Избранное

Андрей Дементьев

Избранное

© А. Дементьев, 2012

© ООО «Издательство «Эксмо», 2012

* * *

От автора

Эту книгу я составлял не как «Избранное» в привычном его понимании, а как поэтический документ времени, в котором я жил и живу вместе со своими читателями – старыми и молодыми, вместе со страной, много перенесшей за эти годы. Стихи, написанные в далекие и уже ушедшие времена, дороги мне прежде всего потому, что они хранят атмосферу тех лет и наши общие настроения.

По моему глубокому убеждению, лирика тоже может быть гражданским свидетельством эпохи, отраженной через душу поэта, через его личные муки и радости, сомнения и надежды. Ныне стало модным отрицать или охаивать все, что происходило когда-то с нами. Особенно стараются те, кто не знает ни того времени, ни его промахов и взлетов, ни его потерь и завоеваний. К сожалению, необразованность многих «новых русских» и пришедших к власти бизнесменов смещает акценты духовности и культуры в сторону хлесткого китча, в область вседозволенной пошлости и примитива. Не случайно на отечественном телеэкране можно узреть передачу с провокационным названием «Пушкин безнадежно устарел» или выслушивать амбициозные выкрики о том, что Петр Первый погубил Россию. Кто действительно губит Россию, так это как раз те самые ниспровергатели великой российской культуры, которая оказалась им не по зубам, потому что в свои юные годы и позже они не прочли мудрых книг, что делают человека человеком, а не авоськой, набитой глупостью и высокомерием. Те же, кто сознательно провоцирует общественное мнение, зная истинную цену нашей истории и высоким завоеваниям искусства и литературы, ибо достаточно грамотны и начитанны, те совершают двойной грех перед страной, перед ее будущим и особенно перед молодежью, которая легко может принять провокацию за истину.

Сейчас, слава богу, многое меняется. Многолюдие в книжных магазинах, переполненные залы на поэтических вечерах, интерес к прошлому и неприятие насилия и порноликования на телеэкранах – всегда было и остается нравственной нормой интеллигентных граждан России. Хочу напомнить, что Великая Римская империя рухнула именно из-за пресыщенности. Разврат, жестокость и вседозволенность погубили ее будущее, ибо общество не может существовать на зловонных пустотах. Россия понемногу справляется с напастями, с отчаянием и гнетом денежных мешков, куда рыночные умельцы безуспешно хотели запихать всю страну, предварительно переплавив ее богатства в личные золотые слитки.

Но вернемся к поэзии и к этой книге, которую я представляю на ваш суд, дорогие читатели. Не могу не признаться, как мне радостно от того, что отечественная поэзия востребована в это непростое и противоречивое время. За последние два-три года тиражи и моих книг невероятно возросли. Вышло двадцать семь изданий общим тиражом более двухсот тысяч экземпляров. Только в советские времена, когда книготорговая сеть работала слаженно и результативно, а все любители поэзии имели материальную возможность покупать книги, был подобный спрос на стихи, какой ощущается сейчас. Видимо, люди устали от насилия, стрельбы, от детективных историй и сусальных сериалов. «Душа обязана трудиться и день и ночь…» – сказал великий русский интеллигент Николай Заболоцкий.

И этот труд, связанный с подлинной литературой и с ее самой таинственной и незащищенной областью – поэзией, – приносит не только радость, но и совершенствует человеческую натуру. В последние месяцы я написал много новых стихов, некоторую часть которых включил в эту книгу. И, хотя «Избранное» предполагает уже отмеченные временем произведения, я все-таки рискнул предложить вашему вниманию и новые стихи, ибо они о нашей жизни, которая в любом своем периоде всегда была для меня «избранной».

Андрей Дементьев

Я родился на Волге…

Я родился на Волге,Где в погожие дниНас баюкали волныИ будили они.

«Я родился на Волге…»

Я родился на Волге,Где в погожие дниНас баюкали волныИ будили они.Я вставал на рассвете,Лодку брал и – айда!Только Волга да ветер,Может, знали куда.Выходил, где хотелось.Шел созвездьями трав.Падал в мяту и вереск,От восторга устав.Слушал утренний гомонИ вечернюю тишь.Лес глядел в сотни оконИз-под зелени крыш.Я любил его оченьЗа приветливый нрав,За бессонницу сосенИ безмолвие трав.…С той поры миновалоСтолько лет, столько зим.Как ни в чем не бывало,Мы встречаемся с ним.Он по-майски наряден,Что гостям по душе.И стучит тот же дятелНа своем этаже.Узнаю эти тропы,Тихий шепот осин,И стволы высшей пробы,И бездонную синь.1964–2004

«Военное детство. Простуженный класс…»

Военное детство. Простуженный класс.Уроки негромкие, словно поминки.И булочки с чаем, как праздник для насИ довоенные в книгах картинки.Никто не прогуливал школу в тот год.За это директор души в нас не чаял.Мы были прилежны от горьких невзгодДа, может, от булочек с жиденьким чаем.Весной мы ходили копать огород,Картошку сажали на школьном участке,Чтоб как-то от голода выжить в тот год.Но стали налеты на город все чаще.Военное детство – потери и боль.Уроки терпенья, уроки надежды.Разрушенный бомбой забытый собор.Примерка на вырост отцовской одежды.И первая смерть… Брат погиб под Орлом.И первые слезы, и пропуск уроков.Но горе осилил наш старенький дом,Когда постучались ребята к нам робко.И робко расселись – средь фото и слов…Да только ничто не исправишь словами.И выложил класс из бумажных кульковЗаветные булочки плачущей маме…2004

Волга

А я без Волги просто не могу.Как хорошо малиновою раньюПрийти и посидеть на берегу,И помолчать вблизи ее молчанья.Она меня радушно принимает.С чем ни приду – с обидой иль бедой.И все она, наверно, понимает,Коль грусть моя уносится с водой.Как будто бы расслабленная ленью,Течет река без шума и волны.Но я-то знаю, сколько в ней волненьяИ сколько сил в глубинах тишины.Она своих трудов не замечает.Суда качает и ломает лед.И ничего зазря не обещает.И ничего легко не отдает…1966

«Мне приснился мой старший брат…»

Мне приснился мой старший брат,Что с войны не пришел назад.Мне приснилось, что он вернулся –Невредимый и молодой.Маме радостно улыбнулся:– Я проездом… А завтра в бой. –Мать уткнулась ему в ладони…– Что ты, мама! Ну, как вы здесь? –По глазам угадав, что в домеХлеба нету, да горе есть.– Угостить тебя даже нечем.Если б знать – я сменяла б шаль… –– Что ты! Разве я шел за этим?! –– Не за этим… А все же жаль,Что вот так я встречаю сына. –Брат достал фронтовой паек,На две равные половиныПоделил он его, как мог.– Это вам… –И, взглянув на брата,Я набросился на еду.– А теперь мне пора обратно.А теперь я ТУДА пойду.Завтра утром нам всем в атаку.В ту, последнюю для меня… –И тогда я во сне заплакал,Не укрыв его от огня.1960

«Я помню первый день войны…»

Я помню первый день войны…И страх, и лай зениток.И об отце скупые сны –Живом, а не убитом.Война ворвалась стоном – «Жди…»В бессонницу солдаток.Еще все было впереди –И горе, и расплата.А ныне добрая земляПокрыта обелисками.Война кончалась для меняСлезами материнскими.И возвращением отца.И первым сытным ужином…Но до сих пор ей нет концаВ душе моей контуженой.1965

Утро победы в калинине

Весть о Победе разнеслась мгновенно…Среди улыбок, радости и слезОркестр Академии военнойЕе по шумным улицам понес.И мы, мальчишки, ринулись за ним –Босое войско в одежонке драной.Плыла труба на солнце, словно нимб,Над головой седого оркестранта.Гремел по переулкам марш победный,И город от волненья обмирал.И даже Колька, озорник отпетый,В то утро никого не задирал.Мы шли по улицам, родным и бедным,Как на вокзал,Чтобы отцов встречать.И свет скользил по нашим лицам бледным.И чья-то громко зарыдала мать.А Колька, друг мой,Радостно и робкоПрохожим улыбался во весь рот,Не зная, что назавтра похоронкаС войны минувшей на отца придет.1973

Баллада о матери

Постарела мать за двадцать лет.А вестей от сына нет и нет.Но она все продолжает ждать.Потому что верит. Потому что мать.И на что надеется она?Много лет, как кончилась война.Много лет, как все пришли назад.Кроме мертвых, что в земле лежат.Сколько их в то дальнее село,Мальчиков безусых, не пришло.Раз в село прислали по веснеФильм документальный о войне.Все пришли в кино – и стар, и мал.Кто познал войну и кто не знал.Перед горькой памятью людскойРазливалась ненависть рекой.Трудно было это вспоминать.Вдруг с экрана сын взглянул на мать.Мать узнала сына в тот же миг.И пронесся материнский крик:– Алексей, Алешенька! Сынок… –Словно сын ее услышать мог.Он рванулся из траншеи в бой.Встала мать прикрыть его собой.Все боялась – вдруг он упадет.Но сквозь годы мчался сын вперед.– Алексей! – кричали земляки. –– Алексей, – просили, – добеги…Кадр сменился. Сын остался жить.Просит мать о сыне повторить.И опять в атаку он бежит.Жив-здоров, не ранен, не убит.Дома все ей чудилось кино.Все ждала – вот-вот сейчас в окноПосреди тревожной тишиныПостучится сын ее с войны.1966

«Люблю пейзаж проселочных дорог…»

Люблю пейзаж проселочных дорогС их живописными изгибами,С белесой пылью из-под ног…Как жаль – всему приходит срок –Проселки под асфальтом сгинули.Но если вдруг в чужой странеЯ натыкаюсь на проселок,Вновь возвращается ко мнеБылая память дней веселых –С тверской рыбалкой поутру,Но чаще все ж – с грибным скитаньем.И с благодарностью костру,Когда гроза в лесу застанет…Люблю пейзаж проселочных дорог.Как жаль – всему отпущен срок.1999

Мой хлеб

Тверской областной библиотеке имени А. М.Горького

Я с книгой породнился в дни войны.О, как же было то родство печально!Стянув потуже батькины штаны,Я убегал от голодаВ читальню.Читальня помещалась в старом доме.В ту пору был он вечерами слеп…Знакомая усталая мадоннаСнимала с полки книгу,Словно хлеб.И подавала мне ее с улыбкой.И, видно, этим счастлива была.А я настороженною улиткойПрилаживался к краешку стола.И серый залС печальными огнямиВмиг уплывал…И всё казалось сном.Хотя мне книги хлеб не заменяли,Но помогали забывать о нем.Мне встречи теЗапомнятся надолго…И ныне –В дни успехов иль невзгод –Я снова здесь,И юная мадоннаНасущный хлебМне с полки подает.1965

«Когда я долго дома не бываю…»

Когда я долго дома не бываю,То снится мне один и тот же сон:Я в доме нашем ставни открываю,Хотя давно живет без ставен он.Но всё равно я открываю ставни,Распахиваю окна на рассвет.Потом, во сне же, по привычке давнейЯ рву жасмин и в дом несу букет.Отец не доверяет мне жасминаИ ветви все подравнивает сам.И входит мама.Говорит: «Как мило…»,Цветы подносит к радостным глазам.А после ставит тот букет пахучийВ кувшин, который я давно разбил.И просыпаюсь я на всякий случай,Поскольку раз уже наказан был.И всё меня в то утро беспокоит,Спешат тревоги вновь со всех сторон.И успокоить может только поезд,Что много раз разгадывал мой сон.1977

Торжокские золотошвеи

Смотрела крепостная мастерицаНа вышитую родину свою…То ль серебро, то ль золото искрится,То ли струятся слезы по шитью.И лишь ночами вспоминала грустно,Что жизнь ее ни в чем не берегла…Откуда же пришло твое искусство?Чьим колдовством помечена игла?А было так… Проснувшись на печи,Она по-детски улыбнулась солнцу,Когда сквозь закопченное оконцеПробились к ней весенние лучи.Как нити золотые – всю избуОни прошили радостным узором.Она смотрела воскрешенным взоромИ утро принимала за судьбу.Все в ней дрожало, волновалось, пело.И белый свет – как россыпи огней.Она к оконцу оглушенно села…И вот тогда пришло искусство к ней.Пришло от солнца, от любви…Оттуда,Где ей открылась бездна красоты.Она в иголку вдела это чудо,Ниспосланное Небом с высоты.И не было на ярмарке товараИскусней, чем торжокское шитье.Она надежду людям вышивала,И слезы, и отчаянье свое…1996

«Срывают отчий дом…»

Срывают отчий дом.Как будто душу рушат.Всё прошлое – на слом.Прощаемся с минувшим.Прощаемся с собой.Ведь столько лет послушно,Как маленький собор,Хранил он наши души!Всю жизнь мы жили в нем,Беду и радость знали.Охвачены огнемМои воспоминанья.Как жаль, что довелосьДожить до дня такого…Отец не прячет слез.Застряло в горле слово.И дом в последний разГлядит на всех незряче.То ли жалеет нас,То ль о минувшем плачет.1982

Отец

Отец мой сдает.И тревожная старостьУже начинает справлять торжество.От силы былой так немного осталось.Я с грустью смотрю на отца своего.И прячу печаль, и смеюсь беззаботно,Стараясь внезапно не выдать себя…Он, словно поняв, поднимается бодро,Как позднее солнце в конце октября.Мы долгие годы в разлуке с ним были.Пытались друг друга понять до конца.Года, как тяжелые камни, побилиВеселое, доброе сердце отца.Когда он идет по знакомой дороге,И я выхожу, чтобы встретить его,То сердце сжимается в поздней тревоге.Уйдет…И уже впереди никого.1975

«В актовом зале литинститута…»

От студенческих общежитий до бессмертья – рукой подать.

М. СветловВ актовом зале литинститутаМы сдаем экзамены на самих себя.Винокуров Женя, как юный Будда,В кресле притих, листки теребя.Здесь вся будущая литература –Трифонов, Друнина, Соколов…Смотрят классики то светло, то хмуроНа тех, кто их потеснить готов.Мы получим с годами свои литпремииЗа книги, за искренность и войну.И останемся в том героическом времени,Которое нам поставят в вину.2003

«Нас остается все меньше…»

Нас остается все меньше –Сверстников прошлых побед.С фронта со славой пришедшихВ будни надежды и бед.Нас остается все меньше –Сверстников давних невзгод.Добрых, выносливых женщин,Живших в нужде на измот.Мы ни о чем не жалеем.Мы – поколенье войны.Над клеветой и елеемСудьбы вознесены.Чтобы доверьем минувшимНе обманули страну,Наши солдатские душиСнова идут на войну.2004

Тверской пейзаж

Я люблю апрельские рассветы.Над округой – праздник тишины.Старый дуб навесил эполетыИ река полна голубизны.Здравствуй, день!Побудь еще со мною.Воздух льется в душу, как бальзам.Этот свет и волшебство лесноеРасплескались по твоим глазам.Скоро вновь сирень раскроет завязьИ поднимет голубой букет.Я опять тебе в любви признаюсь,Словно не промчалось столько лет.Словно я тебя вчера увидел,Увидал нежданно в первый раз.Ты надела свой весенний свитерЦвета неба, цвета грустных глаз.Ты сейчас, как девочка, прелестнаВ искренней наивности своей.Лес расставил на поляне кресла –Модную округлость тополей.Я люблю апрельские рассветы.Я люблю их – если рядом ты.Тих наш лес, как в кризисе поэты.И красив, как в праздники менты.2003

Калязинская колокольня

Калязинская колокольняСтоит причудливо в реке.И всякий раз я жду невольно –Зайдется колокол в тоске.А по ночам над тихой ВолгойВосходит музыка ее.И принимают молча волныТот звон в безмолвие свое.Вновь оживает колокольня.И слышу я в тиши ночной,Что кто-то радостью и больюТревожно делится со мной.В протяжном гуле колокольниМне слышен зов былых веков:И песня пахаря на поле,И стон идущих бурлаков.1973

Хлеб

Трудно родится хлеб.Трудно хлеб достается.Тот, кто душою слеп,Может быть, усмехнется.И похохмит над тем,Как я, с достатком в доме,Хлеб суеверно ем,Крошки собрав в ладони.Это живет во мнеПамять о той войне…Горькие времена!Худенький мальчик, где ж ты?В сутки – лишь горсть зерна,Триста граммов надежды.Бабушка нам пеклаХлеб из скупой мучицы.Жизнь,Что давно прошла,В сердце мое стучится.Хлеб нас от смерти спас.Он и сейчас бессмертен…Всё настоящее в насЭтою мерой мерьте.1982

«Где-то около Бреста…»

Где-то около БрестаВдруг вошла к нам в вагонНевеселая песняВоенных времен.Шла она по проходу –И тиха, и грустна.Сколько было народу, –Всех смутила она.Подняла с полок женщин.Растревожила сны.Вспомнив всех не пришедшихС той последней войны.Как беде своей давней,Мы смотрели ей вслед.И пылали слова в ней,Как июньский рассвет.Песня вновь воскрешалаТо, что было давно.Что ни старым, ни малымПозабыть не дано.И прощалась поклоном.Затихала вдали.А сердца по вагонамВсе за песнею шли.1963

Дочь

Новый год стучался веткой елиВ дом, где тяжко заболела дочь.Мы с тобой уже какую ночьНе отходим от ее постели.А в углу игрушки в полном сбореТихо ждут Маринкиных забав.Девочка, уставшая от боли,Жарко спит, ручонки разбросав.В этот миг нет ничего дорожеПовзрослевших, молчаливых глаз.Доктор утешает нас как может,И в душе тревожится за нас.А когда болезнь вдруг уступила,Дочка этой радости в ответТак нам улыбнулась через силу,Словно мы не виделись сто лет.Поманила нас к себе неслышно.Я присел неловко на кровать…Мама встала и на кухню вышла,Чтобы дочке слез не показать.1955

«Я возвращаюсь улицей детства…»

Я возвращаюсь улицей детстваВ город по имени Тверь.И вершится в душе моей действо,Чтоб в былое открылась дверь.– Здравствуй, мама! Как ты красива –Ни морщинок, ни седины… –И глядит на меня РоссияФотографией со стены.Это я подарил когда-тоСвой наивный тверской пейзаж.Мать торопится виноватоСтол украсить на праздник наш.Батя режет тугое сало.Белое, как за окном мороз.– Баба Сима тебе прислала,Чтоб здоровым и сильным рос. –На столе довоенный чайникИ крахмальная белизна…Как мне горестно и печальноСознавать нереальность сна.2002

Русь

Я – русский.Я из той породы,Чья кровь смешаласьС небом и травой.Чьи прадеды в зеленый храмПриродыВходили с непокрытой головой.И молча били низкие поклоныКлочку земли –В страду и в недород.Им Русь казалась горькой и соленой,Как слезы женИли над бровью пот.Всё помнит Русь –И звоны стрел каленых,И отсветы пожаров на снегу…Мы входим в жизньОткрыто и влюбленно.Уйдем –Оставшись перед ней в долгу.1959

Сыновья

Наивные акселераты,Смешные наши малыши!Они, наверно, втайне рады,Что батек в росте обошли.Мы были в их года пожиже –Война, разруха, недород.Тогда нам впору было б выжитьОт тех харчей, от тех невзгод.Смотрю на сына – и пугаюсь:Что ждет их в этом мире гроз?Он так доверчив, словно аист,Что нам с тобой его принес.1983

«Ты ставишь на видное место цветы…»

Ты ставишь на видное место цветы,Но что-то мне грустно от их красоты.Как будто ты их принесла из былого,Из юности нашей, из той суеты,Где было все радостно и бестолково.Нам было тогда на двоих сорок лет.А может быть, меньше чуть-чуть,Я не помню.…Мой поезд пришел из ТвериТолько в полночь.И первое, что я увидел, – букет.Веселый, огромный – из белых гвоздик.И так тебе шло это белое пламя,Что даже перрон от восторга затих……А кончилось все,Словно в чеховской драме –Расстались влюбленные,Вырублен сад…Когда я смотрю на гвоздики чужие,Я вижу сквозь нихТвой восторженный взгляд.И думаю –Как же красиво мы жили!2002

«Я – в гостинице…»

Я – в гостинице.А за окнамиПо-осеннему грустный вид.Бродит осень лугами мокрыми,Заморозить их норовит.Я печально смотрю на берег,На крутой его поворот.Словно где-то мой дом затерян.И всё ждет он меня.Всё ждет.Словно юность моя осталасьНа холодном на волжском дне.И спокойная,Будто старость,Волга зябко течет по мне.1956

Черный ворон

Этот зловещий фургон, прозванный в народе «черным вороном», однажды остановился у нашего дома и увез моего отца.

Старели женщины до срока,Когда в ночиОн отъезжал от темных оконИ угрожал: «МОЛЧИ…»И мы молчали, друзей стыдились,Хотя не знали их вины.А где-то стреляные гильзыИм счет вели.О «черный ворон», «черный ворон»!Ты был внезапен, как испуг.И просыпался целый городНа каждый стук.Не видя слёз, забыв про жалость,Свой суд творя,Ты уезжал… Но оставалась,Но оставалась тень твоя.На доме том, где ночью побыл,На чистом имени женыТого, чей час нежданно пробил,Час не дождавшейся вины.На снах детей, на тыщах судеб,На всей стране.Как трудно было честным людямЖить с тенью той наедине!И закрывались глухо двериПеред добром.И люди разучились веритьСперва себе. Ему – потом.О «черный ворон», «черный ворон»!Будь проклят ты!Сейчас ты – лишь бумаги ворохДа безымянные кресты.Да память горькая, да слезы,Да имена друзей.Проехали твои колесаПо сердцу Родины моей.1962

Дочери

У нас одинаковые глаза,Только твои синее.У нас одинаковые глаза,Только мои грустнее.У нас одинаковые глаза.И разные адреса.И разные по утрам рассветыВ моем окне,На твоем этаже.И разные радости и секретыВ сердце твоемИ в моей душе.Через беды,Через разлукиПровожает тебя мой страх.Слышишь сердце?Ты –В этом стуке.Видишь слёзы?Ты –В тех слезах.И приходят ко мне твои письма,Как в горло приходит ком…Словно ты на руках у меня повисла,Прибежав из разлуки в дом.– Здравствуй! –Строчки прыгают вверх и вниз.– Здравствуй!И продолжается жизнь…1966

«Мне кажется, что всё еще вернется…»

Мне кажется, что всё еще вернется,Хотя уже полжизни позади.А память нет да нет и обернется,Как будто знает в прошлое пути.Мне кажется, что всё еще вернетсяИ чуда я когда-нибудь дождусь…Погибший брат на карточке смеется,А брату я уже в отцы гожусь.Мне кажется, что всё еще вернется, –Как снова быть июню, январю.Смотрю в былое, как на дно колодца.А может быть, в грядущее смотрю?Мне кажется, что всё еще вернется.Что время – просто некая игра.Оно числом заветным обернется,И жизнь начнется заново с утра.Но возвратиться прошлое не может.Не потому ль мы так к нему добры?И каждый день, что пережит иль прожит,Уже навек выходит из игры.1975

«Под Новый год, когда зажглась звезда…»

Под Новый год, когда зажглась звездаНа елке, что мы украшали вместе,Я упросил отца купить дрозда,Пусть до весны поет он в доме песни.И в тот же день отец дрозда принес.И стало как-то веселее в доме.Как брали летом мы птенцов из гнезд,Так взял дрозда я в теплые ладони.И дрозд нам пел, как будто тоже знал,Что он свободу обретет весною.И только кот, настырный, как шакал,Был недоволен – и дроздом, и мною.Прошла зима… Последний спал мороз.Настало время с птицей расставаться.Я вынес клетку… И веселый дроздВдруг почему-то начал волноваться.В прихожей было, как всегда, темно.Пылала печь и освещала своды.И дрозд решил, что этот свет – окно,И что за ним желанная свобода.Влетел он в пламя, словно в небеса.И я от ужаса и боли замер.Отец ладонью мне утер глаза.И молча бросил клетку в то же пламя.1998

«Как все на свете мамы – перед сном…»

Как все на свете мамы – перед сномОна мне пела простенькие песни.И наполнялся музыкою дом,И папа замирал над книгой в кресле.И, засыпая, я их обнимал…Но оставаясь в материнской власти,Наверно, я тогда не понимал,Что с этих песен начиналось счастье.Любили с ней мы посидеть впотьмах,Когда она рассказывала сказки.И столько было нежности в словах,Что страхи все я слушал без опаски.Прошли года… Теперь вот я сижуУ заболевшей мамы в изголовье.И мелочами Бога не сержу.Молю ей жизни и чуть-чуть здоровья.Но Бог не услыхал моих молитв.Остались только траурные звуки.И жизнь ее теперь во мне болит,Та жизнь, что прожита была в разлуке.1998

«Ничего не вернешь…»

Ничего не вернешь…Даже малого слова.Ни ошибок,Ни радости,Ни обид.Только кто-то окликнет меняИз былого –И душа замирает,И сердце болит.Мы когда-то о жизни своей загадали,Да сгорели ромашки на прошлой войне.Не мелели бы души,Как речки, с годами.Я хотел бы остаться на той глубине.Ничего не вернешь…Оттого все дорожеПеременчивый мир.И морозы, и зной.Мы судьбою не схожи,Да памятью схожи.А поэтому вы погрустите со мной.1975

Памяти мамы

Повидаться лишний разБыло некогда.Я теперь спешить горазд,Только некуда.Было некогда, стало некуда.Если можешь, то прости…Все мы дети суеты,Ее рекруты.Прихожу в твой дом пустой.Грустно в нем и тихо.Ставлю рюмочки на столИ кладу гвоздики.Сколько праздников с тобойМы не встретили.А теперь лишь я да боль.Нету третьего.Посижу и помянуОдиноко.Ты услышь мою вину,Ради бога…1998

«Чужому успеху завидовать грех…»

«Чужому успеху завидовать грех…» –Когда-то мне дед говорил.Прекрасная песня –Ведь это для всех.Спасибо тому, кто ее подарил.Чужая удача вам сил не придаст,Коль зависть вам душу горчит.И чей-то успех не обрадует вас.Простите, скорее он вас огорчит.Написан роман. Установлен рекорд.Неважно, что автор не ты.Над залом звучит гениальный аккорд.Он ждет и твоей доброты.1982

«– Ну что ты плачешь, медсестра?..»

Б. Н. Полевому

– Ну что ты плачешь, медсестра?Уже пора забыть комбата…– Не знаю…Может, и пора. –И улыбнулась виновато.Среди веселья и печалиИ этих праздничных огнейСидят в кафе однополчанеВ гостях у памяти своей.Их стол стоит чуть-чуть в сторонке,И, от всего отрешены,Они поют в углу негромкоТо, что певали в дни войны.Потом встают, подняв стаканы,И молча пьют за тех солдат,Что на РусиИ в разных странахПод обелисками лежат.А рядом праздник отмечалиИх дети –Внуки иль сыны,Среди веселья и печалиСовсем не знавшие войны.И кто-то молвил глуховато,Как будто был в чем виноват:– Вон там в углу сидят солдаты –Давайте выпьем за солдат…Все с мест мгновенно повскакали,К столу затихшему пошли –И о гвардейские стаканыЗвенела юность от души.А после в круг входили парами.Но, возымев над всеми власть,Гостей поразбросала «барыня»,И тут же пляска началась.И медсестру какой-то пареньВприсядку весело повел.Он лихо по полу ударил,И загудел в восторге пол.Вот медсестра уже напротивВыводит дробный перестук.И, двадцать пять годочков сбросив,Она рванулась в тесный круг.Ей показалось на мгновенье,Что где-то виделись они:То ль вместе шли из окруженьяВ те злые памятные дни,То ль, раненого, с поля бояЕго тащила на себе.Но парень был моложе вдвое,Пока чужой в ее судьбе.Смешалось всё –Улыбки, краски,И молодость, и седина.Нет ничего прекрасней пляски,Когда от радости она.Плясали бывшие солдаты,Нежданно встретившись в путиС солдатами семидесятых,Еще мальчишками почти.Плясали так они, как будтоВот-вот закончилась война.Как будто лишь одну минутуСтоит над миром тишина.1972