У меня тоже большой дом и много слуг, – проговорил он осторожно, – и золота хватает. Зачем мне ехать в Ерект? Да и царь меня не отпустит, я ведь на службе.

– У сарматов тоже есть царь, – как-то слишком осторожно проговорила Исилея, и Леха заметил сквозь полумрак, что воительница смотрит на него, словно изучает, – он ценит хороших воинов. Ты мог бы служить ему, а жить со мной.

– У меня уже есть царь, – ответил Леха, переворачиваясь на спину и, коснувшись плечом разгоряченного плеча Исилеи, ощутил словно разряд тока – так от нее полыхнуло обидой. Исилея замкнулась, погрузившись в свои мысли, но Леха сразу понял, что просто так от своих желаний она не откажется. Эта чертова баба привыкла получать все, что захочет.

«Вот ты чего желаешь, красавица, – молча думал Леха, глядя в потолок юрты, тонувший в темноте, – чтобы я, скифский адмирал, у тебя в доме жил. Да только кем, мужем или слугой? Ведь если мужем, то по нашим законам тебе придется подчиняться. А ты этого ой как не любишь. Не вынесешь. Я могу тебя к себе увезти, если захочу, зачем мне в сарматы подаваться и царю вашему служить. Своего кровного брата я предать не могу, да еще ради бабы, от которой спасу нет. А семья у меня уже есть, как ни крути».

Теперь ему вспомнились Зарана и сын, которого он уже долго не видел. «Так и вырасти успеет, пока я с войны ворочусь, – подумал Леха, мысленно переносясь в далекий Крым, – а война у нас, похоже, надолго затянется. Выпросить, что ли, у Иллура отпуск на пару недель и смотаться в Крым, посмотреть на сына?»

Подумав так, он усмехнулся и даже развеселился. Этого Исилея вынести уже не могла. Она сама перешла в атаку, решив, что ее мужчина уже достаточно отдохнул, чтобы вновь попытаться удовлетворить желания амазонки. Без промедления девушка опустила свою ладонь вниз и сжала его мужское достоинство так, что Леха от боли даже вскрикнул. А затем отпустила и запрыгнула на него, обхватив бедрами.

«Опять начинается, – сдался Ларин, – ох уж мне эти наездницы». Но в этот раз амазонка «прокатилась» на нем сверху. Затем он снова взял власть в свои руки. Так они вырывали инициативу друг у друга до самого рассвета, оглашая юрту стонами, пока не забылись от усталости. Лишь когда первые лучи солнца окрасили скалы побережья в лазоревый цвет, Исилея выскользнула из шатра, облачившись в свои кожаные одежды. Перед тем как уйти, она наклонилась, шепнув ему на ухо:

– Подумай.

И растворилась среди шумов просыпавшегося лагеря.

Глава третья

Посланцы Гасдрубала

В особняк Ганнибала, схожий своим видом с настоящей крепостью, Федор прибыл довольно быстро. Служба командиром хилиархии давала ему привилегию по необходимости пользоваться лошадью, хотя он и считался пехотинцем. Что он и сделал, ведь Ганнибал не любил опозданий. По дороге, что вела вокруг холма на самый его верх, петляя между помпезными зданиями, в которых раньше обитала римская знать, а теперь генералитет финикийской армии, Федор Чайка успел подумать, зачем его вызывает командующий. И даже успел прийти к некоторым выводам, которые наводили его на странное предположение.

Командир двадцатой хилиархии участвовал в военных советах только в случае крайней необходимости, обычно когда его собирались отправить на разведку боем, как уже бывало под Капуей. Или в глубокий тыл к римлянам всего лишь с одной своей хилиархией, чтобы потоптать недавно созревший урожай и навести шороха позади обороны консулов, разгоняя отряды фуражиров. Все остальные вопросы он решал с Ганнибалом при личной встрече, как чуть раньше, например, выпрашивая катапульту для скифов. И сейчас особой необходимости в участии Федора, на первый взгляд, не было. Римские войска напрямую не угрожали Таренту, даже напротив, после хорошего пинка, что они получили на Сицилии, зализывали раны и готовились к отражению массированного наступления на свою столицу. Флот противника, хоть и сохранил свою боеспособность, тоже находился недалеко от берегов средней Италии. Значит, новости могли прибыть только на той триере из испанского флота, что он заметил сегодня через окно. Несмотря на то что последние месяцы Федор больше отвечал за подготовку осадного обоза, чем за разведку, он был уверен – сенат Рима занят укреплением всех подступов к городу и помышляет только об обороне. Как вскоре выяснилось, он недооценил римлян.

Подскакав со звоном по вымощенной каменными плитами дорожке к самым воротам, Чайка осадил коня перед шеренгой африканских пехотинцев, спрыгнул вниз и бросил поводья одному из охранников.

– Ганнибал ждет вас, – сообщил ему командир охраны, поджарый финикиец с коротким, но широким шрамом у виска. Мельком отметив, что этого офицера он никогда не встречал на поле боя, Федор прошел сквозь расступившихся воинов в кожаных панцирях и поднялся по лестнице в главное здание. На каждом пролете широкой и длинной лестницы он тоже заметил по охраннику. Все они были в нарядных панцирях и сверкавших на солнце шлемах с плюмажами из белых перьев. «Что-то слишком много стало охраны, – удивился Федор, – раньше наш главнокомандующий не так переживал за свою жизнь».

«Впрочем, – подумал Чайка, останавливаясь в приемной у одной из римских статуй, до сих пор украшавших замок, – в последнее время он, похоже, ощутил себя настоящим властелином Южной Италии и стал трепетно относиться к свите. Иначе зачем здесь столько помпезно разодетых гвардейцев».

Закончив рассматривать статую, Федор поправил ножны фалькаты и шагнул сквозь открытые двери в следующее помещение. Это был протяженный зал для совещаний, где не так давно встречался со своими подчиненными Марк Клавдий Марцелл, а теперь высшие офицеры финикийской армии ожидали своего главнокомандующего. Среди столпившихся вокруг массивного стола, также доставшегося в наследство от римлян, был командир африканской пехоты, начальник конницы Магарбал, парочка новых офицеров из флота, имен которых Чайка не знал, и четыре командира хилиархий, двое из которых его старые знакомые по рейдам в глубокий тыл римлян – Адгерон и Карталон. Не хватало только нумидийского всадника Угурты, и компания, некогда предпринявшая первое наступление на Рим, была бы в полном составе. Федор едва успел окинуть взглядом всех собравшихся и поприветствовать, – оказывается, он прибыл последним, – как из открывшихся в дальнем конце зала дверей появился Ганнибал в сопровождении трех незнакомых офицеров.

Главнокомандующий армии Карфагена был вне себя от ярости – это было видно сразу. «Что-то стряслось, – догадался Федор, рассматривая лица незнакомцев и пытаясь понять, что за вести они привезли Ганнибалу, – причем что-то очень серьезное. Иначе сюда не стали бы собирать командиров сразу четырех хилиархий, не говоря уже об остальных».

Сделав приветственный жест, который показался Федору слишком нервным, Ганнибал разрешил всем ожидавшим его офицерам сесть за длинный стол, расположившись на стульях с невысокими, но широкими спинками, походившими на скамьи римских сенаторов. Эти стулья, как догадался Федор, не раз видевший такие раньше в домах римских граждан, тоже остались от прежних хозяев. «А Ганнибал не спешит распрощаться с римской мебелью и остальными украшениями», – удивленно отметил Федор, скользнув по статуям, которыми были уставлены все углы зала.

Сам Великий Пуниец остался стоять, упершись руками о стол, как и прибывшие с ним офицеры, замерев за его спиной. Это были смуглолицые ливийцы, затянутые в металлические кирасы, поверх кожаного нагрудника со свисавшими до колен ламбрекенами. Шлемы, которые они держали в руках, как водится, были украшены «ирокезами» из красных перьев. Все трое казались опытными вояками, правда, немного уставшими от сражений. По их суровым и напряженным лицам чувствовалось, что они привезли Ганнибалу с испанского фронта не слишком добрые вести как раз перед наступлением на Рим.

«А этого я, кажется, знаю, – рассматривая самого низкорослого из них, напрягал память Федор, расставшийся с частями Гасдрубала несколько лет назад, но успевший повоевать с ними на Пиренеях, во время стычек с васконами и кантабрами, – если память мне не изменяет, его зовут Хират, он служил где-то при штабе брата Ганнибала».

– Готовы ли к походу твои солдаты, Атарбал? – нарушил наконец напряженную тишину главнокомандующий, поправив черную повязку, закрывавшую отсутствующий глаз.

– Да, Ганнибал, – ответил командир африканцев, – солдаты расквартированы в римских казармах, хорошо отдохнули и готовы выполнить любой приказ.

– Хорошо, – кивнул Ганнибал и, скользнув взглядом по лицу Магарбала, произнес, слегка усмехнувшись. – В коннице я тоже не сомневаюсь.

– Только прикажи, – тут же откликнулся финикиец, – и конница ударит по римлянам, где бы они ни прятались. Мы сокрушим любую преграду. Ты же знаешь, испанцам нет равных.

Ганнибал, довольный таким ответом, перевел взгляд на флотоводцев и вновь нахмурился.

– Где еще двенадцать триер, Гетрамнест, которые Аравад обещал прислать еще пять дней назад? – спросил Ганнибал, уперевшись недобрым взглядом в одного из морских офицеров.

– Аравад отправил их на Липарские [5] острова, – нехотя сообщил Гетрамнест, поднимая глаза на главнокомандующего, – там в последнее время часто появляются римляне. Мне он сообщил об этом только вчера.

Услышав об этом, Ганнибал еле сдержался. Вообще в отношениях этих двух военачальников уже долгое время сохранялась напряженность. Аравад, командующий так своевременно прибывшей на Сицилию новой армии пунов, вел себя как-то слишком независимо, скорее как полновластный хозяин огромного острова и больше подчинялся прямым приказам сената, чем указаниям Ганнибала. Нет, действовали они заодно, Аравад прислал часть своих солдат, слонов и кораблей в Тарент в качестве обещанной помощи, но на большее не шел, оставив основную армию на Сицилии. И Ганнибал никак не мог на него повлиять, что заставляло Великого Пунийца, привыкшего к почти неограниченной власти, нервничать. Федор, будучи свидетелем этих событий, понимал, что-то тут не так. Либо сенат уже не слишком доверяет Ганнибалу, несколько лет находившемуся вдали от метрополии, либо наоборот, Великий Пуниец не спешит выполнять все директивы сената. Впрочем, в точности об указаниях сената Федору известно не было, сенат перед Чайкой не отчитывался, а Ганнибал в детали не посвящал, и все это могло оказаться лишь догадками.

– Что же, – проговорил Ганнибал, и в голосе его звякнул металл, – сообщите ему немедленно, что я жду эти корабли, как только угроза ослабнет. Липарские острова не стоят того, чтобы держать на них большой флот. Сицилия важнее. А кроме того, есть еще много других направлений, где мне в ближайшее время понадобятся корабли. Все, какие есть.

– Я сообщу, – наклонил голову Гетрамнест.

– Чайка, – произнес Ганнибал, и все взгляды вдруг обратились на Федора, – как идет подготовка нашего осадного обоза?

Командир двадцатой хилиархии едва не встал, вытянувшись по стойке смирно, так грозен был тон, которым произнес эти слова Ганнибал. У всех возникло чувство, что Федора сейчас казнят или отправят в ссылку. Но, к счастью, виновником такого настроения главнокомандующего был не он.

– Я уже получил из Сиракуз пять гигантских катапульт и ядра к ним, вытесанные из камня, – отрапортовал Федор, встретившись взглядом с главнокомандующим, – одну из них, правда, мы …

– Я помню, – оборвал его Великий Пуниец, видимо, решив, что не стоит посвящать всех собравшихся в детали отношений со скифами.

– Кроме того, позавчера от Гиппократа пришло судно, на котором греки привезли сорок три баллисты увеличенных, по сравнению с обычными, размеров. Восемьдесят стрелометов, похожих на римские «Скорпионы», и еще две сотни гастрафетов. [6] Все это оружие я приказал перегрузить в пятый склад, что у военной гавани.

– Сколько еще орудий должен изготовить Архимед по договору с Сиракузами? – уточнил Ганнибал, бросив взгляд на стоявших за спиной ливийцев.

– Еще пятнадцать больших катапульт и несколько кранов с зацепами для обороны Тарента с моря, – закончил отчитываться Федор, – также я жду в ближайшие десять дней два корабля с каменными ядрами для них из каменоломен Сиракуз.

– Этот Архимед не слишком торопится, – выразил свое недовольство Ганнибал, но тут же добавил: – Впрочем, его орудия того стоят. Надеюсь, они помогут мне овладеть Римом. Придется подождать еще…

Он вновь обернулся, посмотрев на ливийцев, и перешел к главному:

– С недавних пор у нас появилась новая забота, весть о которой принес мне Хират, помощник Гасдрубала.

«Значит, я не ошибся насчет него, – с удовольствием отметил Федор, – это тот самый ливиец».

– Войска моего брата, которые двигались к нам на соединение, – начал вводить в курс дела своих офицеров Ганнибал, – были остановлены у самого Родана неожиданно появившимися там римлянами. Сенат Рима, чтобы помешать мне соединиться с армией брата, недавно, несмотря на положение в самой Италии, морем перебросил туда несколько легионов, которые с ходу вступили в бой.

Ганнибал немного помолчал, чтобы сообщить собравшимся самое неприятное.

– Этими легионами командуют консул Публий Корнелий Сципион и его брат Гней, которые еще до начала войны планировали вторжение в мои испанские владения, но быстрое продвижение армии Карфагена в Италию нарушило их планы. И вот теперь братьям наконец удалось нанести мне ощутимый удар.

Федор невольно отметил, каким тоном Ганнибал произнес «мои владения», прежде чем тот продолжил рассказ. Он говорил об Испании так, словно эта страна принадлежала ему лично.

– Легионы отбросили армию Гасдрубала от Родана почти до реки Ибера, вся территория к северу от которой сейчас вновь контролируется Римом. Наши владения в Испании уменьшились почти на треть. И есть сведения, что братья Сципионы продолжают наступление.

Сказав это, Ганнибал посмотрел на Хирата, который стоял справа, положив руки на пояс, словно разрешая тому вступить в разговор.

– Они уже захватили Нарбонн и Эмпорий с помощью своего флота. А теперь осадили Тарракон, также блокировав его с моря, – сообщил Хират. – Наш флот провел несколько сражений, но блокаду разорвать не удалось – у римлян втрое больше кораблей.

Слушая Хирата, Федор невольно вспомнил о том, как начинал войну в тех самых местах. В Новый Карфаген он прибыл из Африки еще «зеленым» морпехом, а после сражения с римлянами оказался на берегу уже пехотинцем и прошел с армией Ганнибала весь трудный путь от Испании до Италии, пробивая себе дорогу через горы и реки, а когда требовалось и сквозь шеренги римских легионеров. Он отлично помнил Тарракон, после окружения и осады признавший власть Карфагена, и Нарбонн, неподалеку от которого месил ядовитые болота рядовым солдатом. Еще вчера это казалось давно забытым воспоминанием, но теперь вдруг вспыхнуло с новой силой. Ведь это были первые впечатления Федора Чайки от жизни под символом Карфагена.

– Римские корабли уже замечены неподалеку от бухты Нового Карфагена, – нехотя признал Ганнибал. – Сегодня утром я получил приказ сената отправить в Испанию половину своего флота.

Все собравшиеся офицеры напряглись, едва сдержав вздох разочарования. Все они понимали, что хотел сказать Ганнибал, – немедленное наступление на Рим, которого все они ждали так долго, откладывалось. Хотя сам Ганнибал ничего об этом не сказал, но было ясно, что без поддержки флота полное окружение Рима невозможно. Однажды Ганнибал уже пытался это сделать и почти добился успеха даже без подкреплений. «Но второй раз он вряд ли на это решится, – подумал Федор, осторожно посмотрев на своего главнокомандующего, облаченного в черную кирасу с золотым орнаментом, – даже с катапультами Архимеда. Хотя кто знает… не зря же его прозвали Великим Пунийцем».

– Аравад приказал сообщить тебе, – неожиданно вставил слово Гетрамнест, будто только что вспомнил об этом, – что и ему приказано отправить туда большую часть кораблей. А также пять тысяч пехотинцев из Агригента, Солунта и Мессаны.

Но эта информация уже не удивила и не привела в бешенство Ганнибала. Он лишь слегка улыбнулся, будто знал или ожидал чего-то подобного.

– Я слышал об этом, – удивил он Гетрамнеста и остальных своей осведомленностью, – порты Сицилии, особенно Массана, вновь будут ослаблены перед возможным римским вторжением. Но там все же останется достаточно солдат, чтобы удержать все главные крепости. Это меня не так беспокоит, как возможность потерять другую половину Испании.

Ганнибал распрямился, скрестил руки на груди и стал расхаживать вдоль стола.

– Слишком долго мы покоряли просторы этого благодатного полуострова, чтобы просто так отдать его римлянам, жаждущим реванша за потерю Сицилии. Поэтому мы выполним приказ сената и поможем армии Гасдрубала сдержать натиск римлян. Я тоже отправлю часть своих солдат в Испанию, поэтому вы здесь.

Говоря это, Ганнибал обвел взглядом командиров хилиархий. «Так вот оно что, – смекнул Федор, – интересно, меня Ганнибал оставит завершать подготовку осадного обоза или отправит вместе с остальными?»

– Атарбал, – начал излагать свой новый план главнокомандующий, остановившись недалеко от окна и даже не смотря на того, к кому обращался, – ты немедленно подготовишь к отправке четыре хилиархии, командиры которых находятся здесь. Они должны быть в полной готовности к рассвету завтрашнего дня, когда пятнадцать квинкерем отправятся к берегам Испании.

– Я немедленно начну подготовку солдат, – ответил старый воин. Он слегка подался вперед, чтобы поклониться, и сморщился от боли. Левая рука Атарбала висела на перевязи – эту рану он получил во время сражения за Тарент. Римский пращник поразил его со стены, когда бесстрашный командир африканских пехотинцев лично осматривал позиции.

– Командовать этим отрядом будет Федор Чайка, – закончил Ганнибал и, обернувшись посмотрел на него, – а обозом вместо него пусть займется другой офицер. Это задача не требует большого усердия, только исполнительности. А Чайка уже зарекомендовал себя как дерзкий военачальник в Италии, и теперь ему предстоит проявить себя также в Испании.

Слегка удивленный Федор, который едва успел перебраться в Тарент, кивнул и невольно посмотрел на своих сослуживцев. Адгерон и Карталон, с которыми он уже не раз воевал плечом к плечу, тоже казались удивленным. Они, как и все в этой комнате, скорее ожидали услышать от Ганнибала приказ наступать на Рим. А вместо этого завтра отправлялись в Испанию. Но такова уж доля солдата.

Двух других подчиненных Чайки в этом рейде звали Атебан и Абда. Это были толковые военачальники, которые тоже служили под началом Атарбала командирами двенадцатой и тринадцатой хилиархий. В общем строю с этими хилиархиями Федор стоял только в битве при Каннах, а с тех пор на войне почти не выполнял совместных операций. Но слышал, что ребята боевые и уничтожили немало римских манипул. При штурме Тарента две эти хилиархии отличились. Видимо, потому Ганнибал и отобрал их для выполнения нового задания.

Флотоводец Аравада Гетрамнест, прикомандированный к эскадре Тарента, судя по всему, тоже должен был отправиться с ними. Правда, из других соображений. Ганнибал недолюбливал тех, кто открыто выражал подчинение Араваду.

– Но с кем же мы будем наступать? – не выдержал Магарбал. – Из солдат Атарбала останется едва ли половина, а одной конницы, пусть и такой сильной, не хватит, чтобы захватить Рим. Кроме того, едва узнав, что мы ослабили оборону Сицилии и даже Тарента, они наверняка попробуют атаковать нас здесь.

– Не забывай про кельтов и луканов, – напомнил Ганнибал, – а кроме того, война в Испании не продлится слишком долго. Получив подкрепления, Гасдрубал отбросит и разобьет римлян, их там всего четыре легиона, а затем сам поспешит сюда. Уверен, он прибудет со своей армией в нужный момент.

Магарбал был не слишком доволен таким ответом, но выбора у него не было. Начальник конницы умолк, изучая статую, стоявшую напротив стола.