Полная версия
Провал операции «Нарко»
Но здесь, по крайней мере, на первый взгляд, ничего такого не намечалось: и ребята сдержанные, да и жёны – лучшего надзирателя не придумаешь – при них. Лишь они бы не перепились, но, по рассказам одних и по молчаливому подтверждению других, даже пьяный в дугу полицейский всегда помнит две вещи – как себя вести в обществе и где лежит пистолет. Поскольку пистолетов я не увидела, логично было предположить, что вся воля будет направлена на поведение. Как выяснилось позже, рассказы и подтверждения имели на то основания, и выяснилось это благодаря Сержу, который уже через пару часов от начала застолья надрался в зюзю.
В общем, когда мой бой-френд приткнулся в уголок и мирно уснул, на меня обратил внимание один из гостей. Этакий комиссар от сохи, подшофе плохо понимающий разницу между сеновалом и банкетом. Поскольку стало заметно, что я осталась практически без кавалера, он решил воспользоваться моментом и принялся меня откровенно клеить. Через пять минут стало понятно, что шансов у него нет абсолютно никаких, хотя, если честно, шансов у него не было уже и в момент, когда он направился в мою сторону; или даже раньше – когда на это решился. Но рук, однако, поначалу он не распускал.
Я, поскольку не хотела навлечь какой-либо гнев на Сержа, откровенно брыкаться не стала. Так, аккуратно не подпускала на аморально близкое расстояние, включая физически доступное для рук. Ничего нас не объединяло, да объединять не могло. Если по части морали наши линии и могли пересечься – оба, так сказать, отдались службе обществу, то физическая составляющая являла строго противоположный вектор. Начнём с того, что я на дух не переношу, когда кто-то непонятно с какого перепугу вдруг начинает лезть своим артикулярным аппаратом в мой ближний обонятельный план. Особенно если незадолго до этого подавался говяжий антрекот с чесночным соусом. Бог свидетель, кому я подобное и позволяла, так это был мой отец, но родную кровь, извиняйте за аллегорию, со сточными водами сравнивать не стоит.
Далее – мне малоинтересны сами по себе истории, будь это различные байки о сумасшедших деньгах или о невероятных приключениях, даже если они украшены восклицательным знаком доблести и основаны на реально героических событиях. Интонационные всплески, пусть и с эмоциональной подпиткой, лишь бульканье, если за ними нет абстракции. И даже правильная дикция, хотя она и имеет большое значение, мне не кажется первостепенной. Я всегда хотела видеть в рассказчике дар к литературным приёмам, а именно к оригинальной способности подачи того, что он хочет сказать. Удачно подобранное слово или уместная фраза – вот медиатор, цепляющий струны моей души. Не плохо, если при этом в воздухе ощущается весенний аромат цветущей черёмухи.
Здесь же изливался поток чего-то лично пережитого в виде событий, шедших одно за другим, причём прямо мне в физию, сквозь облако кулинарного «парфюма» (говяжий антрекот, хотя в более узком, но правильном значении это блюдо называется медалье). Что-то о подвигах «оперов» и об успехах «следаков» – кто это такие, я могла только догадываться, но находилась в состоянии спёртого дыхания и поэтому было всё равно.
– Простите, забыл представиться: подполковник Листиков, начальник районного отдела ГСНН, – внезапно прекратив рассказ, он протянул мне свою мозолистую – последствие длительного контакта с черенком от лопаты – руку.
– ГСНН, это что? – поинтересовалась я и, естественно, так же подала собственную холёную (французский скраб, содовые ванночки, крема с эфирными маслами) «лапку» и потом назвала своё имя.
Далее родился короткий комплемент по части моего, на самом деле заурядного имени. А следом мне пришлось выслушать некое подобие лекции о ГСНН. Повествование оказалось подробным: что-то об историзме становления, о какой-то кадровой компетентности, про служебную успешность, так же об изощрённости коварства мафии, но ничего о значении аббревиатуры. Дождавшись подходящего момента, я вновь задала вопрос.
– Ах, Да! Простите, это вкратце означает нарконадзор! – Листиков горделиво улыбнулся; с налётом фальши, но, что очень важно, вежливо.
5.
«Вежливость – хорошее поведенческое качество, но вовсе не обязательный аспект порядочности. Как и улыбка: зачастую она лишь разновидность маски, скрывающей оскал безличия, корыстности, насмешки или обмана. И чем въедливей зло, тем обаятельней его улыбка. Прежде чем раскрыть свои карты, зло, скорее всего, предстанет в маске, инкрустированной бисером улыбчивости.
Hello, я злодей! – абсурд!
Как охотник применяет маскировочный костюм, так и злодей аналогично использует улыбку и вежливость. А если индивид обретается на невысокой ступеньке развития, то его улыбка и вежливость становятся способом тяжёлого выживания в окружающем мире. Мимикрия – способ существования …».
Подобные строки я прочла в предисловии к роману некоего итальянского писателя Лероса Питони «Следствие закончено, забудьте» – случайно попавшая в руки книга, оставившая в душе сильные впечатления. «Бывает же где-то такая несправедливость» думала я, перелистывая страницу за страницей. Особенно врезалась в память сцена, когда главный герой спрашивает надзирателя, почему он выбрал эту работу. «А что я ещё могу» улыбчиво ответил тот и скрылся в лабиринте каземата.
Книга, по правде, на любителя, но сценка получилась выразительной. И почему же она не пришла на память в момент этого знакомства. Всё дело, скорее всего, в спиртном. Нет, нет, я вовсе не перебрала с выпивкой на этом банкете. Мало того, я чётко помнила, и всегда помню, о необходимости самоконтроля на любом общественном мероприятии, но без лёгкого шума в голове любой праздник превращается если не в пытку, то, как минимум, в тоскливое мероприятие. Пусть и малый, но градус способен скрасить вечер и слегка затуманить разум, и я не отметила, в какой момент потеряла чувство дистанции. Если быть более конкретной, то данном случае дала повод её нарушить, даже не заметив. А заметила, когда оказалась зажатой между кирпичной кладкой подсобки и жилистым телом начальника райотдела ГСНН. Вежливость в этот момент исчезла, как и не бывало.
И почему это некоторые мужики, особенно имеющие мозолистые ладони, такие сухопарые? Точнее – жилистые. Или порода такая – сколько не корми, всё как в прорву. Или они до отупения лопатят подсобные – своя картошечка, зелёненький лучок, свежая моркошка – огороды; отсюда и мозоли. Не знаю, но почему-то я не люблю таких вот жилистых мужиков, даже высоких. В смысле и когда ухаживают, и когда лапают. К слову, люблю я обходительных и умных, но таких, среди встречавшихся мне по жизни, указанной выше породы не попадалось. Видимо в этом есть какая-то взаимосвязь: по всему, интеллигентность редко селится в гончем теле. Конечно, по части подобных заявлений некая часть сильного пола скривит злобную ухмылку, но извиняться не собираюсь – бабам от сильного пола (и от тех, что с мозолями, и без) куда больше достаётся. Такое порой узнаёшь, уши в трубочку сворачиваются, стоит лишь слух навострить. Коряга, лоханка, мочалка, корова, ещё много чего – всего списка «лестных» терминов не перечислить. Естественно, рассуждения типа «мозолист, значит – ехиден» не имеют под собой никакого основания, но для меня всё одно: мозолистость – отдельно, романтизм – отдельно. Особенно, когда ощущаешь талией, как заусеницы натруженной пятерни массово цепляться за изящные нити платья, голову обносит совсем не романтическими веяниями. А где потрудилась заусеница, там наверняка появится затяжка. В общем, первое, о чём я подумала, когда господин Листиков проявил ко мне некие тактильные чувства, это о затяжках. Сначала на платье, а следом и на колготках.
6.
– Господин полковник, – в меру заёрзав, чтобы заусеницы его ладоней не наделали этих самых затяжек, я попыталась оказать сопротивление, – люди же кругом, смотрят.
Внезапно придавленный душевным грузом, возможно обусловленным недостающей звездой (полковнику, наверное, позволила бы себя лапать!), ловелас надрывным голосом поправил меня:
– Подполковник …
Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, есть ли действительно слежка, он последней не обнаружил и вновь повернулся. Взглянув так, что я почувствовала себя в чём-то подозреваемой, Листиков принялся посвящать меня в дифференциацию чинов. Объяснение оказалось настолько выстраданным, что перед моим взором ясно выстроился вектор мечтаний человека, надевшего (или одевшего – как там по ихнему правильно; нацепившего) погоны. Мечтания, по всему, не имели реальной базы – отсутствие покровителя или квот, или интеллекта. Я, по правде говоря, и без этих пояснений неплохо разбиралась в званиях. Так, хотела польстить служаке, а он всерьёз воспринял. Кроме того, мне и тогда было и сейчас совершенно «каши навалить» на все эти звания и чины. Но есть большая прослойка людей, для коих в этом смыл существования, так что я задела за живое. Можно конечно, было слегка поехидничать об отсутствии юмора у служаки, но, с другой стороны, вдруг его взбесит то, к чему я буду клонить. Я уже, было, собралась подыграть и понятливо закивать головой, мол, теперь поняла, кто есть кто, как из зала, а он находился как раз за углом колонны, к коей оказалась прижата главная героиня повествования, донеслись аккорды гитары. Электрогитары. Что-то вроде попытки настройки струн. Потом чей-то знакомый голос объявил начало выступления.
– О, боже! Это же Фикс! – обрадовалась я, вспомнив, что Серж говорил о том, что лично организовал выступление известного в нашем городе музыканта по имени Филя.
Его фамилии начиналась на букву «к» и заканчивалась, кажется, на «с». Отсюда – симбиоз фамилии с именем – и кличка. О полном звучании фамилии имелось лишь смутное представление, но все, кто посещал местные кафешки и ресторанчики, были в курсе редких способностей гитариста-самоучки. Он знал наизусть почти все популярные композиции классической рок-музыки и даже прекрасно подражал их авторам. Он мог «сбацать» на неизменной шестиструнке всё от фолк-рок и до хеви-метал, но особенно любил T. Rex и, как на икону, молился на портрет Марка Болана, ныне покойного. Парочка его, Болана, вещиц, а именно Ballrooms Of Mars и Monolith, неизменно звучали на каждом мероприятии, где самоучка, в хорошем смысле слова, засвечивался. Мало того, мероприятия начинались и заканчивались этими вещицами.
Когда впервые услышала Фикса, я попросту обалдела. Вернее, вначале было безразличное лицезрение публикой, частью коей являлась я, обусловленное заурядной внешностью исполнителя. Потом, по мере прослушивания, возникло нарастающее удивление, а уже после – полный балдёж от услышанного. В конце представления, а это действительно оказалось представлением, по причине неожиданно полученных эмоций в голове возникло ощущение лёгкого бриза, вызванного живым исполнением.
«Вот это суппер!!!» – проносились в моей голове восторженные мысли, когда он исполнял Teenage Dream.
Скромные физические данные, отсутствие напускной харизмы, безвкусие в одежде – всего того, чем принято украшать заурядность, с избытком перекрывалось исполнительскими способностями Фикса. А может и таланта. Образуя с электрогитарой единый организм, он, наверное, не зря заслужил среди местных прозвище «гитаромен» – вроде как аналогия робокопа. Не могу утверждать, но родись в другой – страна или время – среде, он, возможно, мог бы стать знаменитым музыкантом. Не исключено и великим. В реальности же, приходилось довольствоваться уровнем уездного масштаба, временами замахиваясь на губернию.
– Какой ещё Фикс? – недовольно поморщился Листиков.
– Тот, что надо! – не вдаваясь в разъяснения, я взяла его под локоть и легонько подтолкнула вправо, если смотреть от меня, или влево, если от него, – идёмте, господин подполковник!
Когда мы вошли в зал, Филя, по всему, обнаружил сбой в игре инструмента и сосредоточенно принялся подтягивать и ослаблять струны. Насколько я знаю, он иногда делал это перед выступлениями, как и весь эстрадный мир делает. Мелочь конечно, а сколько шарма; антураж, как же без этого.
В общем, мы стали пробираться к столикам и тут меня будто пробило несильным, но пронизывающим разрядом электрического тока: мой восторженный взгляд случайно столкнулась с другим, наполненным ненавистью взглядом. Хозяйка последнего молодая, но с кожей землистого оттенка, женщина, находилась в несколько затенённом углу, отчего её глаза как бы светились. Свет этот явно излучал злобу, и без сомнения в мою сторону.
«Она увидела во мне соперницу, – догадалась я и, несколько смутившись, направилась к своему месту.
Стул Листикова находился совсем в другой части зала, поэтому, с топорной галантностью проводив даму – то бишь меня, он двинулся к себе. Тут Фикс, как и положено, объявил «вещь» Марка Болана «Bang A Gong» После вступительного проигрыша, от которого я уже завелась, зал наполнился бесподобными по красоте звуками. Я тут же забыла обо всём вокруг – о своём друге Сержо-Тороццы, о незнакомой ревнительнице, и даже о напористом офицере нарконадзора.
Как потом оказалось, понапрасну.
Единственное, что доставило массу впечатлений от времени, проведённого в непривычном для меня обществе, было выступление Фикса. За последней его песней – на этот раз что-то новое – будто наступила зловещая бесконечность. Как неизведанная пустота за последним видимым столбом частокола, уходящего в туман.
Злые ассоциации возникли в моём воображении оттого, что полицейские в своём большинстве оказались недовольны выступлением – они тут же принялись просить исполнить какую-то муть из шансона. Кто что – про эскадрон, про спецназ, и даже про тюрьму. В общем, они хотели бардовскую песню, чтобы можно было подпевать. Что ж, каждому своё. Мне же слушать «Владимирский централ» совсем не хотелось – ни с подпевкой, ни без неё. И, растолкав трезвеющего Сержа, я направилась с ним восвояси.
7.
Я думаю, трудно не согласиться с утверждением, что жизнь летит чертовски быстро. Если ты не испытываешь физическую боль, не сидишь в заключении и не тянешь руку со ступенек паперти, то от ужасов восприятия скорости спасает как минимум отсутствие свиста в ушах. Время само по себе действует бесшумно – берёт, так сказать, тихой сапой.
«Кажется, ещё на днях шли с Сержем с банкета, – рассуждала я, стоя у окна в перерыве между операциями и без эмоций созерцая редкие, но крупные тополиные снежинки, – был майский теплый вечер, а сейчас уже далеко не весна».
Серёга тогда набрался как скотина, и выручило такси, иначе пришлось бы тащить его на себе. Потом я какое-то время его не видела – по части женского пола парень он не обязательный, но это и не важно. В отношениях без обязательств нет места обидам – такой подход настолько удобен, что в последнее я возвела это в статус принципиальности. Тем более что подобное поведение не противоречит природе – в большинстве случаев самка пересекается с самцом только в период, отведённый творцом. Но последний наделил одно из своих творений не только инстинктом, но чувственностью и разумом. Так что некоторые из творений – я, в данном случае – решают для себя сами, какую линию поведения выбирать.
В общем, с кем хочу, сколько хочу и когда хочу. Кому-то покажется это вызывающим, но, в конце концов, я не паучиха «чёрная вдова»: не кусаюсь и никого не убиваю. Что касается разбитых сердец, так ещё раз повторяю: прежде всего, никаких обязательств.
К счастью, мои далеко немногочисленные пассии имеют рассудительный склад ума, да и моя загруженность работой оставляет ничтожно мало времени на «с кем, сколько и когда». Так что на деле паучихе совсем не до пауков: не погибнуть бы самой в паутине трудов своих праведных, пусть и наделённых налётом корыстности.
Не поработаешь – не заработаешь. Сколько вкалывать и что при этом заработать, это уже другое дело, но принцип прямой трудово-рыбной пропорциональности (без труда не выловишь рыбку из пруда) никто не отменял. А так как другого стимула к работе, чем её материальный эквивалент, я не признаю, то и к золотому тельцу отношусь где-то с почтением. И стесняться мне здесь нечего, так как чем больше и лучше я работаю, тем громче звенит падающая в мою ладонь монета. Оттого-то и приходится загружать себя дежурствами, подработками, консультациями, удовлетворяясь хронометрической скупостью судьбы, безразличной к промежуткам, именуемым « личная жизнь».
Справедливости ради нужно отметить, что оставшегося времени всё-таки оказывается достаточным не только для желанных знакомств, но для встреч, не вызывающих энтузиазма. Одна из таких произошла через пару недель после уже известного знакомства с подполковником Листиковым: именно он заявился на мою работу якобы с целью проверки наркотиков. Раньше никогда не заявлялся, а тут нате, подарок. В общем, пока его подчинённые шерстили больницу, сам он просидел в травматологии, занимаясь расспросами в своей профессиональной области. Беседа велась по большей части со мной, из чего я сделала заключение, что меня опять пытаются склеить – так «продвинутая» часть населения именует процесс ухаживания. А поскольку моё отношение к подобной категории ухажеров имеет статус устоявшегося, то я не церемонясь – опыт – отмела все подвижки на корню. Причём сделал это так, что никто из рядом присутствовавших – и мои и его коллеги – вообще ни о чём не догадался. Кроме одной: да, именно той злобной дамы, что пускала в мою сторону молнии из-под налитых ненавистью век ещё на банкете. Здесь, при свете энергосберегающих лам, взгляды, движимые ревностью, выглядели ещё более зловеще. Я, конечно, всегда сочувствовала неприметной красоте, но в адрес данной представительницы не было абсолютно никакого сострадания. Даже отмеченное печатью физической немощности зло не достойно жалости. В общем, ни с чем ушла и ревизия, и её шеф – нарушений в работе больницы выявить не удалось.
Листиков, однако, не успокоился: не прошло и недели, как судьба вновь свела нас – не зря, видимо, говорят о существовании любви, коею бог отметил троицу. Третья встреча, как я сразу догадалась, имела отнюдь не случайный характер. Всё указывало не только на ухажёрские претензии, но и на их настойчивый характер. Даже показалось, что во всём этом имеется некоторая скрытая угроза, но я быстро отмела подобные подозрения. И как потом оказалось зря. Наперёд не заглянешь; по крайней мере, не всегда. В общем, он встретил меня по дороге в магазин. В супермаркет «Норман» (наверное, названного в честь певца Криса Нормана из группы «Смоки»). Я проходила мимо стоянки, а он оттуда выезжал. Или заезжал: не знаю, где там выезд (въезд?) – городская теснота зачастую даёт простор фантазиям проектировщиков.
– Привет, дорогуша, – со спины донёсся вроде бы знакомый голос.
«Мало ли на свете дорогуш, и голосов схожих тоже хватает» – подумала я и, решив не пополнять ряды лучезарных дур, без всякой ответной реакции продолжила путь.
Быстро забыв о возгласе, уже через две секунды я затылком почувствовала приближающийся лёгкий шум, похожий на дыхание. По причинам личной безопасности пришлось поспешно оглянуться – вплотную ко мне, на малых оборотах и поэтому почти бесшумно, подъезжал автомобиль. Конечно же, хозяином и автомобиля и звуков (или владельцем – кому как угодно) оказался ни кто иной, как господин Листиков.
«Опять он, этот сухопарый лось, – в глубине души догадавшись, что сейчас меня ожидает, я несколько ужаснулась, – и как это его дыхание, возможно затруднённое массивными «сушенками», показалось мне лёгким шумом? Оно даже перекрывает работу мотора».
– Дорогуша, – Листиков, видимо опасаясь, что вновь не будет услышан, для надёжности прямо через опущенное боковое стекло полез мне прямо в физию, – привет!
– 0! Господин подпоручик! – стараясь подавить с трудом скрываемую иронию, я попыталась изобразить сдержанную радость, – Привет! Привет! Какими судьбами вы здесь?
– Я – подполковник, – несколько насупившись, уточнил Листиков (видимо, это всё ещё очень важное обстоятельство) и продолжил, – да вот, в магазин решил сгонять за продуктами. Глянул в холодильничек, а там пусто – нет овощей. А как без зелени-то? Картошечка, маркошка, лучок, капустка – витаминки же. Вот и решил сгонять!
«Или он действительно считает, что мне интересно, куда его носит и зачем, – я в душе ухмыльнулась, так как считала, что занудой является любой малознакомый человек, рассказывающий о себе, когда его ради приличия спрашивают о делах и жизни, – или это прелюдия к ухаживанию в стиле «а-ля кобель».
Верным оказалось, естественно, второе предположение, но его обратной стороной всё одно является предположение первое. Так или иначе, но подъехал он ко мне, так сказать, не стой стороны.
Вообще не особо важно, откуда и на чём к даме «подъехать», главное в этом деле красиво «вырулить» и эффектно «припарковаться». Раз уж в ход пошла автомобильная терминология, то подобный процесс мне представляется примерно так: красивый автомобиль, появившийся из «ниоткуда», лихо описывает полукруг и без всякого лишнего лавирования останавливается так, что приветливые глаза водителя и аналогичные его пассии встречаются взглядами аккурат через открытое боковое окно. При этом тормоза настолько хорошо прокачаны, что кабина в миг полной остановки подаётся слегка вперёд вместе с хозяином и через долю секунды возвращается в правильное положение благодаря совершенной системе амортизации. В общем, вроде героя на коне, или как принц под алыми парусами – короче, где-то в стиле фантазий Саши Грина. Но я, как уже известно, не Ассоль и мне если и интересна любовь, то только в чистом виде, без всяких «прибамбасов».
Листиков же, путь бы даже и не подвалил, а просто красиво подъехал, да ещё и не напугал, а приятно удивил, всё одно не имел шансов. И вовсе не потому, что он не Грей – я вообще отношусь с ухмылкой к фантазиям о героях-любовниках, особенно увенчанных восклицательным знаком кокард. Для меня всегда было важным – и сейчас важно – личное обаяние человека, а если его недостаточно, то хотя бы обаяние материального характера: ну неравнодушна я к богатству, что тут поделаешь. А уж кого жизнь пошлёт, одному богу известно. Лишь бы это не был болван из числа подобным любителям маркошки и лучка.
– И правильно! Витамины, это гарант твёрдости духа, – не желая дальше вникать во все обстоятельства его гастрономических дел, я решила как-то выходить из завязывающегося разговора, – если уж решил, значит, однозначно, сгонял! А коль нет лучка на столе – то нет и решительности в жизни, а значит, нет и дела! Всё по мужицки.
Листикова после этих слов несколько перекосило: его, явно, задела не столько явная ирония, сколько скрытое пренебрежение. А чего он ещё хотел: знакомясь, чуть ли не лезет под нижнее бельё, а получив вежливый отказ (подчёркиваю – вежливый; другая по морде даст!), устраивает служебные проверки – чем не домогательство! А тут – на тебе, нарисовался красавец: «Привет, дорогуша». С другой стороны можно понять человека, достигшего высшей ступеньки своей эволюции – все барьеры позади и всё позволено. Но то, что для него вершина, для меня даже не приступок, поэтому пусть и отстреливает птиц, промышляющих на его высоте. Может для него «Табель о рангах» сродни библии, но я признаю другую религию. Да и на «ваше высокоблагородие» он всё одно не тянет, и дело здесь совсем не в звании и чине. Говорю же – сухопарый; и сам он, и его интеллект.
– Да, без решительности в нашем деле никак, – после некоторого молчания (результат осмысливания сказанного мною), многозначительно пояснил он, – вот я и решился пару раз набрать ваш номер, но вы не ответили. Что так?
«Позвонил пару раз? – обуздывая мимику, я напрягла извилины, – что-то не припомню, когда это я допускала недогляд за пропущенными звонками?!».
Листиков тем временем, пусть и ненавязчиво, продолжал сверлить меня взглядом – видимо желал вывести на «чистую воду». Скорее всего, считал, что я должна смутиться и начать оправдываться. Как забывшая проявить воинское приветствие девица из тех, кто находятся в его непосредственном подчинении. Но я даже не помыслила объясняться перед ним; я не из тех его девиц и не буду отдавать честь; и в прямом смысле, и – тем более – в переносном.
Он, конечно, в душе уже строил планы по второму варианту – «переносному», но я даже не собиралась разбирать «полёты» с какими-то пропущенными звонками. Поэтому мой ответ оказался нескрываемо нахальным:
– Не было средств на балансе.
Это, по интонации, больше походило на «нет чувств на сердце». После таких слов он, судя по мимике, не смог выбрать верную линию поведения, насупился и в итоге отвалил на своём заграничном драндулете в неизвестном мне направлении.
8.
Если я слышу от человека заверения, что якобы его мало интересуют деньги, то первым делом копаюсь в памяти, пытаясь подобрать для такой логики подходящий диагноз. Пусть и выше уровнем обывательских познания в психиатрии, но довольно примитивные с профессиональной точки зрения, заводят меня в тупик, сводя всё к понятию «идиотия». Ну, кто же, как не идиот, способен недооценивать деньги. Речь, конечно, не о олигофрене, что проживает в дурдоме по причине полного отсутствия мышления и речи. И не о древнем греке, который в свои старые эллинские времена – термин пришёл из тех веков – не участвовал в общественной жизни (отрывался от коллектива). Я, когда каким-то образом оскверняются товарно-денежные отношения, имею в виду банальную человеческую глупость, и именно для её обозначения и использую некоторые подходящие уничижительные словечки. Не поворачивается язык величать умником бессребренника, если это только не лик святости.