Русское слово №08/2010

Русское слово №08/2010

© «Русское слово», 2010

Поэзия

Василий Волович-Бородин

Вспыхнул клён по-осеннему жарко…

Вспыхнул клён по-осеннему жарко —И в груди вдруг тоска разлилась.Стало лета пронзительно жалкоИ светила лучистую власть.Я не знаю как нам, дорогая,В хмурой осени холить любовь?!Кто из нас, как свеча, догорая, —Достучится до августа вновь.Октябрь, 2009 года

Я вглядывался в жизнь – всю жизнь…

Я вглядывался в жизнь – всю жизнь!И что же?Её лица – не разглядеть,похоже!..Ноябрь, 2008 года

Уже сквозят берёзы…

Уже сквозят берёзы,Но зеленеет куст.А поутру морозыСвой примеряют вкус.Нам первая прохладаИ в радость, и в тоску.…Осенняя баллада,Войди в мою строку!Сентябрь, 2009 года

Припадая к окну электрички…

Припадая к окну электрички,Октябрём ты румяным жила;Восторгалась поездкой привычноИ дорожных сюрпризов ждала.А сюрпризы картинно мелькали:Пылкий клён нам кивал головой,Густо ели мечтой истекали,Редкой плакала роща листвой.Так мы мчались сквозь осень больнуюК той черте, за которой весна.Вот и нынче мы радость хмельнуюПьём из чувств, как из чаши вина.Октябрь, 2008 года

Кружева развесила зима…

Кружева развесила зимаНа простуженных, сквозных деревьях.По душе нам снега кутерьма, —Эта радость в нас живёт издревле.Декабрь, 2009 года

Нам сквозь толщу слежавшихся лет…

Нам сквозь толщу слежавшихся летДостучаться до памяти сложно.В запорошенный временем следВновь ступить – никому невозможно!Октябрь, 2009 года

Клонился август к сентябрю…

Клонился август к сентябрю,Барашки по заливу плыли;За руки взявшись, на ветруМы жадно радость встречи пили.В тот день вычитывать любовьПо книге чувств мы устремились, —Не потому что жгла нас кровь:В разлуке души истомились.Как знак, приемля шелест волн,Уют кафе берегового, —Мы направляли счастья чёлнК мечте – всё дальше от былого.Август, 2008 года

Соловьиный мажорный концерт…

Соловьиный мажорный концерт.На душе, как в раю, светозарно.Я не знаю, что будет в конце, —А пока – мир во власти азарта.Льются трели светлей, чем ручей,Звуковые включая колена.Соловей по прописке ничей:Он певец бескорыстный Вселенной.Разбуди же во мне, соловей,Откровенно усталую душу;И хотя бы на время развейБеспросветно нависшую думу.Май, 2009 года

В романтическом Летнем саду…

«И опять, в романтическом Летнем саду…»

Георгий ИвановВ романтическом Летнем саду,Где вздыхали, мечтали поэты, —Я с подругой красивой иду,Расточая свои ей куплеты.Нам история смотрит в лицо,Улыбаются статуи мило.В наших взглядах любовь налицо,Что так долго в разлуке томилась.У дворца мы Петра постоим,Воскрешая угасшие встречи;И как прежде сердца озаримПоцелуями в белый наш вечер.Июнь, 2009 года

Молодая капризная страсть…

Молодая капризная страсть,Не спеши с моим сердцем венчаться.Чтобы в чьи-то объятья упасть, —До себя должен я достучаться!Октябрь, 2009 года

В Румянцевском саду дождливо…

В Румянцевском саду дождливоИ сумрачно на фоне дня.Здесь Репин, Суриков тоскливоГлядят сквозь морось на меня.Им Академия художествПродлила щедро в бронзе жизнь.Теперь творцы и в зной, и в дождикЖивут под лозунгом «Держись!».Они застыли с обелискомУ невских вод, как времена;И мы, приблизив к бюстам лица,Вдохнём тепло в их имена.Сентябрь, 2009 года

На экранах и в жизни – насилие…

На экранах и в жизни – насилие, —Таково капитала лицо.Мой народ впал от страха в бессилие —Вот и сжалось блокады кольцо!Ноябрь, 2008 года

Женщинам, которых я любил

Вы были пылкими, ранимыми;В своих грехах неповторимыми.Я нежил каждую как мог, ласкал, —И сладко вспенивал любви бокал!Январь, 2009 года

Человечьими глазами пёс…

Человечьими глазами пёсГрустно просит состраданья.У метро к асфальту он прирос —Чёрствым душам в назиданье.Нет у пса уюта и тепла:Бросил пса шальной хозяин.С ним и радость уплыла…Как спасти мне пса – не знаю!Если он, как друг, за мной пойдёт, —Я приму и обогрею.…А пока хозяина пёс ждет:Для него – он всех добрее.Апрель, 2009 года

Есть в России хваткая семья…

Есть в России хваткая семья:Сборище сквозных приспособленцев.И отец, и доки – сыновья —Ярые режимов прославленцы.Октябрь, 2009 года

На столе фруктовый натюрморт…

На столе фруктовый натюрморт,Чашки с кофе ароматным.За окном блеснул грозы аккорд,Тени мутных туч косматых.Нам с подругой дома нипочёмХмурый взгляд погоды паркой.Сладко радость мы из чашек пьёмВ ожиданьи ночи жаркойИюль, 2009 года

Я давно не живу – доживаю…

Я давно не живу – доживаю.Клонят тягостно годы к земле.С грустью чувствую, как убываю,Растворяясь в густеющей мгле.Июнь, 2009 года

Во мне живут и белорус, и русский…

Во мне живут и белорус, и русский.Приветно голос подаёт поляк.Я – славянин! А наш исток – этруски:Оттуда проистёк славянский шлях.Давно мы разбежались по квартирам,Забыв о братьях, вешаем замки.Вот почему на нас в упор мортирыНаводят огалтело чужаки.Ещё не поздно, гордые славяне,Друг другу руки дружно протянуть…Тогда и злоба недругов увянет, —И им придётся нам долги вернутьИюнь, 2009 года

С тобой вошли мы в осень грустно…

С тобой вошли мы в осень грустно.И вдруг – нам в радость весь ноябрь.Мы счастьем мерим жизни русло,Забыв, что рядом ждёт декабрь.А он по-зимнему грозитсяНаш остудить весны порыв.Но мы готовы с ним сразиться —Огнём сердец любовь прикрыв.Ноябрь, 2008 года

Вся нечисть нагло вышла в «люди»…

Вся нечисть нагло вышла в «люди» —Наш дом и флигель густо заселив.Себя так эта накипь любит, —Что смыть её способен лишь прилив.Ноябрь, 2008 года

Её цветущую недуг убил…

Светлой памяти Петербургской актрисы Анны СамохинойЕё цветущую недуг убил, —И мы растерянно поникли.Её – красавицу народ любил, —Как мы любить талант привыкли.Февраль, 2010 года

Стоял июль душистый, томный…

Стоял июль душистый, томный;Манила свежестью река.В старинном парке нас укромноСвела в тот день любви рука.Там было так неповторимоВ природе, в чувствах и страстях,Что к нам, казалось, счастье зримоПримчалось вдруг на скоростях.А наша долгая прогулкаВосторгом в душах пролилась.И билось сердце нежно, гулко,Познав в тиши соблазна власть.Июль, 2009 года

Наша деревня

Заросший двор и дом заброшенный.Вся эта пустота тоской горчит.Зачем в деревню к нам непрошеноВошёл разор, как басмачи.Где жатвы той разноголосица,Когда одной семьёй мы шли в поля.Теперь бурьян, чересполосицаНа сонных землях встали у руля.Июль, 2009 года

В этой крепости-музее…

В этой крепости-музееМы с тобой – не ротозеи!Бродим мы по ней влюблённо, —Как по храму Аполлона.Март, 2009 года

Капиталистический рай

Правит бал здесь нахально жульё,Обирая доверчивых честных.Так и варится мутный бульон,Отравляя народ повсеместно.Март, 2009 года

В Павловском парке

Густые запахи сирени.Славянки мостик кружевной.Ротонды белой акварелиИ птиц молебен неземной.А впереди – на сонном взгорьеОкругло высится дворец.И нет ни горести, ни горя —И сердце рвётся под венец.Давай же, милая подруга,В любимом парке жизнь хвалить;Привольно чувствовать друг другаИ день о щедрости молить.Июнь, 2009 года

Был он жёстким, порою жестоким…

Был он жёстким, порою жестоким —Вождь народный Иосиф стальной.Но пройдя сквозь грозу и потоки, —Он мир спас от бациллы чумной.Ноябрь, 2008 года

Ни поезд жизни, ни телега…

Ни поезд жизни, ни телегаНе довезут нас до мечты.Попутно угостят ночлегом —И сбросят где-то у черты.Сентябрь, 2008 года

Я люблю увядающих женщин…

Я люблю увядающих женщинЗа смиренье и грусть красоты.Я люблю их цветущих не меньше:Мне они греют плоть и мечты.Ноябрь, 2009 года

По-апрельски то зябко, то парко…

По-апрельски то зябко, то парко.Мы лениво по парку идём.В птичьем гомоне звонком, азартномПозывные весны узнаём.Нам наскучили зимние песни,Мы от белой устали тоски.По душе нам – весенние вестиИ зелёные в роще мазки.Вот и ты по-весеннему жадноОзираешь проснувшийся мир.Да и мне по-мальчишески жалкоПроглядеть этот сказочный миг.Апрель, 2009 года

Редеет тополь на моих глазах…

Редеет тополь на моих глазах —И мне тоскливо безнадёжно.Как будто зябко опадаю самВ объятьях осени остылой.Сентябрь, 2008 года

Ты любовалась облаками…

Ты любовалась облакамиТак откровенно и светло,Что мне подумалось: векамиКартинно небо нас влекло.Где разрывая притяженье,Непрочь мы крылья обрести;И сбросив страха наважденья,Как в дом, в мир вечности войтиСентябрь, 2008 года

Петербургский апрель

Тусклые, бледные лица.Мокрый, простудный апрель.Некогда солнцу пролиться,Кашляет глухо капель.Сумрачно в душах, в природе…Где же прозрачность весны?!В городе сумерки бродят,Нас ослепив без вины.Апрель, 2009 года

Я не жил, а присутствовал в жизни…

Я не жил, а присутствовал в жизни:С ранних лет был отравлен тоской.Я по жизни готов справить тризну, —И уйти в дальний мир на покой.Декабрь, 2008 года

Вырица – скучная станция…

Вырица – скучная станция —Даже скучней, чем дожди.Здесь не ходил – и на танцы я:Павловск нас ждал впереди.Июнь, 2009 года

Щемяще плачет небосвод…

Щемяще плачет небосвод:Там журавли грустят прощально.Тоской от хмурых тянет вод,Но листья кружатся венчально.В их невесомом куражеЛюбви проклюнулось начало.И им не боязно ужеЛететь всё дальше от причалаСентябрь, 2009 года

Сколько боли во мне и печали…

Сколько боли во мне и печалиИ по тем, кто ушёл и по тем, кто уйдет.Нас дороги с мечтою венчали,Позабыв, что в конце всех забвение ждёт.Январь, 2009 года

– Ищу Человека! – Изрёк Диоген…

– Ищу Человека! – Изрёк Диоген.И этим в веках он продлился.Какой в человеке озвучить нам ген?! —Собой, чтобы он возродился.Февраль, 2009 года

Вот и выдохлась наша любовь…

Вот и выдохлась наша любовь,Только сердце щемяще тоскует;Да звонок телефонный, как боль,Вдруг кольнёт, мой покой атакуя.Мы ушли от любви в стылой мгле,Зябко души и плечи сутуля.И никто на притихшей землеНас не встретил, рукой салютуя.А сегодня, разрыв осознав,Мы навстречу открыли движенья…Наши чувства, разлуку познав,Нас опять обрекли на сближенье.Февраль, 2009 года

Все мы – временные на земле…

Все мы – временные на земле!Не спасут ни власть, ни воля злая.Так зачем на жизни кораблеМы порой других сбить с ног желаем.Март, 2009 года

Ранние гроздья рябины…

Ранние гроздья рябиныДушу тоской обожгли.Низкие тучи убилиСветлую радость земли.Лето вздыхает прощально,Нас окропляя дождём.Милая! Верь мне: венчальноМы – и сквозь осень пройдёмАвгуст, 2009 года

Куда ни кинь, то блат, то мафия…

Куда ни кинь, то блат, то мафия.Как в жизни честному себя продлить?!Пропеть здесь мало злу анафему —Пора в себя дух Робин Гуда влить.Декабрь, 2009 года

Зябко осень вздыхает в лесу…

Зябко осень вздыхает в лесу.Вспыхнул красочно клён на опушке.Эту грустную года красуРазглядел и озвучил сам Пушкин.Но у каждого – свой листопад,И своё листопада прочтенье.В наших душах дождей перепадИ забытое неба свеченье.Только ты в позолоте тоскиИ под всхлипы ветров одичалых —Увяданью сердец вопрекиВ нас зажжёшь притяженья начало.Сентябрь, 2008 года

Нет ни томного вздоха, ни выдоха…

Нет ни томного вздоха, ни выдоха:Я своё отлюбил и отпел.Не ищу я на сцену вновь выхода —В срок со сцены сойти я успел.Апрель, 2009 года

Распушился на радостях клён…

Распушился на радостях клён,По-весеннему дышит погода.Я тобой, как мальчишка, пленёнНа пороге зелёного года.Мы дорогами стужи прошли,В зябких душах спасая желанья.А теперь нам открылись вдалиТёплых дней зоревые посланья.Наша встреча на выдохе дняЗатеряется в зарослях ночи;И земля, тишиною звеня,До утра поцелуи рассрочит.Май, 2009 года

Надоели не лица, а хари…

Надоели не лица, а хари,Что в кино и на – теле снуют.Эти якобы тоже пахали,Воровской обретая уют.Январь, 2010 года

Вся ты в белом, как лебедь…

Вся ты в белом, как лебедь.Грациозна как он.Что дождей нам молебен,Журавлей перезвон?!Мы и в лето, и в осеньЗнаем цену любви.У времён мы не просимОткровений крови.Наши чувства – в кипенье,Как морская вода.Мы своим нетерпеньемУкротим холода.Сентябрь, 2009 года

Опять в сквозном, простудном сквере…

Опять в сквозном, простудном сквереДуша потерянно грустит.Уже закрыты в лето двериИ мир дождями шелестит.Как в этой осени остылойНайти спасительно себя?!Уйти от хмурости постылой, —Тебя в тебе прочесть любя.Октябрь, 2008 года

Проза

Николай Коняев

Аввакум

(пьеса)

События пьесы разворачиваются в Москве летом 1664 года после возвращения протопопа Аввакума из сибирской ссылки.

В пьесе действуют следующие исторические лица:

Протопоп Аввакум. Один из вождей раскола. Гениальный русский писатель.

Федосья Прокопьевна Морозова. Одна из первых красавиц России. В семнадцать лет вышла замуж за боярина Глеба Ивановича Морозова. После смерти мужа Федосья Прокопьевна становится владелицей третьего по величине состояния в стране. Ей всего 32 года…

Фёдор Михайлович Ртищев. Приближенный царя Алексея Михайловича. Ведает Приказом Большого дворца. Ему 38 лет. Он образован, владеет многими языками. Родственник боярыни Морозовой.

Настасья Марковна Петрова. Дочь деревенского кузнеца. В четырнадцать лет вышла замуж за Аввакума. Прошла с ним всю сибирскую ссылку. Сейчас ей 41 год.

Афанасий Филиппович Пашков. Енисейский воевода. Смелый, талантливый и жестокий организатор. В 1655 году возглавил экспедицию землепроходцев на Амур. Многое сделал для освоения Приамурья.

Симеон Полоцкий. Принял монашество в 1655 году. Тогда же познакомился с царём Алексеем Михайловичем. Когда поляки осадили Полоцк, перебрался на жительство в Москву. Ему 35 лет. Поэт. Связан с тайным сыском – официально обучает латинскому языку подьячих Приказа тайных дел.

Фёдор. Юродивый. Духовный сын Аввакума. 23 года.

Монашек

Дом боярыни Морозовой.

Комната. Здесь квартирует со своей семьёй Аввакум. Огромная печь. В углу иконы. Возле стены на цепи – Фёдор. Сейчас он спит, но спит беспокойно. На лавке возле небольшого окна две женщины – боярыня Морозова и Настасья Марковна – жена Аввакума.

ФЁДОР (во сне). Ямина… Всем ямина чёрная вырыта! (Всхлипывает.) А слизко-то там, мокреть…

Морозова и Настасья Марковна крестятся.

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Ишь… Беси и во сне мучают…

МОРОЗОВА. Сил нету глядеть… (вздыхает). Протопопа-то слушает?

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Слушает… Аввакумушко и кормит его сам. Не пускает других к себе Федя… Кусается.

МОРОЗОВА (набожно поднимает вверх глаза). Святой человек протопоп…

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Да, горюн… Столько в этой Сибири горюшка хватили, что и на пол-Москвы мало бы не было…

МОРОЗОВА (наставительно). Горя везде хватает. У меня Бог супруга прибрал, да я и то не жалуюсь… Христос терпел и нам велел.

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Не ропщу я. Беда придет, так перебедуешь её… Вот когда только сердцем беду слышишь – это самое страшное и есть. Сегодня столкнулась со зверем-то даурским на улице, так сердце сразу и обмерло.

МОРОЗОВА. С каким зверем?!

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Да с Пашковым, с воеводой… Сама не помню, как до дому добрела…

МОРОЗОВА. Нашла пугаться кого… Москва тебе, матушка, не Сибирь, чтобы таково воеводы бояться. Здесь и поглавнее Пашкова люди живут. Живо вашему зверю окорот дадут.

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Ой, госпожа наша, боярыня… Так-то оно так, да всё равно страшно ведь. Двух дитёночков он у меня заморозил – Корнелия и меньшого самого… Выгнал нас в лес и неделю мы, горемышные, под сосной мёрзли. Как увидела сегодня Пашкова, так снова тем холодом на меня пахнуло.

МОРОЗОВА (зевая). Не бойся… К протопопу сейчас и царь милостив, укоротят твоего воеводу.

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА (крестится). Дай-то бог… Столько уж милости отовсюду, что и глазам не верится. Царь по приезду десять рублей Аввакуму пожаловал, да царица столько же. А Федор Михайлович Ртищев, тот и шестьдесят в шапку протопопу сунул…

МОРОЗОВА. Ишь он какой стал, Федя-то… Скоро всё имение нуждающимся раздаст, сам побираться пойдёт…

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Да уж как не добрый… Дай бог ему здоровья… Кабы не он да не ты, боярыня, так и не знать бы, как жить-то повадиться… (Утирает слезинку.) В Сибири, и коровёнку держали, да и протопоп иной раз на речку сбродит-принесёт чего… А в Москве за всё деньги выложи. Боровичков вот недавно на зиму запасла… Тыщу всего и взяла, а полтора рубля заломили. Я мужику говорю, крест-то на тебе есть? Ведь и корова столько денег не стоит! А он смеется только. Это тебе, отвечает, не в деревне, матушка. Это Москва, говорит. Не хочешь брать али денег нет, без грибов сиди. Что делать было, отдала полтора рубли.

МОРОЗОВА, (поджимая губы) А глупство своё и показала… Што тебе, в моём дому еды не хватает? Глеб Иванович, чай, меня с сиротою не голыми оставил…

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Глупая, конечно… (Закрывает лицо платком, плачет.) Да ведь стыдно, стыдно, госпожа боярыня, как. При живом кормильце в приживальщиках жить! Десять ведь лет, горькие, маемся… В дому-то уже и разучились толком жить. Всё на санях, словно цыганы какие. Не себя, госпожа боярыня, жалко – детей… За што они-то бедные мучаются? Сыновья оба уже подросли, в ученье бы их пристроить или к ремеслу какому. Дочерей трое… Старшой, Огрофене, девятнадцатый год пошёл, а всё в девках мыкается… (Отнимает платок от лица. Тяжело вздыхает.) Уж скорее бы Аввакумушко к месту какому пристроился…

МОРОЗОВА. А што, не хлопотал ещё?

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Да ведь сулили место, как же без места-то.

МОРОЗОВА. В которой церкве? Хорошо каб ко двору моему поближе была…

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Да вроде не в церкву протопопа ладят. Обещали ему место книжного справщика дать…

МОРОЗОВА (зевает и крестится). Даст Бог, и наладится всё. В вечной жизни за все наши муки награда будет… (Смотрит в окошко.) А эт-та ещё что?! Кто эт-та припёрся!

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Воевода!!! (Бросается на колени перед иконами.) Господи Боже, заступися за нас грешных! Богородица, помогай нам, не выдай деточек, милостливица…

МОРОЗОВА. Нашла об чём Бога просить… Пойду, скажу людям, штобы со двора вытолкали! Ищь он какую в Даурах волю взял – на мой двор вломиться посмел! (Выходит.)

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА (истово крестится). Господи всемогущий! Оборони от убивца окаянного! Ребёночков он погубил у меня. Корнеюшку моего ненаглядного. (Бьётся головой об пол.)

Гремя цепью, вскакивает с пола Фёдор. Расширившимися зрачками смотрит куда-то мимо окна, мима икон – в тёмный и паутинный запечный угол.

ФЁДОР. Вижу-у! Всех вижу-у! Никого нет! А кругом-то болоты горят… Едости-то!!! До дна прогорают наскрозь! До сама-ага того света-а!

Настасья Марковна испуганно оборачивается к нему. Крестится, как бы защищаясь, но вид Фёдора так жуток, что она с криком: «Беси! Беси-и!» – бросается к двери и здесь сталкивается с протопопом.

АВВАКУМ. Марковна! (Поворачивается к вошедшему следом за ним Полоцкому) Это Федя её напугал…

Подходит к замершему, как изваяние, Фёдору и крестит его, а потом обнимает, пытаясь усадить на лавку. Со стороны кажется, что он борется с Фёдором.

АВВАКУМ. Ну, выдь! Выдь!!! Кому говорю?! Выдь, тебе говорят! Слободи человека!

Фёдор вдруг обмякает, обвисает на Аввакуме. Протопоп бережно укладывает его на лавку. Садится рядом, утирает рукавом пот со лба.

АВВАКУМ. Ишь, как беси его крепко держат… (Встаёт, достаёт из-за икон пузырек со святой водой, брызгает ею на Фёдора, разбрызгивает воду по углам.) Кыш! Кыш! Нету вам тут поживы, криворогие!

Пока Аввакум хлопочет, изгоняя из комнаты беса, Полоцкий проходит к свободной лавке и садится на неё, вытянув вперёд ноги. Второй монашек, вошедший следом за Полоцким, ведёт себя более скромно, более по-монашески. Становится на колени перед иконами и начинает молиться.

ПОЛОЦКИЙ. Врачуешь помаленьку, протопоп? Никон тоже врачевать стал… Письмецо недавно царю прислал, не слышал? Дескать, отнято у него патриаршество, зато дар врачевателя ниспослан. А в конце укоряет царя, что он клубнички ему к столу позабыл послать…

АВВАКУМ (убирает пузырёк за иконы. Ворчливо). Отступник бесем лечит, а я от беся… (Садится на лавку рядом с Фёдором.) Сколько я. уже ослободил народу от беся, что, почитай, поболе рожоных деток будет. А с первым намучался… Променял тогда мне брат на лошадь книгу Ефрема Сирина, а вечером бесь и схватил брата. Я уж и святой водою кропил его, и молитвы над ним стонал – насилу выжил. Дак ведь никуды не ушёл. Сел на окошко и сидит, хорошо, брат на него перстом указал. Согнал я его с окошка, а он – в жерновой угол. Там святой водой покропил – бесь в печи притаился. Так до ночи и гонялся за ним… От, грешные мы люди… (Вздыхает.) Ну, ладно… Говори, Симеон, какая у тебя ко мне надобность? Недосуг мне лясы-то точить. Пора уже к Ртищеву идти – с отступниками браниться.

ПОЛОЦКИЙ. Всё-то тебе недосуг, протопоп… А ты попробуй: не торопись никуда. Погляди: лепота-то какая вокруг! Утром выйдешь на огород – Господи! – колокола звонят, пташки заливаются… На Кремль глянешь, а там царь-батюшка живёт… Благодать ведь!

АВВАКУМ (хмуро). Ни к чему мне здешних птах слушать. Там-то, небось, где дом для меня выстроен, ещё слаще птицы поют.

ПОЛОЦКИЙ. Там?.. Где там, протопоп?

АВВАКУМ. Там… Где уж не знаю доведётся ли нам снова встретиться…

ПОЛОЦКИЙ. Протопоп-протопоп… Ты равно дитё малое, хоть и на пятый десяток пошёл. Да озирнись ты вокруг, погляди, что вокруг делается. Царёва власть во все концы света, во всякия страны сияет. Уже и Сибирь до самого дальнего моря свет этот узрела. Уже и Украина этому свету поклонилась. Никон слепой не заметил его, вздумал царёвой власти перечить – вот и сидит теперь усмирённый и о патриаршестве своём слёзы льёт.

АВВАКУМ. Кабы царь хотел быть добрым, так давно бы уже отступника этого на высоком дереве повесил.

ПОЛОЦКИЙ. Кто о чём, а ты о своём, протопоп… Да надо будет царю и нас с тобою повесит. Да ладно. Я ведь с тобой о деле потолковать пришёл… (Помедлив.) Слышал, Лукьян-то, духовник царский, – слабый стал…

АВВАКУМ. Чего ещё стряслось с ним? Вечер бранился со мною у Ртищева как леший какой…

ПОЛОЦКИЙ, (коротко смеётся) Простоват ты ещё, протопоп. (Наклоняется к Аввакуму) Царь недоволен Лукьяном…

АВВАКУМ. Эко, диво! Да чего ж это довольным быть, если Лукьян и во дворце ересь завёл!

ПОЛОЦКИЙ (недовольно морщится). А вчера Государь тебя, протопоп, поминал… (Прищурившись, смотрит на Аввакума. Затем встаёт. Торжественно.) Тебя, Аввакум, желает Царь всея Руси в духовники!

АВВАКУМ. Меня?!

ПОЛОЦКИЙ. Тебя, протопоп. Тебя… Но что же ты молчишь? Али не рад?

АВВАКУМ (задумчиво). Великое дело – великой силы требует. Не знаю: достанет ли у меня сил такой крест взять…

ПОЛОЦКИЙ. Достанет, протопоп. Достанет. Не сомневайся. Ты только подумай, какое перед тобой поле открывается! Какая луговина духовная!

АВВАКУМ. Поля воистину обширные… Дурной травой поля наши позарастали, давно хозяйской руки не слышали…

Входит в комнату Морозова. Она не ожидала застать здесь Полоцкого и вошла просто, по-домашнему. Но смущение её длится только мгновение. Сразу же надменно поднимает она голову.