bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

Между тем в Херсоне подвизалось много разных партий, члены которых готовы были горло перегрызть друг другу, доказывая, что именно они-то и есть единственные подлинные революционеры.

Многие херсонские мальчишки приписывали себя к эсерам. Каждому льстило называться революционером, да еще и социалистом. Лешка не очень-то разбирался в партийных программах. Он отрицательно относился к эсерам главным образом потому, что так к ним относились большевики. Но в глубине души Лешка и эсерам не мог отказать в революционности: слишком уж бойко выступали они на митингах.

И вот оказывалось, что эсеровский прихвостень — Марков — работает на немцев!

Следовало бы хорошенько подумать, посоветоваться со знающими людьми… Но сейчас Лешка твердо знал одно: кем бы ни был Марков, он — враг, он предает людей, проливающих кровь за революцию. И этого нельзя допустить!

Когда минут через пятнадцать после встречи на лестнице Марков вышел из штаба, Лешка сидел на каменной тумбе возле ворот и перочинным ножом строгал палку. Он был без винтовки, револьвер висел под шинелью.

— Ты здесь? — сказал Марков. — Знаешь, я решил не ждать. Начальство, говорят, не скоро придет. Лучше еще раз зайти. Тебе, конечно, большое спасибо, теперь-то я хотя бы знаю, к кому обращаться…

Он принялся с жаром благодарить Лешку за участие, пустился в рассуждения о том, что старые гимназические товарищи должны помогать друг другу, особенно в такое трудное время… В глазах у него Лешка разглядел колючие смешливые искорки.

— Так я позже зайду… А может быть, завтра.

Лешка равнодушно пожал плечами.

— Ну, пока, спасибо тебе! Хороший ты парень!

— Ничего, не стоит, — сказал Лешка.

Дойдя до угла, Марков еще раз обернулся. Он даже помахал Лешке рукой.

«Доволен, — подумал Лешка, — обманул меня!»

Наклонившись, он сосредоточенно выстругивал набалдашник у палки. Марков свернул за угол, а спустя несколько секунд улицу в конце квартала зигзагом перебежал Пантюшка. На углу подождал немного и исчез. Тогда Лешка вскочил, сунул ножик в карман и, забыв про палку, помчался вслед за ним.

Человек в шинели

Марков встретился с человеком во фронтовой шинели под извозчичьим навесом большого каменного дома. То, что он передал ему, издали казалось аккуратно свернутой черной тряпицей. Обменявшись несколькими словами, они разошлись. Марков пошел прямо, незнакомец направился в противоположную сторону.

Возле запертых ворот одного из дворов, на сваленных грудой темных от времени бревнах сидели два паренька: один — гимназист-старшеклассник, другой из подмастерьев, в черной куртке и большом картузе. Гимназист вертел в воздухе монету. Паренек в куртке с любопытством посмотрел на незнакомца. Тот закашлялся, прикрываясь ладонью.

— Смотри сюда! — закричал гимназист. — Орел или решка?

Мальчишки наклонились над упавшей монетой. Забыв, казалось, обо всем на свете, они играли в орлянку. Незнакомец не спеша прошел мимо них.

Когда он был достаточно далеко, Лешка свирепо зашипел:

— Что ты вылупился на него! Завалить все хочешь?

— Леш, я этого типа где-то видел! Морда знакомая…

— Где ты его видел?

Пантюшка запустил пятерню под картуз и несколько секунд с такой силой тер голову, точно хотел выдавить из нее воспоминание.

— Убей меня бог, забыл!

— Беги за Марковым, — приказал Лешка, — последи, куда он пойдет, а я за этим. Потом в штабе встретимся…

И они расстались.

Человек во фронтовой шинели долго кружил по городу. Он шел неторопливо, с развальцем, походкой незанятого человека, время от времени останавливался возле рекламных тумб, с которых свисали клочья старых плакатов, и искоса поглядывал назад. Если впереди появлялись прохожие, он загодя переходил на другую сторону улицы.

Возле одной из улиц, куда свернул незнакомец, находился проходной двор. Пробежав через него, можно было срезать угол. Лешка так и сделал. Он перелез через забор, миновал какие-то амбары и выбрался к воротам. Встав за ними, Лешка припал к узкой щели над ржавой чугунной петлей.

Прошло с полминуты, и он снова увидел человека в шинели. Тот быстро шел по противоположному тротуару. Поравнявшись с воротами, за которыми притаился Лешка, он вдруг сделал шаг в сторону и прижался к стене за выступом одного из домов.

«Что такое?» — подумал Лешка, удивленный и испуганный непонятными действиями незнакомца.

Теперь он мог хорошо разглядеть его гладкое вытянутое лицо, на котором самым приметным был рот — прямой и безгубый…

Выждав минуту или две, незнакомец вышел из своего укрытия и осмотрелся. Опасаясь слежки, он явно хотел перехитрить своего возможного преследователя. Если бы Лешка шел за ним, они сейчас наверняка столкнулись бы лицом к лицу. Ловко!

Наука пошла Лешке впрок. Незнакомец еще несколько раз повторил свой маневр. Иногда он заходил в подворотни и подолгу задерживался там. Лешка терпеливо ждал, стоя в каком-нибудь подъезде. Зная, что поблизости нет проходных дворов, он не боялся, что незнакомец скроется. Он чувствовал себя охотником, преследующим зверя. Это было похоже на игру, и в то же время чем больше хитрил незнакомец, тем глубже Лешка проникался сознанием важности происходящего…

Поплутав по переулкам, человек в шинели вышел на Потемкинский бульвар и задержался около памятника Потемкину, осматривая бульвар. Лешка спрятался за деревянной лавчонкой, стоявшей на перекрестке. Когда он выглянул, человек был уже в конце улицы. Видимо, уверенный в своей безопасности, он спокойно вышел на Лютеранскую и скрылся за чугунными воротами нарядного белого особняка, принадлежавшего иностранному вице-консульству.

Теперь можно было возвращаться в штаб, но, подумав, Лешка решил, что этого делать не следует. Марков что-то передал иностранцу, должно быть, шпионские сведения. А зачем они тому? Для немцев? Тогда, значит, или он сам понесет их, или пошлет кого-нибудь… Правильней всего было никуда не уходить и посмотреть, что будет дальше…

С другой стороны, болтаться здесь одному тоже не улыбалось Лешке. День уже кончился. Сизые дымчатые сумерки затянули город. Ветер улегся, стояла полная тишина, не нарушаемая даже привычным орудийным гулом: немцы по ночам не воевали.

Лешка осторожно обошел особняк. Что делать? Где пристроиться?

У особняка было два подъезда: один парадный — на Лютеранской, другой сзади, выходивший в небольшой сад. Лешка решил наблюдать за тем подъездом, который позади дома: и место здесь укромное, да и незнакомец, кажется, свернул именно сюда.

Пока Лешка колебался и ходил вокруг особняка, ему в голову пришла мысль, еще больше укрепившая его в намерении никуда отсюда не уходить. Он подумал, что, если сведения, полученные Марковым, попадут к немцам, в том будет и его, Лешкина, вина. Ведь это он сам, желая убедиться в предательстве Маркова, помог ему встретиться с фон Гревенец! А сведения, должно быть, важные: недаром этот иностранец в них заинтересован.

Позади вице-консульства, между деревьями, стояла полусгнившая сторожевая будка. Лешка удобно устроился в ней и через круглое окошко принялся следить за особняком.

Он ждал долго, может быть, полчаса, а может быть, и час. Сумерки сгустились. Когда стало совсем темно, Лешка заметил, что окна особняка чуть-чуть краснеют: за плотными шторами горел свет.

Устав ждать, Лешка решил взглянуть на парадный подъезд. На всякий случай он переложил револьвер из кобуры в карман шинели и, прячась за голыми кустами акации, пробрался на Лютеранскую. Парадный подъезд был заперт. Когда Лешка решил возвратиться на прежнее место, от дома на противоположной стороне отделилась темная фигура с винтовкой и направилась прямо к нему. Лешка прыгнул в сторону, не зная — бежать или защищаться…

— Это ты, Леш? — спросила фигура Пантюшкиным голосом.

Лешка чуть не вскрикнул от радости:

— Я, я это!

— Куда ты запропастился? Я уже час здесь околачиваюсь!

— Ша! Иди за мной! — сказал Лешка.

Он привел друга в сторожевую будку и с пристрастием допросил, как тот очутился на Лютеранской. Пантюшка следовал за Марковым до Виттовской улицы. Всю дорогу он не переставал думать, где доводилось ему встречать подозрительного незнакомца во фронтовой шинели.

Думал-думал и в конце концов вспомнил: Спортинг-клуб, теннисные корты, фон Гревенец с голыми ногами и ее партнер — узколицый, сдержанный в движениях иностранец, перед которым заискивал даже такой всемогущий, в Пантюшкином представлении, человек, как хозяин Спортинг-клуба.

Вице-консул Бодуэн — вот кто был недавний собеседник Маркова!

Каким бы неожиданным и неправдоподобным ни казалось это открытие, Пантюшка все-таки ни секунды не сомневался в том, что он не ошибся. К тому же после встречи с дочерью губернатора в штабе фронтовиков Пантюшка решил ничему на свете больше не удивляться…

На Виттовской Марков вошел в дом номер пять.

— Он там живет, я знаю, — сказал Лешка.

Потом Пантюшка вернулся в штаб. Лешки не было, Силин еще не приезжал с передовой, фон Гревенец по-прежнему сидела на своем месте: Пантюшка видел ее сквозь замочную скважину. Слоняться по штабу без дела было невмоготу, и Пантюшка отправился к вице-консульству искать друга.

— Я уж думал, не пришиб ли он тебя.

Лешка объяснил ему, почему решил остаться здесь.

— Иди к тому подъезду, — сказал он, — и смотри в оба. В случае чего беги ко мне, что-нибудь сообразим.

Пантюшке уходить не хотелось.

— На кой ляд, — сказал он, — только время зря теряем. Лучше уж эту фон Гревенец сторожить…

— Иди, говорят тебе! — рассердился Лешка. — Не понимаешь, что ли? Марков ему какие-то сведения передал! Если упустим, Силин по головке не погладит!

Пантюшка поворчал что-то себе под нос, помешкал и выскользнул из будки. Почти тотчас же он ворвался обратно и хрипло шепнул:

— Там кто-то ходит, Леш!..

Они замерли прислушиваясь.

Было тихо, как в погребе. И вот Лешка различил осторожные шаги по влажной от весенней сырости земле. Шаги отдалились, стихли, потом раздались снова.

Прямо перед будкой под деревом остановился человек. В темноте можно было различить только, что он невысок и плотен. Человек медленно осмотрелся и, оторвавшись от дерева, направился к дому. До ребят донесся прерывистый стук, отворилась дверь, и снова все стихло.

— Видал? — выговорил Пантюшка.

— Слушай, — зашептал Лешка, — беги в штаб! Может быть, Силин уже там… Если нет его, расскажи все Попову или кому хочешь. Пусть идут сюда, только скорей… Я здесь подожду. Только быстро, Паня, миленький!..

Пантюшка больше не возражал…

Оставшись один, Лешка достал револьвер и для верности взвел курок. Потом он выбрался из будки и встал за кустами акации на таком расстоянии от дома, чтобы можно было различить дверь. Сердце его лихорадочно отстукивало мгновения, а они тянулись, тянулись нескончаемо, и он потерял им счет. Сейчас он мечтал об одном: только бы Пантюшка успел кого-нибудь привести до того, как человек появится снова!..

Получилось, однако, иначе.

…Загремел засов, дверь отворилась, выпустив уже знакомую низкорослую фигуру, и сразу же захлопнулась. Человек быстро пошел через сад. Когда он поравнялся с Лешкой, тот выскочил из-за кустов и крикнул высоким срывающимся голосом:

— Стой! Руки вверх!

Человек присел от неожиданности и черным комком метнулся к стоявшим купой деревьям.

— Стой! — закричал Лешка. — Стой! Буду стрелять!

Тотчас же впереди блеснуло, пуля, просвистев, обломила веточку в кустах. Тогда Лешка начал стрелять в темноту, туда, где скрылся шпион. Он трижды нажал тугой спуск. Ответных выстрелов не было. Лешка подождал немного (ведь могло случиться, что он попал) и двинулся вперед…

За деревьями он увидел пролом в ограде, через который ушел враг. Лешка выскочил на улицу. Далеко, в конце квартала, ему почудилось какое-то движение, он выстрелил наугад, крикнул «Стой!» — и в это же мгновение услышал сзади, в саду, топот.

— Лешка! — зазвенел голос Пантюшки. — Лешка, где ты?!

— Сюда! — позвал Лешка. — Сюда, ко мне!

В проломе показался Пантюшка, за ним Силин, потом полезли фронтовики — здесь было человек восемь. Среди них Лешка узнал Попова в штатском пальто.

— Где он? — задыхаясь, спросил Силин.

— Не знаю… Сюда выскочил! — чуть не плача, ответил Лешка. — Кажется, вон там…

Они бросились вдоль улицы. На перекрестке Силин приказал:

— Ващенко, Зуев, Макарычев и ты, — он ткнул в Лешку, — направо. Остальные за мной!..

Они перебежали улицу до конца и никого не увидели. Возвращаясь, заходили во все дворы, обшаривали каждый уголок. Лешка до крови искусал губы. Дурак! Безмозглый дурак! Упустил шпиона! Почему не стрелял сразу, из-за кустов! Ума не хватило?

Возле вице-консульства их уже поджидали.

— Нету? — спросил Силин.

— Немае, — отозвался Ващенко, — сбег, собака!

Силин смачно выругался. Лешка сейчас предпочел бы быть убитым. Он чувствовал себя ответственным за все…

Попов отвел Силина в сторону, и они стали вполголоса совещаться. Потом подозвали Лешку и подробно расспросили, как он выследил незнакомца и каков тот из себя. Лешка, как мог, описал его внешность.

— Точно, — сказал Попов, — сам господин Бодуэн собственной персоной! Ну что будем делать, Петро?

— Что делать! — угрюмо пробасил Силин. — Как говоришь, так и сделаем…

У обоих подъездов вице-консульства Силин поставил по человеку. Остальным велел идти за ним.

Они поднялись на парадное крыльцо особняка и постучали. Долго никто не отзывался. Особняк точно вымер.

— Ломать, что ли? — неуверенно проговорил Силин.

— Погоди! — Попов сильно ударил в дверь рукояткой нагана.

Наконец в доме послышались шаги, спросили:

— Кто там?

— Революционная власть Херсона! — ответил Попов. — Отворите!

— Что вам надо?

— Обследование…

— Приходите днем. Сейчас все спят.

— Немедленно отворите! Иначе буду вынужден применить силу!

Из-за двери донеслись шелест, бормотание. Заскрипел засов.

Попов и Силин вошли в вестибюль. Перед белой мраморной лестницей стоял щуплый старикашка с бронзовым подсвечником в руке. Пять зажженных свечей ярко освещали его тщедушную фигуру в вязаной кофте.

— Кто вы такой? — спросил Попов.

— Я эконом вице-консульства… — Голос старика дребезжал от испуга. — Вы ведь, должно быть, знаете, что этот дом не принадлежит России? Здесь иностранная территория…

— Нам надо видеть господина Бодуэна, — вместо ответа оказал Попов.

— Это невозможно, господа. Вице-консул спит…

— Разбудите его!

— Что вы, что вы! — замахал рукой старик. — Господин Бодуэн — представитель европейской державы. Вы не имеете права… то есть вы не должны врываться сюда! Это дипломатический скандал!

Тут, не выдержав, рявкнул Ващенко:

— Що ты юлышь! Буди, колысь говорять!

От его громового рыка старик весь сжался и стал похож на тощий сморщенный кулачок. Свечи в его руке задрожали, разбрасывая по стенам короткие отблески.

— Господа, господа… Вы не понимаете, что творите!

— Не кричи, Ващенко, — сказал Попов. — А вы идите к своему хозяину и доложите, что его вызывают представители Совета пяти. О скандале не заботьтесь: это наша ответственность.

— Как угодно… как угодно… — разводя руками, забормотал старик и поспешно зашаркал по лестнице.

Подсвечник он поставил на широкую балюстраду лестничной площадки и скрылся за высокой дубовой дверью с витыми блестящими ручками.

Лешка никогда еще не бывал в таком доме. Здесь и стены, и даже пол в разноцветных шашках были мраморные. По сторонам от двери возвышались какие-то статуи, покрытые чехлами. Большое чучело медведя держало на вытянутых лапах широкое блюдо с чашей из зеленого камня. Голые младенцы со стрекозиными крылышками летали по потолку…

И среди всего этого великолепия молча стояли люди в пропахших потом, махоркой и дымом шинелях, угрюмые люди, державшие власть в городе.

— Зря мы его одного отпустили, — недовольно проговорил Силин. — Сразу надо было идти — и никаких!

— Нельзя, Петро, — урезонивал его Попов. — Как-никак дипломатическое лицо!

— Плевал я на это лицо! — сказал Ващенко и действительно сплюнул в угол. — Злыдень, и все!

— Ну, ну!..

Дубовая дверь отворилась, вышел высокий человек в длинном, до пят, шелковом стеганом халате. Кисти плетеного кушака свисали до самых его колен. Лицо у человека было гладкое, неподвижное, с памятным Лешке безгубым ртом. За ним показался старикашка.

— Господин Бодуэн вас слушает, — сказал он.

Попов обернулся к Лешке:

— Это тот самый?

Лешка кивнул головой:

— Он…

Бодуэн тоже взглянул на Лешку и слегка прищурился, точно вспоминая, где он его видел.

Попов подошел к иностранцу, держа наган в опущенной руке.

— Я — член Совета пяти, — сказал он. — Мы должны осмотреть ваш дом.

Эконом быстро залопотал не по-русски, переводя его слова. Бодуэн что-то отрывисто проговорил, и старик перевел:

— Господин Бодуэн выражает протест против ваших действий. Он спрашивает господина — не имею удовольствия знать фамилии, — известно ли ему, что такое экстерриториальность?

Незнакомое слово смутило всех, кроме Попова, который в прошлом был студентом.

— Господин Бодуэн, — насмешливо оказал он, — по-видимому, недавно разучился разговаривать по-русски? Это, впрочем, не играет роли. Да, мы имеем представление… Экстерриториальность обеспечивает неприкосновенность дипломатическому представителю, но не тем злоумышленникам, которых он покрывает… Только что мы схватили немецкого шпиона, вышедшего из вашего дома…

Пантюшка дернул Лешку за рукав: что он говорит?.. Лешка сжал зубы и отпихнул его локтем. Это не укрылось от внимания Бодуэна. Тонкая прямая щель его рта чуть-чуть растянулась.

— У нас есть основания предполагать, — продолжал Попов, — что здесь скрывается еще кто-то. Ввиду осадного положения Херсона, мы должны подвергнуть дом обыску.

Старичок быстро переводил. Выслушав ответ своего хозяина, он сказал:

— Господин Бодуэн предупреждает вас, что, если будет нарушена неприкосновенность дипломатического жилища, он обратится к своему правительству.

Попов нетерпеливо тряхнул головой:

— Это его право! — И он обернулся к своим: — Ващенко, ты, пожалуй, побудь здесь. Петро и Зуев, пошли!

Бодуэн быстро что-то сказал эконому, и тот юркнул в дверь. Сам он остался на месте, загораживая собой вход. Попов подошел к нему вплотную:

— Разрешите пройти!

Тот не пошевелился.

— Разрешите пройти, говорю! — повторил Попов, и голос его зазвучал угрожающе.

По-прежнему держа руки за спиной, Бодуэн отступил на шаг к двери и вдруг заговорил по-русски, медленно, четко выговаривая каждый слог:

— Именем великой державы, которую я имею честь здесь представлять, я категорически возражаю против врывательства в принадлежащий ей дом!

— Ага! — усмехнулся Попов. — Вы вспомнили русский язык! Вы, по-видимому, хорошо знаете и немецкий, если так легко понимаете немецких шпионов… Хватит болтать: посторонитесь, уважаемый!

— Я еще раз повторяю… — начал было Бодуэн.

Он не успел договорить. На улице раздались крики, топот, хлестнули выстрелы. Попов резко обернулся:

— Что там такое?

Силин сделал ему знак остаться на месте и вышел на крыльцо. Лешка и Пантюшка выскочили тоже.

В темноте недалеко от дома лежал человек. Другой наклонился над ним.

— Что случилось? — крикнул Силин.

— Товарищ Силин, — выпрямившись, сказал фронтовик, остававшийся возле дома на карауле, — этот из окна сиганул. Я шумнул: «Стой!» А он стреляет. Пришлось и мне.

— Убил?

— Кажись, есть немного…

Силин подошел ближе и зажег спичку.

На булыжной мостовой, откинув руку с пистолетом, лежал человек в короткой рваной поддевке. Огонек спички отразился в его открытых глазах. Плоская кепчонка отлетела в сторону, обнажив лысый череп. Силин расстегнул поддевку, под ней оказался немецкий френч. Тщательно обыскав убитого, Силин, с помощью ребят, стащил с него сапоги и обшарил ноги. В шерстяном носке он нашел пачку бумажек…

Затем они вернулись в дом.

— Из окна выскочил вооруженный человек, — сказал Силин Попову.

Тот обернулся к Бодуэну:

— Ну что вы на это скажете?

Бодуэн не ответил. Он здорово умел владеть собой, этот иностранец: на его бритом лице не дрогнул ни один мускул.

— Так… — проговорил Попов.

Решительно отстранив Бодуэна плечом, он вместе с Силиным и Зуевым вошел во внутренние комнаты особняка…

Все молчали. Бодуэн, прислонившись к косяку, стоял неподвижно, вздернув острый подбородок.

Когда Попов с фронтовиками вернулись, каждый из них нес на плечах новенькие винтовки. Попов задержался перед Бодуэном.

— Найденное у вас оружие русского образца мы конфискуем, — сказал он. — Завтра вам будет предоставлена возможность уехать из Херсона.

Бодуэн не ответил, глядя мимо него. Попов сбежал по лестнице:

— Все. Можно идти.

Знакомство продолжается

Вернувшись в штаб, Силин первым делом осведомился у часового, не выходил ли кто-нибудь из гостиницы. Часовой сказал, что он никого не выпускал, кроме ординарцев, и что штабных на месте нет никого, кроме Киренко.

— Ващенко, распорядись насчет винтовок, — сказал Силин, — а вы, ребята, идите с нами.

Они вчетвером поднялись на второй этаж. В канцелярии было светло: горело несколько фонарей на стенах. Писаря спали, уронив головы на стол. Двое фронтовиков дымили цигарками возле двери — это были часовые, оставленные здесь Силиным, когда он уходил с Пантюшкой.

Со своего места встала машинистка.

— Товарищ Попов, — заговорила она требовательным, обиженным тоном. — Я не понимаю, почему со мной так обращаются! Эти люди не выпускают меня из помещения. Я ведь в конце концов не военнослужащая! Уже ночь, имею я право отдохнуть?

— Сейчас разберемся, — ответил Попов, искоса взглянув на нее.

Вместе с Силиным он скрылся в комнате Совета. Ребята остались в канцелярии.

Лешка смотрел на машинистку и думал: вот из-за этой женщины погибли Костюков и Пахря…

Было что-то болезненное, нечистое в ее белом лице, в бегающих глазах, полуприкрытых тонкой лиловой кожицей век, в каждом ее движении, нервном и порывистом. Присев к столу, она вытягивала шею, прислушиваясь к неразборчивому гулу голосов за стеной.

Голоса стали громче, еще громче… Проснулись писаря.

Дверь распахнулась, и на пороге появился огромный, встрепанный Киренко. Силин и Попов попытались удержать его. Но Киренко вырвался и, грузно ступая, так, что в фонарях затрепетали огоньки, подошел к столу машинистки.

— Вот эта?! — хрипло спросил он. — Вот эта самая?

Женщина вскочила. Лицо ее стало покрываться прозрачной пергаментной желтизной. Киренко смотрел на нее в упор.

— Это ты… Костюкова загубила?.. — придыхая на каждом слове, проговорил он.

— Что он говорит?! Я не понимаю… — забормотала она, жалко и растерянно оглядываясь на Силина и Попова.

— Не понимаешь?! А!.. — И Киренко начал обрывать застежку на кобуре.

— Что вы делаете! — Женщина отшатнулась к стене, расширенными глазами следя за его пальцами.

— Стой, Павло! — Силин схватил Киренко за руку. — Поговорить надо!

— Пусти! — хрипел тот. — Пусти! Раздавлю гадину!

С помощью Попова и часовых Силину удалось оттеснить его к двери.

— Ну, вам теперь все ясно? — спросил Попов у машинистки.

Она с трудом проговорила:

— Я ничего… не… понимаю…

— Ах, вы еще не понимаете, мадам, или как вас там… фон Гревенец!

У женщины дрогнули плечи. Точно защищаясь, она вытянула перед собой узкие ладони:

— Что вы! Что вы! Это ложь!

— Ложь, говорите? А это тоже ложь? — И Попов помахал измятым листом копировальной бумаги. — Узнаете? — Он поднял копировку на свет и медленно прочитал: — «Командиру революционного отряда севастопольских матросов товарищу Мокроусову… Приказ…» Это вы печатали? Мы изъяли этот документ у убитого немецкого шпиона!

Лешка невольно привстал с места. Он вспомнил Маркова и черную тряпочку, которую тот передал Бодуэну. Так вот что это было!

На страницу:
4 из 6