Полная версия
Мертвые не лгут
Я следовал по дороге к входу в устье. В отлив оно представляло собой испещренное лужами и ручейками грязное пространство. Я уже начал сомневаться, не пропустил ли поворот, но увидел впереди на берегу ряд низких строений. Рядом полицейские машины, и, чтобы не осталось сомнений, знак подтвердил, что передо мной Солтмирская устричная компания.
У ворот дежурил полицейский констебль и, прежде чем меня пропустить, с кем-то переговорил по рации. Я поставил машину на раскрошившуюся асфальтовую площадку рядом с полицейскими автомобилями и фургоном перед брошенными устричными ангарами. Когда, одеревеневший от долгой езды, я вышел из теплого салона, холодное утро обрушилось на меня, словно душ. Воздух полнился криком чаек, и в нос ударил запах гниющих водорослей с солоноватым земным привкусом открывшегося дна. Сделав глубокий вдох, я обвел глазами картину приливно-отливного пейзажа. Вода ушла, и эстуарий выглядел так, словно некий великан прокопал длинный ров, оставив после себя лишь ровною грязь с пойманными в ловушку лужами. Было в этом что-то от унылой лунной оголенности. Но прилив уже начался, и вода прибывала: в трещинах на дне русла, наполняя их до краев, заструились ручейки.
Изменившийся ветер принес ритмичное тарахтение вертолета – то ли полицейского, то ли береговой охраны. Я различил сновавшее на воде взад и вперед пятнышко. Те, кто занимались поиском, хотели по максимуму воспользоваться световым днем и низкой водой. Плавающее тело выделяет недостаточно тепла, чтобы его засекло инфракрасное оборудование, его также трудно обнаружить с воздуха, особенно если оно перемещается под поверхностью. Немного времени, чтобы найти останки, затем вода поднимется и снова их унесет.
Так что хватит бредить, приступай к делу. Полицейский в фургоне сообщил мне, что инспектор Ланди находится на стороне причала. Я обошел закрытые устричные ангары и, выйдя с фасада и увидев в конце бетонного эллинга фургон с полицейской жестко-корпусной надувной лодкой на прицепе, понял, почему поиски решили начать с этого места. Эллинг понижался к глубокому каналу в дне сразу за набережной. Прилив зальет первым делом его и позволит спустить лодку на воду до того, как наполнится все устье. Глубины пока не хватало, но, судя по воронкам и завихрениям на поверхности, ждать придется недолго.
У лодки стояли несколько мужчин и женщин и тихо разговаривали; от пластиковых чашек в их руках в воздух поднимался парок. На некоторых была полувоенная форма: синие брюки и рубашки под объемными спасательными жилетами, из чего я заключил, что они из морского ведомства. Другие носили гражданскую одежду.
– Как мне найти инспектора Ланди? – спросил я.
– Это я, – ответил один из группы и повернулся ко мне: – Доктор Хантер, если не ошибаюсь?
Внешность человека непросто представить по голосу, но в случае с Ланди это было нетрудно: его голос прекрасно соответствовал его внешности. Ему было слегка за пятьдесят, и он был похож на стареющего и начинающего толстеть борца: спортивную форму потерял, но кряжистая фигура и мускулатура остались при нем. Топорщащиеся усы придавали ему вид добродушного моржа, а округлое лицо за очками в металлической оправе казалось то жизнерадостным, то мрачным.
– Вы рано. Нашли нас легко? – Он пожал мне руку.
– Хорошо, что получил ваши инструкции, – признался я. – Вы были правы по поводу навигатора.
– Недаром же это место зовут Блэкуотерс[2]. Пойдемте раздобудем вам чашку чая.
Я думал, мы направимся к фургону, но он повел меня за ангары к своей машине – старенькому «Воксхоллу», выглядевшему таким же крепким, как его хозяин. Открыв багажник, инспектор достал большой термос и налил в две пластиковые чашки горячего чаю.
– Поверьте, он лучше, чем предлагают в фургоне, – заверил он меня, завинчивая крышку. – Если только переносите сахар. Знаете ли, я сладкоежка.
Я сладкоежкой не был, но чаю обрадовался и жаждал больше услышать о ходе расследования.
– Есть какой-нибудь прогресс? – Я пригубил горячий напиток.
– Пока нет, но вертолет работает с самого рассвета. К нам направляется старший следователь Пэм Кларк с патологоанатомом. Но нам дана отмашка брать тело, как только мы его обнаружим.
Его слова меня удивили. Старший следователь и патологоанатом прибывают, если останки обнаружены на суше, – к потенциально возможному месту преступления, которое и следует рассматривать таковым. Но это не всегда практично, если тело обнаружено в море, где операция зависит от прихоти приливов и течений. В подобных обстоятельствах считается, что самое главное – как можно быстрее получить труп.
– Вы упомянули, что хорошо представляете, где искать тело? – спросил я.
– Мы так полагаем. Его заметили в устье вчера около пяти часов вечера. С отливом его быстро потащило в море, и, если вынесло, мы зря теряем время. Но готов поспорить, оно задержалось здесь. Взгляните туда.
Ланди указал толстым пальцем на выход из устья примерно в миле от нас. Я заметил поднимающуюся с илистого дна гряду похожих на коричневые холмы груд.
– Это наносы – тянущиеся поперек устья песчаные отмели. Установленные вдоль побережья защитные сооружения ослабляют течения, и весь песок, который выносит река, остается у ее порога. Только суденышки с малой осадкой способны даже во время прилива выходить в море и возвращаться обратно, так что есть надежда, что и тело не преодолело преграду.
Я вгляделся в далекие песчаные банки.
– Как вы планируете его доставать?
Я полагал, что приехал именно за этим: давать советы, как лучше вытаскивать труп без риска его еще больше повредить, если он и без того в плохом состоянии. По-прежнему считал, что мое присутствие здесь не обязательно, но зачем еще меня сюда позвали? Ланди осторожно подул на горячий чай.
– Зависит от топкости места, где мы его найдем. Если на песчаной банке, вертолетом вывезти не получится – там слишком мягкий грунт для посадки. Попытка приземления может кончиться плохо. Лодка самый надежный вариант, поэтому остается надеяться, что мы доберемся до трупа до того, как ее унесет приливом. – Он ухмыльнулся. – Надеюсь, вы захватили сапожки.
Памятуя, каково доставать тело из воды, я захватил кое-что получше – болотные сапоги. Хотя по тому, что здесь увидел, было ясно, что работа предстоит не из легких.
– Вы упомянули, что представляете, кто бы это мог быть.
Ланди отхлебнул чаю и тронул усы.
– Совершенно верно. Было заявлено, что месяц назад пропал тридцатиоднолетний местный житель Лео Уиллерс. Его отец сэр Стивен Уиллерс. Ничего не говорит?
Последнюю фразу он облек в вопросительную интонацию, но фамилия мне ничего не сказала, и я покачал головой.
– Семья здесь известная. Видите эти земли? – он обвел рукой окружающее нас пространство, захватив гораздо шире русла. Они лежали несколько выше того места, где мы стояли, и представляли собой не соляные болота с протоками, а возделываемые поля, помеченные черными линиями защитных живых изгородей. – Владения Уиллерсов. По крайней мере, некоторые из них. И с нашей стороны тоже. Семья занимается земледелием, но сэр Стивен этим не ограничивается – сланцевая смола, обрабатывающая промышленность тоже предметы его интересов. Эти устричные ангары тоже принадлежат ему. Купил промысел примерно десять лет назад, через полгода закрыл и всех уволил.
– Представляю, какой это вызвало резонанс. – Я начал понимать, о каком давлении Ланди говорил по телефону.
– Не такой ужасный, как можно было бы подумать. У него был план превратить это место в пристань для яхт. Прорыть в эстуарии каналы, построить отель, изменить всю округу. Тогда бы появились сотни рабочих мест для местных жителей, и это сняло бы остроту закрытия устричного производства. Но возникло множество возражений от защитников окружающей среды, и сэр Стивен заморозил идею. Он может себе позволить играть в долгосрочные игры, и у него достаточно политического влияния взять в итоге верх.
Люди такого сорта обычно побеждают. Я обвел глазами грязное дно эстуария, куда уже возвращалась приливная вода.
– Сын участвовал в его планах?
– Нет. Во всяком случае, не прямо. Лео Уиллерс, что называется, «паршивая овца». Единственный ребенок, мать умерла, когда он был еще маленьким. Выгнали из частной военной школы, ушел с последнего курса Университетского корпуса подготовки офицеров. Отец устроил его в Королевскую военную академию, но и ее он не закончил. Без каких-либо официальных причин, так что остается предположить, что случилась некая неприятность, но сэр Стивен употребил свое влияние, чтобы ее скрыть. Затем один скандал следовал за другим. Благодаря материнскому доверительному фонду Лео был обеспечен, не нуждался в работе, и, судя по всему, ему нравилось баламутить все вокруг. Смазливый малый, с девушками вел себя, как лис в курятнике. Расстроил пару помолвок и то и дело попадал во всевозможные истории: от вождения автомобиля в нетрезвом виде до нападений с применением насилия. Его отец оберегал достоинство фамилии Уиллерсов, и семейные адвокаты были постоянно при деле. Но даже он был не в состоянии все замять. – Ланди встревоженно посмотрел на меня. – Это не для протокола.
Я постарался не улыбнуться.
– Никому ни слова.
Он удовлетворенно кивнул.
– В двух словах: был период, когда казалось, что Лео угомонился. Отец, видимо, тоже так решил, потому что вознамерился ввести его в политику. Пошли разговоры о его выдвижении в местные члены парламента, интервью в прессе. Обычная муть. И вдруг все стихло. Местная партийная организация подыскала другого кандидата, а Лео Уиллерс выпал из поля зрения. Мы так и не выяснили, почему.
– И в этот момент он пропал?
Ланди покачал головой.
– Нет, все это было раньше. Но пропал другой человек – женщина, с которой у Лео была связь.
Оказывается, я понял все не так. Решил, что речь идет о поисках пропавшего мужчины. Решил, что Лео Уиллерс стал жертвой, но он таковой не являлся.
Он был подозреваемым.
– Информация строго конфиденциальная. – Инспектор понизил голос, хотя рядом никого не было. – Она не имеет отношения к сегодняшнему событию, но подоплека такова.
– Вы считаете, что Лео Уиллерс убил ту женщину?
Ланди пожал плечами.
– Тело мы не нашли, так что не смогли ничего доказать. Но он был единственным серьезным подозреваемым. Женщину звали Эмма Дерби. Эффектная, блистательная, она была фотографом и переехала сюда из Лондона два года назад после того, как вышла замуж. Женщин такого сорта не ждешь встретить в местах вроде нашего. Уиллерсы наняли ее поснимать Лео для публичной кампании, когда тот собирался в политику, и поручили заняться дизайном интерьеров дома. Но, судя по всему, этим не ограничилось, поскольку экономка и садовник утверждали, что видели, как из спальни сына хозяина выходила соответствующая описаниям Дерби женщина.
Ланди неодобрительно поморщился, похлопал себя по карманам, достал пачку антацида и выдавил из фольги пару таблеток.
– Но, похоже, они рассорились, – продолжал инспектор, прожевывая таблетки. – У нас было несколько свиделей, которые незадолго до ее исчезновения слышали, как на каком-то шикарном политическом сборище Дерби кричала на Лео и называла напыщенным хлыщом.
– Вы его допрашивали?
– А что толку? Он отрицал, что имел с ней связь. Заявил, что она липла к нему, но он ее чарам не поддался. Трудно поверить, учитывая его репутацию, тем более что на день ее исчезновения у него не было алиби. Заявил, что отлучался, но не сказал, куда, и ничем не подтвердил своих слов. Лео что-то явно скрывал, но семейные адвокаты все разбивали. Грозили, что обвинят нас в незаконном преследовании, если мы будем продолжать притеснять его подозрениями. Без тела и улик мы ничего не могли поделать. Обыскали округу дома Эммы Дерби и ее мужа, но там одни непролазные солончаки и затапливаемые во время прилива пространства. Идеальное место, если нужно избавиться от трупа. Черта с два в этом углу что-нибудь отыщешь. А затем пропал сам Лео Уиллерс – вот такие дела.
Я вспомнил, что Ланди сказал накануне вечером по телефону.
– Вы утверждали, что его исчезновение не вызывает подозрений, но у такого, как он, человека могли быть враги. Как насчет мужа Эммы Дерби?
– О, к нему-то мы присмотрелись. По правде сказать, не подходящая Эмме пара. Значительно старше ее, и известно, что между ними начались трения до того, как жена связалась с Уиллерсами. Но когда она исчезла, его в стране не было. И когда пропал ее ухажер, он тоже находился в Шотландии. Его алиби в обоих случаях тщательно проверяли. – Ланди скривил губы. – По поводу врагов Уиллерса вы правы. Решусь утверждать, что мало кто пролил слезы по поводу его исчезновения. Но не было повода кого-нибудь заподозрить, да и подозрительного мы также ничего не нашли. Мы получили сведения, что незадолго до пропажи Лео садовник прогнал с территории дома каких-то шатающихся типов, но это скорее были местные подростки.
Я посмотрел на устричные ангары, на скрывающееся под прибывающей водой дно эстуария.
– Таким образом, вы полагаете, что Лео наложил на себя руки?
Я вспомнил уклончивость инспектора по телефону, которая заставила меня заподозрить, что история с Лео не несчастный случай.
Ланли пожал плечами.
– Он испытывал сильный стресс, и нам известно, что в подростковом возрасте он, по крайней мере, раз пытался неудачно покончить с собой. Юристы сэра Стивенса не позволили ознакомиться с его медицинской картой, но, по словам людей, Лео мучили приступы депрессии. И еще его записка.
– Предсмертная записка?
Ланди поморщился.
– Официально мы ее так не называем. Сэр Стивен не желает, чтобы кто-нибудь считал, что его сын покончил с собой, и нам приходится вести себя деликатно. Записку нашли в мусорном ведре Лео, из чего можно сделать вывод, что это либо черновик, либо он передумал ее оставлять. Но почерк его, и в записке говорится, что он больше так не может, что жизнь ему ненавистна, ну, и все такое. Домработница сказала, что исчезло также ружье Лео. Ручной работы фирмы «Мобри и сыновья». Слышали о такой?
Я покачал головой – больше был знаком с последствиями применения огнестрельного оружия, чем с его производителями.
– Сравнима с Джеймсом Перде, если речь идет об экземплярах на заказ. Красивое исполнение, если вам нравятся вещи такого сорта, и феноменально высокая цена. Отец Лео подарил ружье ему на восемнадцатилетие. Стоило, наверное, не меньше моего дома.
Не менее смертоносны могут быть и не такие дорогие ружья. Но я начинал понимать, почему Ланди держался так осторожно. Самоубийство всегда испытание для семьи, особенно если ушедшего из жизни человека самого подозревали в убийстве. Такой двойной удар трудно принять любому родителю, поэтому неудивительно, что сэр Стивенс все отрицал. От других его отличало то, что он был богат и благодаря своим деньгам мог своего добиться.
Но если обнаружится, что найденное тело принадлежит его сыну, ситуация для него может осложниться.
Далекая точка вертолета была по-прежнему видна, хотя теперь ветер относил от нас звук. Казалось, он застыл на месте и никуда не двигался.
– Что дает вам повод полагать, что это Уиллерс, а не Эмма Дерби? – Я сомневался, чтобы заметившие труп яхтсмены могли определить пол.
– Она пропала семь месяцев назад, – ответил Ланди. – После такого срока вряд ли получится увидеть тело.
Он был прав. Хотя тело, как только из легких выйдут остатки воздуха, тонет, но затем, когда выделяющиеся в результате разложения газы придают ему плавучесть, снова поднимается на поверхность и в зависимости от температуры и других условий плавает до нескольких недель, семь месяцев слишком большой срок. Особенно на относительном мелководье в устье. Приливы, морские падальщики и голодные чайки давно бы его уничтожили.
Но даже при том существовало нечто такое, что я не мог понять. Я вспомнил все, что сказал мне Ланди, и попытался соединить воедино.
– Таким образом, Лео Уиллерс исчез не раньше, чем через шесть месяцев после пропажи Эммы Дерби?
– Примерно так, хотя мы не уверены, когда именно. Остается двухнедельный разрыв между тем, как с ним общались в последний раз, и заявлением о его исчезновении. Но можно не сомневаться…
Со стороны набережной раздался свист, и инспектор осекся. Из-за устричного ангара показался один из моряков, поднял вверх большой палец и скрылся обратно. Ланди вытряхнул из чашки последние капли чая.
– Надеюсь, доктор Хантер, вы готовы замочить ноги. – Он навернул на термос крышку. – Похоже, с вертолета что-то обнаружили.
Глава 3
Надувная лодка накренилась на борт, и мне в лицо ударили соленые брызги. Я стер их с глаз и вцепился в край сиденья подскакивающего на воде суденышка. Особенного волнения в устье не было, но мы шли против прилива и ветра. Лодку подкидывало, когда нос натыкался на волну, и через незащищенный борт на нас летела завеса пены.
Полностью рассвело, но солнца было не видно – лишь в закрывающих небо облаках светилось рассеянное пятно. Запах пластикового каркаса смешивался с выхлопом дизельного мотора и просоленного каната. Управлял лодкой морской сержант и, сжимая небольшой штурвал, легко преодолевал волны. Я сидел за ним вместе с Ланди и тремя другими моряками в спасательных жилетах. В лодке было тесно: кроме нас шестерых в нее погрузили две стопки алюминиевых пластин, разместив так, чтобы не нарушать баланс.
Когда лодка натыкалась на волну, меня подкидывало на сиденье. Ланди посмотрел на меня сквозь запорошенные брызгами очки и улыбнулся.
– Вы в порядке? – крикнул он мне, перекрывая свист ветра и гул мотора. – Скоро будем на месте.
Я кивнул. Мне приходилось плавать, когда я был моложе, и болтанка на меня не действовала. Но самочувствию не помогало неприятное ощущение под ложечкой, с которым я проснулся, хотя я старался о нем не думать. Мне тоже дали спасательный жилет, но не синий, как у моряков, а ярко-оранжевый. В болотных сапогах по пояс и непромокаемом комбинезоне сидеть, прямо скажем, не слишком удобно. Но, глядя на грязные берега русла, я понимал, что потом порадуюсь, что все это на мне.
Вода прибывала с удивительной быстротой. Пока я переодевался и брал из машины саквояж с инструментами, моряки уже сняли лодку с прицепа и спускали с эллинга. Канал перед парапетом до краев наполнился водой, волны лизали наклонную бетонную плоскость, и грязное дно русла скрывалось под наступающим морем.
– Времени у нас немного, – предупредил Ланди, когда мы стояли у эллинга. – С вертолета сообщают, что тело дрейфует к песчаной банке, но надолго оно там не задержится. Прилив здесь такой, что человеку не угнаться. Придется работать быстро.
Судя по тому, что я видел, не быстро, а очень быстро. Предстоит настоящая гонка, чтобы достать труп до того, как его опять унесет, и это снова ставило вопрос, зачем я здесь. Хотя я предпочел бы исследовать труп там, где его обнаружили, здесь, похоже, времени для этого не оставалось. Первостепенная задача как можно скорее добыть труп. Ланди и моряки могли с ней прекрасно справиться без меня.
Я взглянул на целивший на глубину посредине устья тупой нос лодки и перевел взгляд на песчаные банки. Они лежали прямо по курсу – естественный барьер, перегораживающий пространство почти от берега до берега. Прилив накатывал на них, но они поднимались над поверхностью округлыми коричневыми буграми, напоминая спины выброшенных на мелководье китов. За ними река соединялась с морем, и я заметил три выступающих из воды сооружения. Рассмотреть детали из скачущей лодки мне не удалось – конструкции напоминали квадратные кубы на пирамидальных опорах. Возможно, нефтяные вышки, но стоят слишком близко к берегу.
Инспектор заметил мой интерес.
– Морской форт, – объяснил он.
– Что? – не понял я.
Нам приходилось перекрикивать грохот мотора.
– Морской форт Гая Маунселла. Во время Второй мировой войны такие строили вдоль побережья армия и флот, чтобы не позволить германским кораблям заходить в устья. Этот армейский. Здесь некогда стояло семь соединенных переходами башен, но теперь осталось только три.
– И до сих пор используются? – крикнул я.
Ланди что-то ответил, но из-за ветра и мотора я не расслышал и покачал головой в знак того, что не понял. Он наклонился ко мне.
– Я сказал, только чайками. В шестидесятых годах на некоторых работали пиратские радиостанции. Например, здесь и на Красных Песках в устье Темзы. Но затем оборудование демонтировали, или оно само пришло в негодность. Некоторое время назад шли разговоры, чтобы превратить здешние башни в гостиницы, но дальше проектов не пошло. – Инспектор, изумляясь человеческой глупости, мотнул головой. – Не удивительно. Я бы не хотел в такой остановиться.
Я бы тоже не захотел, но мы уже были у самых песчаных банок, и я оставил попытки дальнейших разговоров.
Моряк сбавил обороты двигателя, лодка стала медленно приближаться к цели, и – о блаженство! – болтанка стихла. Я услышал шум винта вертолета. Он завис впереди над телом и подавал нам сигналы, моргая прожектором.
Сержант осторожно вел суденышко между возвышающимися вокруг, словно островки, песчаными банками. Волны лизали их покатые бока. Вскоре их совершенно закроет вода, и я понял, что имел в виду Ланди, когда говорил, что из-за этих отмелей путь в эстуарий закрыт. Даже когда они видны, маневрировать среди них нелегко, но когда скроются под поверхностью, станут предательски опасными.
Мы оказались почти точно под вертолетом. Винт оглушал, молотил нас потоками воздуха и разглаживал поверхность моря.
– Вот!
Инспектор указал на что-то впереди, но его крупная фигура загораживала мне обзор. Затем лодка замедлила ход, описала круг, и я в первый раз увидел тело. Прилив выбросил его на половину высоты грязного склона песчаной отмели. Промокший пук одежды застыл в таком покое, какой доступен только неодушевленному и мертвым. Труп лежал лицом вниз. Ближе всего к воде голова, ноги и ступни протащило по песку под углом к нам. Поблизости села чайка, но, подскакав к телу и изучив его, потеряла к нему интерес.
Я понял, что утопленник не свежий.
Ланди что-то сказал в рацию и поднял руку, давая понять вертолету, чтобы он набрал высоту и отошел в сторону. Сержант заглушил двигатель, но лодка продолжала движение по инерции, и во внезапной тишине мы ощутили толчок, когда она ткнулась носом в дно. Торопясь к телу, я начал выбираться за борт. Песчаная банка выглядела плотной, но на самом деле была похожа на холодный крупитчатый известковый раствор. Я чуть не потерял равновесие, когда мои ноги ушли в него по колено.
– Осторожнее! – Ланди схватил меня за руку. – Лучше дождитесь, когда выложат пластины под ноги. – Здесь шутки плохи: глазом не моргнете, уйдете в почву по пояс.
– Спасибо, – смутился я, порадовавшись, что на мне болотные сапоги. Стало понятно, почему полицейские не решились спускать людей с вертолета. Они бы рисковали не только не поднять тело, но и увязнуть самим.
Моряки, прокладывая дорожку к телу, стали укладывать на песок пластины. Металлические квадраты утопали под нашим весом, и из-под их краев выступала вода. Вскоре они сделались неустойчивыми и скользкими, но это было все-таки лучше, чем ступать по мокрому песку.
Я ждал, пока они закончат свое дело, и изучал положение конечностей трупа. Прилив вынес тело так, как оно плавало – лицом вниз. На человеке было длинное темное пальто из вощеного хлопка или сходного плотного материала, которое продолжало надувать изнутри не нашедшими выход газами. Одна рука прижата к телу, другая задрана к голове.
Даже с того места, где я находился, было видно, что кистей и ступней не хватало.
– Хочу на него взглянуть до того, как мы его тронем, – сказал я Ланди, когда моряки кончили выстилать дорожку. Он кивнул.
– Только недолго. Еще несколько минут, и все это уйдет под воду.
Хотя он меня предупреждал, я удивился тому, насколько быстро возвращалось море. Все время, которое потребовалось на укладку алюминиевых плит для ног, оно не теряло темпа и успело подняться до середины склона песчаной банки.
Стараясь не поскользнуться на грязном металле, я направился к трупу. Лежащий человек казался жалким, вроде ненужной вещи, которую за ненадобностью выбросили на помойку. Оставляя стреловидные следы на мокром песке, к нему подбиралась еще одна чайка. При моем приближении птица взмыла в воздух и, протестующе крикнув, улетела прочь. В цинковом небе кружили другие, но, как и первая, не обращали внимания на то, что лежало на песчаной отмели. Это говорило многое о состоянии тела. Если такие прожорливые падальщики, как чайки, отворачиваются от еды, значит, разложение зашло очень далеко.
Еще секунда, и я получил тому подтверждение: переменился ветер, и к соленому запаху моря добавилась вонь гниющей животной плоти. Я остановился в нескольких футах и стал изучать тело. Даже по лежащим скрюченным останкам было видно, что при жизни человек обладал ростом выше среднего. Из этого следовал вывод, что мертвец, скорее всего, мужчина, хотя и не обязательно – он мог оказаться и необычно высокой женщиной. Почти всю голову закрывало длинное пальто, собравшееся наверху наподобие капюшона, так что на виду остались всего несколько редких прядей забитых песком волос.