Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Наконец нас позвали в каюту адмирала. Он сидел за письменным столом и при нашем появлении сейчас же начал нас оглядывать испытующим оком. Мы поклонились и стояли навытяжку. Он не особенно приветливо кивнул головой и отрывисто сказал: «Садитесь». Мы осмотрелись, где бы сесть, и так как к моему приятелю стул оказался ближе, то он и сел первым. Вдруг адмирал обращается ко мне и спрашивает: «Скажите, мичман, кто из вас старше?» Я был этим вопросом несколько озадачен, так как мы с Коссаковским были одного выпуска, но, вспомнив, что я по спискам стоял выше его, ответил: я. Тогда он накинулся на Коссаковского: «Как же вы, мичман, не знаете, что младшие не имеют права садиться раньше старших». Бедняга Коссаковский чрезвычайно сконфузился, так как ему никогда и в ум не приходило считаться с моим старшинством. Но ничего не поделаешь, это обстоятельство пришлось принять к сведению.

Далее адмирал опять напал на Коссаковского: «Скажите, мичман, сколько пуговиц должно быть на сюртуке?» – Тот, не задумываясь, ответил: —«Восемь». – «А отчего же у вас семь?» Коссаковский испуганно стал проверять свои пуговицы. Ведь мы и ожидали придирок к одежде и тщательно себя осматривали, как же это так могло получиться, что одной пуговицы не достает? Оказалось, что пуговицы-то все на месте, но только, нервничая, он одну из них случайно расстегнул.

После такого вступления Щенснович поинтересовался, что нам, собственно, надо. Мы изложили свою просьбу. Он ничего не ответил, но стал расспрашивать, на чем мы плаваем. Сказали, что на таких-то миноносцах. Но тут и начался экзамен: сообщить все измерения миноносцев, род шлюпок, вес и систему якорей, толщину якорных канатов, вооружение шлюпок и площадь парусности, данные машин и котлов, вооружение и т. д. и т. д. Чего только он не спрашивал. На счастье, адмирал не был знаком с типом наших миноносцев и не знал их данных, особенно тех, что касались шлюпок и якорей, так как они были немецкого образца. Поэтому, когда мы не были уверены в своих знаниях, то храбро импровизировали. Несколько раз он-таки сбивал нас с толку на разных мелочах, повторяя вопросы и задавая одно и то же, каждому по очереди. У нас получались разногласия. Но зато на якорных канатах мы сами его посадили, что называется, «в калошу». На всех кораблях флота канаты были цепные, а на наших миноносцах отчего-то немцы поставили стальные тросовые, что, между прочим, оказалось очень неудобным. Добравшись до канатов, адмирал в полной уверенности, что они цепные, стал спрашивать все их данные: сколько смычек и их длина, диаметр звеньев, длина контрфорсов и т. п. Мы ответили, что смычек вообще не имеется. «Как так не имеется, – воскликнул Щенснович, – этого не может быть!» А мы ему скромно отвечаем: «Так точно, ваше превосходительство, не имеется, так как наши якорные канаты стального троса».

Добрый час он мучил нас. Наконец сурово сказал: «Хотя вы и мичманы и вам следовало бы послужить вахтенными офицерами на больших кораблях, но можете подать рапорты о зачислении на отряд; с моей стороны препятствий не будет».

С облегченным сердцем мы выбрались от Щенсновича. По правде сказать, прием и этот экзамен сильно охладили наше стремление стать подводниками. Достаточно было только представить всю сладость оказаться в прямом подчинении у «Щи», чтобы почувствовать горячее желание быть от него подальше.

Все же через несколько дней я попробовал было заикнуться командиру, что собираюсь подать рапорт о зачислении в подводное плавание. Он так на меня обрушился и стал так убедительно доказывать, что в этом нет никакого смысла и что он в моих же интересах меня не отпустит. После этого я решил отложить всю эту затею.

Вскоре наш миноносец был назначен на один месяц в отряд судов, предназначенных для плавания с воспитанниками Морского инженерного училища для их практики по управлению машинами и котлами. Обычно отряд имел постоянную стоянку в Биоркэ-зунде, куда мы и вышли.

Как только мы присоединились к отряду, миноносец стал выходить в море четыре раза в неделю, с очередными сменами воспитанников.

Стоянка в Биоркэ была очень однообразна, и единственное развлечение, которое мы могли себе позволить, это по вечерам съезжать на берег и совершать прогулки по лесам.

У другого островка Биоркэ-зунда постоянную стоянку имел Водолазный отряд под командой капитана 2-го ранга Макса Шульца[76]. Надо заметить, что водолазное дело у нас на флоте было очень хорошо поставлено. Отряд ежегодно выпускал кадры прекрасно тренированных офицеров и матросов-водолазов.

В состав отряда Инженерного училища входило в качестве матки, т. е. корабля, на котором жили воспитанники и их преподаватели, учебное судно «Стрелок». Из судового состава на нем имелись всего лишь командир (капитан 2-го ранга Языков[77]) и один офицер, так как судно всю кампанию стояло на якоре.

Скоро после нашего присоединения к отряду этот офицер отчего-то был списан в Кронштадт, а его заместитель еще не прибыл. Поэтому командир «Стрелка» просил начальника отряда назначить к нему временно одного из офицеров отряда. Выбор остановился на мне. Таким образом, нежданно-негаданно я оказался в роли старшего офицера довольно-таки допотопного судна.

Командир его постоянно находился на берегу, на даче, где жила его семья, и появлялся только на два-три часа по утрам. Все мои обязанности заключались в том, чтобы содержать «Стрелка» в чистоте и порядке. Он когда-то был боевым кораблем и одним из лучших клиперов (крейсеров 2-го ранга) с паровой машиной, совершил не одно кругосветное плавание и много выдержал штормов и непогод. Теперь же «Стрелок» был накануне сдачи в порт на слом. Он уже несколько лет совершал по одному переходу в год, от Кронштадта в Биоркэ и обратно.

Первые дни моего пребывания на «Стрелке» прошли тихо и мирно. Я даже забавлялся ролью «старшего офицера» и усердно наблюдал, чтобы немногочисленная команда (около 40 человек) аккуратно прибирала верхнюю палубу и жилые помещения. Командир, как обычно, появлялся к подъему флага и быстро исчезал, предоставляя мне распоряжаться на корабле.

Но скоро моя спокойная жизнь была нарушена. Однажды вечером погода стала сильно портиться и ветер крепчать. Явилась опасность, что корабль может отдрейфовать на скалы, которые были совсем близко под кормой.

Всю ночь я не сходил с верхней палубы и следил за положением судна. Несколько раз, когда якорный канат натягивался в струну, приходилось его потравливать. Скоро пришлось отдать второй якорь. Когда же ветер дошел до силы шторма, я приказал начать разводить пары. Увы! На это потребовалось почти 12 часов: котлы были огнетрубными.

Командир не мог вернуться на судно в такую свежую погоду, да еще при полной темноте. К тому же я опасался посылать за ним шлюпку с одними матросами-гребцами.

Кроме меня, на «Стрелке» находилось несколько училищных офицеров, в весьма высоких чинах по сравнению со мною (полковники Корпуса инженер-механиков), но, не будучи моряками, они ничем мне помочь не могли. По уставу ответственным за целость корабля был я один. Однако они, по-видимому, не слишком-то доверяли моей опытности, и, от времени до времени, кто-нибудь из них появлялся на палубе, стараясь в деликатной форме давать советы.

Никогда еще с таким нетерпением я не ждал рассвета, когда все же будет как-то спокойнее на душе, чем при полной темноте. Старое судно в любой момент могло оказаться в критическом положении: быть сдрейфованым на скалы и при первом ударе о них начать разваливаться. Его корпус был уже в таком состоянии, что, конечно, не выдержал бы такой встряски.

Наконец начало светать, и сразу же обнаружилось, что судно сильно приблизилось к скалам. До них оставалось каких-нибудь пять-шесть сажен. Таким образом, как только пары окажутся поднятыми, было необходимым сняться с якоря и перейти на другое место.

К 10 ч утра ветер стал ослабевать, и я сейчас же отправил вельбот за командиром.

Около полудня машина была прогрета, и можно было сняться с якоря. На «Стрелке» якоря были старой адмиралтейской системы, т. е. с огромными лапами (не складывающиеся) и большим поперечным деревянным штоком. Для их выхаживания служил старинного образца ручной шпиль, на который в доброе старое время ставилось не менее шестидесяти человек. Теперь же всей команды было около сорока человек, поэтому съемка с якоря была очень трудным маневром. Тем более что илистый грунт сильно засасывал якорь и его трудно было малым числом людей оторвать от грунта.

Вооружили шпиль[78]; вставили вымбовки[79], завели самстов (снасть, которая связывает вымбовки). Поставили на шпиль всю свободную команду и воспитанников. Канат легко подтянули до панера[80], но, как ни пыхтели, оторвать от грунта якорь не могли. Стали давать ход, чтобы расшевелить грунт, но ничего не выходило. Так все попытки и пришлось прекратить и ждать, когда ветер задует в другую сторону. Через несколько часов ветер переменился, и после долгих стараний нам удалось поднять оба якоря и перейти на новое место. В этот день всем пришлось много работать.

Мое пребывание на «Стрелке» оказалось непродолжительным, всего дней десять, когда приехал из Кронштадта мой заместитель (мичман фон Барлевен[81]).

Скоро закончилась кампания училища, и наш миноносец был отпущен в Либаву.

Когда мы туда вернулись, стало известно, что на порт Императора Александра III будут базироваться вновь построенные минные крейсера (впоследствии их переименовали в эскадренные миноносцы), которые минувшее лето плавали в отряде под флагом вице-адмирала великого князя Александра Михайловича[82], назначенного теперь министром коммерческого судоходства и воздухоплавания[83].

Из них предполагалось образовать 1-ю Минную дивизию Балтийского флота. Это было чрезвычайно приятное известие, что означало возрождение флота. В порту было заметно оживление.

Не успели мы вернуться в Либаву, как наш командир получил приказание вступить под командование начальника Сводного дивизиона миноносцев капитана 2-го ранга С.А. Посохова[84] на время перехода дивизиона из Либавы в Кронштадт.

Этот дивизион состоял из девяти старых номерных миноносцев (№ 104, 120, 140 и др.), водоизмещением около 100–120 тонн. Часть миноносцев находилась в исправном состоянии, но другая – в очень плохом. На переход были назначены командиры и не полный комплект команды. Переход из Либавы в Кронштадт для этих инвалидов был довольно-таки сложным предприятием. Можно было всего опасаться – аварии в машинах и котлах, свежей погоды, тем более что уже была осень, и других неприятных случайностей.

Начальник дивизиона поднял брейд-вымпел на нашем миноносце, так как мы должны были вести дивизион и вообще являлись его конвоиром. К тому же почти на всех миноносцах компасы были в очень плохом состоянии.

В назначенный для похода день погода стояла удачная – серая и тихая. Дивизион благополучно вышел из аванпорта и повернул на норд. Мы должны были идти Ирбенским проливом, Рижским заливом, Моонзундом, затем повернуть на Ревель, а оттуда пересечь Финский залив и идти шхерами, с заходом в Котку, до Биоркэ.

В море сразу же начались различные маленькие аварии, и то и дело какой-нибудь миноносец выходил из строя, и приходилось уменьшать ход, пока он справится со своими недоразумениями. Само собой разумеется, что миноносцы не в состоянии были хорошо соблюдать строй и то отставали, то налезали друг на друга.

Бедный начальник дивизиона сильно волновался, да и было от чего. Даже с трудом удавалось переговариваться сигналами и семафором, потому что на некоторых миноносцах не было сигнальщиков и самим командирам приходилось этим заниматься. Особенно трудно было в темноте. Связь с отдельными миноносцами прекращалась. Самым страшным было, если бы погода засвежела.

Несение вахт мною и лейтенантом Светликом оказалось чрезвычайно трудным: приходилось не только следить за курсом своего корабля, но и внимательно следить за всеми миноносцами. Впрочем, командир и начальник дивизиона почти не сходили с мостика.

Все с облегчением вздохнули, когда вошли в Рижский залив, а затем в Куйваст, где встали на якорь, чтобы переночевать. Идти ночью было бы слишком рискованным.

На следующий день, к вечеру, добрались до Ревеля, где и ночевали. На третий день, уже в темноте, добрались до Котки. Несмотря на бесконечные трудности, пока ни один миноносец не отстал.

Капитан 2-го ранга Посохов был очень доволен, что все шло сравнительно благополучно, и пригласил командиров и офицеров нашего миноносца на ужин в ресторан Котки. Под влиянием пережитых волнений и благополучного исхода плавания все были приятно возбуждены и без конца делились рассказами о разных случаях, теперь казавшихся смешными, а когда они случались в море, то было совсем не до смеху. На одном миноносце оказалось, что рулевой никуда не годился, так что командиру пришлось самому встать на руль; на другом машинисты не умели соблюдать числа оборотов, и миноносец то отставал, то налезал на переднего и т. д. При всем этом и винить-то никого было нельзя, так как все организовалось за один переход, и то еще хорошо, что команды сумели справиться со всеми недочетами. Но с морем шутить не приходится, и если бы нам не повезло и погода бы испортилась, то легко бы могло случиться, что переход кончился бы катастрофой.

На следующее утро, с рассветом, вышли дальше. Оставался один переход до Кронштадта, который прошел совсем гладко. Видимо, все успели кое-как приспособиться. К вечеру весь дивизион влез в Кронштадтскую гавань.

Нам разрешили отдохнуть три дня, и мы все перебывали в Петербурге. Затем понеслись обратно в Либаву. Ночевали в Ревеле, где, так сказать, по традиции немного «провернули».

То ли дело идти одним – не поход, а одно удовольствие! Заботиться только о своем корабле – лишь бы курс был правильно проложен, своевременно открывались маяки да встречные суда не мешали.

Вернувшись в Либаву, встали на свое обычное место в канале и стали ожидать новых распоряжений. Но тут стряслась неприятность с нашим командиром, то, о чем я уже упоминал выше. Насколько он весь этот период всецело уходил в налаживание миноносца и работал с утра до вечера, настолько теперь его почти не видели, он где-то пропадал в городе.

В одно прекрасное утро он появился на миноносце в весьма подавленном состоянии, и мы скоро узнали, что с ним на берегу приключился глупейший случай. Накануне после обеда с обильным возлиянием он поехал в цирк. Занял место в первом ряду и незаметно задремал. Так почти все представление он проспал, и его никто не потревожил. Да, наверно, никто и не заметил, что он спит, так как благодаря своей тучности он сидел прямо, лишь слегка наклонив голову. Несомненно, все прошло бы незамеченным, если бы, на несчастье Веселаго, в последнем номере программы два клоуна не стали бы разыгрывать дуэль, стреляя друг в друга из игрушечных, но с большим треском револьверов. Эти выстрелы были настолько громкие, что разбудили нашего командира. Спросонья он вообразил, что это стреляют в него, так как клоуны находились совсем близко. Поэтому он выхватил свой револьвер и сделал два уже настоящих выстрела. К счастью, ни в кого не попал, но эффект получился потрясающий. Клоуны закричали «ай, ай, ай» и начали убегать; в публике произошла паника, и все стремительно ринулись к выходу, давя друг друга. Полиции с трудом удалось водворить порядок.

Веселаго быстро пришел в себя и был страшно смущен происшедшим, но уладить скандал было уже нельзя. Полиция вызвала плац-адъютанта, который его увез на гауптвахту, и по телефону было сообщено о случившемся командиру порта адмиралу Ирецкому. Времена были очень тревожные, на офицеров, особенно морских, косились из-за участия морских батальонов в усмирении беспорядков в Прибалтийском крае[85], и вдруг такой скандал. Да еще не с каким-нибудь молодым мичманом, а с капитаном 2-го ранга.

Адмирал Ирецкой сейчас же протелеграфировал о происшедшем главному командиру портов Балтийского моря вице-адмиралу Никонову[86] в Кронштадт. Со своей стороны, сам Веселаго послал телеграмму отцу, адмиралу, в Петербург, прося заступиться. Но отец ничего поделать не мог. Высшее начальство было неумолимо, тем более что с Веселаго это был уже не первый скандал и о его пороке было известно. Поэтому к нему применили суровую меру наказания – отставили от командования миноносцем и списали в наличие экипажа[87]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Первоначальное название данных воспоминаний Г.К. Графа. На титульном листе машинописной копии рукописная помета: «Отец переименовал в: “На Балтийском флоте с 1906 г. по 1914 г.”».

2

Фон Эссен Николай Оттович (11.12.1860—07.05.1915), адмирал (14.04.1913).

3

Разоружены в нейтральном порту до окончания войны. При этом обычно в береговые склады сдавались замки орудий, а иногда и части машин, что должно было гарантировать неучастие корабля в боевых действиях.

4

Иванов Николай Иудович (22.07.1851—11.02.1919), генерал от артиллерии (13.04.1908), генерал-адъютант (1907).

5

Автор не точен, речь идет о строительстве 11 эсминцев типа «Лейтенант Бураков».

6

На добровольные пожертвования были построены восемь кораблей типа «Украйна», четыре – типа «Охотник», четыре – типа «Финн», а также два типа «Всадник» («Амурец» и «Уссуриец») – итого 18 кораблей.

7

На казенный счет были построены минные крейсеры «Всадник» и «Гайдамак».

8

Эскадренный броненосец «Цесаревич», флагманский корабль командующего 1-й эскадрой флота Тихого океана контр-адмирала В.К. Витгефта, после сражения с японским флотом 28.07.1904 отделился от других кораблей, стремясь выполнить решение о достижении Владивостока. Серьезные повреждения труб и фок-мачты вынудили зайти в германский колониальный порт Циндао (Киао-Чао) и интернироваться. В Шанхае же после указанного сражения разоружился крейсер «Аскольд».

9

Ливен Александр Александрович, светлейший князь (07.07.1860—22.02.1914), вице-адмирал за отличие (25.03.1912).

10

Эбергард Андрей Августович (09.11.1856—19.04.1919), адмирал (14.04.1913) в отставке (13.12.1917).

11

Русин Александр Иванович (08.08.1861—17.11.1956), адмирал (10.04.1916) в отставке (01.06.1917).

12

Щеглов Александр Николаевич (03.04.1875—09.12.1953), капитан 1-го ранга за отличие (06.12.1913).

13

Пилкин Владимир Константинович (11.07.1869—06.01.1950), контр-адмирал (06.12.1916).

14

Беренс 1-й Евгений Андреевич (30.10.1876—06.04.1928), капитан 1-го ранга за отличие (10.08.1916).

15

Капнист Алексей Павлович, граф (17.05.1871—18/31.10.1918), контр-адмирал за отличие (28.07.1917), в отставке (15.11.1917).

16

Римский-Корсаков Михаил Михайлович (25.02.1872—.02.1950), контр-адмирал (24.11.1919).

17

Кедров Михаил Александрович (13.09.1878—29.10.1945), вице-адмирал (16.11.1920).

18

Развозов Александр Владимирович (23.07.1879—14.06.1920), контр-адмирал (07.07.1917).

19

Бахирев Михаил Коронатович (17.07.1868—16.01.1920), вице-адмирал за отличие (06.12.1916) в отставке (12.01.1918).

20

Гельмерсен Павел Васильевич (01.04.1880–1953), капитан 1-го ранга за отличие (06.12.1916).

21

Альтфатер Василий Михайлович (04.12.1883—20.03.1919), контр-адмирал (30.10.1917).

22

Немитц Александр Васильевич (26.07.1879—01.10.1967), контр-адмирал русского флота (18.07.1917), вице-адмирал советского (21.05.1941).

23

Бубнов Александр Дмитриевич (06.05.1883—02.02.1963), контр-адмирал за отличие (28.07.1917) в отставке (19.12.1917).

24

Колчак Александр Васильевич (04.11.1874—07.02.1920), адмирал (18.11.1918).

25

Черкасский Михаил Борисович, князь (26.09.1882—.11.1918), контр-адмирал за отличие (28.07.1917).

26

Бок Борис Иванович (12.07.1879 – 04.03.1955), капитан 2-го ранга за отличие (10.11.1914).

27

Руднев Владимир Иванович (03.11.1879—25.02.1966), капитан 1-го ранга за отличие (06.12.1916).

28

Григоров Николай Митрофанович (11.01.1873—14.02.1944), контр-адмирал за отлично усердную службу (03.06.1915, старшинство с 10.06.1916) в отставке (18.11.1917).

29

Непенин Адриан Иванович (21.10.1871—04.03.1917), вице-адмирал за отличие (06.09.1916).

30

Никольский Михаил Ильич (25.10.1877—28.02.1917), капитан 1-го ранга за отличие (22.03.1915, старшинство с 01.01.1915).

31

Сведения не точные. Председателем Санкт-Петербургского военно-морского кружка был капитан 2-го ранга М.М. Римский-Корсаков, вице-председателями – лейтенанты В.К. Пилкин и А.Н. Кирилин, казначеем – лейтенант А.Н. Щеглов, секретарем – лейтенант Е.А. Беренс. Действительные члены: лейтенанты Г.К. фон Шульц, А.Н. Воскресенский, М.А. Кедров, Н.Л. Подгурский, А.В. Колчак, Н.Н. Шрейбер, П.В. Гельмерсен, М.И. Никольский, А.П. Зеленой, В.Н. Черкасов, С.Н. Власьев, А.К. Петров, Е.Н. Мандражи, А.В. Витгефт, В.И. Руднев, Н.В. Кротков, Домбровский, В.К. де Ливрон, С.А. Невражин, граф А.Г. Кейзерлинг, мичман В.В. Витгефт, инженер-механики Н.В. Афанасьев, В.А. Винтер, корабельный инженер Н.Н. Кутейников.

32

Санкт-Петербургский военно-морской кружок (первоначальное название – «Общество младших офицеров флота») начал деятельность с осени 1905 г., причем с 9 ноября началась разработка сперва общих принципов его устава, а затем и отдельных параграфов. На заседании 28 ноября были приняты первые 16 параграфов устава, составлена докладная записка на имя морского министра по поводу разрешения кружка. Ознакомившись с проектом, и.о. начальника Главного морского штаба контр-адмирал А.А. Вирениус сделал замечание, касающееся необходимости разрешения допуска на собрания старших офицеров флота; соответствующие изменения в проект были внесены 12 декабря. 17 января 1906 г. морской министр А.А. Бирилев потребовал изменения названия организации и увеличения прав присутствующих на заседаниях адмиралов и штаб-офицеров флота. На общем собрании 23 января соответственно последнему пожеланию был переписан проект устава, а 6 февраля избрано новое наименование – «Санкт-Петербургский военно-морской кружок». Когда в начале марта 1906 г. Бирилев вновь не утвердил устав, к нему «для личного доклада о деятельности кружка» были направлены председатель М.М. Римский-Корсаков и лейтенанты Г.К. фон Шульц и А.Н. Кирилин. На общем собрании 28 апреля составили список членов – учредителей кружка (см. предыдущий комментарий). Несмотря на все усилия, устав кружка был утвержден лишь спустя полтора года, 11 сентября 1907 г., новым морским министром И.М. Диковым. За это время часть учредителей «поднялась» в чинах (так, капитанами 2-го ранга стали Г.К. фон Шульц, В.К. Пилкин, А.П. Зеленой, А.Н. Кирилин и Н.Н. Шрейбер, капитан-лейтенантами Н.В. Кротков, А.В. Колчак и В.К. де Ливрон, лейтенантом – В.В. Витгефт), а Е.Н. Мандражи ушел в запас (РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2462. Л. 9—29, 47–54).

33

Григорович Иван Константинович (26.01.1853—03.03.1930), адмирал (27.09.1911) в отставке (31.03.1917).

34

Стеценко Константин Васильевич (21.05.1862—?), адмирал (06.12.1916) в отставке (15.06.1917).

35

Канин Василий Александрович (11.09.1862—17.06.1927), адмирал (10.04.1916) в отставке (13.12.1917).

36

Муравьев Петр Петрович (30.01.1860—12.07.1940), адмирал (06.12.1916), в отставке (05.03.1917).

37

Бирилев Алексей Алексеевич (16.03.1844—06.02.1915), адмирал (01.07.1907).

38

После А.А. Бирилева морским министром был адмирал И.М. Диков (11.01.1907—08.01.1909) и лишь затем С.А. Воеводский.

Воеводский Степан Аркадьевич (22.03.1859—18.08.1937), адмирал (06.12.1913).

39

Имеется в виду Морской технический комитет.

40

Романов Алексей Александрович, великий князь (02.01.1850—01.11.1908), адмирал (01.01.1888).