Большая охота

– Довольно, Петр Всеславович, я всё понял. Безнаказанность порождает вседозволенность. Я готов дать показания и в суде, и перед присяжными, да и мой друг добавит своё слово.

Бартонд при этих словах согласно кивнул.

– Вот и чудесно, господа. Уже светает, извозчик вас ждет, и уже знакомый вам старший унтер-офицер Иванов – тоже. Так уж случилось, что он проживает по соседству с доктором Бартондом. Вы же у него остановились? А вечерком позвольте напроситься к вам в гости, хотелось бы поговорить о некоторых тайных обществах, да и о портретах в моем кабинете расскажу подробнее.

Глава 5

На следующее утро, загрузив всех поручениями, отправился в штаб докладывать капитану Бойко о прибытии. Пока ждал начальство, пообщался с коллегами. Правда, их было всего двое – Ломов и Дольский, причем оба как-то хитро на меня поглядывали. Не иначе, хотели устроить какую-нибудь подлянку. Но рассказ о командировке выслушали внимательно. Петра Ивановича больше заинтересовал способ добычи пироксилина, а Анатоль озадачился дальнейшей судьбой пойманных грабителей, вызвав господ из жандармской команды. На мою просьбу забрать их попозже те удивились, но не возражали. А гусар Дольский долго ржал, когда я объяснил, что действительно поставил их благоустраивать отхожие места, рассказав, что копать надо отсюда и до вечера. Естественно, под охраной казаков – от них не убегут. Разве что – на тот свет.

Валерий Антонович вскоре появился, выслушал мой доклад, похвалил за проявленную инициативу, согласился с тем, что затрофеенные винтовки я оставлю в роте, и под конец выдал:

– Да, кстати об оружии, Денис Анатольевич. У вас единственного из всех офицеров отдела шашка не соответствовала. Более того, это дошло до командующего, он даже хотел поговорить с вами лично… Но ему пришлось уехать. Поэтому мне, как вашему начальнику, приказано принять меры. Пришлось даже задействовать оружейника.

Черт, да что с моим клинком-то не так? Стандартный массовый ширпотреб Златоустовского завода! Ничего же в нем не переделывал! А чего это господа офицеры так мило улыбаются во все тридцать два зуба каждый?..

Валерий Антонович тем временем достает из сейфа мою шашку и протягивает мне… Сначала ничего не понял, потом до меня начинает доходить! На «клюве» прикреплен маленький золотистый медальон, красный эмалевый крестик в ободке, над ним – изображение короны… Краповый темляк… На самой рукояти каллиграфическим почерком выгравировано: «За храбрость»… Анненское оружие! Орден Святой Анны четвертой степени!

– Господа офицеры! Подпоручик Гуров! Поздравляю вас с первым боевым орденом! – Капитан серьезен и торжествен. Зато у остальных – улыбки до ушей. – Денис Анатольевич, я уверен, что эта награда будет не единственной. И я рад, что у меня служат такие офицеры… Вручать должен был командующий, но он – в Ставке, поэтому поручил это сделать мне в порядке исключения. С вас причитается, господин подпоручик!

– Благодарю, господин капитан!.. Валерий Антонович, как я понимаю, проверка оружия была розыгрышем?

– Ну, должны же у нас быть какие-то невинные шалости!

– Когда прикажете накрыть? – Ну, ладно, я когда-нибудь вас всех тоже разыграю. Вот тогда и похохочем.

– А давайте сегодня вечером и совершим это действо. Только в сильно урезанном составе. Весь отдел в разгоне, будут присутствующие здесь и, может быть, штабс-капитан Зайцев вернется…

Вернувшись к себе, сразу отнес Михалычу его шашку. Он, глазастый до невозможности, сразу увидел изменения, поздравил, посмеялся вместе со мной над приколами начальства, а потом новость со скоростью урагана разнеслась по казарме и все пытались ненароком подойти поближе и посмотреть на награду. Мне это вскоре надоело, и я пообещал внеочередной марш-бросок тому, кто не знает, чем себя занять. Командирский рык быстро дошел до сознания, и все сразу занялись своими делами.

На сегодня было запланировано показательное выступление перед новичками. Сначала сходили на стрельбище, где Гриня с Митяем показали, как надо стрелять из карабинов. В смысле во всех положениях, в движении, вскакивая, падая и извращаясь всеми другими изученными способами. Потом настал черед револьверов и Митяева, который не ударил в грязь лицом. Но после показа демонстративно громко попросил меня показать хотя бы «крест». Отступать было некуда, потому со своим верным наганом пошел к мишеням. С люгером было бы удобней, но за неимением гербовой пишут на простой.

– Объясняю вводную. Вы стоите с револьвером против троих вооруженных противников – по центру, справа и слева. – Показываю на мишени. – Задача – поразить всех троих и при этом остаться в живых. Чтобы было понятней… Михалыч, дай фельдфебелю и унтерам разряженные револьверы. И потом посчитаешь… Ваша задача – пытаться удержать меня на мушке и после честно вслух сказать, сколько раз это получилось. Здесь нужно учитывать, что, во-первых, противник не сможет стрелять, если на линии огня находится его товарищ, и, во-вторых, стрелку-правше легче наводить оружие справа налево, а не наоборот. Ну, вы это сами попозже почувствуете. А теперь – начали!..

Выхожу на исходный. По команде Митяева «Пошел!» резко делаю кувырок вперед, луплю с колена два раза в центральную мишень, тут же с разворотом влево падаю на спину, выстрелы в левого «противника», кувырок назад – две пули рвут правого. Поднимаю руку, встаю. Слышу голос Михалыча: «Пять секунд!» Спрашиваю у Остапца:

– Сколько раз мог попасть в меня?

– …Ни разу… Не успевал целиться…

Унтеры всем видом показывают, что у них такая же ерунда. Обращаюсь к погранцам, стоящим с круглыми глазами:

– Вот и вы должны научиться так же. И с карабином, и с пистолетом. Понятно?..

Потом было выступление дуэта «Андрейка и пулемет». Стоя, лежа и на ходу. Полосу препятствий показывал Егорка, мелкий, гибкий и быстрый, как ящерка. А после этого инструкторы показали рукопашный бой один на один, один против двух, один против трех. И снова Михалыч, видимо преследуя какие-то свои цели, вызвал меня на «показать». Минут пять мы с ним валяли друг друга по травке, потом согласились на дружескую ничью. Ну, а после этого устроили пострелушки. Не пожалели запасов, но все погранцы отстреляли по три патрона из трех положений. Результаты были очень даже неплохие. Значит, будем оттачивать мастерство. И овладевать новыми навыками…

Глава 6

В шесть вечера, как и было определено, выбритый, вымытый и отчищенный, сидел в кабинете в узком кругу и усердно выполнял ритуал обмывания ордена. Термин «клюква» мне как-то сразу не понравился. Зато теперь у моей шашки есть имя – «Аннушка»! Через час времени и две бутылки «Гданьской вудки» под жареную говядинку мы остались втроем – Бойко, Дольский и виновник торжества. Разговор шел ни о чем, то есть о фронтовой жизни. Анатоль притащил откуда-то гитару, исполнил несколько романсов, потом протянул инструмент мне.

– Господин подпоручик, ваша очередь!

– Да, Денис Анатольевич, сыграйте что-нибудь ОТТУДА, – пристально глядя на меня, произносит Валерий Антонович, да еще и голосом выделяет… Вот ни… ж себе!.. Немая сцена!.. Вопросительно смотрю на капитана, он медленно утвердительно кивает в ответ. Это что, будет еще один посвященный в тайну?.. Ну-ну, вы этого сами захотели!.. Перебираю струны, думаю, что ж вам, господа, преподнесть. А давайте-ка начнем с чего-нибудь бодренького, в духе времени. О, придумал! Одна из песен Булата Окуджавы была любимой строевой нашего курса в Можайке.

Отшумели песни нашего полка,Отзвенели звонкие копыта,Пулею пробито днище котелка,Маркитантка юная убита.Нас осталось мало – мы, да наша боль.Нас – немного и врагов – немного.Живы мы, покуда – фронтовая голь,А погибнем – райская дорога.

Услышав первые строчки, Анатоль удивленно и немного даже ревниво смотрит на меня, мол, почему не слышал до сих пор этой песни, потом внимает, улыбаясь, даже пытается аккомпанировать, барабаня пальцами по столу, за которым сидит. Вот что хорошая музыка с человеком делает!..

Руки – на затворе, голова в тоске,А душа уже взлетела, вроде,Для чего мы пишем кровью на песке?Наши письма не нужны природе.Спите себе, братцы, все придет опять.Новые родятся командиры,Новые солдаты будут получатьВечные казенные квартиры.Спите себе, братцы, все вернется вновь,Все должно в природе повториться,И слова, и пули, и любовь, и кровь,Времени не будет помириться.

Дольский едва дожидается, пока закончу песню:

– Денис Анатольевич, откуда этот шедевр? Никогда не слышал ничего подобного! Не откажите в любезности, потом напишите мне текст и напойте мотив! Очень вас прошу!

– Конечно, Анатолий Иванович, всенепременно! – Ага, сейчас тебе не до песен будет. Смотрю на Бойко, он еще раз кивает, подтверждая свои предыдущие слова. Ну, что ж, господин капитан, насколько я его узнал, ничего просто так не делает. «Клиент» созрел, то бишь настроился. Хорошо, что теперь петь будем? Что-нибудь белогвардейское из Жанны Бичевской?..

Все теперь против нас, будто мы креста не носили!Словно аспиды мы бусурманской крови!Даже места нам нет в ошалевшей от горя России!И Господь нас не слышит – зови, не зови!

Дольский, поначалу настроенный на аналогичную песню, сжимает руками столешницу и впивается в меня горящими глазами. Ну да, это – как вместо марша Мендельсона услышать похоронный… Бойко неотрывно смотрит на меня…

Вот уж год мы не спим, под мундирами прячем обиду,Ждем холопскую пулю пониже петлиц!Вот уж год, как Тобольск отзвонил по царю панихиду!И предали анафеме души убийц!..

– Что?!!.. Панихиду?!!.. – Анатоль вскакивает с места, стул отлетает к стене, кулаки сжаты аж до посинения.

– Анатолий Иванович!!! Возьми себя в руки! – Капитан чуть ли не силой усаживает Дольского на поднятый стул. – Дослушай до конца, потом поговорим!

Им не Бог и не Царь, им не боль и не совесть!Все им тюрьмы долой да пожар до небес!И судьба нам читать эту страшную повестьВ воспаленных глазах матерей да невест.И глядят нам вослед они долго в безмолвном укоре,Как покинутый дом на дорогу из тьмы.Отступать дальше некуда, сзади Японское море.Здесь кончается наша Россия и мы.В красном Питере кружится, бесится белая вьюга,Белый иней на стенах московских церквей!В сером небе ни радости нет, ни испуга,Только скорбь Божьей Матери по России моей…

– Что это?! О ком эта песня?! – Дольский, будто задыхаясь, рвет воротник кителя так, что пуговица чудом остается на месте, затем снова вскакивает со стула. – Вашу …!!!.. Японское море!.. Про кого ты пел, Денис?!

Валерий Антонович наливает полный стакан, силой впихивает ему в руку.

– Выпей! – Фраза звучит как приказ. Капитан дожидается, пока водка не исчезнет в поручике, закуривает, предлагает нам сделать то же самое. – Сейчас разговаривать будем!

– Господа, объяснитесь! Что все это значит?

– А это значит, поручик Дольский, что сейчас будет серьезный разговор. Так что приведи мысли и чувства в порядок и выслушай подпоручика Гурова. Он тебе расскажет невероятную историю.

Ну, что ж, начинаем по новой. Я скоро свою исповедь на бумаге напишу и издам крупным тиражом, чтобы язык не мозолить.

– Я – Журов Денис Анатольевич, 1977 года рождения. Старший лейтенант Военно-космических сил Российской Федерации…

По ходу моего рассказа Анатоль быстро трезвеет и немного успокаивается, только дрожащая в руке папироса выдает его взвинченное состояние. Когда я заканчиваю свою очень краткую историю, он затягивается аж до гильзы, мнет окурок в пепельнице и очень внимательно смотрит сначала на Бойко, потом на меня.

– Судя по серьезному выражению лица господина капитана – это не розыгрыш… Значит – правда. Я, признаться, задумывался иногда над вашим, Денис Анатольевич, поведением. Но относил все странности за счет особенностей характера и контузии. М-да-с… Картину вы описали ужасную… Неужели Россия-матушка до такого докатиться может? Не могу поверить. Точнее, верю, но принять не могу… И что теперь прикажете делать?

Анатоль тянется за очередной папиросой, Валерий Антонович подходит к двери, открыв ее, осматривает коридор. Затем возвращается на свое место.

– Анатоль, ты вправе задавать любые вопросы. Но сначала подумай, хочешь ли ты услышать ответы на них именно сегодня. И еще, я слышу эту историю не впервые, но до конца поверил только сейчас. Можно выдумать легенду, подтасовать факты, но придумать песни – это невозможно для одного человека.

– Да, черт возьми, у меня очень много вопросов к Денису… Анатольевичу!.. Вы назвали эту песню белоэмигрантской… Белое движение – это, по-вашему, стремление российского офицерского корпуса восстановить статус-кво в стране… Если вы – посланник… Посланец…

– Попаданец, блин!

– Да… попаданец из будущего, то должны знать и какие-то песни этих… как их… большевиков! Можете исполнить?

– Да, пожалуйста! – Срочно вспоминаем «Собачье сердце» и куплеты Шарикова:

Эх, яблочкоДа с голубикою,Подходи, буржуй,Глазик выколю!Глазик выколю,Другой останется,Чтоб видал, г…но,Кому кланяться!

Нравится? Ага, аж желваки по скулам гуляют… А есть и другое…

Белая армия, черный баронСнова готовят нам царский трон!Но от тайги до британских морейКрасная армия всех сильней…

А есть еще гимн, называется – «Интернационал»:

Вставай, проклятьем заклеймённый,Весь мир голодных и рабов!Кипит наш разум возмущённыйИ в смертный бой вести готов.Никто не даст нам избавленья:Ни бог, ни царь и ни герой.Добьёмся мы освобожденьяСвоею собственной рукой…

– Гимн рабов!..

– Если так рассуждать, Анатолий Иванович, то перед вами – правнук тех рабов. И что, чем я отличаюсь от других? Может, вы укажете мне, как рабу и быдлу, мое место?..

Дольский замирает с открытым ртом. Вот так! Клин клином вышибают. А то, что-то он слишком эмоционален. Пусть охолонет.

– Анатоль, прекрати истерить! То, что ты – потомственный дворянин и кадровый офицер, не дает тебе права так себя вести! – Валерий Антонович вновь усаживает поручика на место и наливает еще один стакан «успокоительного». Потом поворачивается ко мне. – Денис Анатольевич, вы к нам не присоединитесь?..

Глава 7

Следующий день был богат на события. Три из них были приятными. Во-первых, как и обещал, съездил в 53-й Сибирский полк к Семену и его артели. Приказ из штаба армии и отеческое наставление полкового священника отца Федора, которому до этого передал письмо от благочинного отца Александра, сделали свое дело. Теперь у меня еще и пятеро сибиряков, целое снайперское отделение. Правда, ствол с оптикой только один, но это – пока. Зато есть еще «глухой» штуцер Жирардини, который уже привели в боевое состояние и даже пристреляли.

Во-вторых, «племяшка» Ганна принята на военную службу в качестве вольнонаемного кашевара пограничной сотни. С принятием присяги, зачислением в штат, выдачей обмундирования и головной болью – как её научить разговаривать нормальным армейским языком. Пока что вместо «Так точно» и «Никак нет» – одни «Ага» и «Не-а». Федора, что ли, попросить? Я эту сладкую парочку частенько по вечерам вместе вижу. Вот пусть заодно он будущую жену и поучит. Еще одна проблема заключалась в опасности для всех заработать косоглазие после того, как девушка переоделась в гимнастерку и галифе с обмотками. Переоделась, правда, с трудом – стеснялась надеть на себя штаны. Только отеческое внушение отца Александра и помогло. В том смысле, что если уж воинство от постов освобождается в войну, то одинаковую форму носить сам Господь велел. А я сам себя ловил на том, что как только вижу стройную фигурку в форме, непроизвольно вспоминается знаменитое кутузовское «Корнет, вы – женщина?» в исполнении Ильинского.

В-третьих, прибыли обещанные вольноопределяющиеся из студентов. Два горняка и один химик. Они сейчас устраиваются в казарме и, надеюсь, знакомятся с остальными. А я пока следую на беседу к начальству, о которой договорились вчера вечером. Дольский под конец «концерта» почти успокоился и стал вполне адекватным. А Валерий Антонович в приказном порядке попросил нас сегодня к шести вечера прибыть для важного разговора. Вот и тороплюсь, чтобы не опоздать.

Перед штабом меня перехватывает Анатолий Иванович и сразу берет быка за рога.

– Добрый вечер, Денис Анатольевич, не торопитесь, начальство еще не вернулось с совещания… Господин подпоручик, приношу свои извинения, если мои вчерашние слова показались вам обидными и оскорбительными. Право слово, абсолютно ничего против вас не имею, просто события прошлого вечера выбили из колеи.

– Анатолий Иванович, и в мыслях не имел обижаться. Потому как не за что. Если бы мне такое сообщили, даже не представляю, как бы себя повел.

– …Тогда у меня есть предложение – перейти на «ты», хоть и не пили брудершафт.

– Согласен. А насчет брудершафта – еще успеем…

Валерий Антонович собрал нас в пустом кабинете, предупредил, что разговор будет очень секретным и, возможно, долгим.

– Я планировал рассказать тебе, Анатоль, все немного позже, но появились форс-мажорные обстоятельства, поэтому необходимо поговорить начистоту и каждому из нас принять определенное решение… Ты уже представил картину, что ждет нас в будущем. Денис Анатольевич расписал все красочно. Но сейчас у меня к этой картине маленький штришок. Когда я был в штабе фронта, имел интересную беседу с бывшими коллегами по Академии. Разговор велся намеками, но… Во-первых, почти достоверно известно, что царь снимет Ник Ника с поста верховного, а во-вторых, мне дали недвусмысленно понять, что скоро, возможно, придется делать выбор между двумя императорами… Николаем II Александровичем и Николаем III Николаевичем. И происходить это будет, скорее всего, когда император приедет в Ставку. За него будет только лейб-конвой, а за великого князя… Я так думаю, он сможет собрать в Ставке куда больше своих сторонников.

Ага, а там и до удара табакеркой в висок недалеко. Будут еще одни геморрагические колики… Охренеть! Вот так новости!.. Мало нам немцев, так еще и между собой драться начнем на два года раньше! А, собственно, в чем проблема? На чьей стороне подпоручик Гуров? Так это не вопрос – на стороне России. Да и коней на переправе не меняют… А что это все на меня так смотрят?

– Господа, если вас интересуют мои пристрастия, то отвечаю честно: из двух зол выбирают наименьшее. Я – за Россию с ныне здравствующим императором.

Валерий Антонович кивает в знак того, что ответ принимается, затем поворачивается к Дольскому:

– Поручик?

– Господин капитан, я еще по выпуску из Николаевского кавалерийского училища присягал императору, – Анатоль машинально притрагивается к училищному значку, золотому имперскому орлу с орденом Андрея Первозванного на кителе, – поэтому считаю вопрос излишним.

– Ну, что ж, я – тоже за императора Николая Александровича… Тогда возникает вопрос: что мы можем сделать в этой ситуации? И можем ли вообще? Меня выспрашивал насчет двух императоров полковник Генерального штаба. Учились вместе, вот он по старой дружбе и решил узнать настроения офицеров второй армии. Служит он сам в штабе фронта, а куда от него ниточки тянутся, я даже не берусь предположить. Может быть, и к самому великому князю. Неравные весовые категории получаются. Вариант с предупреждением царя считаю неверным. Нам просто никто не поверит, даже если письмо и дойдет до адресата… Я просмотрю еще раз стенограммы, которые вы, Денис Анатольевич, от графа привезли. Может быть, там кто-нибудь проявится по этому вопросу по старой памяти. Тогда хоть будет, за что зацепиться.

– Что мы имеем в плюсе? – Дольский начинает рассуждать вслух. – Три офицера разведотдела армии и, возможно, пара десятков казаков Дениса Анатольевича. Да и тем надо умудриться объяснить ситуацию так, чтобы сомнений не было. А с той стороны – сторонники Ник Ника, и я думаю, их поболее нас будет. Тем более, мы не знаем, кто они…

Так, думай, Денис, думай! Черт, грохнуть великого князя для острастки, что ли?.. Типа, нет человека – нет проблемы. Стоп!.. А вот грохать никого не надо! Достаточно напугать до мокрых подштанников. И не самого Ник Ника, а… хотя бы того самого полковника. А там пойдет цепная реакция.

– Валерий Антонович, кажется, я знаю, что делать. Своих казаков я смогу убедить. Двадцать человек, шестнадцать пулеметов, маузер с оптикой, – если все это правильно и, главное, вовремя расставить в Ставке… У противника шансов не остается. В любом случае, прикрыть императора и дать ему уйти мы сможем. И сами уйдем. Нам только нужно быть там заблаговременно и, желательно, иметь под рукой пару автомобилей… И вот еще, я должен быть уверен в том, что ваш полковник – действительно человек великого князя. Если это так, то прямо сейчас мне нужны его фамилия, один человек в помощь и липовая командировка на два-три дня куда-нибудь подальше от штаба фронта.

– Что вы задумали, Денис Анатольевич?

– Господин капитан, вам известно латинское изречение «Praemonitus praemunitus» – «Предупрежден – значит вооружен»? Я хочу устроить маленький спектакль для одного зрителя под этим девизом…

Перед убытием в командировку я взял в нашей оружейке немецкую гранату-«шарик», потом нашел Платона, чьи навыки резчика получили известность и потому в данный момент вырезавшего для поручика Дольского шахматы в качестве мастер-класса, и поручил ему срочную и очень важную работу…

* * *

Полковник Шубин возвращался на квартиру в прекраснейшем расположении духа. Помимо удачно складывающихся личных дел, не имеющих особо отношения к службе, но приносящих определенный доход, ему удалось найти для своего «суверена» еще нескольких офицеров, согласившихся на некоторые действия, которые в случае удачного завершения, могли открыть перед ними очень радужные перспективы. На фразу дежурного по штабу о том, что его спрашивал какой-то подпоручик, полковник не обратил внимания. Мало ли обер-офицеров крутится в Ставке. Будучи полностью погруженным в свои мысли, он потянул на себя ручку двери в свою комнату…

Натянутая бечевка сдернула немецкую Kugelhandgranate13 с вешалки у входа, ребристый «мячик» полетел вниз, у самого пола своей тяжестью выдернул терку из собственного запала, и в сторону внезапно остолбеневшего полковника вырвался небольшой факел. Ухнули куда-то в пустоту приятные мысли о будущей карьере. Граница между жизнью и смертью была заключена в маленькой латунной трубочке, внутри которой догорала пороховая мякоть… Секунды неторопливо текли мимо, шипение пламени прекратилось, а граната всё не взрывалась. Каким-то подсознательным чувством полковник понял, что ничего больше не будет, но унять зашедшееся сердце и сдвинуть с места непослушные ноги смог далеко не сразу…

Вот уже полчаса он сидел возле стола и бездумно смотрел на лежащую перед ним выкрашенную черным деревянную колобашку, которой неизвестный умелец смог талантливо придать форму гранаты, и запечатанный конверт с именем адресата, который так и не решался взять в дрожащие руки…

На следующий день полковник был в кабинете верховного. Высоченный худющий генерал от кавалерии, похожий на Дон Кихота своими усами и бородкой, и его «Санчо Панса» молча смотрели на лежащий перед ними лист бумаги с отпечатанной на пишущей машинке единственной фразой: «Полковник, боевых гранат хватит и на тебя, и на других заговорщиков вне зависимости от ранга. Молись почаще: …и не введи нас во искушение, но избави нас от Лукавого!»

Из командировки я вернулся вовремя. Доложился по команде, рассказал подробности. Валерий Антонович в свою очередь поведал, что договорился с «нужными людьми», которые смогут сообщить за сутки о прибытии интересующей персоны. Потом, видя наше с Дольским удивление, пояснил, что агентов в высших сферах у него нет, просто за сутки до приезда Ставку по телеграфу должны уведомить об увеличении количества едоков. И теперь – не только тыловиков, но и разведотдел 2-й армии. Теперь оставалось только ждать дальнейшего развития событий…

Интерлюдия. Гауптман

В небольшом ресторанчике «Фатерланд» на Унтер-ден-Линден было немноголюдно, если учесть, что в столь раннее время все честные немцы должны быть на своих рабочих местах и трудиться во имя доброго кайзера Вильгельма II и скорейшей победы Германии в этой войне, тем более что все мужчины Германии давно были приучены к трем мужским буквам К – «Кайзер, Кригс, Канонен» в отличие от четырех женских – «Киндер, Кирхен, Кюхен, Клейдер». Род фон Штайнбергов не являлся исключением, исправно поставлял для службы Родине образцовых офицеров… До недавнего времени.

Механическое пианино «Вурлитцер», стоявшее в углу, меланхолично наигрывало «Ах, мой милый Августин», что как нельзя лучше соответствовало ходу мыслей одиноко сидящего гауптмана. Как только мелодия заканчивалась, офицер поднимался из-за стола и запускал песенку заново, бросая монетку в щель и нажимая нужную клавишу, а затем возвращался на место. Официант, вот уже несколько дней обслуживавший мрачного посетителя, наряду с немногочисленными завсегдатаями, старался не обращать внимания на эти причуды. В конце концов, если германский офицер что-то делает, то, значит, так и должно быть.