Все как у людей

Теперь Марусе еще сильнее захотелось привести в порядок квартиру. А вдруг Костя придет. Новые обои выбрали с тетей Катей. Дядя Миша достал водоэмульсионку потолки побелить. Маруся прилежно собирала старые газеты, дядя Миша сказал, на них обои лучше лягут.

Во дворе Марусю подкараулила Гусятникова. Стала нахваливать, какая Маруся умница-разумница. Не то, что ее мамаша-шалава. И вообще… Маруся долго не могла взять в толк, с чего это Гусятникова ее охаживает. Оказалось все просто. Сын Гусятниковых жил в однушке на соседней улице. Вот, если бы Маруся с ее Олежкой квартирами поменялась. Зачем ей одной две комнаты? А Олежка жениться решил, потом дети пойдут. Тесновато. А Маруся одна. Заживет в новой квартире кум королю. Там и ремонт хороший сделан. И денежка на руках, многозначительно прикрыв глаза, пообещала Гусятникова. Уж суммой не обидят. Маруся и оденется, и обуется во все импортное, и полированную стенку купит, может, еще телевизор «Шилялис» поставит.

Маруся обещала подумать. Надо же посоветоваться. Тетя Катя сделку отвергла сразу. Ишь чего захотели! Маруся потом из однушки сроду не выберется. А когда она замуж выйдет и ребят нарожает?!.. Да и деньги эти еще дадут, нет ли. Она что, голая и босая ходит? Ну купит себе дубленку и шапку, а потом получит по голове в темной парадной. А если у будущего мужа жилья нет. Да и вообще!.. Досталась Марусе двушка, пусть радуется. А Гусятникова – аферистка еще та. С ней потом по судам вспотеешь ходить. Умная нашлась! Раз Маруся сирота, так можно запросто объегорить? Забыли, что тетя Катя следит! На кривой козе не объедешь и на мякине не проведешь.

Маруся вежливо отказала Гусятниковой. Та раскричалась на весь двор, хотели эту дурочку осчастливить, да видно, ошиблись. А Маруся наверняка не согласилась, чтобы в большой квартире ловчее гулянки устраивать. Вон, со всего района можно пьянь собрать, места хватит.

Ну и пусть кричит. Это раньше Маруся стала бы переживать и расстраиваться. А теперь… Теперь, она девушка, за которой ухаживает молодой человек. Ну пусть они не могут ходить в кино и на дискотеку, и их не приглашают в гости. Обстоятельства так сложились. Но они же могут и поменяться. Не вечно же Костя будет в госпитале. И потом, у них даже маленькая компания появилась. На выходные к Денису приезжает жена Карина. Марусе она очень нравится.

Карина веселая, не ноет, ни причитает, как муж покалечился. У Дениса нет руки. Карина сказала Марусе по секрету, что сначала испугалась, а потом обрадовалась. Главное, что Денис живой! А то получила бы, избави боже, свидетельство о смерти и осталась бы в двадцать лет вдовой с маленьким ребенком. И хоть теперь ее жалеют, что муж калека, но лучше безрукий, чем алкаш, как муж старшей сестры. Маруся кивает, все верно. Ей нравится вести такие разговоры, словно она тоже жена, может и порассуждать.

Иногда Карина привозит сынишку. Двухлетний Егор охотно идет на руки и неизменно требует «баянку» или «кафету». Конечно, в карманах папиных друзей случайно находятся конфеты. Баранки приносит Маруся. Егор сидит у Кости на коленях. Самое спокойное место, подремать можно. Потом идут провожать до ворот. Карина с коляской, и Маруся – с коляской. Роберт начинает хохмить. Вот, мол, Маруся хорошо кормила ребенка, так и вымахал под два метра, а Каринка, наверное, плохо – Егору еще расти да расти. Костя не обижается, у Роберта язык, как пропеллер, пусть треплется.

Идут медленно. Говорун Роберт опирается на палку. Половина лица его покрыта уродливыми рубцами от ожогов.

Часть седьмая

Когда на работе в первые Марусе крикнули: «Воронцова, к телефону, парень какой-то». Маруся так выскочила из-за стола, что смахнула на пол кусок ткани с наметкой, булавки так и брызнули во все стороны. Сидящая рядом сухопарая Клавдия Викторовна обозвала ее кобылицей. Ну и наплевать. Ведь это Костя звонит. Спрашивал, придет ли в субботу, передавал привет от ребят. Ничего романтического. Но разве не понятно? Телефон в коридоре, своей очереди дожидается несколько человек. И возле Маруси крутится любопытная Зойка, вроде ей что-то надо. Какая уж романтика. Но все это ерунда. Главное, Костя позвонил.

Маруся вернулась на место. Старалась держаться невозмутимо, но почему-то улыбалась, и пальцы немного подрагивали. Села за машинку, петли обметывать, надо же, как быстро получилось. Раньше уходило больше времени. Только, когда сдала работу, выяснилось, что петли не прорезаны.

Клавдия Викторовна шипела, что Маруся косорукая бестолочь! Не выйдет из нее портниха! Ну и пусть шипит. Сама только по лекалам кроить умеет. А Маруся просто посмотрела на Ольгин привозной комбинезон и сшила такой же из плащевки Лидке. Лидка так обрадовалась, что заплатила 50 рублей! И обещала подружек привести с заказами. Вот!

И вообще, Маруся теперь ходит на свидания. И все чаще они с Костей стараются побыть вдвоем, без ребят. И Костя стал звонить на работу. И еще… они целовались.

Мишенька сказал, что Костя прыгает по больничному коридору на костылях, хочет перед Марусей показать, что без каталки ходит.

Дениса выписали домой. Уехал в родной Саратов к Карине и сынишке Егору. Роберта тоже скоро выпишут. За ним приедет мама и старший брат. Ехать далеко. Роберт живет в Казахстане. С остальными ребятами Маруся знакома мало. Знает только в лицо. Со всеми здоровается. Слышала как вслед они обсуждают, что у Кости, из шестой палаты, симпатичная невеста. Добрая, наверняка, аккуратненькая, уютная. Вечно с сумками, заботливая. Не то, что Антошкина стерва.

Стервой ребята называли жену Антона из 12-й палаты. Парень перенес тяжелые операции. Ходил с трудом и все время кашлял, сгибаясь пополам. Его жена – яркая, видная, девица Олеся приходила пару раз. Брезгливо поджав губы, смотрела как нянечка помогает Антону встать с кровати. В коридоре устроила истерику со слезами. Зав. отделением, Нина Михайловна, поила ее валерианкой, утешала, что Антон молодой, дай бог, поднимется на ноги. Надо потерпеть. Когда любишь человека, самое страшное – его потерять. А Антоша живой. Да, сейчас плохо. Да, нуждается в уходе и лечении. Но шанс все же есть. Главное – любовь и забота. Любящие женщины и не таких раненых спасали и вытягивали. А сейчас медицина как вперед шагнула. И хорошо, что Антоша в этот госпиталь попал. Здесь все условия и специалисты.

Но Олеся продолжала рыдать, размазывая косметику. Да не по Антону она плачет. Это теперь ей, молодой красавице, с инвалидом жить! За ним уход, как за младенцем. А на что ей младенец, ей муж нужен. С ним и не выйдешь никуда. Так и похоронит золотые годы в четырех стенах.

Нина Михайловна рассердилась, Олесю выставила, кричала на весь коридор, чтобы духу ее здесь не было. Чтобы персонал близко такую змею на территорию не впускал! Медсестры шушукались, вот дура! Понятно, что парень, может, на всю жизнь калека, но не говорить же так откровенно. Придумала бы причину какую-нибудь, да мало ли. Но все сошлись во мнении, что Олеся, конечно, стерва и гадина. Сколько хороших девушек приходят мужей навещать. Рады радешеньки, что хоть такой вернулся.

Несколько дней Антон лежал на кровати, уставившись в потолок. А ночью в туалете порезал себе вены. Хорошо, что нянечка Кира увидела. Теперь Антон лежит в палате возле ординаторской, чтобы на виду был, и к нему ходит врач-психиатр Наум Семенович.

Маруся с Костей тоже Олесю обсудили. Жалели несчастного Антошу, хотели, чтобы он поправился и женился на хорошей девушке. А Олеся вышла бы за уголовника и пьяницу. Ходила бы с подбитым глазом и жалела, что бросила Антошу.

Маруся в обеденный перерыв рассказывала про Олесю. Все возмущались, кричали: «Вот поганка, дрянь, оторва! И как ее земля носит?» Клавдия Викторовна сказала, что надо в газету написать, пусть все знают и пальцем показывают. Куда только родители смотрят, такую бесчувственную тварь вырастили!

Уборщица тетя Фая кричала, что была бы она свекровью, все космы этой заразе повыдергала. Зойка, давясь от смеха, шептала Марусе на ухо, мол, с такой свекровью, как тетя Фая, волосы сами вылезут.

Даже после перерыва не могли успокоиться. Приводили примеры из жизни родственников и знакомых. И все согласились, что заведующая ателье, Любовь Петровна, героиня! Ни чета распроклятой Олесе. Потому как Любовь Петровна не бросает своего мужа инвалида. Ему ногу по пьяни трамваем отрезало. А живет он с ней, как у Христа за пазухой: обстиранный, наглаженный, накормленный, ухоженный. Она даже не ругается, когда дружки приносят его домой пьяного. Он же с горя пьет. И потом – какой никакой, а отец детям нужен. Работницы согласно кивают, оно, конечно, как без отца-то?

Часть восьмая

Скоро Роберта выпишут. За ним из далекой Астаны приедут старший брат и мама. А Костю выписывать не торопятся. Начала скакать температура, плохо заживает рана, иногда Костя белеет от боли. А Маруся так надеялась, что скоро можно было бы его в гости пригласить. У нее теперь уютно, чисто, обои новые, потолки белые и занавески с оборочками. И тетя Катя, наконец, посмотрела бы на Костю. А теперь не до гостей.

За Робертом приехали на день раньше положенного. Вот незадача. Маруся и предложила переночевать. А что? Там же, кроме брата, еще мама. Что ж людям на скамейке в скверике спать? Маму Роберта зовут Грета, а брата – Пауль. Роберт зовет брата Пашкой. Это их старенький дед-немец настоял, чтобы внуков называли немецкими именами. А они и язык-то толком не знают, но спорить с дедом в семье не принято.

Когда Маруся вела к себе гостей, встретила Гусятникову. Та, поджав губы, всех оглядела и тут же побежала рассказывать, что Маруся комнату сдает приезжим и извлекает нетрудовые доходы. Теперь понятно, почему она от обмена отказалась, понятненько! Но тетя Катя Скорикова вывела вредную Гусятникову на чистую воду. Если она жадная и корыстная, что же по себе людей судить? Может, она против, что человек пустил переночевать мать раненого афганца? Может, она вообще не уважает нашу армию и ее солдат? Или ей наплевать на защитников Родины? Пока многие ребята своей жизнью жертвуют, Гусятников младший даже в армии не служил! Еще не известно, действительно ли его здоровье подвело или…

Гусятникова не рада была, что вообще ввязалась. Несколько дней шмыгала в магазин и на работу по стеночке. Бабуси на лавочке смотрели осуждающе, кто ж с Катей Скориковой не согласится? Ишь, бдительная какая! Только неприятностей накликала.

Пауль починил розетку в коридоре и переключатель у утюга. Тетя Грета оставила Марусе огромную дыню. Только велела после дыни часа два ничего не пить, желудку вредно. Половину желто-медовой дыни съели Маруся, Мишенька и тетя Катя. Два огромных куска отнесли тете Оле и дяде Мише. И еще приличный кусище пришлось нести на работу, чтобы испортиться не успела.

Костя стал еще молчаливее, лицо осунулось. На улице его начинало знобить. Иногда на лбу проступали капельки пота. У Маруси просто сердце разрывалось от жалости. Выспрашивала у Мишеньки, что врачи говорят. Дела не радостные. На неделе соберется консилиум. Может, придется ногу до колена ампутировать.

Марусе стало тяжело дышать, и внутри словно холодный камень упал. Плохо слышала Мишенькины медицинские объяснения. Домой шла, покачиваясь. Заревела, только закрыв дверь в квартиру.

Пришла к Косте, но в дверях на этаже ее перехватила медсестра Люська. Тащила Марусю за рукав подальше от двери.

– Ты пока не приходи. Не ходи пока, он просил. Чтобы, в общем, ты не ходила… Он просил.

Маруся настолько растерялась, что даже не спросила, как Костя себя чувствует. Молча сунула Люське пакет с гостинцами и пошла на негнущихся ногах, как деревянная кукла.

– Ты, это… не переживай. Может, оно и к лучшему. Ты главное – не переживай, может, все хорошо будет. – кричала ей вслед Люська.

Вот и все. Все… конец. Не хочет Костя ее видеть. Не нужна, надоела. А на что она рассчитывала? Любовь до гроба? Это не для таких, как Маруся. Так… пообщались и хватит. Возомнила себя чуть ли не невестой. Только фату нацепить… Да кому она вообще нужна? Живешь себе и живи тихонько. Есть друг Мишенька, и тетя Катя есть. Сиди уж, не лезь. Скучная тетеха. Маруся легла на кровать, закуталась одеялом. Вот бы уснуть и проснуться через год. И забыть все-все. И слез нет. Даже, если губы кривить, не льются. Хорошо, что в квартире темно, темно и пусто. Голова тяжелая, кружится немного. Ну и хорошо. Пусть кружится посильнее, как карусель в парке, и мысли вылетают и пропадают в пустоте. Ничего не надо.

В дверь звонят. Нет никого дома. Отстаньте. Да кто же так долго и нудно звонит? Что за люди! Маруся села на кровати. Голова закружилась сильнее. Не будет она никому дверь открывать! В замке повернулся ключ. Ключи есть только у тети Кати. Маруся, шаркая как старушка, вышла в коридор. В дверях размытый силуэт.

– Маруся, ты что не открываешь, не заболела?

Маруся опустилась на пол и, подняв на тетю Катю ввалившиеся глаза, наконец-то, заплакала.

Ну и издергалась Катя Скорикова! Хотела даже скорую вызвать. Маруся плакала и плакала. И валерианкой ее тетя Катя поила, и чаем с корицей. И утешала, гладила по голове, говорила правильные вещи. Вытирала Марусино лицо полотенцем. Снотворное давать не решилась, что-то будет вместе с валерианкой? И пробовала уложить спать, обещала, что никуда не уйдет, а будет сидеть рядом всю ночь. Клялась, что завтра сама сходит в госпиталь и поговорит с Костей. Может, Маруся не поняла, что сказала медсестра. Может, эта Люська вообще интриганка? Но Маруся продолжала плакать, остановиться не могла, доревелась до тошноты. Эх, все лекарство прахом. Ну что с ней делать? Хоть и поздно, придется Мишеньку звать. А то девочка выплачет все слезы и погибнет от обезвоживания организма.

Мишенька прибежал злой, взъерошенный. Если кому и вызывать неотложку, так это ему! Он несколько часов промучился с Костей, который закатил нешуточную истерику. Швырял лекарства, ругался так, что цветы на окнах завяли, и вообще был в неадеквате. И битых три часа грузил, как он любит Марусю, а теперь ему ногу оттяпают до колена. А он уже собрался предложение делать. Маруся такая-растакая необыкновенная, зачем ей муж глубокий инвалид? Плел, как в детстве часто гостил у одноклассника, и все из-за его родителей. Отец вечно по дому мастерил. Шкафчики, полочки. И мама такая спокойная, уютная, домовитая. Не орет, не суетится, как Костина мать. Дома пирогами пахнет, салфетки вышитые везде. Даже на банках с вареньем салфетки вышитые. Он так хотел такую же семью, как у Олежки. Чтобы жена, салфеточки, пироги, дом. Вот Маруся как раз такая, ну как он мечтал. А без ноги-то! Она себе легко нормального парня найдет.

Мишенька кричал, что это уму не постижимо, как в один день на него два психа напали! Вот уж точно, дурак дурака видит из далека! Два сапога пара! Надо их в одну палату в дурке посадить, пусть там и рыдают над своими полочками и оборочками и растреклятыми салфеточками с вареньем! Нашли «жилетку»! Правда, с одним он уже разобрался, отвесил с размаху хорошую плюху. И сразу человек в себя пришел. Можно и поговорить нормально. Даже Наум Семенович похвалил. Советует в институт поступать на психиатра. Так что Маруся сейчас тоже плюху получит, от души, по-братски. И отцепится от тети Кати, которой впору бежать выжимать халат, который истеричка Маруська залила слезами!

Маруся не поняла, что ругают. Поняла только, что Костя ее любит. Слезы остановились, она начала икать, тетя Катя поила Марусю компотом. На Мишеньку смотрела с восхищением. Вот это врач! На раз истерику прекратил. Может, и впрямь ему надо стать психиатром? Золотой парень! Надо завтра во дворе рассказать, что Мишенька такой талант, даже профессора удивляются. И советоваться ходят, когда трудный случай.

Часть девятая

Тетя Катя еле дождалась Марусю с работы. А что же? Разговор-то важный. Маруся пытается рассказывать, а тетя Катя – накормить. Со своими амурными страданиями, девочка похудела, и вид больной. Конечно, тете Кате интересно: как дело повернулось, да что Костя сказал, да что Маруся ответила. Но пусть сперва доест суп, котлеты и выпьет чай с огромным куском яблочного пирога. А уж потом, не пропуская подробностей.

Ну, словом, дело было так: состоялся у них с Костей очень серьезный разговор. Двое ребят из палаты ушли, вроде, им покурить надо. Сидели бедолаги в курилке битый час. А еще одному соседу, Вите, ходить тяжело, так он сказал, что спать хочет, и с головой одеялом накрылся. Тогда Маруся с Костей успели поцеловаться. А по делу? По делу, конечно, тоже говорили. Костя согласился на операцию, но пусть Маруся уже сейчас подает заявление в ЗАГС. И тогда наверняка поправится он быстрее, чтобы к регистрации успеть. Вот.

Ох уж эта молодежь! Ну просто детский сад! Как это Маруся пойдет в ЗАГС без жениха? И операция не шуточная, что врачи-то говорят? А свадьбу на когда назначать? А гости, стол, платье? – Да можно одной идти, Люська медсестра объяснила. Надо взять бланк заявки, Костя свою сторону заполнит, главный врач заверит, и Маруся в ЗАГС отнесет. Люська точно знает. Ее сестра за моряка замуж выходила, он ей такое заявление из Мурманска присылал. И не надо им никакой свадьбы. Распишутся и все.

– Еще чего! – всплеснула руками тетя Катя. Что это, каждый день бывает? Маруся – не шваль подзаборная, хоть и сирота, но у нее же тетя Катя есть. Сделаем все по-людски. И платье, и гости. И на стол соберут, как положено. У тети Кати никого нет, кроме Маруси. Она ей почти как дочка. Что же – единственной дочке со свадьбой не помочь? И заявление они понесут вместе. Маруся – тетеха, сунут ее на будний день, а у тети Кати – где сядешь, там и слезешь. На субботу и точка!

Так и вышло, тетя Катя мимо очереди страждущих женихов и невест прошла уверенным шагом прямо к заведующей. Ну, конечно, на субботу, ну, естественно, после обеда. Нет, ускорить не надо, жениха еще из госпиталя не выписали.

Дали визиточку с указанием даты регистрации и приглашение в салон для новобрачных. Костя визиточку разглядывал внимательно. Можно, он документ у себя оставит? Показывал ребятам, врачу Рубену Вагановичу. Словно свидетельство о браке. Рубен Ваганович цокал языком. Если бы он был молодой и свободный, обязательно бы сам на Марусе женился. Ребята смеялись. Косте казалось, что ему все завидуют. Ну и что же, что инвалид. Он ведь только ходить будет плохо. А руки-то целы. Можно будет, наконец-то, вырезать красивые полочки для своей семьи, для Маруси. Он ведь по дереву замечательно режет. Будет у них уютный дом.

Теперь про гостей подумать. Дениса с Каринкой надо пригласить. Роберта, наверное, с братом, а то одному-то тяжело ехать. Мишенька – свидетель со стороны жениха. Маруся в свидетельницы позовет Ирку-парикмахершу. А с работы – Зойку. Еще тетя Оля с дядей Мишей. И, конечно, самая главная – тетя Катя. Уместятся дома. Танцев-то, наверное, не будет. Костя будет в форме, это даже не обсуждается. А Маруся пусть выберет платье, какое захочет. У Кости деньги есть, и на кольца хватит. Пусть купит вместе с Мишенькой. Примерить надо. И Маруся должна выбрать какое ей понравится, а не то, что дешевле.

Марусе стало казаться, что все люди вокруг стали очень добрыми и веселыми. Только бы операция удачно прошла, и лучше-то и не надо, и так хорошо.

Пришлось отпрашиваться с работы. Заведующая Любовь Петровна выспрашивала что да как. Ногу ампутируют? Молоденькому парню! Ой, господи! Ранение? И медаль есть? Батюшки светы! И свадьба? А ходить будет с костылями или протез сделают? Если протез, так кум королю. Брючки надел и не видать ничего. Пьющий или так, по праздникам? Главное, чтобы человек был хороший. Даже если и примет лишнего. Она-то знает. Хорошо, что квартира есть. Ой, горюшко! Молодой парень, ребятенок почти, и с одной ногой. А свадьбу-то где делать будут, в банкетном зале? А можно в столовой договориться, на выходной дешевле выйдет. А уж платье, Маруся может даже и не мудрить. На работе все равно на подарок скидываться. И два дня, конечно, ей дадут. Нет, на свадьбу, само собой, три дня полагается. Пока жениха оперировать будут, пусть Маруся в больнице сидит. Мало ли сок какой или фрукты надо, бульон опять же сварить. Лучше куриный и слабенький и процедить через марлю. Уж она, Любовь Петровна, человек бывалый по части ухода за калекой.

Своим замужеством Маруся словно приблизилась к начальнице. Вот, если бы жених еще оказался пьющий, прямо сестра родная.

Теперь Марусе дают хорошие заказы. И шьет-то она, оказывается, лучше многих. И вообще, заведующая сразу разглядела, что девочка серьезная, работящая и ответственная.

Часть десятая

В госпиталь ходили с тетей Катей. Носили бульон в термосе, морс. Мишенька подробно отчитывался, как прошло, что врачи говорят, какая температура. Рубен Ваганович сказал, все нормально, обязательно, мол, в свою диссертацию вставит как психологический настрой влияет на исход операции.

В салон для новобрачных поехали с Иркой и Мишенькой. Он хотел импортную рубашку, Ирка – польскую косметику, а Маруся за компанию. Свадебные платья висели в ряд все одинаковые, словно школьные фартуки. На плечах и груди неизменные оборки и под грудью пояс. Мишенька кривил губы. В таком наряде Маруся будет аккурат, как «баба на чайнике». Ирка соглашалась, вот смех-то будет в Загсе, придут невесты одинаковые, как солдаты, хоть бирки вешай с именами, чтобы женихи не перепутали. Мишенька купил румынскую рубашку с крошечными пуговками на воротнике, цвет «чайная роза». Ирка польские тени, помаду и пудру в красивой коробочке, не «Пуппо», конечно, но сойдет. Туфли тоже стояли одинаковыми унылыми рядами. Были одни босоножки симпатичные, но почему-то ядовито-чернильного цвета.

Косте купили узенькое простое кольцо, как просил. Марусе выбрали пошире, «дутое». Тетя Катя советовала белое платье вообще не покупать. Куда его потом? Лучше костюм вечерний, чтобы еще можно было носить в гости или еще куда – на выход.

Зойка принесла на работу журнал «Бурда». Вот это модели! Вон «двоечка» какая симпатичная. Платье без рукавов и поверх «болеро». В таком и в ЗАГС не стыдно, и после надеть можно. Ткань только подобрать. Клавдия Викторовна обещала поговорить со своей подругой, закройщицей в московском ателье. У них выбор больше.

Любовь Петровна велела, чтобы продали по закупочной цене, ну как для своих. Коллеги все же. А за туфлями пусть Маруся идет в «обувной» к Нине Семеновне, скажет, я, мол, из ателье от Любови Петровны.

Про стол тетя Катя велела Марусе не думать. Это дело родителей. Вот дядя Миша спиртным займется, а они с тетей – Олей продуктами. Посуду тетя Катя принесет свою. Пусть потом она у Маруси останется, как приданное. На сладкое Зойка обещала «Птичье молоко», у нее мать на кондитерской фабрике.

Брат Роберта прислал письмо, что, к сожалению, приехать не смогут, Роберт себя неважно чувствует. Но от них поедет один парень, студент, он в Москве учится, они хотят с ним передать посылку. Денис с Каринкой сказали, что будут точно. Оставят Егорку с Каринкиной сестрой и приедут. Только Костиной мамы не будет. Маруся давно поняла, что тема эта ему не приятна. У него своя жизнь, у мамы – своя.

Часть одиннадцатая

Вот время-то пролетело, даже не пролетело, а промелькнуло. И когда это осень наступила? Хотя с погодой везет – тепло, солнечно. Вот уже и нарядные первоклашки идут с цветами в школу. Какая праздничная осень в этом году! До свадьбы два дня осталось. Костя уже неделю дома. Да-да, дома. В их с Марусей квартире. На улицу выходить не решается. Говорит, от него, сидячего, больше пользы. Надо же проверить, все ли в порядке, гости ведь придут. Вон, кран в ванной подтекает, не по-хозяйски. Тетя Катя принесла ножи точить. Она днем приходит, проверяет, съел ли Костя обед, принял ли лекарства. Маруся с работы выскакивает, как ошпаренная, никто не осуждает, муж ждет.

Зойка уже принесла «Птичье молоко». Один торт на работу – отметить, два – на свадьбу. Торты свеженькие, прямо с фабрики.

Клавдия Викторовна кусочек домой забрала, для внука.

Платье Марусе очень нравится. Точь в точь, как в журнале, даже лучше! Ткань наряднее и на «болерушке» Любовь Петровна велела вышивку люрексом сделать. Опять ездили в салон для новобрачных с Иркой. Купили серебристых цветов с «жемчужинами». Ирка их прикрепит к Марусиным волосам, в Загсе все невесты от зависти свою фату сгрызут, что не попали к такому хорошему мастеру-парикмахеру.

Дядя Миша с тетей Олей вторую неделю с авоськами бегают. Гусятникова удивляется, что носятся, словно это их сын жениться надумал. Нашли из-за кого жилы рвать. Это Катька Скорикова всех науськивает. Маруся никакая ей не дочь и жених – не зять. Вот охота человеку для чужих надрываться. Главное, была бы семья приличная, а то шантрапа без роду и племени. И для таких Скорикова два батона финского сервелата достала? А ей, Гусятниковой, на юбилей мужа так и не помогла с икрой. Конечно, Гусятниковы сами обошлись, стол сделали богатый, гости от зависти слюной давились и ели до тошноты. Но все равно обидно.