Взгляд василиска

Сам виновник переполоха не обратил на неудовольствия начальства ни малейшего внимания. Спасение крейсера само по себе казалось Алеше достаточной наградой, и чувство собственной причастности к такому лихому и в высшей степени полезному делу согревало душу. Его непосредственный начальник, адмирал Греве, сообразил наконец, что оставлять такого деятельного молодого человека, как лейтенант Романов, без порученного ему дела есть верный способ нажить себе неприятностей в формуляр. Посему встретив своего подчиненного и ни словом не обмолвившись о спасательной эпопее, он дал Алексею Михайловичу очень ответственное поручение.

Как оказалось после разгрузки «Маньчжурии», среди ее грузов помимо снарядов для эскадры, консервов для гарнизона, огромного количества разнообразных материалов для ремонтных мастерских, двух десятков комплектов телеграфных станций, находился еще и воздухоплавательный парк. Если с телеграфными станциями дела обстояли более-менее понятно, то о воздушных шарах этого сказать было нельзя. Несмотря на то что опыты по их использованию проводились уже довольно много лет, ни специалистов, ни просто энтузиастов воздухоплавательного дела в Порт-Артуре не было. Наверное, именно поэтому многомудрое начальство рассудило за благо взвалить эту ношу на крепкие плечи лейтенанта Романова.

Тот, верный своим принципам, и не подумал отказываться и с энтузиазмом принялся за выполнение поручения. Увы, все, что удалось сделать великому князю в первый день, это убедиться в том, что груз действительно существует. Несколько больших ящиков были, не мудрствуя лукаво, выгружены прямо на пристань, где и находились под охраной часовых. На вопрос, отчего казенное имущество хранится столь небрежно, портовый чиновник честно ответил, что все складские помещения заняты другими грузами и более он ничем помочь не может. Делать было нечего, убедившись, что по крайней мере внешне все в порядке, великий князь задумался. Отступать было не в его характере, но средств выполнить приказ он пока не видел. В конце концов, решив, что утро вечера мудренее, изрядно проголодавшийся молодой человек отправился домой.

В маленьком доме с загнутыми вверх концами черепичной крыши возвращение блудного лейтенанта встретили с ликованием.

– Ваше императорское высочество, Алексей Михайлович, да как же так! – восклицал преданный Прохор. – Мы уж и не чаяли вас живым увидеть.

– Ну-ну, пустое, – отмахнулся от его назойливости Алеша, – дома-то все благополучно?

– Да что мы, вы-то как?

– Говорю же, все хорошо. А где Кейко?

Маленькая китаянка, будто услышав его вопрос, тут же вышла и склонилась в почтительном поклоне. Молодой человек с удовольствием остановил взор на ее хрупкой фигурке и сложной прическе с венчающим большим черепаховым гребнем. Лицо ее было совершенно бесстрастно, но ему все же показалось, будто в уголках глаз девушки мелькнули радостные искры.

– Да вот она, чего ей сделается-то, – встретил ее появление бурчанием Прохор.

– Хорошо, сейчас ванну, затем ужинать и спать. Кстати, а где Архипыч?

– Да здесь я, – отозвался только что зашедший старик, – пока вы «Боярина» спасали, мы тут тоже делом занимались.

– Подожди, – изумился камер-лакей. – Это что же, ты знал, где Алексей Михайлович, а нам ничего не сказал?

– Мы, флотские, все знаем, – отрезал старый матрос, – а вам, штафиркам, это и вовсе не обязательно!

– Ладно-ладно вам, – усмехнулся Алеша, – а что за дело-то?

– Харч закупали, а то мало ли, осадят япошки, так что – с голоду подыхать?

– Свинью они купили, – мстительно заявил Прохор.

– Была свинья, а стала свинина! – не остался в долгу Архипыч. – Как осада начнется, еще спасибо скажешь, дармоед!

«А мысль-то о закупке провианта, право, недурна. Надо бы и крепостному начальству обеспокоиться», – подумал великий князь, но вслух сказал:

– А что, воздухоплавателей там, на рынке, случайно не продавали? А то у меня в них нужда, а не в свинине.

Смутить каким-либо вопросом, пусть даже донельзя странным, Архипыча было нельзя.

– Воздухоплаватели по небесному ведомству проходят, – не раздумывая ответил он, – коли в них нужда, так и идите к архиерею! Заодно на почтамт зайдите и телеграмму батюшке отбейте, а то их императорское высочество гневаются, что давно не пишете. Депешу вот прислали, пожалуйте прочитать.

Кровь хлынула молодому человеку в голову, действительно, за всеми делами он забросил писать письма родным и даже не телеграфировал отцу о приезде в Порт-Артур.

– Как же так, – удрученно воскликнул он, откладывая телеграмму, – и не напомнил никто!

Устыдившись своей невнимательности к престарелому отцу, Алеша, засыпая, твердо решил, что поутру направится на почтамт. Утро, впрочем, внесло в его планы некоторые коррективы. Едва проснувшись, великий князь услыхал явственные разрывы крупнокалиберных снарядов. Вскочив как ошпаренный и наскоро одевшись, он попытался узнать, что происходит, но Архипыч с олимпийским спокойствием сообщил ему, что «японец через Ляотешань стреляет».

– И что, часто стреляет?

– Да почитай каждый день, как вы уехали. Но бестолково стреляют, без наводки, на кого бог пошлет. Завтракать-то будете?

После завтрака Алеша взял в руки портфель с прихваченными со службы бумагами и удивленно уставился на замок. Он точно помнил, что закрывал его, однако документы выпали из него, разлетевшись по всей комнате. Все присутствующие, включая великого князя, кинулись их собирать, мешая друг другу, и так случилось, что он нечаянно столкнулся головою с Кейко.

– Ой, Ареса… – воскликнула она от неожиданности.

– Прости, пожалуйста, – извинился тот, глядя в глаза китаянки.

Но девушка уже поднялась и с поклоном подавала ему поднятые с пола листы. Немного досадуя на свою неловкость, Алеша принял бумаги, и в этот момент их глаза встретились. Кейко, стрельнув в его сторону глазами, вдруг прыснула от смеха и прикрыла рот ладошкой. Великий князь тоже не удержался, затем к ним присоединился Ванька, и вскоре все весело смеялись над этим происшествием. Разве что Прохор остался серьезным и только покачал головой, дескать, вот шустрая девка, но никто на него не обратил никакого внимания.

Придя на телеграф, Алексей Михайлович застал прелюбопытную картину. Посреди зала весьма колоритный офицер, заросший черной густой бородой, оживленно жестикулируя, громко разговаривал с его старым знакомым Ефимом Ивановичем Егоровым.

– Дорогой мой, – почти кричал офицер, – я тебе как другу говорю, как брату! Эту телеграмму нужно отправить как можно скорее! Ты меня понимаешь?

В голосе его явно слышался кавказский акцент, а Алеша, детство которого прошло на Кавказе, питал симпатию к тамошним уроженцам и подошел поближе.

– Не могу, господин ротмистр, никак не могу, – пытался увещевать кавказца чиновник, – приказ наместника, не принимать никаких телеграмм без особого на то позволения.

– Послушай, дорогой, ты что думаешь, я шпион? Нет, я не шпион, а вот тебя арестовать за шпионаж могу. Ты знаешь, кто я такой?

– Что здесь происходит, господа? – осведомился великий князь, подойдя ближе.

– Алексей Михайлович, – обрадовался знакомому лицу Ефим Иванович, – ну хоть вы скажите этому господину, что нельзя без разрешения наместника.

– Простите, с кем имею честь?

– Князь Микеладзе! – представился с вызовом в голосе ротмистр. – Начальник здешней жандармской команды.

– Великий князь Алексей Михайлович, – наклонил в ответ голову Алеша. – Странно, князь, что вас не знают местные чиновники.

– Прошу прощения, ваше императорское высочество, – вытянулся Микеладзе, – но я только что прибыл со своими людьми. Надо вот телеграмму отбить о прибытии, а тут…

– Даже не знаю, чем вам помочь. Очевидно, все же надо взять разрешение в штабе наместника. Дурацкая ситуация, вам по службе надо проверять этих несчастных телеграфистов, а не склонять к нарушению приказа.

– Пожалуй, – мотнул головой жандарм, – а где штаб? Я прежде не бывал в Порт-Артуре.

– Пожалуй, я вас провожу, мне тоже нужен телеграф.

Ефим Иванович и раньше догадывался, кем на самом деле является его знакомый офицер, но теперь, убедившись в своей правоте, стоял практически по стойке смирно. «Практически», потому что вид у чиновника при этом был крайне забавный.

– Чем могу служить вашему императорскому высочеству? – гаркнул он, выпятив живот и преданно глядя в глаза лейтенанту.

– Мне нужно отправить телеграмму, господин Егоров, – вежливо отвечал ему Алеша. – Но, увы, я тоже ничего не знал о запрете.

– Весьма сожалею, ваше императорское высочество, – согнулся тот в почтительном поклоне.

– Ничего страшного, я вернусь позже.

За этими маневрами с презрительной миной на лице наблюдал молодой человек в куртке телеграфиста. Забыв, что только что едва не прятался от жандарма, он осуждающе смотрел, как суетится его начальник. Когда великий князь и жандарм вышли, он не выдержал и, подойдя к Егорову, назидательно заявил:

– Русскому интеллигенту должно быть стыдно так преклоняться перед властями предержащими!

Выйдя из телеграфа и собираясь кликнуть рикшу, Алеша неожиданно увидел настоящего извозчика-лихача в лаковой пролетке на резиновом ходу. Надо сказать, что извозчиков в Порт-Артуре и прежде было немного, а после начала войны они и вовсе куда-то все подевались. Увидев офицера флота, тот тут же тронул поводьями и буквально вылетел перед великим князем.

– Куда изволите, ваше благородие? – обратился он к нему, игнорируя стоящего рядом Микеладзе.

– К наместнику, – решительно ответил ему Алеша, садясь в пролетку, и тут же обернулся к ротмистру: – Князь, вы со мной?

Жандарм, готовый вскипеть от подобного невнимания к своей персоне со стороны извозчика, удивленно уставился на великого князя. Однако тот, очевидно, не испытывал, подобно большинству своих сослуживцев, ни малейшей неприязни к людям в голубых мундирах.

– Да, конечно, если вы не против, – забормотал Микеладзе, – вот только людям своим отдам распоряжения….

Наконец все дела были улажены, и они заняли места на сиденьях. Извозчик взмахнул кнутом, и экипаж двинулся в сторону дворца наместника.

– Давно в Маньчжурии? – поинтересовался у попутчика Алеша.

– Что вы, только что из России прибыли. Не думал, не гадал, что придется здесь побывать, а вы?

– Тоже нет, можно сказать перед самой войной приехал. А на Кавказе давно были?

– Очень давно, дорогой Алексей Михайлович, – сокрушенно вздохнул грузинский князь. – Скоро совсем забуду, как горы выглядят.

– Не думаю, в крайнем случае посмотрите на эту, кажется, ее все называют Перепелиной, а вон там – Большое Орлиное Гнездо.

– Вах, разве это горы? Нет, лучше нашего Кавказа ничего нет!

– Согласен, – улыбнулся на его горячность великий князь.

– А у вас знакомые китайцы есть? – неожиданно спросил его жандарм.

– Боюсь, что нет, разве что служанка, а вам зачем?

– Да понимаете, никто из команды, как на грех, не знает ни китайского, ни японского языка. Начальство сказало, «на месте найдете», а в Мукдене и Харбине та же история. Случись надобность допросить кого… Впрочем, вам это неинтересно.

– Право, не знаю, чем вам помочь, – пожал он плечами. – Я сам со своей Кейко по-английски говорю.

– Кейко – это ваша служанка? – оживился Микеладзе. – Скажите, а у нее ноги перевязаны?

– В каком смысле?

– Ну как же, китайцы полагают, что главное достоинство женщины заключается в чрезвычайно маленькой ступне, для чего начинают перевязывать их девочкам еще в младенческом возрасте. Оттого они и ходят как на копытцах.

Алеша, немного забывший нравы кавказских мужчин и их жгучий интерес к прекрасному полу, уже досадовал, что вообще упомянул о маленькой китаянке.

– Боюсь, в этом деле ваши познания глубже моих, – вежливо отвечал он своему собеседнику. – Впрочем, кажется, вы правы, ножка у Кейко весьма миниатюрна. Кстати, мы приехали.

Выйдя из коляски, жандарм горячо поблагодарил своего нового знакомого за помощь, и расстались они вполне по-приятельски. Руки друг другу, правда, не пожимали[23].

Зайдя к наместнику, великий князь едва не столкнулся с командующим эскадрой адмиралом Старком. Тот вышел от Алексеева в крайне расстроенных чувствах и, скользнув по всем присутствующим невидящими глазами, почти выбежал прочь, едва не забыв палаш. Заметив Алешу, адъютант тут же доложил своему начальнику и немедля пригласил того зайти.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович, а я вас ждал, – неожиданно радушно принял его наместник.

– Здравия желаю вашему высокопревосходительству, – удивился молодой человек, – ждали?

– Ну, вы же по службе пришли, я слышал, вас Греве совсем задвинул…

– Вовсе нет, я хотел отправить телеграмму отцу, а ее не принимают без вашего разрешения…

– Вот как, – немного растерялся наместник, – прошу прощения, право неудобно получилось, вам немедля выдадут необходимое свидетельство. Кланяйтесь Михаилу Николаевичу.

– Благодарю, непременно.

– Так, а как же ваша служба, не надо ли чем помочь?

– Все хорошо, – отозвался Алеша, – вот разве что…

– Что?

– Порученный мне воздухоплавательный парк хранится в полном небрежении в порту. К тому же людей совсем нет.

– Действительно непорядок, – поморщился Алексеев, – парк этот немалых денег стоит. А людей возьмите сколько надо, я распоряжусь.

– Благодарю, – наклонил голову лейтенант.

– Старка видели? – наклонился к нему наместник. – Переживает! Только что сообщили, что государь назначил нового командующего флотом.

– Вот как, и кого же?

– Макарова, уже выехал из Петербурга.

– Степана Осиповича?

– Да-с, его. Вы знакомы?

– К сожалению, нет.

– Вот и познакомитесь. А знаете что? На кой черт вам эти воздушные шары! Хотите к нему в штаб?

– Почел бы за честь, но, право, предпочел бы назначение на боевой корабль.

– О, будьте покойны, в штабе Макарова на берегу не посидите! Правда, он весьма своеволен и штаб себе сам набирает, но я могу составить протекцию. Так хотите?

– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, а что с «Боярином»?

– А что с «Боярином»? Вот выйдет из дока «Паллада», поставим на ее место, да и залатаем с божьей помощью. Постойте, хотите на крейсер?

– Если на то будет ваше благорасположение.

– Ну, что же, можно подумать и о «Боярине», на нем некомплект. Сарычева, кстати, завтра судить будут. Новый старший офицер тоже еще не прибыл… Хорошо, я подумаю.

– Благодарю.

– Не стоит, занимайтесь пока вашими шарами, а к окончанию ремонта, полагаю, все и решится.

* * *

Вернувшись домой, Ефим Иванович подал пальто прислуге и зябко потер замершие руки.

– Ты не поверишь, Капочка, кто сегодня заходил отдать телеграмму.

– Ты так говоришь, как будто это был сам наместник, – пожала плечами Капитолина Сергеевна, подставляя щеку для поцелуя.

– Бери выше, дорогая, к нам заходил сам великий князь Алексей Михайлович! И помнишь, что я тебе говорил? Наш знакомый лейтенант Романов и великий князь – одно и то же лицо!

– Не может быть! – воскликнули в один голос Капитолина и Людмила Сергеевны.

– Еще как может! – с победным видом воскликнул чиновник. – Я сам слышал, как его титуловал жандарм. Ты знаешь, Капа, а ведь я не принял сразу его телеграмму. Да-с! Ничего не поделаешь, приказ наместника. Но представляешь, Алексей Михайлович и не подумал возмущаться или грозить, как тот жандарм, а поехал к наместнику и получил разрешение. И даже сказал мне: «Дура лекс – сэд лекс!»[24] Это по латыни означает…

– Это означает, Фима, что ты круглый дурак! – всплеснула руками его супруга. – Только раньше об этом знала лишь я, а теперь это известно еще и великому князю! Мила, ты слышала, что он натворил? Представляешь, просто какой-то социалист-народник! Телеграмму у великого князя не принял.

Но Людмила Сергеевна совершенно не слушала, как сестра пилит своего мужа. Ей почему-то показалось очень достойным поведение великого князя, не ставшего требовать для себя привилегий. Впрочем, прогрессивной барышне, какой, без сомнения, она была, не пристало долго думать о властях предержащих и в особенности о членах императорской фамилии. Так что Мила попыталась прогнать от себя эти мысли и отправилась проверять, как ее племянник сделал уроки.

* * *

– Ознакомьтесь, Оскар Викторович, – протянул недавно полученную депешу наместник. – Вам будет очень любопытно.

– А что это? – почтительно принял документ Старк.

– Наградные списки за бой двадцать седьмого января.

– Однако! Я ожидал их не ранее марта.

– Вы читайте-читайте, там за еще одно дело награды.

– Какое дело?

– Спасение «Боярина».

Лицо Старка неуловимо изменилось, и он сразу перешел к концу.

– Капитану первого ранга Матусевичу – орден Святой Анны… лейтенанту Балку Второму – орден Святого Георгия четвертой степени, лейтенанту великому князю Романову орден Святого Станислава с мечами и бантом третьего класса… Довольно щедро для той реляции, что мы составили.

– Алексею Михайловичу еще за бой на «Полтаве» клюкву[25] на кортик и по совокупности заслуг чин капитана второго ранга[26] за отличие.

– Это невозможно!

– Еще как возможно, ваше превосходительство!

– Но реляции…

– Как выяснилось, любезнейший Оскар Викторович, теперь имеют значение не только реляции, но и газетные публикации. Простите за каламбур!

– Простите, не понимаю.

– Я сам не очень понимаю, но мне тут друзья приватно сообщили следующее: некий журналист Ножин отправил в столичные газеты статью, в коей в красках живописал геройство нашего великого князя и… скажем так, скудоумие высшего командования, сиречь нас с вами. Каково?

– Но как подобные вещи пропустили в печать?

– Хитер собака! Как разъяснили мне друзья, цензоры увидели, что члена императорской фамилии превозносят, читать до конца и не стали. А теперь в полном недоумении находятся, ведь не запретишь. Так что наш Алексей Михайлович в петербургских салонах теперь весьма популярен. Как же, герой! Кстати, а вы не знаете, кто этот Ножин?

– Не имею ни малейшего представления.

– Ну, ничего, сыщем. У нас теперь, слава богу, и жандармы свои имеются, найдут!

– Говорил я вам, ваше высокопревосходительство, – удрученно проговорил Старк, – не надобно великого князя на «Боярина» назначать…

– А ведь он теперь на крейсере самый старший в чине, – сообразил наместник, – и вправду неладно получилось.

– Мне доложили, что «Новик» заканчивает ремонт. Кого ставим следующим?

– Пожалуй, «Палладу»!

– Все же для противодействия вражеским миноносцам предпочтительнее легкие крейсера…

– «Паллада» – крейсер первого ранга, так что приказываю первой ремонтировать ее.

Пока их превосходительства раздумывали над кознями неведомого журналиста, наш герой осматривал японский брандер, выкинувшийся на берег минувшей ночью. Судьба его недавно вновь описала невероятный кульбит и вернула из порта на боевой корабль. Ну, или почти вернула, ибо крейсер «Боярин», к которому он был прикомандирован, был сильно поврежден. Разумеется, будь свободен док, починка его не заняла бы много времени, но, увы, в нем стоял поврежденный во время боя с японцами «Новик». Чинили его не слишком надрываясь, хотя Эссен прилагал все усилия, чтобы поторопить ремонтников. Пока же многомудрое начальство рассудило за благо снять с поврежденного крейсера орудия, для устройства так называемой кинжальной батареи. Будь у «Боярина» командир, он, возможно, сумел бы отстоять свой корабль, но невезучий крейсер находился в совершенно невероятном для Российского Императорского флота состоянии. Командир его бывший, капитан второго ранга Сарычев, был осужден по делу «о преждевременном оставлении судна, едва не приведшем к его гибели». Суд довольно сурово обошелся с ним, приговорив к расстрелянию, замененному по военному времени разжалованием в нижние чины. Подобная строгость произвела в офицерском сообществе небывалый резонанс, и охотников возглавить оставшийся без командира корабль не находилась. Возможно, полагали его проклятым. Назначенный из Петербурга новый старший офицер лейтенант Семенов еще не прибыл, и должность его исправлял минный офицер лейтенант Никитин. Алеша же получил под свою команду артиллеристов и четыре снятых с крейсера 120-мм пушки, из которых и была составлена «кинжальная» батарея. Именно ее орудия сыграли главную роль в отражении японской атаки, и теперь хотел посмотреть на дело своих рук.

Брандер представлял собой обычный пароход, груженный балластом. Если бы японцам удалось затопить его на проходе, русская эскадра была бы совершенно заперта на внутреннем рейде. Однако правильно организованная оборона из превращенного в непотопляемый форт «Ретвизана», береговых батарей, канонерок и миноносцев не оставила противнику ни единого шанса.

До брандера великого князя и десяток вооруженных матросов доставил моторный катер с «Боярина», называемый по артурской традиции «Боярчиком». Поднявшись на борт, Алеша приступил к осмотру повреждений, а его матросы рассыпались по судну в надежде найти что-нибудь интересное. Как ни странно, урон, понесенный брандером от артиллерийского огня, был крайне невелик. Русские снаряды оставили в его бортах аккуратные отверстия, по размерам которых было нетрудно определить автора попаданий. Чуть побольше – от шестидюймовок «Ретвизана», чуть поменьше – от пушек, снятых с «Боярина», одно самое большое несомненно принадлежало десятидюймовкам «Электрического утеса». Общим у них было одно – совершенно ничтожное воздействие на вражеский пароход. Но если в отношении береговых орудий, стрелявших практическими[27] снарядами, это было понятно, то слабость морской артиллерии вызывала недоумение. Осмотрев все найденные им повреждения и некоторые из них зарисовав, лейтенант приказал своим архаровцам собираться. Те, как по команде, потащили неизвестно где найденное на вражеском корабле имущество: посуду, постельные принадлежности, фонари, стальные перлини и бог знает что еще.

– Вашбродь, а давайте пушку снимем, – обратился к Алеше один из подчиненных.

– Что за пушку? – заинтересовался тот.

– Да вот же, – показал матрос на стоявшее на мостике автоматическое орудие Норденфельдта. – Давайте снимем да на «Боярчика» поставим.

Пройти мимо такой диковины ни один нормальный артиллерист не смог бы, и лейтенант тут же согласился. Матросы бросили таскать свою добычу и все вместе навалились на диковинную пушку. Быстро открутив гайки с анкеров, крепящих тумбу орудия к палубе, они сняли и поволокли свою добычу к катеру. Наконец все было погружено и можно было отчаливать, но внимательный Алеша обнаружил отсутствие одного из подчиненных.

– А где Никодимов?

– Где-то тут был… да вот же он!

– Вашбродь, – обратился к офицеру пропавший было матрос, – так что, там японец в трюме!

– Живой?

– Ага, так точно, живой еще. Офицер ихний.

– Тогда тащите его сюда, смотри, если и впрямь офицер, представлю к кресту!

– Рад стараться! Как будет угодно вашему императорскому высочеству!

– Да я-то тут при чем, – поморщился не любивший официального титулования лейтенант, – так в статусе знака отличия военного ордена написано: взял в плен офицера – достоин креста. А ты его считай что в плен взял, так что если не получишь креста, можешь даже в суд обратиться.

Матросы, возможно впервые в жизни услышавшие, что закон выше воли начальства, недоверчиво переглянулись и кинулись за японцем. Не прошло и нескольких минут, как они вернулись, таща на себе раненого, находящегося в бессознательном состоянии. Как только его переправили на борт, мотор катера заурчал, и тот шустро побежал на внутренний рейд, к родному крейсеру.

* * *

– Доброе утро, Алексей Михайлович, – поприветствовал великого князя лейтенант Никитин с борта «Боярина», – я смотрю, удачно сходили?

– Более чем, Дмитрий Васильевич, – довольно отвечал ему Алеша, – и японца нашли, и пушку сняли, и матросы наши всяким барахлом разжились. Я боялся, что они мне катер потопят.

– Японца?

– Да, раненого. Надо бы ему помощь оказать да в госпиталь отправить.

– Ну, за этим дело не станет.

– Что с «Новика» слышно? – обратился великий князь к минеру, когда закончилась выгрузка.

– С «Новиком» все хорошо, – пожал плечами лейтенант, – вот только после него в док поставят «Палладу».

– Как это возможно?

– Ничего не поделаешь, приказ наместника, плетью обуха не перешибёшь, – философски заметил Никитин.

– Это смотря какой, – не согласился с ним Алеша.

– Как прошла ночь? – попытался перевести разговор на другую тему минер.

– Сами, небось, слышали нашу стрельбу.

– Спать хотите?

– Если честно, – сделал мечтательное лицо великий князь, – ужасно!

– Так и отправляйтесь, на батарее днем Берг и один справится.

Однако отправиться спать у Алеши не получилось. К борту крейсера подошел «Силач», и стоящий на мостике Балк дурашливо проорал в его сторону: