Приказ: дойти до Амазонки

– Вообще-то я не американец…

– А кто? – подавился слюной «свин».

– Ирландец. Из Дублина. Только живу сейчас в Нью-Йорке. Временно.

– Один дьявол – американцы, ирландцы! – не дал себя запутать «свин». – Все вы, белые, лезете сюда, к нам, везде нос суете! Почему не сидите дома?

– Ну, мы же просто снимаем кино и рассказываем людям о вас, о том, как вы здесь живете, – резонно заявил Миронов. – Разве вам не приятно знать, что во всем мире о вас смотрят кино?

– Не приятно, – буркнул, вдруг успокаиваясь, «свин». – Мы не хотим, чтобы о нас знали. И хватит разговаривать!

Он убрал пальцы с кобуры и скомандовал:

– Связать им руки! В лагере будем разбираться.

Евгений поймал вопросительные взгляды своих людей и едва заметно кивнул. Пусть все пока идет своим чередом. Освободиться они всегда успеют. Тем более что, судя по всему, Оруджев остался на свободе. Он что-нибудь придумает. Нужно разобраться, к кому они попали и каковы силы противника. Может быть, даже удастся раздобыть какое-то транспортное средство, сократить долгий путь до бразильской границы.

Руки им связали за спинами и, подталкивая стволами автоматов, повели по едва заметной тропинке в джунгли. Глаз не завязывали. И это было плохо. Если собирались впоследствии отпустить, то непременно позаботились бы о том, чтобы нежданные гости не запомнили расположения лагеря. Значит, придется все же действовать жестко. Ну и что? Не привыкать.

Ребята из его группы особенно по сторонам головами не крутили. Побывали они уже в этих джунглях. И хотя в прошлый раз все происходило значительно южнее, здешние леса немногим отличались от тех, по которым приходилось пробираться в Аргентину. Так же щебетали разнообразные птицы, верещали обезьяны, и лучи солнца едва-едва пробивались сквозь густую листву.

Когда через полчаса добрались до места, Миронов сразу понял, что предполагаемая судьба их незавидна. Это была тайная лаборатория по изготовлению кокаина. Несколько хижин, скрытых под почти сплошным покровом деревьев, дощатый барак непонятного предназначения, большой сарай, где наркотик и делали, кухня. И отдельно стоящий домик.

Если хижины, барак, сарай были сляпаны на скорую руку и являлись временными пристанищами, то домик выглядел более основательно. Там явно жили не простые работники. Может быть, даже не бандиты, захватившие группу Миронова. Скорее всего, хозяин этой лаборатории и настоящий повелитель охранников, которых он послал узнать, что за стрельба и взрывы происходят на подвластной ему территории.

Но хозяина сразу увидеть не удалось. Обыскав пленников и убедившись, что в их карманах кроме мелких монет, сигарет, зажигалок и носовых платков нет больше ничего, их затолкали в барак и заперли в клетке, расположенной в углу довольно просторного помещения с примитивными лежаками. Очевидно, здесь спали рабочие, а клетка служила карцером и по случайности сегодня как раз пустовала. А может быть, штрафников специально выпустили, чтобы освободить место для новичков.

Первым делом, когда, закрыв навесной замок, конвоиры ушли, группа осмотрела свое узилище и пришла к выводу, что вырваться из него – пара пустяков. Клетка, хотя и была сварена из толстых арматурных прутьев, при надлежащим образом приложенных усилиях серьезного натиска не выдержит. Да и замок – ерунда на постном масле. Три минуты на открывание.

Видимо, карцер был рассчитан на рабочих лаборатории, истощенных тяжелым трудом и плохой кормежкой. Тем было не до побегов. Они хотели только одного: прожить подольше, а там как бог даст. По сути, эти люди превратились в бессмысленный скот, знавший только однообразную работу, скудную еду и сон на жесткой подстилке.

Разговаривали шепотом и по-английски. Стенки у хижины были тонкими, пленников могли подслушивать.

Первым горячо зашептал Шишов.

– Командир, я только свистнуть успел, как мне к горлу нож приставили, а к затылку ствол! Черт его знает, откуда они возникли!

Миронов нервно дернул щекой.

– Хороши специалисты! Какие-то бандюганы их повязали…

И видя, как возмущенно и обиженно вскинулись его бойцы, пресек их протест:

– Все! Потом разбираться будем, кто прав, кто виноват. Сейчас о деле надо думать! Предложения?

– Да какие предложения?! – Монастырев был как всегда прямолинеен. – Охрану вырубить, оружие отобрать и всем надрать задницы, чтобы неповадно было! Клетка эта – курам на смех!

– Спокойнее, Портос, не торопись! Ты знаешь, сколько охраны здесь с автоматами? Я вот только семерых видел. А если их в несколько раз больше? От нас не убудет, если еще немного в узников поиграем. Надо сначала разобраться, что и к чему. С их главным встретиться. Может, все миром уладим.

Он помолчал несколько секунд и добавил:

– Хотя это весьма сомнительно. Вы поняли, куда мы попали?

– А чего не понимать? – хмыкнул Штефырца. – Наркоту они тут готовят. И полоса для того, чтобы вывозить.

– Думаешь, наземной дороги нет?

– Если и есть, то по ней только припасы можно доставлять. Кокаин не повезешь, наверняка военные патрули шастают. Вглубь, сюда, например, не суются, а перехватывают в пути. Воздухом отсюда легче товар возить.

– То-то мы так легко улетели, – пробурчал Монастырев.

– Мы – особенное дело, на нас охота была объявлена. Вот и послали самолет. А этих кто проконтролирует?

– В прошлый раз мы как-то увильнули от знакомства с этими фабрикантами, – вздохнул Шишов.

– Кстати, – вмешался в начинающийся спор Миронов. – Я не уверен, что охота закончилась.

– Нет, командир, – авторитетно заявил оправившийся от смущения Шишов. – Скорее всего, увидев фотографии горящей «Цессны», те, кто охоту объявил, решат, что и мы с ней накрылись. И отстанут.

– Ты считаешь? – строго глянул на него Миронов, и Леня сразу сник. Ведь в том, что их застали врасплох, была большая часть его вины.

– А мне так не кажется, – продолжил Евгений. – Самолет-самолетом, но сгорел-то он на полосе, а не был сбит. Так что мы вполне могли спастись. Что и произошло. Но если на нас объявлена действительно серьезная охота, то эти люди не успокоятся и пришлют кого-нибудь проверить.

– И будет этот кто-то, – подхватил Штефырца, – вооружен до зубов и очень сердит.

– Вот именно, Миша, – кивнул Миронов. – А следовательно, долго нам здесь задерживаться не стоит. Но пока – всем отдыхать. Не будем торопить события.

Несколько минут прошли в молчании. Потом Шишов подал голос:

– А знаете, здесь не кокаин делают…

– В каком это смысле? – открыл глаза Миронов.

– Ну, чистым кокаином в основном колумбийцы занимаются. А здесь сырье для него делают – пасту коки.

– Так, – заинтересовался Монастырев. – И что ты еще про эту гадость знаешь?

– Да так, мелочи, – неохотно сказал Леня.

Но Миронов его подбодрил:

– Давай, давай! Проведи политинформацию!

Сам он многое о кокаине читал при подготовке операции, но был уверен, что люди его пробежали документы взглядом и тут же забыли. А зря, ведь те же партизаны получали от кокаиновых производителей достаточно ощутимые дотации и не гнушались этими деньгами.

– Ну, – начал Шишов, – еще три тысячи лет назад местные жители жевали листья коки и считали, что это подарок богов. Целые плантации существовали. Кока тонизировала, помогала в работе. Кстати, первая «Кока-кола», которую придумал этот аптекарь, как его, Пембертон, содержала в себе кокаиновый сироп и только спустя несколько лет его из рецепта удалили.

Ну вот. Когда испанцы в Южную Америку пришли и обосновались окончательно, землевладельцам даже разрешили платить налоги листьями коки. А позже в Англии один чудик стихи написал «Поэма о коке». Но тогда еще кокаина не было, его только в девятнадцатом веке научились изготовлять. Во Франции вино стали выпускать с кокой. «Вино Мариани» называлось. Причем для себя они делали это вино с меньшим содержанием кокаина, а на экспорт – с большим.

– Всегда говорил, что эти французики – слабосильная нация, – заметил с пренебрежением Штефырца.

– Не мешай! – недовольно сказал Портос. – Что там дальше было, Леня?

– А дальше кокаин использовали как анестезирующее средство в медицине и пытались им лечить героиновую зависимость. Но потом обнаружили, что и этот наркотик вызывает привыкание и очень вреден для человека. Стали с ним бороться. Потом американцы синтезировали из кокаина крек и пошло-поехало… Сейчас кокаин ввозят в Штаты и Европу тоннами.

– Так почему ты сказал, что здесь кокаин не делают? – не отставал Толик.

– Не выгодно, наверное, возиться, – пожал плечами Шишов. – Только полуфабрикат изготовляют, эту самую пасту. А потом в Колумбию переправляют. Там океан есть, по которому наркотики легче вывозить в другие страны.

– И как его делают, этот кокаин? – неожиданно проявил интерес Штефырца, до того слушавший рассказ Лени презрительно кривя губы.

– Довольно сложный процесс, сплошная химия. Сначала листья собирают и высушивают на солнце. За световой день один человек может собрать около двадцати пяти килограммов. А после просушки остается десять. Потом листья обрабатывают раствором извести или чем-то подобным и начинают вымачивать в керосине. Через сутки массу вынимают, а в жидкость добавляют раствор серной кислоты, что-то там оседает, керосин сливают и опять туда – щелочной раствор. Вот тогда и получается эта паста коки. Из тонны листьев выходит где-то десять килограмм пасты. Ее фасуют и переправляют в Колумбию. Там окончательная доработка. Из двух с половиной килограммов пасты получается килограмм основания кокаина. Это основание уже можно курить, как анашу.

– Но, вообще-то, насколько я помню, кокаин – это белый такой, тонкий порошок. Его нюхают, – авторитетно заявил Мишка.

– Ты что, пробовал? – спросил Леня. Равнодушно так спросил, но Штефырца почувствовал, как приятель напрягся.

– Что я, псих? В кино видел! Там все бандиты и аристократы его нюхают.

– А-а, понятно, – протянул Шишов. – Порошок получают, растворяя основу в эфире, и опять добавляют кислоту, только уже соляную. И ацетон. Фильтруют, просушивают, потом уже можно нюхать.

– Или нельзя, – сказал, словно подводя итоги лекции, Миронов. – Гораздо больший вред, чем сам кокаин, организму приносят все те гадости, которые используют, чтобы его изготовить.

И кстати, совсем не обязательно этот порошок нюхать. Есть любители колоться. Разбодяживают порошок и – в вену. А если нюхают, то, для большего шика, сворачивают трубочки из долларов. Хороший тон – стодолларовая купюра. Делают две «дорожки» – тоненькие такие ниточки из порошка и – в каждую ноздрю.

– Остаток потом в десны втирают, – встрял Штефырца и тут же добавил: – Тоже в кино видел!

Все рассмеялись. Потом Монастырев задумчиво произнес:

– Керосин – это удачно. Его тут много должно быть…

Все молча согласились, что керосин – это действительно очень хорошо. Когда придет время…

Прошло примерно два часа сидения в клетке, и на пороге барака появились охранники. Один направил автомат на пленников, а второй отпер замок и скомандовал Миронову:

– Выходи!

– Расстреливать поведете? – невинным тоном спросил Евгений.

– Потом расстреляем! А сейчас с тобой поговорить хотят.

Миронов понял, что предстоит встреча с хозяином этой лесной лаборатории.

– Спокойно, ребята, – сказал он своим подчиненным. – Я скоро вернусь.

Глава 3

Впереди него шел один охранник, позади другой. По пути к домику Евгений оглядывался по сторонам. Сборщики листьев коки, видимо, были на плантациях. Их пригонят к вечеру. А в той хижине, которую он определил как лабораторию, работа кипела. Там сновали люди, жужжала какая-то машинка, раздавались голоса. Насколько он мог увидеть, местные «химики», возясь с ядовитыми веществами, не пользовались даже респираторами и лишь отворачивали лица от кислотных испарений. Людской материал здесь не ценили. На смену умершим всегда найдутся другие. Веселенькое местечко… Он дал себе слово, что, когда будут уходить, разгромят и сожгут здесь все дотла. В том, что группа сумеет уйти, Миронов не сомневался ни секунды. Его ребята были настоящими боевыми машинами и, случалось, выходили живыми и невредимыми из ситуаций посложнее, чем эта.

Другое дело, что руководство не приветствовало «шумных» операций. В идеале любая работа должна совершаться тихо и незаметно. Тогда она наиболее эффективна. А в случае шума наказывать не будут по возвращении, однако и не похвалят. Но тут уж ничего не поделаешь. Даже если удастся договориться с местным боссом и он отпустит «киногруппу», они все равно вернутся сюда и не оставят от лагеря камня на камне. В данном случае – полена на полене.

Не верилось Евгению, что их тихо-мирно выведут на дорогу, дадут пинка и скажут: «Валите на все четыре стороны!» Местным наркодельцам гораздо проще так же тихо-мирно вывести четырех непонятных америкашек «за околицу» да и пристрелить. За пару дней местное зверье так поработает с трупами, что потом их никакая экспертиза не опознает.

Но поговорить с хозяином лаборатории все же было нужно. Хотя бы для расширения кругозора и углубления знаний о столь негостеприимной стране. Кто его знает, может быть, эта операция в местных джунглях не последняя для его группы…

Домик босса был небольшим, сколоченным из досок и с противомоскитными сетками на окнах. Но на двери был установлен массивный запор – наверное, чтобы подчиненные не залезали внутрь – украсть что-нибудь вроде выпивки и сигар.

Первый конвоир постучал в дверь. Из-за нее донеслось:

– Entra! Входи!

Евгения втолкнули внутрь. Дверь за ним закрылась. Охранникам не позволено было соваться в «чертоги» хозяина.

Из-за стола поднялся плотный, если не сказать толстый, человек с пышными усами на красном лице, одетый в светлый полотняный костюм и мягкие туфли.

– Ну как же, сеньор американец, как же эти остолопы не удосужились развязать вам руки? Сейчас мы это исправим!

Откуда-то из-за спины он извлек здоровенную наваху, раскрыл ее и одним движением перерезал стягивающую запястья Миронова веревку.

– Присаживайтесь, сеньор, вот стул! – продолжал показывать радушие хозяин.

Евгений сел, растирая затекшие руки и оглядываясь по сторонам. Особенно посмотреть было не на что. Стол, два стула, невысокий шкаф в углу, непременное распятие на стене. И там же – карта Боливии с нанесенными на нее метками. Это уже интересно. Но – потом. Сейчас не стоит обращать на нее особого внимания.

В домике была и вторая комнатка, но закрытая дверь не позволяла увидеть, что внутри. Скорее всего, там босс спал. И там же наверняка рация. Ну не могут они без связи обходиться, непорядок!

– Прежде всего, позвольте представиться, – сказал усатый хозяин, садясь на стул по другую сторону стола и выставляя бутылку неплохого виски и два стакана. – Как, выпьете со мной?

Миронов, не чинясь, согласился.

– Вот и отлично! – обрадовался босс. – А то в этой глуши не найти порядочного человека, с которым можно было бы выпить как следует.

Он плеснул в стаканы понемногу и поднял свой.

– Ваше здоровье!

Пригубил и продолжил:

– Зовут меня дон Хосе Агирре Москосо. Я управляющий в этом маленьком лесном лагере. А теперь позвольте поинтересоваться вашим именем, сеньор американец. Ведь мои люди не обнаружили при вас никаких документов, способных подтвердить или опровергнуть вашу легенду.

Правильно, ничего они не нашли, ведь сумка с документами, деньгами и прочими бумагами находилась у Бори Оруджева. А его не взяли. Да и если бы попытались взять, все равно это мало бы им помогло в идентификации. Небольшой заряд термита за несколько секунд уничтожает содержимое сумки.

Поначалу Миронов нагло хотел представиться Джеком Райаном, но потом решил, что толстенные романы Кленси могли добраться и до Боливии.

– Помилуйте, дон Москосо! – воскликнул он, ставя стакан на стол, словно в волнении. – Какая легенда? Я – Джек Уилсон, режиссер из Нью-Йорка! Моя киногруппа летела на границу Боливии и Бразилии, мы собирались начать там съемки фильма о величайшей из рек мира – Амазонке. Но какой-то сумасшедший самолет вдруг стал охотиться за нашей «Цессной». И если бы не подвернувшаяся в последнюю минуту заброшенная посадочная полоса, непременно сбил бы нас! Наш маленький самолетик при посадке был поврежден, мы выскочили, схватив кто что успел. А этот негодяй не оставил нас в покое, стрелял из всех пушек и, можете себе представить, даже сбросил бомбы! От взрывов самолет загорелся, и в огне погибла не только съемочная аппаратура, но и продовольствие. А также, как я теперь понял, все документы, которые находились у директора нашей группы. Это – большая потеря, я не представляю, как мы теперь свяжемся с властями, чтобы вызвать спасателей! Но, сеньор Москосо, может быть, у вас есть рация или что-нибудь подобное? Мы будем вам очень признательны, если поможете сообщить властям о нашем бедственном положении. Они не дали нам солдат в сопровождение, но хоть спасти нас смогут?

Миронов нервным движением схватил стакан и сделал из него крупный глоток. Дон Хосе Агирре на протяжении всего монолога молча разглядывал Евгения. Потом улыбнулся и спросил:

– А этот, как его, директор, у которого были документы, тоже погиб вместе с ними?

– Да нет! – отмахнулся Миронов. – Сам-то он, мерзавец, успел выскочить! А мы по его вине стали какими-то подозрительными личностями без рода и племени. Даже вы, уважаемый сеньор, смотрите на меня с сомнением! Но, уверяю вас, мы действительно киногруппа, силой обстоятельств и чьей-то злой воли попавшая в бедственное положение.

– Скажите, сеньор э-э-э Уилсон, вы давно находитесь в Боливии?

– Нет, всего вторую неделю. А в чем дело? – вроде бы легко, но внутренне напрягаясь спросил Евгений.

– Говорите вы уж больно цветисто и многословно. Насколько мне известно, ирландцы (а вы ведь, кажется, ирландец?) менее разговорчивы…

– Ах, вот вы о чем! – рассмеялся Миронов. – Это, знаете, уже стало моей привычкой! Даже родственники в Дублине делают мне замечания: «Ох и болтун ты стал, Джек!» Я много путешествовал по Латинской Америке. Перу, Эквадор, Венесуэла, Чили. Профессия, знаете ли. Вот и впитал местную привычку к говорливости.

Насчет географии – было правдой. Со своей группой он выполнял задания руководства во всех этих странах и далеко не всегда в легальном статусе.

– То-то я смотрю, ваш испанский практически лишен боливийского акцента, – заметил дон Москосо, снова берясь за бутылку и собираясь пополнить стаканы…

– Ну, откуда же ему было взяться? – широко улыбнулся Евгений. – За то время, что мы провели в вашей чудесной стране, я еще не успел пропитаться здешней атмосферой.

– Наверное, и не успеете, – негромко, словно про себя, заметил дон Москосо.

– Как вас понимать? – поднял брови Миронов.

– Давайте поговорим об этом потом, – рассеяно, будто о чем-то незначащем, сказал боливиец. – А сейчас лучше выпьем и вы расскажете мне о Голливуде. Вы ведь бывали там? Наверное, завсегдатай всяких вечеринок, церемоний вручения «Оскаров» и всего прочего такого?

– Н-нет, – промямлил Евгений. Он, конечно, мог бы наврать с три короба про околокиношную мишуру, но что-то ему расхотелось врать, после невинного вроде бы замечания этого босса из джунглей. – Мы ведь документалисты, не с актерами работаем, а с обычными людьми, с природой. Кто нас будет звать на вечеринки и угощать французским шампанским? Это, если действительно фильм выдвинут на какую-нибудь премию. Но мне пока не доводилось получать номинации.

– Очень жаль, – расстроился дон Хосе. – В кои-то веки встретишь здесь цивилизованного человека и у него так мало информации о том, что тебя действительно интересует! Обидно, обидно… Ну, да ничего, давайте еще выпьем и продолжим. Вы ведь понимаете, куда попали?

Та-ак, начинается действительно серьезный разговор.

– Ну-у, – протянул Миронов, – в общих чертах…

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул хозяин хижины. – И одновременно плохо. Буду с вами предельно откровенен. Ведь мы же цивилизованные люди, не так ли?

Евгений кивнул, ожидая продолжения.

– Волею случая или же все-таки намеренно вы попали туда, куда посторонний человек не должен попадать, и увидели то, чего этому же постороннему человеку видеть совсем не нужно и даже смертельно опасно. Как вы понимаете, мы здесь занимаемся делом, которое почему-то считается противозаконным и карается большими тюремными сроками. Мы в тюрьму не хотим и поэтому оберегаем наше маленькое предприятие изо всех сил. Но в один прекрасный день с неба на нас падает группа каких-то непонятных людей. Без документов, но, заметьте, с оружием. Действительно ли это совершенно невинные кинематографисты или же специальный отряд, посланный, чтобы разыскать нас и наше производство с целью уничтожения – сейчас никто не разберет. Но это и не важно! И в одном, и в другом случае – что прикажете делать с такими пришельцами? Ведь если они даже действительно те, за кого себя выдают, для их спасения прилетят вооруженные солдаты, которые, обнаружив наше маленькое производство, откроют огонь, всех здесь убьют и все сожгут. Печальный конец, не правда?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

– Даже если мы завяжем этим вроде бы кинематографистам глаза, вывезем на какую-нибудь дорогу и там отпустим, итог все равно будет грустным. Кинематографисты расскажут властям о том, что они видели, и власти, вспомнив, где был на днях сбит маленький самолет, пошлют к месту его падения вооруженных солдат. О результате догадайтесь сами…

– Мы будем молчать! – попытался прервать его речь Евгений, но дон Москосо поднял ладонь.

– Прошу не перебивать! Ведь я не мешал вам говорить? Вот и дослушайте до конца. Итак, что же нам делать с незваными гостями? Свернуть наше производство, искать для него новое место, а гостей отпустить? Слишком хлопотно и убыточно, ведь работа идет у нас непрерывно, как мы можем ее остановить? Взять гостей на работу? Но они вряд ли согласятся. Ведь не согласитесь?

Евгений пожал плечами.

– Не согласитесь, – кивнул дон Москосо. – Хотя даже если согласитесь, то все равно будете искать возможности для побега. Не все добегут, сельва есть сельва. Но, предположим, хотя бы одному из вас удастся добраться до представителя властей. Конец для нашего производства опять же плохой.

Он остановился, снова плеснул виски в стаканы, отхлебнул из своего.

– Теперь вы видите, что остается всего лишь один выход, как это не печально. Вы разумный человек, цивилизованный, я уже говорил об этом, поэтому должны понимать – других вариантов просто не существует. Так что сегодня, ближе к вечеру мы и решим эту проблему. Или вы предпочитаете рассвет?

– Конечно, предпочитаю, – буркнул Миронов.

Он понимал, что с этим хладнокровным убийцей договориться невозможно, и все же сделал еще одну попытку:

– Но послушайте, уважаемый сеньор! Ведь власти все равно пошлют кого-то к останкам нашего самолета и тогда непременно обнаружат вас!

– Ну что вы, дражайший сеньор Уилсон! – мягко улыбнулся в усы дон Хосе. – Кто будет искать какой-то самолетик в джунглях, даже если на нем и летели настоящие американские кинематографисты? Для вида организуют в сельву парочку коротких вылазок небольших отрядов – и все! Разведут руками, говоря вашим дипломатам: «Простите, у нас слишком большие и необжитые пространства!» Разумеется, могут найтись энтузиасты, хотя бы из числа ваших коллег, которые на собственные средства станут вас разыскивать. Но много ли у них шансов? Остатки вашего сгоревшего самолета мои люди сейчас тщательно маскируют, лагерь наш с воздуха не заметен. Ну а если случайно кто-то попадет сюда, то отправится той же дорогой, что предстоит пройти и вам в самое ближайшее время. Как мы договорились – завтра на рассвете.

– Мы могли бы хорошо заплатить… – начал Евгений, но усатый Москосо прервал его.

– Оставьте! Ваши наличные сгорели, как вы сами утверждаете, в самолете. А получение еще каких-то денег связано с такими трудностями, что не стоит и затеваться. Нас могут принять за бандитов, захвативших заложников. А это очень серьезное преступление. Стоит ли хлопотать? Лучше мы будем заниматься нашей привычной работой.

Да-а, крыть Миронову было нечем. Этот рабовладелец (а кем еще могли быть люди, работавшие на него, как не рабами?) был по-своему прав. Действительно, зачем огород городить, если можно просто и быстро избавиться от возникшей помехи?

– А если бы мы были действительно спецгруппой, посланной разгромить ваш лагерь? – с усмешкой спросил Миронов. Теперь ему терять было нечего.

Дон Москосо расхохотался. Он хохотал долго, басовито, утирая слезы огромных размеров носовым платком. Потом, несколько успокоившись, щедро налил виски в стакан Евгения, не забыв про себя, и даже угостил «гостя» отменной колумбийской сигарой, которая, на непросвещенный вкус Миронова, была ничуть не хуже легендарной кубинской. Дон сам массивной золотой гильотинкой отрезал кончик сигары и почти с поклоном подал ее гостю-пленнику.