Полная версия
Глаголют стяги
Княгинюшка скрылась. Город оживал всё более и более. У подножия Перуна курился золотой дымок…
IX. На родине
Где ни взялся млад ясен сокол.
В Вышгороде Ядрей оставил обоз княжой и, перейдя застывший уже Днепр, зашагал северскими лесами в сторону Чернигова. По снежной, накатанной уже дороге ехали туда и сюда посели – кто на торговище, кто домой ворочался, а кто в пойму стог подымать по весёлому первопутку… Идти было гоже, охотно… В попутных посёлках он останавливался, и посели всячески старались затащить его каждый к себе: гостя, прохожего они всячески привечали – и потому, что от стариков так указано было, и потому, что в лесной глуши всякий свежий человек находкой был. Только через прохожих и узнавали посели, что где на белом свете делается. А такой гость, как Ядрей, и совсем в диковинку был: лёгкое ли дело, и в Царьграде живал, и, почитай, весь свет обошёл, – молодой парень, а, гляди, какой дошлый!.. Правду старики говаривали: не спрашивай старого – спрашивай бывалого… И Ядрей, окружённый лесной, духовитой толпой селяков, рассказывал им и о славе стольного града Киева, и о богатых караванах варяжских, новгородских и греческих, плывущих по старой Непре туда и сюда, и о страшных печенегах, и о блеске Византии, и о славных боях Святослава-князя. Об одном только умалчивал он: о том, что он, у чужаков живучи, изменил вере дедовской и в их веру крестился. А когда посели ласково спрашивали об имени и роде его, он говорил, что зовут его Ядрей, а из рода он Боровых, что на Десне, поправее Чернигова, в лесах спокон веку сидят…
Избы поселей и тут были малые, тесные, закопчённые, на скорую руку сбитые – на курьих ножках, как говорится. Мало ли что может случиться – к чему корни-то в землю глубоко пускать? А эдак, чуть что не так, бросил все да и в крепь, во мхи – ищи там… Давно ли, при дедах, хазары за данью сюда приходили?.. Лесной человек жил всегда начеку. Но гостеприимство скрашивало неприютное житьё их, и, наговорившись досыта, до зевоты, они угощали гостя чем боги благословили, а потом все вместе тут же вповалку на соломе, под кожухами, спать ложились и храпели до самой светлой зари…
Был уже месяц студень. Крессы[3] были на носу. Морозы стояли железные. И тихо-тихо было в лесах – ни одна веточка не шелохнётся… Но следы всякого зверья по снегу говорили Ядрею, как и всякому лесовику, о жизни леса-кормильца всё: где тур могучий прошёл, где лоси сохатые на заре кормились, где ночевали в снегу в лунках тетерева, где куница добычи шарила, где зайцы косоглазые жировали… Прямо сердце радовалось, сколько всего на свете было и как привольно было в тёмных, пахучих лесах!..
И вот вдали среди высокоствольных сосен замелькали вдруг беспорядочно разбросанные избы под кудрявыми столбиками дыма, послышались лай собачий и крики детворы. Несколько дерзких остромордых собак бросились было на незнакомца, но он так внушительно поднял свою дубовую палку, что они сразу осели…
– Батюшки, да, никак, это сам Ядрей!..
И хорошенькая Дубравка, бравшая на обледеневшем колодце воды, всплеснула руками и засмеялась, и её тёмно-серые бойкие глаза с удовольствием смотрели на молодцеватого, подбористого парня, так непохожего на тяжёлых, закопчённых лесовиков.
– А мы тебя уж и видеть не чаяли… Здорово ли живёшь?
– Здравствуй, Дубравка… – улыбнулся мягко Ядрей. – Покинул я тебя девчонкой сопливой, а теперь, гляди, какая раскрасавица стала – чисто вот княгиня киевская!..
– Ну-ну, не подсмаливайся!.. Слыхивали… – смеялась Дубравка всеми своими зубами белыми. – И как ловко подошёл: под самый карачун… Смотри, приходи к нам пиво пить…
– Это уж как есть: к тебе первой…
И он, тряхнув головой, молодцевато зашагал к той избе, в которой он увидел впервые свет. Но на месте старой избушки сияла свежими брёвнами новая. И новый был двор… Хорошо построились. И только было шагнул он за тын, как столкнулся с исхудалой женщиной с тихим, усталым лицом, которая с вёдрами на коромысле шла по воду.
– Ядрей… Родимый… Да ты ли это?!
И мать крепко-накрепко обняла его и прослезилась: она уж давно боялась, что её Ядрея и на свете белом нет…
И в уже закопчённой, но так приятно пахнувшей смолью от брёвен избе сразу началась весёлая суета: «Ядрей, Ядрей пришёл!..» Вокруг избы, как полагается, любопытная детвора собралась со всего посёлка. Некоторые, не в силах выносить тяжести неразделённой новости, уже мчались по своим дворам: «Ядрей, Ядрей пришёл!..» Только востроухие собаки одни не разделяли, казалось, общей радости и упорно и недовольно лаяли, и рычали, и мочились, и опять лаяли: они предупреждали всех, что идёт чужак, на них внимания не обратили – теперь, если случится что недоброе, пусть на них никто не пеняет: р-р-р-р-р… И звонко отдавался обиженный лай их в морозных чащах лесных.
В избу набились наиболее близкие из родичей. Пошли спросы и расспросы: кто жив, кто помер, велик ли Царьград, не сердит ли новый князь, не жаден ли, не слыхать ли про войну чего нового?.. А мать между тем хлопотала с угощением. Пока угощала она одного сына, а там, оглядевшись, надо будет на радостях и родичей всех позвать. И она поставила перед сыном и молодых жирных белок, которых ребята вечор из силков вынули, и молока, и солёной лосятины, и взвару…
– А как дед Боровик? – с полным ртом спрашивал Ядрей. – Жив ли?
– Жив, жив… – раздалось со всех сторон. – Этот забыл уж и года считать… А все такой же: наскрозь земли словно видит старик…
– Он сегодня о полночь придёт к нам петуха резать… – сказала мать, с удовольствием глядя, как обсасывает Ядрей вкусные беличьи косточки.
– Али что?
– Да что, родимый, суседко[4] наш так расшалился, что не знаю, что уж и делать… – сказала озабоченно мать. – Как поставили ещё при покойнике новую избу, позвали его на новоселье, все как полагается: и хлебцы ему за печь кладу, и ужин когда покидаю, и лепёшек, и пирогов, и яишницы, а иной раз нарочно для него и кашицы сварю… Нет, ничем ему не угодишь!.. И чем мы его так прогневали, уж не ведаю, а дурит – силушки нету: то к лошади ночью привяжется, то скукотить начнёт, то ведра опрокинет, то одёжу так запсотит, что хошь весь род подымай на поиски… Как по осени деду водяному гуся резали, голову гусиную я ему во дворе повесила, как полагается. А нет, ничто не берёт!..
– Ты гляди, хозяйка, не новую ли коровку твою он невзлюбил… – подал кто-то из духовитой толпы родичей мысль. – Они на это привередливы бывают…
– Да что ему невзлюбить-то её?.. – развела хозяйка руками. – Я как только на двор её привела, сейчас же ему с рук на руки животину передала: «Полюби, дедушка, пой, корми сыто, гладь гладко, сам не шути и жене не спущай и детей унимай…» А верёвку, на которой привела скотинку, вон у печи повесила… Знаем, чай, порядки-то…
– Дивное дело!..
– Вот что дед Боровик укажет… Сильней его на эти дела по всей Десне никого нету, да и в Киеве вашем едва ли другой такой ведун найдётся!..
– А ты не того, родимка, не бойся: это благует он не со зла, а так, покараводиться охота жировику… – прошамкала древняя старушка с угасшими уже глазами. – А надоест озоровать, и опять обмякнет, смирной станет… Вот ежели чужой домовой во двор повадится, тогда всего опасаться можно…
– Вот дед Боровик все дела разберёт…
Вечером, как со скотиной все убрались и отужинали, в избу опять родичи собрались. Дубравка с девками пришла. Заметно было, что для гостя девки легонько, чтобы в глаза не бросалось, прибрались… И все с блестящими в свете лучины-смолёвки глазами слушали диковинные рассказы Ядрея о странах далёких, о битвах кровавых, о лукавом и злом боге цареградском Стратилате, который сперва русскую рать погубил, а за ней и самого князя. И как ни притомился Ядрей с путины дальней, а при виде Дубравки подтянулся и эдак все краски в свои рассказы подпущал. Всё ахало и дивилось…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Дядей. (Здесь и далее примеч. авт.)
2
Горе-злосчастье.
3
Дни зимнего солнцеповорота.
4
Домовой.