Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке

Через два часа наступило время обеда, мы сдали инвентарь и пошли в столовку. Вот так удачненько мы провели наш первый субботник. Залог успеха – не выпускать из рук грабли, лопату или любой другой инструмент. Можно было часами прогуливаться с места на место, а мусора думали, что мы усердно трудились на благо КП-222.

Такой вот весенний субботник.

Глава 7. Религия

Статья 14 УИК РФ. Обеспечение свободы совести и свободы вероисповедания осужденных

1. Осужденным гарантируются свобода совести и свобода вероисповедания. Они вправе исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой религии, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними.

2. Осуществление права на свободу совести и свободу вероисповедания является добровольным, при этом не должны нарушаться правила внутреннего распорядка учреждения, исполняющего наказания, а также ущемляться права других лиц.

4. К осужденным к принудительным работам, аресту, содержанию в дисциплинарной воинской части или лишению свободы по их просьбе приглашаются священнослужители, принадлежащие к зарегистрированным в установленном порядке религиозным объединениям, по выбору осужденных. Личные встречи предоставляются без ограничения их числа продолжительностью до двух часов каждая с соблюдением действующих на территории учреждения, исполняющего наказание, правил внутреннего распорядка в присутствии представителя администрации учреждения. По заявлению осужденного и с письменного согласия священнослужителя личная встреча, в том числе для проведения религиозных обрядов и церемоний, предоставляется наедине и вне пределов слышимости третьих лиц с использованием технических средств видеонаблюдения. В учреждениях, исполняющих наказания, осужденным разрешается проведение религиозных обрядов и церемоний, пользование предметами культа и религиозной литературой. В этих целях администрация указанных учреждений при наличии возможности выделяет соответствующее здание (сооружение, помещение) на территории учреждения, исполняющего наказание, и обеспечивает соответствующие условия, определяемые соглашениями о взаимодействии с зарегистрированными в установленном порядке централизованными религиозными организациями.

4.1. В целях обеспечения свободы совести и свободы вероисповедания осужденных в учреждениях, исполняющих наказания, федеральный орган уголовно-исполнительной системы заключает с зарегистрированными в установленном порядке централизованными религиозными организациями соглашения о взаимодействии. Территориальные органы уголовно-исполнительной системы в соответствии с указанными соглашениями вправе по согласованию с федеральным органом уголовно-исполнительной системы заключать соглашения о взаимодействии с зарегистрированными в установленном порядке централизованными религиозными организациями. Требования к содержанию соглашений о взаимодействии, обязательные для включения в указанные соглашения, утверждаются федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере исполнения уголовных наказаний.

Сейчас я уберу улыбку с лица и сформулирую: «Мы живем в правовом и многофункциональном государстве». Смешно, не правда ли? В общем, верующие ЗЭКи по закону имеют право изредка посещать молельные учреждения. Но так как в исправительных учреждениях большей части страны исторически есть только православные церкви, то этим правом могли пользоваться только христиане или им подражающие.

Я рос в православной семье. В детстве даже ходил в воскресную школу. И я верю в Бога. В КП-222 было две возможности посетить храм: небольшая церковь на территории СИЗО №122 за стенкой (Рис. 1) и церковь на воле, в самом Зеленограде, неподалеку от лагеря. Всего за весь свой срок я дважды посетил церковь в СИЗО и три раза сходил на волю.

Чтобы попасть в храм, нужно было, чтобы случились 2 вещи: в течение рабочей недели записаться в специальный список у отрядника, и чтобы этот список одобрил и подписал «ушастый» опер. Опер мог исключить из списка любого ЗЭКа или ЗЭКов по миллиону причин. Например, если список слишком длинный, или в качестве наказания за нарушение, или из личной неприязни. Утвердили тебя или нет, можно было узнать в субботу вечером в дежурке. А в воскресенье после проверки часов в 9 по громкой связи, которая ветвилась и расцветала своими матюгальниками абсолютно по всей зоне, избранных по фамилии вызывали на КПП. Минут за десять все собирались на пятачке перед дежуркой. В среднем это человек 15, причем 8—9 из них, так сказать, постоянные клиенты, которые ходили в храм почти каждый раз. Среди них был Вадик, Рома, «отец Сергий» – ЗЭК, получивший это прозвище за то, что все время читал библию, Витя, Копалко.

Копалко. (Имя?) Вовсе непонятный был человек с непонятной фамилией Копалко. Молодой парень, глухой на оба уха, с двумя слуховыми аппаратами, в следствие этого с невнятной дикцией. Невысокий, немного тормозной, даже придурковатый. В зоне он был дворником. Мел дорожки, выносил мусорки, одним словом, шнырь*. Но создавалось такое впечатление, что он не понимал этого, или не придавал этому значения. Он не понимал, что хорошо, что плохо, что приемлемо, а что западло, с кем можно дружить, а с кем нет, о чем можно говорить, а о чем лучше молчать. Он мог рассказывать все, что видел и слышал, как любому ЗЭКу, так и любому мусору. Идеальный стукач, который даже не понимал, что он стучит, как заправский дятел. Если ему что-то не нравилось, или его кто-то обижал, он кричал со своим своеобразным произношением: «Мой ддуг Мавданлы пвидет и спасет меня. Вот тогда я вам всем покаву». Ну, вы же помните, кто такой был Марданлы? Не удивительно, что при Копалко никто ничего запрещенного старался не делать.

Так вот, все собирались на КПП, всем выдавали их «мультипаспорта» (Рис. 3). «Мультипаспорт» – это Удостоверение осужденного. Изготавливается для каждого заключенного взамен общегражданского паспорта, который весь срок хранится в сейфе у начальника колонии. При краткосрочных выходах за пределы КП-222 (на работу, в церковь, в магазин) – ЗЭКу давали этот документ на руки. На всякий случай.

Потом кто-то из дежурной смены вел всю толпу или в СИЗО, или через парк мимо небольшого прудика в вольный храм. Помню, как первый раз я ходил в храм в СИЗО и нас вели 100 метров по воле от входа в КП до входа в СИЗО. Глоток свободы. Самый первый после посадки. Непривычный, незнакомый, страшный. Страшный, потому, что я вспомнил, что у меня в потайном карманчике на трусах лежат «мозги*». Для тех, кто не знает, почти все мужские трусы спереди двухслойные. И если с изнанки «мойкой*» сделать надрез, получается карман, который мусора из нашей КП-222 прощупывать брезговали. Или стеснялись. В такой карманчик легко помещался даже небольшой телефон, не говоря уже о симках, зажигалках и наркотиках. И как раз в таком «курке*» у меня лежали «мозги». Я попросту забыл их выложить и перепрятать перед проверкой. А на СИЗО ведь досмотр намного более тщательный, чем в КП. Мой хороший друг, когда приезжал меня навестить, перепутал двери и сначала пошел в СИЗО. Там передачку, которая предназначалась мне, перетряхнули всю вплоть до разворачивания каждой конфеты и вскрытия каждой пачки чая и печенья. Вот я и опасался, что сейчас мои «мозги» найдут и посадят меня за них в шизняк*. Конвойный, как назло шел последним, и при нем я не мог залезть в штаны и скинуть симку. Будь, что будет, подумал я. Главное держаться уверенно. Если что, я ее съем прямо при мусорах.

Мы дошли до СИЗО, прошли в первый тамбур, за нами с грохотом захлопнулась дверь. Женщина за решетчатым окном попросила нас по трое проходить за следующую дверь, за которой нас ждала рамка металлоискателя и дюжий мусор с «ракеткой». Мои нервишки начали пошаливать. Но, как выяснилось, зря. Одно из двух: или симки не ловятся металлодетекторами и АКАшками, или и то и то не работало, а было простой показухой. Так что я вместе со всеми остальными прошел через все проверки и обыски и оказался внутри СИЗО. Впечатлений была масса. В отличие от КП, там была тройная внешняя стена с «егозой*», контрольно-следовая полоса (КСП) с датчиками движения и рыхлой землей (чтобы были видны следы беглецов), по периметру прогуливались мусора с алабаями. Все бараки были с «решками*» на окнах. Все канализационные люки с замками!!! По периметру стояли вышки с автоматчиками. (Позже я узнал, что именно в этом СИЗО снимался известный русский олдскульный блокбастер «По прозвищу «Зверь» с Дмитрием Певцовым, еще в те времена, когда СИЗО и КП были одной исправительной колонией общего режима). ЗЭКи здесь носили одинаковую черную робу с нашивками (номер, ФИО, статья). Настоящий централ*. Сам храм располагался сзади от всех бараков и выглядел цветным островком на фоне черно-серого окружения. Все бараки, стены, подсобные помещения и дорожки были примерно одного цвета – мокрого асфальта, а храм был ярко-кирпичный, да еще и золоченым куполом. Он был довольно маленький. В него помещалось всего человек пятьдесят, не больше. Батюшка приехал незадолго до нас на черной Camry в топе. На автобусе приехало еще двое вольных парней. Один был дьяконом, второй – хором. Кроме нас, на службе из ЗЭКов было только трое человек местных сидельцев. Служба была немного укороченная, по сравнению с вольным вариантом. В конце нее нас причастили, и батюшка прочитал очень неплохую проповедь о терпении. Хороший оказался дядька. Обратно нас вернули тем же маршрутом, но на входе в КП-222 нас не досматривали вовсе. Забрали «мультипаспорта» и все. Мои «мозги» чудесным образом остались при мне.

Походы в вольный храм были дольше и интереснее. До момента выхода из КП процедура была такой же: список, вызов, сбор, «мультипаспорт». Потом официально, конвой должен был сопровождать нас всю дорогу до вольной церкви. А на деле оказалось чуть-чуть по другому. В такие походы нам в сопровождение давали неизменного «генерала» Мочалкина. Тогда еще старлея. А он был ужасно ленив и себялюбив. За воротами он переводил нас через дорогу, так чтобы мы скрылись из зоны видимости внешних камер наблюдения, садился в свой Фольксваген Гольф и говорил: «Дорогу вы знаете. Идите напрямик через парк. Я вас буду ждать на месте. Если что, ай-ай-ай будет. Накажу».

Мочалкин. Был редкой поганкой, но об этом я узнаю еще через пару месяцев после первого похода в вольный храм. Но однажды, хочется думать, что в наказание за его мерзкий характер, его лень ему аукнется. При очередном таком походе, пока он рассекал на своем автó, двое парней-наркоманов сбежали, за что Мочалкин получил по шапке (примечание автора, сделанное уже после освобождения). А тогда он казался мне просто посредственным упырем. На зоне он следил за порядком, чтобы все были побриты, пострижены, зажигалок чтобы не носили, бейджики не снимали и прочие мелочи быта. Докапывался до ЗЭКов по любому поводу и без него. Причем обычно в грубой нецензурной форме. «Генералом» его прозвали за сходство с Наполеоном и за то, что он очень много мнил о себе и пытался казаться очень важным и незаменимым, хотя по сути был никем. Он был очень маленького роста, тщедушный, чернявый, с большим носом, шепелявый мордвин. Женат был на женщине, в несколько раз превосходящей его по всем параметрам, физическим и умственным. Наверное, дома его угнетали или подавляли, поэтому всю накопившуюся злость он вымещал на тех, на ком мог – на ЗЭКах.

Мы шли пешком мимо чудесного ухоженного пруда, через тенистый парк. Дорога занимала около 15 минут. Люди, гуляющие в парке, мамаши с детьми, молодые парочки, даже не подозревали, что мимо них идет толпа зэков, осужденных за различные преступления на срокá от полугода до 6 лет. В конце пути мы выходили на извилистую улочку, на которой нас уже ждал «генерал». Он доходил с нами 200 метров до храма и чаще всего уезжал по своим делам, договорившись встретиться на том же месте в полдень. Только однажды он прождал всю службу сидя в припаркованной машине. Наверное потому, что кто-то на него настучал, что он оставляет ЗЭКов без присмотра. Территория была огорожена высоким деревянным забором, внутри которого высился довольно большой деревянный резной храм. Так как мы посещали его только по воскресеньям, он всегда был полон народу всех возрастов. Наверное, в Зеленограде не так много церквей, и весь народ собирался здесь. А может быть эта церковь была знаменита чем-нибудь и привлекала внимание верующих. Я точно не могу сказать. В храме был шикарный звучный женский хор. Все три батюшки были добротного, крепкого телосложения и читали неплохие проповеди после служб. Но один мне запомнился особенно. Я стоял к нему на исповедь одним из последних в очереди. Все прихожане проводили у него не больше двух минут, моя очередь стремительно приближалась. Я проговорил в голове список грехов, «вольных и невольных», которые совершил «словом, делом или помышлением». И вот я подошел к нему, сказал одну лишь фразу: «Я сижу в колонии». Я ЗЭК». Он как будто ждал чего-то необычного, нового очень долго. И дождался. Поток его речи был непреодолим. Начал он с поучений, что преступать закон плохо. Когда мне удалось ввернуть пару слов о том, что я невиновен, что меня подставили, он стал рассказывать мне о смирении и о божьем промысле. Потом о своей биографии. И что он – шестой ребенок в семье. И как он неожиданно для всех решил стать священником. И как Бог помогал и наставлял его во всем. Потом о том, как он любит выпить. Потом опять о смирении и покаянии. Мы беседовали (вернее сказать, он повествовал, а я слушал, хотя обычная исповедь проходит ровно наоборот) минут двадцать пять. Стоящая за мной бабушка уже начала причитать и цыкать. Ведь до причастия оставалось совсем немного времени. Но наконец батюшка опомнился, улыбнулся, сказал, что грехи – дело поправимое, положил мне на голову епитрахиль и прочитал молитву. Последнюю бабушку он исповедовал меньше 30 секунд. Меня поразило, удивило и обрадовало сие действо. Человек был со мной искренен, не зная меня лично, не имел предрассудков о том, что я ЗЭК, в отличие от многих людей на воле, много и с удовольствием беседовал со мной на любые темы.

Нас причащали. И после проповеди мы собирались у выхода и шли к Мочалкину. Далее все по тому же сценарию. Он уезжал на машине, мы шли пешком, но уже не через парк, а по улице. Так было длиннее, но зато по дороге были магазинчики, в которые нам разрешено было ненадолго заходить. Некоторые даже в церковь записывались не ради церкви, а ради магазина. Накануне собирали заказы у своих семейников и приятелей и покупали все, что нужно, без алкоголя конечно. В результате мы с полными пакетами еды и газировки приходили к зоне, где нас встречал Мочалкин, заводил нас в КП-222, досматривал содержимое покупок и запускал в жилку. А внутри уже ждала толпа «страждущих» в надежде получить свои заказы.

Такое вот общение с Богом.

Глава 8. Общага

Статья 99 УИК РФ. Материально-бытовое обеспечение осужденных к лишению свободы

1. Норма жилой площади в расчете на одного осужденного к лишению свободы в исправительных колониях не может быть менее двух квадратных метров, в тюрьмах – двух с половиной квадратных метров, в колониях, предназначенных для отбывания наказания осужденными женщинами, – трех квадратных метров, в воспитательных колониях – трех с половиной квадратных метров, в лечебных исправительных учреждениях – трех квадратных метров, в лечебно-профилактических учреждениях уголовно-исполнительной системы – пяти квадратных метров.

2. Осужденным предоставляются индивидуальные спальные места и постельные принадлежности. Они обеспечиваются одеждой по сезону с учетом пола и климатических условий, индивидуальными средствами гигиены (как минимум мылом, зубной щеткой, зубной пастой (зубным порошком), туалетной бумагой, одноразовыми бритвами (для мужчин), средствами личной гигиены (для женщин)).

3. Минимальные нормы питания и материально-бытового обеспечения осужденных устанавливаются Правительством Российской Федерации. За счет средств предприятий, привлекающих к труду осужденных, им может быть организовано дополнительное питание сверх установленных норм. Нормы вещевого довольствия осужденных утверждаются федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере исполнения уголовных наказаний. Осужденные, не работающие по не зависящим от них причинам, осужденные, не получающие пенсии, обеспечиваются питанием и предметами первой необходимости за счет государства.

4. Осужденные, получающие заработную плату, и осужденные, получающие пенсию, возмещают стоимость питания, одежды, коммунально-бытовых услуг и индивидуальных средств гигиены, кроме стоимости специального питания и специальной одежды. С осужденных, уклоняющихся от работы, указанные расходы удерживаются из средств, имеющихся на их лицевых счетах. Возмещение стоимости питания, одежды, коммунально-бытовых услуг и индивидуальных средств гигиены производится ежемесячно в пределах фактических затрат, произведенных в данном месяце.

5. Осужденным, освобожденным от работы по болезни, осужденным беременным женщинам и осужденным кормящим матерям на период освобождения от работы питание предоставляется бесплатно. Осужденным, содержащимся в воспитательных колониях, а также осужденным, являющимся инвалидами первой или второй группы, питание, одежда, коммунально-бытовые услуги и индивидуальные средства гигиены предоставляются бесплатно.

6. Осужденным беременным женщинам, осужденным кормящим матерям, несовершеннолетним осужденным, а также больным осужденным и осужденным, являющимся инвалидами первой или второй группы, создаются улучшенные жилищно-бытовые условия и устанавливаются повышенные нормы питания.

7. Сверх установленного статьями 88, 121, 123, 125, 131 и 133 настоящего Кодекса размера средств, разрешенных к расходованию на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости, осужденные могут за счет собственных средств дополнительно приобретать разрешенную к использованию в исправительных учреждениях одежду, в том числе спортивную, оплачивать дополнительные лечебно-профилактические и иные предоставляемые по их желанию услуги, определяемые Правилами внутреннего распорядка исправительных учреждений.

Я никогда не служил в армии. Сначала у меня была отсрочка на пять лет, потому что я был студент МГУ, потом на три года, потому что я был аспирантом института полиомиелита, а потом я уже был подозреваемым, обвиняемым, подсудимым и так далее, а таких «не берут в космонавты». И я уже никогда, к сожалению или к счастью, не послужу, потому что стал слишком стар для призыва.

Но зато в силу профессии (биохимик-вирусолог) я часто и надолго ездил на выезды, практики и командировки. Еще в школе (учился я в биоклассе гимназии 1543) после 9-го класса мы на месяц всем классом ездили на практику в деревню Молдино, где девчонки ночевали внутри большого деревянного дома, а мальчики – на чердаке в спальниках в относительно спартанских условиях. После десятого класса мы снова на месяц всей толпой ездили на Белое море, где жили в палатках по 4 человека. После первого курса биофака мы полтора месяца провели на Звенигородской биологической станции, а после второго – месяц на Беломорской биологической станции, и месяц в биологической общаге в Пущино.

Все это я рассказываю к тому, что до отсидки я уже имел некоторый опыт проживания в больших группах людей, знал основные правила общежитий и коммуналок. Например, что нужно жить, кем жил, не выпендриваться, не обманывать, не лезть на рожон, если не чувствуешь за собой правды. Любая социальная группа наказывает за подобные проступки, и это эволюционно оправдано. Иначе эта группа станет разобщенной и неконкурентоспособной.

Сидельцы, которые служили в армии, довольно часто в разговорах отмечали сходство армии и КП. И там и там суровый режим: подъем, отбой, построения, переклички, и там и там нельзя иметь сотовый телефон, нельзя пить, нельзя нарушать субординацию. За каждое нарушение в армии наряды вне очереди и «губа», в колонии – объяснительные и ШИЗО. По сути – одно и то же. И там и там могут наказать физически. Пробить в душу, например, или отмолотить полотенцами с мылом, завернутым в них. И там и там, есть стукачи, подлецы, выслуживающиеся перед руководством. Но, удивительное дело, все отмечали, что в нашей КП прав у ЗЭКов больше, чем у солдат в армии, беспредела меньше, никакой дедовщины (ну, вернее, почти никакой). Даже наоборот, ЗЭКи частенько защищают и выгораживают друг друга перед лицом общего врага арестантов в лице администрации колонии.

После карантина меня с Саней поселили во второй отряд. Длиннющий желтый одноэтажный корпус (Рис. 1). Вход в него располагался с торца, ближайшего к СИЗО, так что мы регулярно слышали лай сторожевых собак через стену. Слева от входа была раздевалка: 4 ряда вешалок, под которыми располагались полки для обуви. За ней слева была «баульная» – небольшое узкое помещение со стеллажами для баулов. Напротив баульной был душ/туалет, состоящий из трех помещений. В основном помещении было 8 раковин для умывания (одна гашéная, для обиженных), напольная раковина для помывки ног и четыре стиральные машины, по одной на каждый кубрик отряда. Умывалка сообщалась с двумя комнатками поменьше: вечно прокуренным туалетом, в котором изредка улавливались ароматы травки, и душем. Туалет был оборудован четырьмя писсуарами и четырьмя кабинками с унитазами с деревянными двустворчатыми дверками, как в салунах на диком западе. Одна такая кабинка тоже была гашéная. Душевая представляла собой облицованную дешевым кафелем комнатенку с пластмассовой вытяжкой и шестью «лейками*», одна из которых также предназначалась для обиженных.

Следующей по коридору комнатой слева был кабинет отрядника. Потом коридор сужался в небольшую арку, пройдя через которую можно было наконец добраться до кубарей. Всего их было четыре: два слева и два справа. Мы жили в кубаре номер один. Этот кубарь не носил специального названия. В нем проживало около 30—35 человек. Место обиженного было отгорожено от остальных шконок проходняком*. Два ряда двухэтажных шконарей занимали почти все пространство. У стен между шконарями стояли двухэтажные тумбочки. И на шконках и на тумбочках висели бирки с именами занимающих их сидельцев. Все шконари были заправлены «по-белому». «Заправка по-белому» – особый вид скручивания постельного белья, принятый в колонии, внешне напоминающий пилотку. Второй кубарь почти ничем не отличался от первого. Третий кубарь носил имя «Титаник» из-за своего размера. В него помещалось около 55 человек. И четвертый кубарь был меньше всех, всего на 20 человек. Он назывался «Красный уголок», потому что когда то в него селили хозбанду и «козликов*».

В продоле между кубарями стояли общие складные сушилки для белья, с обоих концов висело по матюгальнику громкой связи и по камере.

Второй отряд был в три раза больше первого. В нем всегда было людно, громко, суетно. Кто-то стирался, кто-то мылся, кто-то галдел, кто-то курил. И в таком вечно живом неусыпном улье мне предстояло просуществовать два года.

Наш первый кубарь был почти целиком ДТПшный. И, по ходу, самый безобидный и неконфликтный из всех. В него селили только адекватных людей, и если кто-то из его обитателей проявлял себя не с лучшей стороны, его сразу же переселяли в Титаник. У нас не было бомжей, не было наркоманов. Помещение периодически проветривалось, поэтому не было неприятного спертого запаха мужского общежития в отличие от других кубарей второго отряда. В дальнем от входа углу висели две иконы. Около двери было большое зеркало. На окнах висели занавески. На подоконниках стояли комнатные растения. На одной стене даже одно время висел автоматический освежитель воздуха (пока мусора его не разбили вдребезги во время шмона). Вы уже поняли, к чему я? Наш кубарь был самым элитным кубарем для не блатных осужденных. (Для блатных самым элитным считался третий кубарь первого отряда, в котором мне довелось пожить чуть позже).

Мы трое (я, Саня и Макс) плотно осели в этом кубаре, задружились почти со всеми его обитателями и начали потихоньку привыкать к местному быту.

Через некоторое время к нам в кубарь подселили чела по кличке Тырж, с которым мы успели пересечься в карантине. Он заехал за пару дней до того, как нас «подняли» в жилку*.

Это был молодой парнишка лет двадцати двух. Сидел по статье 158 (кража), за то, что спер телевизор. Так как он был молодой, его определили к нам в кубарь, чтобы «оградить его от пагубного влияния бывалых ЗЭКов». Забегая вперед, скажу, что это не помогло, и после нескольких залетов с синькой и пары дебошей его отправили досиживать на общий режим.

И с появлением Тыржа у нас в кубаре появился личный будильник. Дело в том, что Тырж регулярно говорил во сне. На протяжении всей ночи он мог тихонько бурчать какую-нибудь неразборчивую чушь, но ровно в 5:30 (за пол часа до подъема) он коротко, но во весь голос орал различные ругательства и оскорбления: «Отъе… тесь от меня, пид… сы» или «идите на хрен, твари», или «ты че, охренел?». И весь кубарь сквозь чуткий утренний сон понимал, что спать осталось ровно полчаса, скоро по громкой связи объявят подъем и придет дежурный всех будить.