Загадка Алатырь-камня

Елена Маринина, Александр Черницкий

Загадка Алатырь-камня. Исторический роман-исследование

© Елена Маринина, Александр Черницкий

От издателя

Эта новаторская книга, словно прожектор, ярко освещает возникновение и возвышение на территории будущей России величайшего этноса раннего средневековья – гуннов. Двинувшиеся в IV веке новой эры из Поволжья на Запад гунны спровоцировали Великое переселение народов, сделали своей данницей Восточную Римскую империю, привели к краху Западную Римскую империю, покорили Ново-Персидское царство и треть бескрайнего Индостана.

Одновременно книга повествует о многих эпизодах практически неизвестной жизни легендарного Аттилы – гениального вождя и полководца гуннов, который не единожды совершал грандиозные путешествия по бескрайней Гуннии: не только по своим владениям на Западе, но также по Причерноморью, Великой степи, Предуралью и далее на Восток вплоть до берегов Байкала.

Венчает роман восхитительная история мордовской принцессы Ильдико – загадочной любви Аттилы, ставшей после смерти грозного гуннского предводителя супругой знатного анта Межамира, одного из предков восточных славян, т. е. русских. Да-да, речь о той самой Ильдико, чей образ в качестве знатной бургундки был сходу и беззастенчиво присвоен германо-скандинавским эпосом о Нибелунгах!

…Обычно историческая литература концентрируется на столицах, где вершатся судьбы мира. Но на этих страницах используется уникальный микроуровневый подход: история Отечества отражается в поколениях далеких предков из глубинки. Вместе с авторами необычной саги нам предстоит, неизменно отталкиваясь от современности, найти «клей нации» – умозрительное начало, превращающее пестрый строй генеалогических древес в народ.

В добрый путь, читатель: распутаем вместе нити времени и… попытаемся проложить путь в будущее.

Предисловие, или Попытка рецензии

Книгу нужно просто взять и прочитать, благо «заходит» она в читателя сама: скользя, журча и переливаясь. А уж контент ее столь плотен и жгуч, что хватило бы на многотомник. Ну разве что обилие неведомых собственных имен героев заставляет спотыкаться, однако здесь мы встречаем тот случай, когда из истории слов не выкинешь. Да, именно столь непривычно – с нашей, разумеется, точки зрения! – матери Поволжья нарекали своих детей во II–V веках новой эры.

Или взять латинский язык – вот уж прямо скажем, жаль недосказанности. Приведем единственный лишь пример. В тексте встречаем лупанарий, или лупанар. Откуда, что это? В Др. Риме называли лупанаром… публичный дом, ни много ни мало. Этимология восходит к lupa, то бишь «волчица», у латинян – проститутка. Разве неинтересно? А ведь латинских словечек в романе множество – не сосчитать!

Впору сказать коротко и о жанре, описание коего рождается у рецензента сразу, – еще при беглом нашем знакомстве с рукописью. Во-первых, перед вами ни в коем случае не научная литература с ее неудобочитаемым языком: это именно роман, то бишь по большей части беллетристика. Во-вторых, в нарушение известного правила «беллетристика противостоит публицистике», в книге «Загадка Алатырь-камня» имеем редкую смесь того и другого, фикшн и нон-фикшн. Таким образом, обозримо проглядывают контуры передовой современной литературы.

«Журналист оперирует фактами, писатель – вымыслом, – делится опытом Михаил Идов, главный редактор российской версии журнала GQ. – Но, с другой стороны, надо признать, что свою школу журналистики я прошел в New York Magazine, где проработал пять лет. Именно этому журналу принадлежит термин “новая журналистика”, появившаяся в конце 1960-х – начале 1970-х. Авторы вроде Тома Вульфа использовали литературный инструментарий для написания статей – диалоги, метафоры, описания природы. Я пользуюсь тем же приемом, только в обратную сторону: пытаюсь использовать журналистский инструментарий для создания художественного произведения…»

Не хотим с порога расхваливать труд г-жи Марининой и г-на Черницкого, но факт: ничего подобного в отечественной исторической литературе прежде нам не встречалось. На читателя обрушивается целый набор открытий, связанных с рождением и исчезновением этноса, который оставил глубочайший след в истории человечества.

«Мускулам народившихся в финно-угорских лесах полукровок суждено было перекроить политическую карту Европы, изменить ход истории, исказить до неузнаваемости генетику европейских народов», – отмечают авторы.

Заодно взятый вами в руки том, читатель, развеивает целый ряд устоявшийся в историографии заблуждений о том же этносе – вплоть до обвинений в каннибализме! – который якобы взялся ниоткуда и ушел неведомо куда.

Речь идет о гуннах. Об их появлении на свет во II веке на территории современной России, о захвате ими в IV–V веках едва ли не всей Европы да вдобавок Персии с огромной частью Индии и о полной ассимиляции гуннов к VIII веку, – вот о чем с «фирменной» лихостью беллетристов-публицистов рассказывают Маринина и Черницкий.

Есть за что пожурить отдельные фрагменты предлагаемой вам, читатель, исторической реконструкции, которую можно было бы назвать «Откуда есмь пошла Еунния», но в целом она выполнена блестяще. Историческая правда и демифологизация истории – вот чем руководствовались соавторы в качестве основополагающих принципов своего труда.

Неслучайно г-жа Маринина и г-н Черницкий опирались в работе над данным историко-публицистическим текстом на умозаключения ведущих авторитетов, начиная с Эрнеста Ренана и Льва Гумилева. Даже в крошечном, проходном в данном случае эпизоде о возникновении Киева муза не позволила соавторам поддаться обаянию мифа о возведении города неким речным перевозчиком Кием. И что особенно ценно именно для романа: личная жизнь героев не забыта и отнюдь не буксует на месте.

Книга построена на контрасте точного факта и беллетристической манеры изложения. Аналогичный подход применялся прежде в исторической романистике (Дюма, Пикуль и др.), однако погоня за фабульностью неизбежно приводила к нарушению пропорции: слово (вымысел) торжествовало над фактом.

Казалось бы, наука не допускает даже гораздо более умеренного использование слова, признавая одни факты. Однако вновь вспомним: ученые мужи непреклонно отрицали историческую достоверность Гомеровых творений ровно до момента, когда Генрих Шлиман доказал обратное с неопровержимыми фактами – аж с целой Троей XIII века до новой эры – буквально в руках!

Но Елена Маринина и Александр Черницкий не ищут древних руин, их задача куда как колоссальнее. Лапидарно: если душа народная упорно не разгадывается в наши дни, ее суть поможет объяснить взгляд в… души далеких предков. Замысел тонок и сложен, но не пуст, ибо на его стороне – сокрытые в тумане тысячелетий детали происхождения народа российского; сами причины сей тайны великой понятны: отсутствие у пращуров письменности, а затем и неоднократное переписывание истории.

«Миф – это история тех времен, когда не умели писать», – утверждал Ренан. Добавим, что гомеровские герои разговаривают языком, которым на самом деле никто и никогда не пользовался. Тем не менее этим языком зафиксирована древнейшая история, пускай и с искажениями!

Выходит, правы соавторы данного труда, когда современной речью реконструируют мысли жителей былых времен? Первая скрипка-то не у самого по себе слова, но у его содержания. Ведь даже один и тот же человек одну и ту же идею высказывает нередко по-разному: слова другие, а содержание прежнее! Благодаря этому Маринина с Черницким получают своего рода бонус: давно почившие в бозе их герои выпуклы, оживлены.

На каком же парашюте опускаться нам в исторические бездны? Авторы этой книги перебирают столетие за столетием, целя в прошлое сквозь многие поколения. Так пластическая реконструкция Герасимова позволяет создать портрет по уцелевшим в гробнице костям; так ныряльщик спускается за жемчугом по якорной цепи на самое дно морское.

Безусловно, Маринина с Черницким не первые, кто принял вызов Бердяева: «Русская национальная мысль чувствует потребность и долг разгадать загадку России, понять идею России, определить ее задачу и место в мире». Но, быть может, соавторы лучше многих своих предшественников прониклись констатацией Ключевского: «В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого».

Особо отметим соразмерность, взвешенность суждений: будучи патриотами, авторы не впадают в патриотит, который болезненно не соприкасается с наукой. И не запамятуем тонкого интереса, вызываемого этимологическими штудиями Марининой и Черницкого.

В частности, название мордовского райцентра Атяшево с блеском возведено к ставке шаньюев, соседний городок Ардатов произошел от «орды», и гуннский сюжет вдруг ярко вплетается в отечественную историю. Отдельная тема – этимология современного города Алатыря, которую соавторы возвели к древнеславянскому наречию антов. Между тем письменности ни у мокшан, ни у эрзян не было вплоть до второй половины XVIII века, когда перечисленные названия уже более или менее устоялись.

Или вот вам еще вопрос вопросов, читатель. «Когда же и почему на северо-востоке современных Мордовии и соседнего юге Чувашии, исстари населенным мордвой, поменялся этнический состав населения? – вопрошают страницы этой книги. – Сейчас там живут преимущественно русские, и кажется, будто так было всегда. Позвольте, но где же мокшане с эрзянами, с незапамятных времен населявшие эти края, куда всосал их водоворот истории?»

А эзотерика? В древности решения тут и там принимаются с учетом высших, потусторонних сил. Их мнения вожди узнают посредством шаманов, бесстрашно отправляющихся в параллельные миры: нижний, средний и верхний. С одной стороны, наверняка безупречную историческую фактуру авторам удалось бы вывязать и безо всяких камланий. Но, с другой стороны, текст повествует о временах, когда вера в богов, призраков, оборотней и прочих сверхъестественных «кукловодов истории» являлась категорическим императивом всех цивилизаций. Вопрос: в какой степени магия помогает постичь дух времени и лучше понять поведение живших тогда людей?

Ну, а как вам нравится ремарка о том, что на заре «святой Руси» будущему закабалению народа способствовало ощущение крестьянством коллективной вины за преступление земледельца Каина? И еще наблюдение вашего покорного слуги: Маринина с Черницким привлекают авторитетные мнения для подкрепления своих позиций, однако почти не цитируют оппонентов. В этом отказе хватать маститых за грудки (чем обожают заниматься сокрушители устоев обыкновенно из числа аспирантов) чудятся скромные да чуткие простые души – нечастые гостьи на ученой ниве.

А чего стоят «мостики» – исторические параллели, – то и дело перебрасываемые соавторами из древности в современность? Взять, к примеру, пассажи о сексуальной неудовлетворенности абсолютного большинства женщин (порядка 80 %) всех времен и народов. Отсюда проистекает хроническое непонимание между полами: перед нами виртуозно «зашитое» в роман наставление по интимной грамоте, как говорится, «два в одном».

И вот что еще архиважно: соавторы избегают пересказывать сюжеты, и без того подробно известные историографии. Маринина и Черницкий предпочитают держаться переднего края, где все зыбко, предположительно, неуютно. Потрясают воображение, например, грезы Аттилы о слиянии Хартленда с Римлендом, не потерявшие актуальности и в наши просвещенные дни. Впрочем, тссс, больше о собственно томе ни слова, дабы не предвосхищать читательского удовольствия.

Засим напомним: эти листы нужно просто прочитать. И, ненавязчиво получая наслаждение от соприкосновения с Ее Величеством Историей, «под завязку» набраться новых знаний, которые останутся с вами на всю жизнь. Повторим вслед за историографом Вячеславом Румянцевым: «Историческая память народа – это как раз и есть та самая главная законсервированная партизанская база, благодаря которой сохранится и народ, и страна».

В заключение отметим, что твердость рук авторов оставалось неизменной от 1-й главы к заключению (эпилогу). И в этом факте также отражено могущество данного прекрасного, на наш взгляд, произведения. Да, оно не лишено недостатков, часть из которых мы уже обозначили, но совершенство, как известно, свойственно во Вселенной одному токмо Неизреченному.

Возможно, читатель сочтет данное вступление излишне комплиментарным, поэтому признаем: да-с, многие умозаключения и выводы Елены Марининой и Александра Черницкого недостаточно аргументированы, зачастую интуитивны, порой идеалистичны либо избыточно резки, а местами и вовсе будят протест в читательском уме или сердце. Но…

Не забудем мотто преизящнейшего британского эссеиста Хэзлитта – «Перестав быть спорной, мысль перестает быть интересной». Сочинять и тем более издавать бесспорный, то бишь бесполезный труд – дело пустое, он априори никому не потребен.

Читать книгу «Загадка Алатырь-камня» как раз-таки интересно.

Захватывающе.

В.В. Ильин, доктор философских наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова

Глава 1. Любовь в кибитке

В непроглядной тьме крытой шкурами повозки юные сильные руки ласкали тела.

– Еще, еще, еще, – молила она на языке, какого не знали другие народы. – Ради священной Йер-су, быстрее, быстрее…

– Глубже, глубже, глубже, – отзывался он на языке народа, который исчезнет в тумане столетий. – Ради великого Тенгри, чаще, чаще, чаще…

Девушка вжимала его в себя, обхватив сверху повыше бедер, а он отвечал тем же, – обхватив выше бедер снизу и вжимая ее в себя.

Поскрипывая, повозка раскачивалась на лесной тропе в такт движениям любви. Точно так скрипели тысячи повозок спереди и сзади. Топот десятков тысяч запряженных лошадей и закованных в броню всадников сливался в неуемный гул вместе с ударами двупалых верблюжьих ступней и цоканьем живого мяса – коз да баранов, которых орда гнала себе на пропитание. В этот непередаваемый шум то и дело врывались крики грудных детей, требовавших молока. Впрочем, в темноте повозок младенцы быстро стихали, отыскивая пахучие соски матерей.

Качался под крепкими молодыми телами сложенный шатер, и не было под небесами лучшей перины. Когда бедра девушки по имени Гарма пошли в пляс, юноша Оян закрыл ее рот своими губами, чтобы крики счастья не достигли ушей возницы.

– Ты, теперь ты, ты, ты, – тяжко дышала девушка, обняв шею возлюбленного. – Ну же, ну-ну, скорее…

Их горячие языки свились в петлю, и все кончилось, и тела отпали друг от друга.

– Мы как раз успели, – задыхаясь, прошептал он. – Видишь рассвет, моя любимая?

Сквозь крошечные неплотности между шкурами в повозку робко вползали лучи нового дня.

– Да, любимый мой, пора одеваться.

Откинув полог шатра, который служил одеялом и укрытием одновременно, молодые люди натянули нехитрую летнюю одежонку своего народа – кожаные штаны и такие же куртки мехом внутрь. Повернувшись спинами друг к другу, возлюбленные приняли позы крепко спящих. И тут же издали долетели голоса, которые, будто волнами, катились от головы грандиозной орды к ее хвосту.

– Привал, привал, привал, – орали что было мочи конные охранники, оборачиваясь. – Великий шаньюй объявил привал… Привал, привал, привал…

– Вал, вал, вал! – поддакивало лесное эхо. – Вал-вал-вал…

Солнце все упорнее просачивалось в повозки. Поскольку рассвет наступать с такой скоростью никак не мог, влюбленным стало ясно, что голова орды выбралась из глухого леса на открытое место.

Повозка остановилась. От этого проснулся и тут же запищал третий пассажир – грудная девочка, младшая сестричка Гармы.

– Посмотрю, что там, – шепнул юноша Гарме. – И спрошу у твоей мамы таким голосом, будто только что проснулся.

Оян подполз и сунул вихрастую голову в щель, за которой сидел возница. Действительно, впереди солнечные блики забавлялись игрой в ярко-зеленой долине.

– То-то лошади с верблюдами побалуются свежей травкой, да, мам-Багрита? – промолвил юноша, старательно зевая.

Возница обернулся, оказавшись морщинистой женщиной весьма преклонных лет – этак сорока пяти. Ее звали Багритой, она была матерью погодков Гармы и Ояна, а также еще доброго десятка ребят возрастом от двух до тридцати лет. Сейчас как раз настала пора покормить грудью пробудившегося младшего сыночка.

– Подними-ка Гарму и сбегайте посмотреть, что там хорошего нашел на этот раз шаньюй Юйчугянь, кроме очередного водопоя, – ощерилась Багрита беззубым ртом, и воскликнула, взмахнув кнутовищем: – Не привал, а стойбище, вот о чем мечтает мое сердце, да поможет сбыться сему великий Тенгри!

С этими словами Багрита поползла внутрь повозки кормить младшую дочурку.

Припустив что есть к мочи к голове орды, Гарма крикнула на ходу Ояну:

– Сейчас я бы и правда не прочь подольше поспать, Оянчик!

– А мне рядом с тобой толком не спится, – признался тот. – Небесным жаром обдает твое прекрасное тело, Бармица…

Они направлялись на территорию любви, но еще не подозревали об этом.

Когда деревья окончательно расступились, Гарме и Ояну зримо предстала причина, по которой правитель Юйчугянь остановил свой народ. Среди сочных трав мощными округлыми башнями торчали два белых каменного валуна громадной величины. По форме валуны напоминали устремившиеся к небесам пышные, упругие груди молодой женщины. Несомненно, на этих вершинах могли разместиться тысячи человек.

У ближайшего из белых каменных исполинов стоял сам седой шаньюй Юйчугянь со своей обычной свитой: несколько спешившихся воинов личной охраны, всенародный шаман Сэпгэ и его супруга, шаманиха Сарюн. Указывая плетью на черную нору в основании валуна, Юйчугянь говорил, привычно вдыхая смердящий запах главного шамана:

– Точно такие валуны мы видели в Забайкалье, на земле наших предков. Помнишь, Сэпгэ, Яблоновый хребет, скатывающийся с небес в сторону величайшего Байкал-моря?

– К сожалению, я был тогда слишком мал, – покачал головой главный шаман. – Скорее всего, в ту пору я еще не появился на этот свет, озаренный сиянием Тенгри! О нет, не помню, всемогущий!

– Я и сам был тогда подростком, но запомнил многое, – он вони изо рта своего главного предсказателя шаньюй невольно отшатнулся. – Мы называли эти валуны Буграми, и именно там, внутри забайкальских Бугров, тогдашний главный шаман получил для всего народа молчаливое указание следовать на запад. Так после нескольких лун тяжелейших блужданий по предгорьям мы взобрались на Алтай. Но Тенгри словно забавлялся нашим народом, ибо у подножия упиравшейся в небеса двуглавой горы Белухи мы вновь встретили отполированные ветрами и грозами белые Бугры. Тогда то были Бугры алтайские.

Шаманиха Сарюн сокрушенно покачала головой:

– Подобно мужу, я в те дальние времена еще не выбралась из чрева своей матери. Но прекрасно помню, что и предсказание алтайских Бугров оказалось прежним: двигаться на Запад!

Казалось, дыханием шаманихи можно уничтожить все живое на свете. Еще более отшатнувшись, Юйчугянь сказал:

– Ты права, Сарюн! Поэтому мы и отправились к Аралу. А что было дальше, ты и твой муж Сэпгэ уже должны помнить. Мы на долгие годы задержались в Приаралье, потому что встретили там часть нашего народа, с которой судьба разлучила нас на добрую сотню лет. Хорошее место: в нескольких переходах тянулся Великий Шелковый путь с его снующими туда-сюда мулами, ослами и верблюдами. Наши воины из засад теребили купцов и никогда не возвращались без доброй добычи…

– Но и китайцы не дремали, – позволил себе дополнить вождя главный шаман. – Они постоянно усиливали охрану торговых караванов, после чего стали нападать даже на наши шатры. В одной из таких схваток пал с мечом в руке мой отец, старый шаман Мижит.

– Верно, Сэпгэ! – с горечью в голосе подтвердил Юйчугянь. – Заменив Мижита тобой, первым делом я разослал в разные стороны разведчиков, и одна из этих групп наткнулась на Бугры – выветренные и умытые дождями до белизны. Мы отвезли туда своего молодого шамана – Сэпгэ. Помнишь, как ты попросил оставить тебя на приаральских Буграх одного на несколько дней и ночей? Ты не ел, не пил и чуть не умер от измождения. А когда ты приполз наконец в лагерь разведчиков, то сообщил о неизменном решении богов: следовать на запад, обходя стороной безжизненную пустыню. Не теряя времени, мы свернули шатры и с того дня находимся в пути уже многие луны, преодолели за это время тысячи ли, и степи сменились лесами…

– А у нас с каждым днем продолжается падеж скота от бескормицы, – подхватила Сарюн, не сдержавшись. – Сердце кровью обливается, о великий Юйчугянь! После каждой остановки я вижу бездыханных ягнят, козлят, и даже лошади порой падают, обессилев…

Одобрительно кивнув шаманихе, шаньюй продолжил, и в голосе его зазвенел металл:

– Вот почему приказываю вам, верные мои Сэпгэ и Сарюн, выяснить у здешних Бугров, куда нам дальше держать путь. Долог ли он окажется? Как называется место, где нам следует остановиться, чтобы разбить стойбище для длительной передышки?

– Будет сделано, достославный шаньюй! – с энтузиазмом отозвался Сэпгэ. – Лес плох для прокорма наших животных, но в нем растут прекрасные растения силы. Мы с Сарюн собирали их и настаивали. Давай-ка, Сарюн, принеси обе глиняные чаши…

Сарюн кинулась к своей повозке, которая всегда сопровождала повозку великого Юйчугяня. Скоро оба, шаман и его жена, отковыряли с крышек запечатывающую смолу и сделали по доброму глотку. Сэпгэ пил настойку крошечных поганок, которых можно зажать в кулаке сразу пару дюжин. Сарюн же как следует отхлебнула сомы – настоя мухомора. Затем началось камлание.

Чета шаманов сорвала с себя всю одежду и принялась подпитываться энергией Матери-Земли. Тем временем облака над окружающими лесами сбивались в грозные тучи.

Глава 2. Совещание с Богами

Обнаженный Сэпгэ лег на спину, а ноги согнул так, чтобы подошвы соприкасались между собой. Руки шаман распростер в стороны, предплечья вертикально поднял, а пальцы согнул перпендикулярно ладоням, после чего ощутил благословенное тепло в глубине живота: сила Земли устремилась в чакрам Хара, расположенный на два-три сантиметра ниже пупка.

Обнаженная шаманиха улеглась неподалеку и принялась кататься по траве, отчего земная энергия поступала прямо в матку, – главный энергетический центр женщины. Именно по причине легкости пополнения энергетических запасов женщины численно преобладают среди магов, знахарей, колдунов, медиумов, экстрасенсов и контактеров.

Многие поколения шаманов во время нахождения в трансе наблюдали, что Земля окутана снаружи светящимся энергетическим коконом подобно тому, как аура окружает всякое живое существо. Это привело шаманов к выводу: необходимо искать пути подпитки энергией Земли, чтобы улучшать точность своих прогнозов. В конце концов были в деталях разработаны способы подзарядки человека от колоссального земного резервуара.

Скоро Сэпгэ и Сарюн действительно увидели свечение, поднимающееся над травой к темнеющим небесам, словно отблески далекого ночного костра. Так Земля щедро делилась своей энергией с теми, кто хотели видеть невидимое, слышать неслышимое и знать непознанное.

– Что ж, теперь можно действовать, – пробормотал Сэпгэ. – Ползи за мной, Сарюн!

С этими словами он юркнул в нору у основания одного из Бугров. Впрочем, голос шамана под воздействием «напитка силы» изменился так, что и великий вождь не разобрал ни слова.

– Иду за тобой, – объявила Сарюн и, сверкая задом, скрылась вслед за мужем.

Шаньюй ничего не разобрал и в ее словах.

Из-за ближайшей сосны Оян и Гарма с распахнутыми от любопытства и ужаса ртами наблюдали за происходящим.

– Что они там делают? – шепотом спросила Гарма у Ояна.

– Уходят в другие миры, чтобы выяснить волю богов, – отозвался тот, лишь бы не молчать. – Продолжают камлание…

Шаньюй огляделся и за широкими плечами лучших своих воинов узрел Ояна с Гармой.

– А ну-ка уходите отсюда, не детское это дело! – рявкнул Юйчугянь в раздражении.

Возлюбленных как ветром сдуло. Никто в народе, который возглавлял шаньюй, не стремился так сильно к завершению бесконечного кочевья, как он сам. Вождь превосходно знал, чем занимаются ночами Гарма с Ояном и тысячи других подобных им пар. Но бороться с творящимся по ночам блудом путем запретов бесполезно: как говорится, была бы пара, а уж момент найдется.

Тем временем солнце поднималось все выше и жарило все сильнее – прямо сквозь облака. Шаньюй твердо помнил один из заветов отца своего: народ всегда должен быть при деле, ибо скука – злейший враг послушания. За Буграми ярко синел ручей, и вождь велел своим гвардейцам передать всей орде приказ приступить к водопою табунов и стад. Свободным от этого занятия было приказано собирать ягоды, которых было видимо-невидимо.