Истинный борец

Но Никита не спешил одуматься, и не брался за разум. Он думал вот как: вот бы вернуться в молодость, все мои несчастья разом кончились бы: изменил бы все в лучшую сторону. И он задумался о лучших временах. На душе стало тоскливо и одиноко.

Никита никак не мог найти причину этого очевидно странного ослабления рассудка. У него возникало неисчислимое количество нерешенных вопросов.

Он все думал и думал об этом… Как вдруг все его существо вновь охватила сильная жажда выпить. Никита не удивился этому желанию, не стал как раньше противиться ему, воздерживаться, а только сделал то, чего захотел.

Как только он выпил, он сразу вспомнил о своем решении больше никогда не пить. Но как он мог забыть о нем? Как он дошел до того, что совершил не только то, что его отвращало до глубины души, но что он считал неразумным и губительным?

Читателю может показаться странным, а быть может сомнительным такое событие. Поэтому нам стоит уточнить некоторые особенности перед продолжением рассказа.

Дело в том, что Никита все эти несколько месяцев невольно наблюдал за пьющими, обращал внимание на стойки с алкоголем, испытывая при этом все усиливающее желание выпить.

Его не смущало это желание.

Устремив взор вдаль, он не видел того, что творилось у него под носом. Он впустил в свое сердце неутолимую жажду удовольствия, сразу после принятия решения. Он просто-напросто не замечал его, и не думал замечать потому, что всецело надеялся на свое решение больше не пить.

Никита стал усиленно думать. Хотя его сознание несколько помутнело и ослабло, что-то другое изливало свет на его жизнь, несмотря на то, в каком он был состоянии. И это было то самое разумение, которое совсем недавно казалось ему таким слабым! Оно с неимоверною и небывалою доселе силой освещало и указывало Никите на все ошибки, которые привели его к такой слабости духа.

Только теперь он заметил, что, решив больше не употреблять алкоголь, он совсем перестал следить за собой, своими мыслями и желаниями, полностью понадеявшись на свое решение не пить. Именно от этого искушение нашло самый подходящий момент для удара, и нанесло его в состоянии высшей слабости разумения Никиты.

Второе, что смог уяснить Никита, было его довольство собой. Приняв решение не пить, он сразу стал вполне доволен собой, тем самым лишив себя возможности стать лучше. Довольство собой – яд для души. Ведь зачем что-то менять в себе, если все устраивает? По этой причине Никита становился тоскливым.

Обдумав все это, он пришел выводу, что его новое падение было неизбежно. Что более, оно было необходимо для того, чтобы ясно увидеть свои заблуждения.

Глава 8

Никита принял новое решение больше не пить.

Он стал без устали следить за своими мыслями и желаниями. Если он ощущал появление состояния изнеженности после приема пищи, он сразу настраивал себя на борьбу. В такие моменты он был готов терпеть и страдать что есть силы. Именно поэтому желание выпить не посещало его продолжительное время.

Никита не мог нарадоваться своему счастью. Он больше не хотел пить.

Так день за днем его рвение и борьба умалялась тем, что не было больше сопротивления в его душе. Он все меньше следил за собой, решив вконец, что он победил. Иногда он молился Богу, прося прощения за прошлые ошибки и напоминал себе свое достигнутое жизнепонимание. Он стал невольно надеяться на свое отвращение к алкоголю, и на решение больше не принимать его. Мысли о том, что он искоренил в своей душе страсти, очень льстила его самолюбию. Никита со временем стал считать себя вправе изменять других людей, потому что в себе он не видел зла. Он казался себе святым человеком, и старался внешне уподобляться такому своему пониманию. Все, что не походило под его мерило доброго и злого в других людях, он страстно хотел изменить. Не замечая за собой, Никита указывал на ошибки других людей всегда. Он делал это сухо, высокомерно, с мыслями о том, что он делает дела Божии.

Другим людям не нравилось поведение Никиты. Но сам он не понимал, почему его слова воспринимают с неприязнью.

После каждой ссоры, каждого оскорбления в его сторону, он все больше закрывался в себе, обдумывал каждое свое сказанное слово. Чем больше случалось таких неприятных случаев, тем Никита становился угрюмее и серьезнее. Ни один лучик света не исходил больше от этого человека. Его фигура была мрачна и в то же время полна высокомерия. Он снова чувствовал себя одиноким, отстраненным от всех людей.

Подолгу, закрывшись в своей комнате, он думал о своей жизни и жизни всех людей. Его сознание переполняли угнетающие мысли, а сердце, точно сосуд, заполнялось злобой. Сам с собою он осуждал каждого человека, делающего что-то неправильно, либо делающего зло другим людям. Он стал ненавидеть таких людей. Он стал выискивать в них нехорошее, и выставлял это во всеуслышание. Часто в своем воображении он проводил беседы с такими людьми, самодовольно разъясняя их неправоту. Ему было лестно, когда воображаемые обманщики, или просто недалекие люди, принимали его суждения и покорялись его твердой и несокрушимой воле.

Таким человеком сделался Никита за полгода, с момента своей победы над пороком.

Он больше не видел в себе ошибок.

Никита сам страдал от своего такого состояния. Он всеми силами души хотел прекратить его. Он искал причину своего страдания в других людях, в их поступках, в государственном и общественном устройстве, в плохой погоде, в несварении желудка…

Он нравственно погибал в своих глазах. Внутри у него не было ничего, кроме несчастья и страдания. Но внешне он изо всех сил старался казаться все тем же святым и счастливым человеком, спасителем бедных и угнетенных. Все его высокомерие и ложное понятие о себе, держалось на скудной, прогнивающей опоре самолюбия. Никита был неприятен сам себе.

Однажды читая газету в своей комнате, его посетила одна ненавязчивая мысль. «Итак плохо на душе, хуже не будет, если я немного выпью…» Никита не обратил на нее никакого внимания, как будто ненароком прочитал о ней в газете. Сразу за мыслью, появилось какое-то сонное, еле заметное желание одурманиться. В воображении всплыли прежние картинки получения удовольствия. Никита, точно им кто-то управлял, встал с кресла и направился сделать желаемое. Делал он все это по старой механической привычке, как может делать человек, производящий одну и ту же деталь.

Никита легко, без борьбы сдался и запил.

Сразу после этого, в его душе произошло что-то невероятное: в нем точно пробудилось давно дремавшее состояние счастья. В нем появилось столько сил, желаний и стремлений, как никогда прежде! Вспомнились старые незаконченные дела, планы, захотелось сделать и то, и это; жизнь закипела в нем как никогда, наполнилась прежними красками… Но в мгновение ока все это бесследно пропало. Все силы и стремления точно затянуло обратно. Никита ослабленный, выжатый и потемневший упал на кровать, желая одного: мгновенно уснуть, забыться, вычеркнуть из памяти все произошедшее с ним.

Он был один со своими угнетающими душу чувствами. Ни одно человеческое существо не помогло бы ему избавиться от них. В нем бушевало разнообразие ощущений, все как один издававшие мерзкий, одичавший запах.

Никита впал в некоторую дремоту. Он точно спал, но мог ясно соображать и чувствовать, что происходит вокруг него. Он был как будто опьянен. Но опьянение это было вызвано переизбытком волнения, потрясшего его.

Он прислушался к себе. Мысли медленно посещали его, переплетаясь с внутренними переживаниями. Он заметил, что стал похрапывать. На душе было все так же отвратительно.

«Как же стыдно, как стыдно, – стал думать Никита как будто во сне. – Стыдно от одной мысли, одного невзрачного воспоминания о моем поступке. Почему у меня не получается избавиться от этого порока? Почему я так ужасно погряз в нем? За что мне такая мука в мои года, ответь Отче?..»

«Лучше бы я совсем не выявил в себе разумения!.. Все было бы по-прежнему, без всех этих страданий, волнений и вечных поисков неизвестно чего! Жил бы обычно, как все, не зная, что я существую, что я есть… как это было бы просто…»

Никиту эта мысль сильно взволновала. Он почувствовал, как его сердце заколотило, а по телу точно волною, прошло неприятное ощущение. Но такое состояние продлилось недолго. Он живо вспомнил причину всего этого страдания:

«Как же омерзительно мое падение и слабость! Ведь я осознанно все делал… осознанно!.. Я раб, животное, но никак не человек. Как мучительно сознавать, что ради телесных удовольствий, я отдаю свою свободу, радость и спокойствие души… Как это неразумно, глупо, гадко!»

«Никакое отвращение и решение не пить уже не спасают меня от падения. Разум ослаблен. Желание пить пустило глубоко корни в мое сердце, стало хозяином, и у меня уже нет сил бороться…»

«Сколько раз я, насладившись водкой, каялся Богу и укорял себя; сколько раз я уподоблялся животному, и плакался от этого, но потом снова, с новой энергией и животным пламенем в глазах еще сильнее чем прежде пил! Сколько раз я чуть не доходил до сумасшествия от всего этого безрассудства… Страшно то как…»

«Как выбраться из этого ужасного, омерзительного и зловонного болота? Как победить искушение плоти? Как очистить сердце от грязи, избавиться от тьмы?..»

Измотав себя не разрешаемыми вопросами, Никита совсем уснул. Он видел какой-то приятный и радостный сон. Он заметил, что может им управлять, и делать все по своей воле. «Может я умер? – вдруг подумал он. – Нет, глупости какие-то. Я сплю. Да, я сплю. Вот и хорошо»

В таком приятном состоянии он пролежал около часа. Проснувшись, он точно обновился после перенесенного потрясения. Никите показалось, что он стал другим человеком.

Он стал думать.

Глава 9

В этот раз Никите вроде бы и не хотелось пить, он не чувствовал сильного, раздирающего и захватывающего все его существо желание выпить, которое он испытывал раньше при одном упоминании алкоголя. Также он не испытывал давление искушения, против которого не мог мысленно бороться. Было что-то другое, новое, что заставляло его бездумно совершать то, что вызывало в нем душевную боль и ужасное отвращение перед самим собой. Это что-то новое, была старая привычка пить. Не нужно никакой слабости ума или характера, чтобы вновь и вновь совершать дела, противные совести и разуму. Нужно лишь совершать эти дела с повторением, чтобы они смогли пустить глубоко корни.

Это самое и случилось с Никитой.

Вот уже на протяжении долгого времени, с небольшими перерывами, Никита пил. Его главный порок успел за это время так накрепко впечататься в его сердце, что борьба с ним кажется невыносимой и мучительной.

Никита начал вспоминать то прекрасное время юности, когда он впервые пустил яду в свою жизнь. «Зачем? зачем я это сделал тогда? Был ли в этом какой-то смысл?..» – думал он с тяжестью на сердце. Чем больше он думал об этом, тем ему становилось все мучительнее, как будто прошлое нарочно хотело сделать ему еще больнее.

«Почему я настолько чувствителен к алкоголю? Ведь есть тоже люди, которые пьют, и у них нет такой сильной зависимости. Или есть люди, которые как и я поняли весь ужас и пагубное воздействие алкоголя не только на тело, но и на душу, что важнее всего, и взяли и перестали пить. Почему, отчего у меня не получается?.. Когда я только смутно понимал, что он отравляет мою жизнь, мне было намного легче взять и отказаться от него, чем когда я понял, что он зло и главнейший враг моей жизни. Может потому, что я объявил этот порок своим главным врагом, я побудил искушение не скрываться, а стать во весь рост и показать себя? Но сделав это, увидав силу и могущество своего врага, я был просто не готов сразиться с ним, т.к. был слаб духом?»

Никита наконец-то понял, что основная борьба с его пороком состоит не в самом воздержании, которое при должном усилии и практике не составляет особого труда, а борьба с самим искушением. Оно и только оно является главным его врагом. Именно борьба в области мысли поможет победить страсти и усмирить внутреннее зло.

Осознав это, Никита впервые попробовал вступить в мысленное общение с искушением, когда оно только покажет себя.

Глава 10

Пока искушение не появлялось, Никита почувствовал внутреннюю потребность напомнить себе о том, кто он есть, и что он должен делать.

Став на колени, сомкнув руки в ладонях, он стал молиться.

Молился он вот как:

«Кто я? – думал он. – Я – человек. А что значит быть человеком? Быть человеком, значит быть существом добрым и рассудительным, значит быть справедливым. Чтобы быть таким всегда и везде, со всяким человеком и при любых обстоятельствах, нужно смотреть на себя как на существо в первую очередь духовное. Тело мое, дано мне для работы и служения, но оно не является мной. Если я смотрю на себя, как на духовное существо, то другие люди для меня такие же духовные существа.

Если я существо духовное, то понятие времени должно все больше покидать мое сознание, по мере все большего и большего понимания жизни. Для меня есть одно только настоящее. И потому я должен жить и трудиться только в настоящем, потому что, только живя настоящим, я всегда с Богом. Сознавая это, мне будет проще и радостнее исполнять дело своей жизни. А в чем состоит это дело?.. Оно состоит, во-первых, в совершении добрых, любовных дел. А во-вторых, в совершенствовании к добру, т.е. к Богу.

Исполняй я, и каждый другой человек в отдельности и все вместе дело жизни, – будет мир на земле, любовь и гармония!»

Напомнив себе о главном, Никита воспрял духом. Он был готов к самому главному сражению в своей жизни, мужественно ожидая часа его.

Глава 11

Через несколько дней, после внутреннего разговора с самим собой, Никиту охватило давно знакомое желание выпить. Оно как обычно по началу было слабо в своем проявлении. Но чем больше Никита обращал на него внимание, тем оно увеличивалось. Это обстоятельство заставило его сесть на кресло и хорошенько задуматься.

«Ведь я сам никогда не хотел и не хочу страдать. Разве я виноват был, что в молодости впервые запил?.. Но ведь в моей власти сейчас прекратить делать то, что заставляет меня страдать… Ведь я человек, существо свободное. Я властен сам выбирать, как поступать. Я не желаю страдать, а значит просто нужно не делать того, от чего я испытываю страдания…

Как же это просто сказано! Как сделать то, что так разумно, но что совершить не хватает сил?..»

«Возможно вся моя кажущаяся слабость и причина того, что я покоряюсь страстям состоит в том, что я хочу быстро, безболезненно и легко, без всяких усилий победить внутреннее зло?..

Ведь так и есть! Как часто я прекращал борьбу только потому, что она была неприятна и мучительна. Но как она необходима!..»

«Почему я не боролся, сдавался так быстро? Ведь я должен с мужеством переносить страдания!.. Да, но это были не страдания… Я чувствовал и чувствую в груди очень приятное чувство, которое тянет меня к как будто большему наслаждению. Именно противиться этому чувству мучительнее всего. Голос этого чувства взывает увеличить удовольствие. Но ведь я точно знаю, что большего удовольствия, чем этого, не будет. Будет только давно знакомое, до отвращения неприятное и еле заметное наслаждение. Будет только плохо. Лучше я воздержусь, перенесу это приятное, но обманчивое животное чувство, и буду жить спокойно и счастливо, стремясь к святости…»

Только Никита мысленно решил воздерживаться, к нему впервые обратился голос плоти:

– Ты плохо понимаешь, зачем ты воздерживаешься, лишая себя удовольствия. Лучше оставь это дело до лучшего своего понимания, и сделай сейчас чтó желаешь.

Никита вначале удивился силе довода искушения, и было хотел поддаться ему. Но разумение изливало свет, и он устремился к нему. Он ответил:

– Если моего понимания недостаточно для того, чтобы усмирить страсти, то это не значит, что я должен совершать то, что считаю дурным, и перестать воздерживаться. Я хочу быть человеком. Поэтому я не могу сделать то, что принижает меня до животного. Это просто не разумно.

– Но ведь ты раньше пил, и ничего. Немного алкоголя полезно для тебя будет. Ты сам это читал в одной ученой книжке. Ученые врать не будут. Так почему бы тебе и сейчас не сделать этого?

Никите показалось, что искушение говорит правильные вещи. Он действительно читал об этом. Он не знал, что ответить на это убеждение. Оно казалось для него несокрушимым. Но он не спешил соглашаться с ним, потому что верил, что все это неправильно, что все это обман. Умом он понимал, что все верно, но сердце твердило обратное. Ему вспомнилось, сколько он настрадался от алкоголя, сколько он сил и средств потратил на него, сколько вреда и беспокойства доставил родным… Это воспоминание пролило свет правды на слова искушения, и показало его в истинном, дурном обличии. Никита ответил:

– Всякий человек может ошибаться. Если я раньше пил, то делал это от недостатка понимания.

– Но ведь ты понимал, что пить дурно, но все-равно пил, значит это не дурно. Ты делал правильно, что служил мне.

После этого утверждения могло показаться, что Никите больше сказать нечего. В доводе искушения все было логично, сухо и безошибочно. Но Никита без всякого колебания мысли, сказал:

– Если я и понимал, что пить плохо, но все-равно пил, значит понимал неправильно. Понимал не по Божьему пониманию, а по человеческому.

Только он сказал это, голос плоти умолк, и страсти вместе с ним утихли.

Никита сам себе удивлялся. Слова как бы сами собой исходили из его уст. Точно это не он говорил сам от себя, а что-то через него говорило. Никита настолько ясно прочувствовал, что он был только стёклышком, через которое проливается солнечный свет, что на мгновение потерял ясное представление о себе. Точно его самого и не существовало никогда, а был лишь тот единственный свет, освещающий всю его жизнь. Никита нисколько не опечалился осознанием того, что он ничто. Наоборот, он настолько обрадовался ощущению в себе этого необъятного и могущественного света, который только действует через него, что прослезился от счастья.

В это же мгновение наивысшего счастья, на Никиту снизошло ясное озарение необходимости принять какое-то важное решение в его жизни. Точно дело его борьбы еще не окончено.

Ему невыносимо захотелось еще выше вознестись к небу. Его душа точно кричала от необъятного счастья: «Я хочу летать! Выше, еще выше!»

Никиту переполняли всевозможные чувства, не испытываемые им ранее. С каждой секундой они увеличивались в своем проявлении, и готовы были высвободиться наружу. Они как будто твердили одни и те же слова: «Нужно вырваться из оков невежества и страстей, нужно возвыситься!»

«Нужно голодать!» – вдруг сказало все его внутреннее существо.

Никиту точно громом ударило. Вначале он удивился этой мысли, а после совсем смутился тем, что ранее не прибегал к такому самоотречению. Он ясно понял, что оно необходимо не только для его души, но и для всей его жизни. Но что-то все-таки не давало ему принять окончательное решение.

Никита на секунду задумался. Все его существо все так же пребывало в возвышенном состоянии. Но что-то мешало полностью отдаться в его распоряжение. Мешал ему соблазн рассуждения. Никита старался задуматься о необходимости голодания, стал невольно искать оправдания, чтобы защититься от него, отсрочить его выполнение или, хотя бы, уменьшить его длительность. Он струсил в момент, когда необходимо было проявить мужество. Но рассудок его был все так же слаб. Ум его прибывал в некотором опьянении от происходящего.

Минуты внутренней борьбы и сомнения казались часами. Точно вся будущая жизнь Никиты решалась сейчас, в этом нескончаемом настоящем. Отказаться, сознательно отвернуться от внутреннего света, значило бы навеки погрязнуть во тьму, страдания и… смерть. Никогда, никогда, никогда! Человеческая душа никогда, насколько бы она не погрязла во тьму, сознательно не отвернется от света, добра и правды, единственно ведущих к блаженному умиротворению.

Никита перестал думать, и полностью отдал сердце этому внутреннему побуждению к голоданию. Он сам ясно не осознавал для чего оно необходимо. Он только чувствовал всем существом, что так надо, и по-другому быть не может.

***

Ничего в мире нет лучше и радостнее первых шагов освобождения. Никита впервые после стольких месяцев переживаний, почувствовал какое-то облагораживающее душу чувство. Это было точно вознаграждение Бога за проявленную работу перед Ним.

Никита чувствовал, что становится ближе к Богу.

Глава 12

На протяжении двух недель Никита придерживался строгого поста, часто молился.

Но теперь дело обстояло иначе, он решил голодать неделю, разрешая себе употреблять только чистую воду. Никогда ему еще не приходилось сознательно столько времени обходиться без пищи!

В первые два дня, его физическое и внутреннее состояние было необычайно хорошее. Он чувствовал гармонию души и тела. Его нисколько не беспокоило желание поесть. Его не посещали, как ранее, мысли о еде; ему не казалось, что жизни без нее нет. Впервые для себя он уразумел, что жизнь в нем самом. Он почувствовал ее настолько ясно, что принял ее одну за истинную, неразрушимую и бесконечную жизнь.

Никита был необычайно счастлив.

На третий и четвертые дни, его время от времени стали посещать мысли о еде. На пятый день он все свои силы тратил на контроль своего сознания, стараясь не думать ни о чем. Он неустанно молился сердцем последующие дни, думал об Учителе, о Боге.

Когда Никита закончил голодать, он почувствовал себя очищенным. Все ранее бушевавшие в нем страсти пропали без следа. Что важнее этого, его сознание как будто окрепло, не было скованно и подавлено. Он мыслил свободно, быстро и легко, независимо от своих умственных способностей.

Хотя внутри он ощущал себя как никогда окрепшим и здоровым, тело его было немощно. За эти семь дней голодания он заметно похудел. Но как светились его глаза! Этот свет жизни, исходивший от них, затмевал всю его слабость и жалкий, истощенный вид.

Не успел пройти месяц после вышеописанного события, как искушение снова обратилось к Никите.

Он хорошо понимал и знал, что искушение заставляет мысль работать на себя, порабощая ее; он знал, что порабощенная мысль будет с невиданной ловкостью и быстротою, сопоставляя старые факты с новыми, приводить такие доводы в пользу дурного дела, что человеку, порой, невозможно удержаться. Поэтому он прежде чем вступить в беседу, стал следить за ходом своих мыслей, сдерживая попытки вообразить что-то. Он знал также, что воображение есть хорошее орудие, с помощью которого искушение может легко соблазнить его, и удержаться будет труднее.

Никита сказал:

– Хорошо, допустим я сделаю то, что ты просишь: пойду куплю водку и выпью ее, что мне будет?

– Будет тебе удовольствие, – ответило искушение плоти.

– Но ведь я точно знаю, что после него будет страдание. Я начну каяться и укорять себя, снова стану несчастным. Как я могу сделать то, что противно человеческой природе, противно моей вере в Бога? Я просто не могу этого сделать. Это не разумно.

– Если бы ты верил в Бога, ты бы пошел и по своей воле купил и выпил водки, потому что потребность удовольствия вложена в тебя Богом. Но ты не делаешь этого, значит ты не веришь в Бога и идешь против своей человеческой природы и ее желаний.

Никите живо представилось то сильное наслаждение, когда он пьет: как он наливает водку в стакан, пьет и закусывает. Все это было очень соблазнительно для него. По всему его телу прошла приятная дрожь.

– Нет!.. Если я отказываюсь делать то, что считаю неправильным, то это не значит, что я не верю в Бога. Наоборот! Я не хочу делать то, что противно моей духовной природе.

– Если ты веришь в Бога, и считаешь себя духовным существом, то пойди убей себя, и дух твой будет жив, и ты не умрешь.

Никите пуще прежнего представилось, как он держит в руке нож, как он хочет исполнить свое старое намерение. Голос плоти говорит:

– Проткни себя, с тобой ничего не случится, ведь ты духовное существо. Но ты не сделаешь этого. Поэтому почему бы тебе не сделать того, что ты сам действительно хочешь? Перестань обманывать себя глупостями о своей духовной природе. Пойди лучше, и купи водки, и сделай, что я хочу и что ты сам хочешь.

Но Никита не испугался напоминания о прошлом своем страхе и сказал:

– Я могу пренебречь твоими обманчивыми желаниями, но не могу отказаться от тебя, потому что так хотел Бог, чтобы мое духовное существо было во плоти. Я не могу лишить себя жизни, – это не в моей власти. Не я дал себе жизнь, и потому не могу забрать ее.

Но искушение плоти не понимало доводов Никиты. Оно продолжало на своем.

– Если ты не можешь убить себя, то ты так же не можешь не делать то, что хочешь выпить. Ты не должен противиться этому желанию, потому что оно естественно и вложено в тебя, и потому служи мне, и ты получишь все, что только пожелаешь. Перестань обманывать себя тем, что ты не видишь. Ты не видишь духовной природы, Бога. Значит Его нет. А меня ты видишь, мои желания чувствуешь, и можешь быстро и легко удовлетворить им.