Зубы дракона

Александр Прозоров

Зубы дракона

Часть первая

Поселок охотников

1. Мертвый поселок

Розовый туман подернулся паутинкой трещин, разорвавших его на ровные, аккуратные ромбики – и стал медленно раздвигаться. Ромбики плавно вытягивались в длину, превращаясь в прямоугольники, выпячивались, желтели, пока внезапно не оказались обычными валунами стен. Две высокие, изъеденные водой и ветром, поросшие седым мхом желтые стены стояли по сторонам улицы, густо усыпанной ядовито-оранжевым песком. А над стенами в ослепительно-чистое, невероятно-синее небо круто лезли темно-серые склоны горы. Где-то там, в сумасшедшей выси, чуть ли не в стратосфере, их украшала сверкающая корона снега. Радостную картинку немного портили разбросанные кое-где на хребте пятна зарослей; то ли леса, то ли кустарника. На таком расстоянии они казались просто сырой зеленой плесенью.

В воздухе висел непрерывный шелестящий гул, словно хлестала вода из разорванной трубы. Пахло свежим весенним дождем и – немножко – тухлятиной. Солнце палило с такой яростью, будто рассчитывало на тринадцатую зарплату, и кожа бессильно плавилась под жаркими лучами. Вдобавок по улице пробегали легкие вихри, подхватывали с земли крупные, тяжелые песчинки и больно стучали ими по обнаженному телу. Левая рука затекла и почти не ощущалась, жутко ныла спина, а во рту стоял солоноватый привкус крови.

«Может быть, есть смысл встать?» – всплыла в сознании до неприличия здравая мысль. Можно даже сказать, неуместная. Я всем нутром ощущал чуждость мне тела. Вот сознание было мое, это да. Не отрицаю. Но оно вело пребывало само по себе, без всякой связи с бренной плотью. Я ощущал себя как бы за занавеской, за тонкой, но плотной пленкой, надежно отделяющей душу от тела.

Однако, сколько можно здесь лежать? До тех пор, пока вездесущие муравьи норы в мышцах не прогрызут? Сознание, конечно, способно обойтись без плоти. Но только в том случае, о котором думать не хотелось.

Наверное, еще немало времени могло уйти на брожение мыслей, если б не очередной мини-смерч, резко хлестнувший песком по обожженному телу. Невольно вздрогнув, я застонал, оперся руками о землю и осторожно принял сидячее положение. Вопреки ожиданию, ничего не болело. Тогда я, уже более смело, встал и решительно направился в сторону тени, заманчиво темнеющей возле одной из стен. И напрасно – босые ноги словно попали в сугроб, а тело обдало морозом. Я шарахнулся обратно на свет, посмотрел на ноги – не покрылись ли инеем? – а потом резко дохнул в тень. Пара изо рта не пошло. Значит, температура там выше плюс восьми. Сунул в тень руку. Холодно. Не веря в такую подлость здешней природы, я прошелся немного вдоль стены, выбрал благопристойное место возле покосившейся калитки из толстых трухлявых досок и сунул в тень палец ноги. Увы, рядом с калиткой тоже царила зима.

Осталось только тяжело вздохнуть. А в голове тем временем зашевелилась очередная здравая мысль: «Интересно, а почему я голый?»

Я был совершенно наг, от макушки до ступней, готовых вот-вот зажариться на раскаленном песке. И в тело по-прежнему били, точно маленькие пули, оранжевые песчинки, и солнце норовило сгрызть кожу на плечах до костей. А главное – я никак не мог понять, где нахожусь.

Высокие стены из крупных желтых валунов вдоль улицы, монументальные двухэтажные дома с провалившимися крышами, узкими окнами без рам и рваными дырами в стенах. По одну сторону улицы короткие тупички упирались в гору: мертвые дома цепко вскарабкались на высоту в пять-шесть этажей, держась стенами за склон. По другую сторону – коробки остовов виднелись на сотни метров, вместе с густо-зелеными шатрами деревьев возвышаясь над гребнями стен. Дальше, за ними, парился в полуденном зное склон другой горы. А впереди, там, куда уходила пустынная улица, отвесная горная стена пряталась за дымкой тумана. Я оглянулся. Позади также высился монументальный скалистый отрог с зеленоватой сверкающей шапкой. Высокий. Итак, я был в долине. В горной долине, окруженной непроходимыми высоченными кряжами. Вот так сюрприз!

«Амнезия…», – забрела в сознание очередная «мудрая» мысль. Потеря памяти. Потому как в памяти я был Игорем Сомовым, водителем давно списанного медицинского «Рафика» в доме для престарелых на Звенигородской улице. Воспоминания о слякотном осеннем Питере для этой деревеньки явно не годились. Или, может быть, меня перебросило во времени? Нет, это бред еще больший. Горы вокруг Петербурга никогда не водились и пока не собираются.

Так что же делать? Правая рука без всякого влияния разума скользнула вперед и прикрыла ладонью от возможных опасностей величайшую ценность организма, болтающуюся внизу живота. Из губ вырвался тяжкий стон. И весь этот телесно-духовный разброд мне наконец надоел. Я шагнул в тень и прижался к ледяной стене, дыша морозным воздухом, пропитываясь зимним холодом насквозь, до самого мозга костей, а потом, когда кожа ощетинилась мурашками, а зубы стали выбивать походный марш, выдвинулся обратно на раскаленный свет. Содрогнувшись под двумя тепловыми ударами, распустившиеся детали организма съежились и разбежались по местам. Сердце застучало четко и ровно, легкие до самых глубин наполнились свежим влажным воздухом, мозги прочистились и заработали четко и внятно.

Итак, где я? Заброшенная горная деревушка. Войны здесь не было – при попадании снарядов содержимое домов обычно выбрасывает наружу, а здесь крыши везде провалились вовнутрь. К тому же нет следов пожаров.

Вывод – поселок умер своей смертью. Брошенный людьми, он медленно разлагается сам по себе, и скоро останется только скелет из каменных ребер и позвонков.

Что делать? Искать людей. Такой большой поселок – тысячи на три народу – не может быть брошен сразу всеми. Наверняка где-то ютится пара старичков-пенсионеров, не пожелавших бросить родные места на старости лет, бродит какой-нибудь полусумасшедший краевед-любитель, растягивает шкурки привыкший к одиночеству охотник. Не может быть иначе. Они выведут на дорогу, укажут ближайший транспорт. А если повезет, то и телефон найдется. Вполне могли сюда связь провести, пока население еще не разбежалось.

Вопрос последний: как заставить правую ладонь покинуть боевой пост? Сила воли с ней справиться не может.

Ответ: заглянуть в любой из брошенных домов и найти какую-нибудь подходящую по размерам тряпку. Хоть с огородного пугала снять. А то, чего доброго, туземцы нудистского наряда спужаются, за психа примут. Попробуй потом с ними контакт наладить!

С этим благим порывом я и взялся за покосившуюся калитку. Древесина опала пылью, словно пепел с сигареты, улетела в сторону легким облаком. И я понял, как здорово влип…

За калиткой лежал скелет. Сияющие белизной до боли в глазах косточки, одна нога чуть изогнута в колене, рука вскинута к подбородку. Нижняя челюсть отпала вниз, демонстрируя ровные, здоровые зубы.

Зубы. Я пришел сюда, чтобы вылечить зубы, – не к месту всплыло в мозгу. Я попятился и обессиленно сел у стены.

Да, сюрприз. В селениях, где есть хоть один живой человек, останки не валяются во дворах.

Вывод? Поселок мертв, Игорек. Ты здесь один.

Над улицей дрожал воздух. Он рвался вверх, утекая к небу тонкими гибкими струйками, ручейками, потоками, которые время от времени скручивались в жгуты маленьких смерчиков и уносились прочь, разбрасывая зернистый оранжевый песок. Голова под волосами зудела, словно туда забралась сотня клопов и устроила банкет. Почесать голову оказалось невозможно – волосы так нагрелись под солнцем, что прикосновение к ним было равносильно поглаживанию паяльника. Будь я лысым, уже бы помер. Попадавший в легкие воздух не освежал, а давил парной духотой. И вдобавок страшно хотелось есть. Пожалуй, даже жрать. Ведь перед наркозом есть запретили…

Стоп! Я попытался поймать за хвост ускользающую мысль… Наркоз… Был наркоз… Может, меня под наркозом того… увезли куда?.. Но почему? Зачем? Ведь я сам согласился…

На что?

И тут мне прямо на щеку с громким зудом спикировала муха. Я согнал ее, потеряв одновременно и цепочку воспоминаний. Муха описала короткий полукруг и с ходу попыталась влезть в ухо. От удара у меня зазвенели барабанные перепонки, вылетели остатки памяти и резко заныло в шее. Я явственно ощутил, как под ладонью моя аристократическая ушная раковина превращается в плоский блин. Самое обидное – гнусная крылатая тварь нисколько не пострадала. Она уже лезла мне под мышку. Резкий удар! З-з-з-з… Черная небольшая муха, уверенная в себе, совершила неторопливый облет доставшегося ей куска человечинки. Я попытался поймать ее в кулак. Раз… Еще раз… Как бы не так. Рассадница инфекций была вертлявой и глазастой.

– Ну, погоди, скотина беспородная! – Вскочив, я попытался прихлопнуть ее ладонями. После двух-трех минут бурных аплодисментов муха отошла на заранее приготовленные позиции, повиснув в полуметре над головой. Я погрозил кулаком. Она стала описывать широкие круги, как акула перед атакой. Я хмыкнул и сделал вид, что больше ее не замечаю.

Апатия исчезла, как и не было, немного отпустила душу щемящая тоска одиночества. Чего скулить? Здесь же жили люди. Они не могли унести с собой сады и огороды. Пусть прошло несколько лет, но на бывших грядках обязательно какая-нибудь репа или морковка найдется. Где всю убрать не успели, где самосадом расплодится. Культурные виды, они тоже плодиться и размножаться умеют. А всякие груши-яблоки? Дерево, оно растение долгоживущее. Вон сколько крон над каменными заборами торчит! Тем паче, сейчас осень. В это время года с голоду не умирают. Наверняка и одежонку старую в домах раздобыть можно. Не станут же люди все тряпье с собой тащить? В общем, не пропаду. А там, глядишь, и дорогу отсюда найду.

Начинать нужно с одежды – плечи уже огнем горят. Еще час-другой, и солнце разделает их, как бобер осину – под корешок.

Я огляделся, прикидывая, откуда начинать поиск, и замер, увидев ее… Как раньше не заметил такую красотку? Она спала почти в самом конце улицы, ясно видимая на фоне облаков пара. Она млела, вытянувшись во весь рост прямо на каменном заборе. Рыжая, пушистая… Как еще не изжарилась в таком пекле? Невероятно. Но она была здесь, символ жилья и уюта, она никуда не исчезала – очаровательная пухлая кошка.

Отчаянно косолапя – подошвы ног горели от раскаленного песка не меньше плеч, – я заковылял к ней. С каждым шагом шелестящий гул, постоянно дрожавший в воздухе, усиливался и усиливался, грозя перейти в рев, повеяло свежестью, прохладой, влажной нежной лаской морского прибоя. Кошка подпустила меня метров на пять, приоткрыла один глаз, задумчиво потянулась, перевернулась через спину и брыкнулась куда-то по ту сторону стены. Но мне было уже не до нее.

Улица кончалась ровной каменной площадкой, огороженной невысоким поребриком, а от площадки вниз, в глубину огромного – не меньше полтораста метров в диаметре – колодца, уводила вырубленная в камне лестница. И туда же рушился со скального уступа непрерывный поток воды, целая река тяжелой, плотной, почти стеклянной массы. Водопад бил в глубину колодца с такой силой и яростью, что наверняка уже давно прошил Землю насквозь, и сейчас вырывается где-нибудь в Исландии гигантским гейзером.

Водопад поражал своей мощью и величием. Никогда в жизни не видел ничего похожего – тем более вблизи. Поток отрывался от скалы примерно в пятидесяти метрах над головой и с огромной скоростью пролетал мимо меня в считанных шагах. Казалось, сунь в него руку – оторвет. А под ногами бурлил гигантский котел. И из этой кастрюльки неоглядного диаметра вырывались клубы дышащего свежестью пара, и на каждом облачке – радуга. Разноцветный мост через пропасть: дуга, кусочек дуги, полоска, маленькая цветная искорка – феерия прохлады и красок под ослепительным небом.

Я намок в доли секунды, и удовольствие сменилось раздражением. Все, казалось, чистое тело покрылось грязными потеками, из-под волос покатились едкие теплые капли. Короче, раз уж нашлась вода, да еще в таком количестве, имело смысл искупаться.

Лучше бы я ходил грязным!

«В жизни всегда есть место подвигу», – очень любила говорить наша учительница литературы. Материальным воплощением ее слов оказалась лестница, на которую я имел глупость ступить. Крутая – почти отвесная, узкая, мокрая, со стершимися ступеньками и без малейшего признака перил, она куда больше напоминала горку для ныряния в бассейн, нежели приспособление для удобного спуска. Если я не побежал обратно наверх, то только потому, что боялся разворачиваться. Трудолюбивый мастер из глубины веков вырубил сие сооружение прямо в теле скалы, поэтому стена плавно перетекала в потолок. Причем очень быстро. Изогнутая в сторону пропасти стенка опасно смещала центр тяжести тела в сторону бурлящей ревущей бездны. Как там в сказке о Коньке-Горбуньке? «Бульк в котел, и там сварился». Ступени, поначалу казавшиеся приятно-прохладными, уже ощутимо морозили подошвы ног. О, где ты, милый, нежный, хороший, горячий песок?! На глаз глубина колодца казалась метров в сто, а лестницу в нем ухитрились сделать длиною в бесконечность… Может это и не лестница вовсе, а местный эквивалент гильотины? Нет, лучше бы мне ходить грязным…

Когда я уже совсем было смирился с предстоящим путешествием к центру Земли, лестница внезапно завершилась. Небольшая каменная площадка, двойник той, что наверху, висела в пронизанном радугами пространстве неподалеку от грохочущего облака, в котором исчезал могучий поток водопада. Лучи солнца бесследно растворялись в глубинах вспененного мрака, и только по танцующим на мелких волнах листам кувшинок можно было угадать границу воздуха и воды. Переведя дух и кое-как успокоив судорожно трепыхающееся в груди сердце, я опустился на колени и зачерпнул ладонями пустоту.

Боже мой! Это был кипяток! Во всяком случае, в первый миг я ощутил настоящий ожог, и только через секунду осознал, что вода просто очень холодная, холодная настолько, что сугроб по сравнению с ней показался бы сауной. Желание купаться испарилось мгновенно, не оставив ни малейшего следа. Стиснув зубы, я вновь окунул руки в жидкий лед, сорвал три плававших поблизости крупных листа водорослей, смочил влажными ладонями волосы и отправился наверх.

Подниматься, как известно, намного легче, чем спускаться. Через минуту я, мурлыкая от наслаждения, уже подставлял покрытое мурашками тело дуновениям теплого, нежного ветерка. После могильных глубин колодца поселок выглядел не столь уж и мрачно – яркая оранжевая улица, светлые желтоватые стены, изумрудно-зеленые кроны деревьев. Рай земной! Вот только живот подвело. Пора было бы уже заняться поисками одежды и хлеба насущного.

Два листа кувшинки я положил на плечи, а третий попробовал пристроить туда, где у Адама находился фиговый листок. Не знаю, за какое место цеплял свой листик прародитель человечества, но мне укрепить его так и не удалось. В конце концов я прикрыл листом голову, и в таком клоунском наряде отправился в экспедицию.

На ближайшие к водопаду дома тратить время не стоило – высокая влажность, а значит плесень, грибок, труха. Вряд ли чего уцелело. Но вот метрах в ста от колодца, прячась за двумя раскидистыми деревьями, прижимался к скале трехэтажный особняк, крыша которого, крытая черепицей, успела осесть только с одной стороны. Жили там, похоже, люди зажиточные, барахлишко их под открытым небом еще не побывало. И осмотреться с высоты было бы неплохо.

Стряхнув налипшие на мокрое тело песчинки, я направился к облюбованному дому, но не успел пройти и полдороги, как услышал негромкий женский голос:

– Эй, охотник, ты кто?

2. Танец на поющем мосту

Голый король из сказки Андерсена, когда обнаружил свою наготу, сумел сохранить достаточно мужества и самообладания, чтобы закончить шествие. Я подобной силой воли не обладал, а потому пулей юркнул в ближайшую калитку и съежился за стеной, прикрыв «срам» сдернутым с головы листом кувшинки.

– Откуда ты, охотник? – переспросил голос заметно более веселым тоном.

Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос…

– Ты из Небесного Города? – не унимался голос.

Нужно было отвечать, пока неведомой «туземке» не надоела моя игра в молчанку.

– Нет! – крикнул я, осторожно выглянув краем глаза на улицу. Там было пусто.

– Ты из Долины Драконов?

– Откуда?! – от изумления я забыл обо всех уже случившихся напастях. Только драконов мне тут не хватает!

– Ты из пустыни драконов? – поправился голос, однако для меня смысл вопроса совершенно не изменился…

Долина Драконов, мертвый поселок, скелет за трухлявой калиткой…

Здесь водятся драконы… Значит, мокрый Питер, высоченные каменные дома, людской муравейник, метро, повозки, бегающие без лошадей, говорящие шкатулки – все это сон, видение, каприз больных мозгов, потерявших в фантазиях истинную память… А реальность – это огороженное горами пекло рядом с ледяным водопадом. И драконы. Интересно, какие они? Летают и дышат огнем? Или просто ползают по ущельям, подъедая случайных путников? Мне что, придется с ними драться?

– Эй, охотник! – забеспокоился голос. – Ты там, часом, не умер?

– Послушайте, э-э… леди, – попросил я, – у вас не найдется какой-нибудь ненужной одежонки? Честное слово, совершенно не могу соображать, гуляя в голом виде. Особенно, когда поблизости имеются дамы. Век благодарен буду.

На сей раз примолк голос. Через пару минут я забеспокоился и высунул голову на улицу. Впрочем, все равно ничего не увидел.

– Ты не из Долины Драконов? – опять переспросил голос.

– Да нет же! Я вообще про нее первый раз слышу!

– Тогда откуда ты?

– С Луны свалился! – выкрикнул я расхожую фразу.

– С Луны? – удивился голос, и после короткого колебания сообщил: – Хорошо, я принесу тебе рапсодию. Но только на время!

Можно было подумать, что в падение с Луны невидимая собеседница поверила всерьез. Где же это я? И кто я? Убей меня бог, но сколько стоит в рублях подвесной подшипник для «Латвии» помню, а как выглядят драконы – нет. Может, тут еще тролли и феи водятся? А голос принадлежит прелестной принцессе, которую нужно спасать… Хотя место тут для королевства не фонтан. Размеры долины не ахти. Да и людишек, похоже, уже пожрали.

На улице под неторопливыми шагами заскрипел песок.

* * *

Это оказалась не принцесса. Скорее – королева. Лет сорока, с хорошо развитыми формами и густыми темными кудрями. Естественно – под здешним солнцем без хорошей копны волос человеку долго не протянуть. Тепловой удар обеспечен.

Одета она была в длинное белое платье с широкими проймами для рук. Единственным украшением служил длинный тонкий красный поясок; он вился сложным кружевным плетением от талии вверх, плотно прижимая ткань к телу, подчеркивая высокую грудь и широкие бедра. У женщины сохранилась отличная фигура, только не того модного ныне дистрофичного типа «ноги – спички, талия – кошачий хвост». Ее красивое, здоровое и сильное тело могло вызвать зависть и у Кшесинской, и у Павловой, и у жизнерадостных девушек, которых так любят показывать в хронике сталинских годов… Если только они не плод моей больной фантазии…

А вот на ногах у нее оказались не туфельки, и даже не кроссовки, а обыкновенные обмотки. Серая грубая ткань, обернутая вокруг ступни и голени, и туго обвязанная алым ремешком – по типу высокой шнуровки древнегреческих сандалий.

– Эй, охотник, ты еще здесь?

– Куда же я денусь? – выглянул я в калитку.

– Вот, – протянула она сверток, – рапсаны и старая рапсодия. Отдашь, когда себе новые сделаешь.

Я втянул подачку к себе за забор и развернул. В ней оказались два куска ткани, похожей на мешковину, длинная черная лента и широкий отрез с большой дырой для головы посередине. Похоже, этот вид одежды и назывался здесь «рапсодией». Прикрыв наконец-то наготу, я тихонько зашипел от боли в обожженных плечах, подвязался сложенным в несколько раз пояском и вышел к «королеве».

– Вот ты какой, лунный охотник… – она окинула меня оценивающим взглядом и потребовала: – Рапсаны одень, ноги испортишь.

– Эти? – я взялся за куски мешковины, стараясь обмотать их вокруг ног примерно так, как это выглядело на женщине. Она с интересом наблюдала за моими манипуляциями. Вскоре на губах ее заиграла улыбка.

– Ты что, рапсанов никогда не видел?

– Нет…

– Дай сюда! – она присела на корточки, быстро и плотно обернула мои ноги, потом сверху вниз затянула ремешком.

– Понятно?

– Попробовать надо… – осторожно ответил я.

– Да? – она выпрямилась и пытливо заглянула в глаза. – Ты правда никогда их не носил? Твои ноги слишком изнежены для босых прогулок…

– Я всю жизнь ходил в ботинках.

– А что такое боти-нки?

Я промолчал. Как можно объяснить, что такое ботинки?

– Боти-нки, – задумчиво потянула женщина. Пурпурные брови и ресницы – такова, видать, здешняя мода – нисколько не портили ее лица. Голубые глаза, чуть вздернутый нос, розовые губы, золотисто-коричневая кожа. Неброская, приятная красота. – Боти-нки… Конечно, ты мог прокрасться из Долины Драконов так, что тебя никто не услышал в Говорящей Скале. Тебя могли выбросить голым из Небесного Города, хотя такого никогда и не было… Но не знать рапсанов… Боти-нки… Похоже, ты действительно упал с Луны…

– И так треснулся, что память отшибло. Где я вообще нахожусь?

– Так прямо и не знаешь? – засмеялась она. – Это поселок охотников на драконов. А приехал ты за плотью. Больше здесь искать нечего.

– Плоть? Зачем?

– Кости дракона – это тело дракона, сердце дракона – это любовь дракона, мясо дракона – это жизнь дракона, зубы дракона – это воля дракона, мозг дракона – это смерть дракона… – слегка нараспев проговорила она. – Если дать самому холодному и жестокому человеку съесть хоть немного сердца дракона, он начинает жаждать любви, если дать мяса, человек, даже смотрящий в лицо смерти, оживет, любые болезни отступят, любые раны затянутся. Если съесть немного мозга дракона, то душа отправится в черные владения Повелителей Зла, пройдет путями Смерти и рождений, но всегда сможет вернуться обратно.

– А кости дракона?

– Порошок из костей дает силу самой истощенной земле, и плоды ее сохраняют здоровье. Поэтому в нашем поселке никто и никогда не болел.

– Где же тогда все люди?

– Люди?.. – она смолкла, отвернулась, долго и угрюмо смотрела вдоль улицы, весело шевелящийся оранжевыми вихрями, потом вздохнула. – Последнего дракона закололи больше ста лет назад. С тех пор в нашей долине убивают только людей.

Я невольно поежился, и тут же вскрикнул от острой боли в плечах.

– Что случилось?

– Да вот, догулялся, – я приподнял грубую ткань и тихонько подул на плечо, потом на другое.

– В нашей долине теперь убивают, лунный охотник, – с грустной улыбкой сказала она, – но никто и никогда не болеет. Пойдем.

Мы направились прямехонько к понравившемуся мне трехэтажному особняку. Двор дома был усыпан песком и гниющими плодами двух огромных шелковиц.

– Осторожней, не наследи, – предупредила «королева», осторожно ступая по краю двора. Мы на цыпочках добрались до дверного проема, поднялись на крыльцо. На полу комнаты, в самых живописных позах, лежали три скелета.

– Господи, откуда же их столько?

– Когда не стало драконов, охотники попытались захватить Небесный Город. Тогда властители высыпали в реку весь мозг дракона, который был в городе. А воду из реки пьют все. Души жителей поселка ушли по путям Смерти, и они стали убивать друг друга. Потом по реке спустились сыновья властителей, и бились с теми, кто остался жив. Мало кто уцелел. Сыновья властителей разрушили лестницу, мост и ушли обратно в город. Но четверо из каждых пяти остались лежать здесь, – не без гордости закончила она, вылезла из окна на скальный уступ и, прижимаясь спиной к горе, пошла по нему.

– А потом? – спросил я, выбираясь следом за ней.

– Потом охотники стали уходить за Долину Драконов и брать все, что хочется, у купцов. Но последние годы купцы ходят с воинами… – Она двигалась по карнизу маленькими шажками. – Охотникам приходится теперь путешествовать за добычей очень далеко. Они боятся, что без них накопленные сокровища кто-нибудь украдет и уже несколько раз пытались перебить всех жителей долины. Но нас не так просто найти.

По скальному карнизу мы прошли над забором в соседний двор, почти до самого дома. «Королева» легко спрыгнула на песок между стеной и большой каменной чушкой.

– Вот видишь, – она указала в сторону улицы, – трава там растет нетронутая. Видно, что к дому никто не ходит. А на камнях следов не остается. Никому и в голову не придет, что мы через соседний дом пробираемся.

– И много вас тут прячется?

– Много. Человек тридцать, наверное… – женщина запустила руки себе в волосы и хорошенько их встряхнула. – Охотники несколько раз из пленных сторожевых драконов делали. Боятся. Ты постой здесь, хорошо?