Гениальные аферы

Однако когда королю доложили об исполнении его высочайшего повеления, он остался недоволен местом захоронения сыновей короля. Поэтому по его же приказу следующей ночью священник Тауэра выкопал тела и перезахоронил их в другом месте, которое было известно только ему одному. Эту тайну он унес с собой в могилу.

Итак, поскольку многое в показаниях свидетелей осталось не совсем ясным, Генрих решил пойти по другому пути, то есть попытаться собрать сведения о самозванце. В нескольких странах, в том числе и во Фландрии, Генрих создал сеть преданных агентов, которые собирали сведения не только о Перкине Уорбеке, но и обо всех участниках заговора. Некоторым из королевских агентов удалось примкнуть к окружению Перкина. Все сведения, которые удавалось добыть шпионам, незамедлительно поступали к Генриху. В итоге король получил исчерпывающую информацию о каждом из заговорщиков и к тому же завоевал расположение сэра Роберта Клиффорда.

С помощью придворных сплетен Генрих распространил слух о том, что неизвестно откуда взявшийся наследник престола является всего лишь дерзким самозванцем. В то же время король направил послов во Фландрию к великому герцогу Филиппу с целью убедить его отослать Перкина от двора. Однако Филипп ответил, что не может этого сделать, поскольку мнимый Ричард III находится под покровительством герцогини Бургундской, а распоряжаться на ее землях не в его власти. Но Генрих догадывался, что это лишь отговорка и что Филипп оказывает Перкину помощь и содействие.

Зная, что наибольшую поддержку самозванцу оказывали сторонники в Англии, Генрих решил сурово наказать группу главных заговорщиков в королевстве и тем самым подорвать силы сторонников Перкина во Фландрии. Король призвал к себе советников, которых изобличил в поддержке самозванца, и Клиффорда. Последний, дабы спасти свою жизнь, пал перед королем ниц и взмолился о пощаде, и Генрих сразу же милостиво даровал прощение. Взамен Клиффорд рассказал все, что ему было известно о самом Перкине и о деятельности его сторонников, в частности, выдал лорда-камергера королевского двора Уильяма Стенли. Случилось это 22 декабря 1494 года.

В своей «Истории Шотландии» Тайтлер по этому поводу записал: «Это разоблачение стало роковым ударом для йоркистов. Их замысел, по-видимому, состоял в том, чтобы провозгласить Перкина королем в Англии, пока его многочисленные сторонники готовились восстать в Ирландии; в то же время шотландский монарх должен был во главе войска нарушить границы и вынудить Генриха разделить свои силы. Однако предводители приграничных кланов, которым не терпелось начать войну, вторглись в Англию слишком рано; к несчастью для Уорбека, случилось то, что, пока буйная вольница, включавшая Армстронгов, Эльвальдов, Кроссаров, Вигэмов, Никсонов и Генрисонов, спускалась в Нортамберленд в надежде поднять там восстание в пользу самозваного герцога Йорка, предательство Клиффорда раскрыло все детали заговора, а поимка и казнь главарей повергла народ в такой ужас, что дело Перкина в тот момент представлялось безнадежным».

Узнав о казни Стенли, который был главной опорой заговорщиков, и других своих сторонников, Перкин и его сообщники были ошеломлены.

Уорбек по-прежнему опирался на привязанность простолюдинов к дому Йорков и рассчитывал на их поддержку. Местом своей вылазки он избрал берег Кента. Войско, которое самозванец повел в сражение против короля Генриха, состояло в основном из разорившихся гуляк, грабителей и воров. С ним он вышел в море и в начале июля 1495 года высадился на берегу близ Кента, между Сэндвичем и Дилом. Когда жители поняли, что войско самозванца включает не знатных англичан, а чужеземцев, готовых, скорее, к грабежу местного населения, чем к походу за короной Англии, они поклялись в верности королю и выразили готовность вступить в борьбу против войска Перкина.

Англичане решили создать видимость отступления, чтобы выманить войско самозванца на берег, однако этого им сделать не удалось. Самозванец и его сторонники опасались приближаться к берегу до тех пор, пока не убедятся, что все надежно. Поняв, что их попытки тщетны, англичане перебили тех мятежников, которые уже были на берегу, и 150 человек взяли в плен.

Когда король, находившийся в путешествии, получил радостное известие о разгроме заговорщиков, он отправил в Кент Ричарда Гилдфорда, чтобы тот передал поздравления, а сам продолжил путь. Для устрашения мятежников Генрих распорядился всех пленников повесить. Их связали веревками и пригнали в Лондон. Казнь состоялась в Лондоне и Вэппинге. Кроме того, виселицы, подобно маякам или вехам, стояли на побережье Кента, Сэссекса и Норфолка.

Перкину ничего не оставалось делать, как отправиться обратно в Ирландию. Самозванец решил искать помощи и поддержки у шотландского короля Якова, противника короля Генриха. К тому же Максимилиан и король Франции Карл, испытывавшие известную неприязнь к английскому королю, неожиданно решили оказать содействие Уорбеку и втайне ходатайствовали за него королю Шотландии.

20 ноября 1495 года Перкин с большой свитой прибыл в шотландский город Стерлинг, где с подобающими почестями был встречен королем Яковом, который вел себя с ним как с Ричардом, герцогом Йоркским. В знак особой признательности король дал свое согласие на брак Уорбека с дочерью графа Хантли и своей близкой родственницей, леди Екатериной Гордон – девушкой редчайшей красоты и добродетели.

Вскоре король Карл собрал большое войско, которое состояло главным образом из жителей приграничного района, и в сопровождении Перкина вступил в графство Нортамберленд. Однако вопреки ожиданиям самозванца народ не выступил в его поддержку. Тогда войско шотландского короля разорило и разрушило графство, несмотря на протест Перкина против ведения войны варварским способом.

Тем временем короли Шотландии и Англии начали вести переговоры о мире, которые в скором времени зашли в тупик, поскольку Генрих в качестве главного условия договора требовал выдать ему самозванца. На это Яков не мог согласиться, потому что принял Перкина как государя и теперь было бы крайне бесчестно и недостойно для короля изменить свое отношение к нему, кем бы он на самом деле ни являлся.

Несмотря на то что Яков не изменил своей позиции по отношению к Уорбеку, после длительных бесед с англичанами и других свидетельств он практически не сомневался в том, что приютил самозванца. Наконец король Шотландии призвал к себе Перкина и сообщил ему о том, что англичане разоблачили его обман перед шотландским народом, поэтому Уорбеку придется искать более подходящее место изгнания, для чего Яков предоставит ему корабли.

Перкин не поехал во Фландрию, поскольку знал, что Генрих заключил с Филиппом договор и там только и ожидают его приезда для того, чтобы учинить скорую расправу. Вместе с женой самозванец отправился в Ирландию. Под именем короля Англии Ричарда V Уорбек издал прокламацию, содержавшую щедрые обещания народу и призыв выступить против узурпаторов королевского трона с тем, чтобы вернуть корону ее законному владельцу.

На четырех небольших барках с 80 воинами Перкин отправился в Корнуэлл. Его корабли причалили в бухте Уитсенд-бей. В Бодмине его войско пополнилось тремя тысячами грубых мужланов.

По наущению ближайших советников – бежавшего от долгов торговца шелком и бархатом Херна, портного Скелтона и писца Эстли – самозванец решил овладеть хорошо укрепленным городом. Это было необходимо, во-первых, для того, чтобы предоставить своим людям возможность испытать сладость богатой добычи и набрать новых рекрутов, а во-вторых, чтобы обеспечить себе надежное убежище в случае неудачи предприятия.

17 сентября повстанцы осадили город Эксетер, который был самым сильным и богатым среди окружавших его поселений. Перкин пообещал горожанам, что он превратит Эксетер в новый Лондон, если они первыми признают его королем. Однако горожане на подобные провокации не поддались. Так что самозванцу ничего не оставалось делать, как снять осаду Эксетера и двинуться к Тонтону, растеряв по пути большую часть своего войска.

Весь день Перкин делал вид, что готовится к бою, но к полуночи самозванец прихватил с собой три десятка всадников и скрылся в неизвестном направлении, бросив свое войско на произвол судьбы. Узнав о бегстве Уорбека, Генрих выслал за ним вдогонку 500 всадников, чтобы отрезать ему путь к морю, посреди которого находился тот заветный островок, который называли святилищем. Но Перкину все же удалось опередить королевских солдат и укрыться на острове. Последние окружили остров и послали к Генриху гонца с донесением о произошедшем.

Английский король отправил на остров делегацию, которая должна была вступить в переговоры с Уорбеком. Самозванца доставили ко двору короля, но Генриху он представлен не был, хотя сам король, дабы удовлетворить свое любопытство, наблюдал за ним из окна. Перкин находился на свободе под неусыпным наблюдением королевских агентов.

Вскоре в голове у самозванца созрел новый план. 9 июня 1498 года Перкину удалось обмануть приставленную к нему охрану и бежать. Он направился к морскому берегу, однако испугался погони и вынужден был вернуться обратно. Мошенник проник в Вифлеемский дом, называемый Шайнским приорством, и сдался в руки приора монастыря, который пользовался всеобщим уважением и слыл святым.

Приор явился к королю с просьбой сохранить жизнь Уорбеку, в остальном же он полагался на волю Генриха. Хотя многие подданные убеждали его казнить самозванца, королевское высокомерие не позволяло ему ненавидеть тех, кого он презирал. Как только Перкин оказался в его власти, Генрих приказал воздвигнуть во дворе Вестминстерского дворца эшафот, на котором забили в колодки закованного в кандалы Уорбека. Там он провел весь день. На следующий день самозванца поместили на такой же эшафот на перекрестке в Чипсайде. Здесь, так же как и в Вестминстерском дворце, он читал свою исповедь. На третий день Перкина заточили в Тауэр.

Но даже оказавшись в тюрьме, Уорбек не унимался. Он решил подкупить охранников и с их помощью выбраться на свободу. Однако стражей не интересовала его судьба, да и на высокое вознаграждение они не рассчитывали, зная, с кем имеют дело. Поэтому Перкин решил привлечь на свою сторону Эдуарда Плантагенета, графа Уорика, который в то время был узником Тауэра. Через охранников он обменялся с ним записками и договорился о побеге. Четверо охранников должны были убить коменданта Тауэра, завладеть деньгами и имуществом, достать ключи от Тауэра и выпустить графа и Уорбека на свободу.

Однако замысел Перкина не удался. Заговор был раскрыт. Оказалось, что Перкина использовали всего лишь как приманку, необходимую для того, чтобы заманить в ловушку графа Уорика. 16 ноября 1499 года судьи вынесли Уорбеку обвинение на основании многих измен, совершенных им после высадки на сушу в пределах королевства, и приговорили к смерти. Казнь состоялась в Тайберне, где он в последний раз прочитал вслух свою исповедь и в предсмертный час подтвердил ее истинность.

Граф Уорик также был обвинен в том, что замышлял вместе с Уорбеком учинить смуту и выступить против короля. Тому ничего другого не оставалось, как признать обвинение справедливым. Вскоре он был обезглавлен на Тауэр-Хилл.

Григорий Отрепьев (Лжедмитрий I)

Далекие предки Григория Отрепьева жили в Литве. Прибыв на Русь, одни из них поселились в Галиче, а другие – в Угличе, резиденции погибшего царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного. В 1577 году Смирной-Отрепьев и его младший брат Богдан, которому к тому времени исполнилось всего лишь 15 лет, получили поместье в Коломне. Через несколько лет у Богдана родился сын, которого назвали Григорием. Приблизительно в то же время у царя Ивана появился сын Дмитрий.

Богдан Отрепьев дослужился до чина стрелецкого сотника. Погиб он очень рано. В те времена в Немецкой слободе в Москве иноземцы свободно торговали вином. Нередко там случались пьяные драки. Наделенный от природы буйным характером, Богдан зачастую становился их участником. В одной из таких стычек его зарезал некий литвин.

После смерти отца Григория воспитывала мать. Она научила мальчика читать Священное Писание. Дальнейшее обучение Григорий проходил в доме дьяка Семейки Ефимьева, зятя Отрепьевой, который жил в Москве. После того как Гришка Отрепьев принял постриг, он стал переписчиком книг на патриаршем дворе. Эту должность он получил благодаря своему каллиграфическому почерку.

Отрепьев обладал необыкновенными способностями, поэтому некоторые даже подозревали его в общении с нечистой силой. Учение действительно давалось ему с поразительной легкостью. Однако бедность и сиротство не позволяли способному юноше даже надеяться на выдающуюся карьеру.

Григорий поступил на службу на московское подворье к боярину Михаилу Романову. Многие считали Романовых наследниками короны. Служба при дворе открывала юноше неплохие перспективы на будущее. Немалую роль в том, что Романовы выбрали именно его, небогатого провинциального дворянина, сыграло соседство родового гнезда Отрепьевых и костромской вотчины Романовых – села Домнино.

Однако такой поворот в судьбе Григория чуть было не стоил ему жизни. В ноябре 1600 года романовский круг постигла опала. Под стенами подворья Михаила Романова произошло настоящее сражение: свита Романовых оказала вооруженное сопротивление царским стрельцам.

Всех, кто находился в услужении у опальных бояр, ожидала виселица. Отрепьев чудом спасся от смертной казни, укрывшись в монастыре. Григорию едва исполнилось 20 лет. Ему пришлось отказаться от светской жизни и превратиться в смиренного монаха. Во время скитаний Григорию довелось побывать в галичском Железноборском монастыре, где он, по всей вероятности, и постригся, а также в суздальском Спасо-Евфимьеве монастыре. В Суздале Гришка попал под начало к духовному старцу. Однако Григория тяготило монашеское одеяние, а тем более жизнь под началом, и он, в конце концов, решил покинуть обитель.

К тому времени все Романовы находились в ссылке, поэтому розыск их сторонников был прекращен, да и оставшиеся в живых опальные вскоре получили прощение. Надо сказать, что на Руси провинившиеся перед царем нередко спасали свою жизнь в монастырях, подобно Отрепьеву. Поэтому Григорий снова объявился в Москве. Благодаря протекции он попал в самый аристократический Чудов монастырь в Кремле. Некоторое время он находился под надзором архимандрита Пафнотия, после чего был переведен в собственную келью, где занялся литературным трудом. Сам Отрепьев рассказывал знакомым монахам о том, что «живучи в Чудове монастыре у архимандрита Пафнотия в келии, сложил похвалу московским чудотворцам Петру, и Алексею, и Ионе».

Вскоре старания Отрепьева были оценены, и с этого времени начался его стремительный взлет. Григорий стал дьяконом, однако жизнь в тихой келье была не по нему, поэтому Отрепьев переселился на патриарший двор, где также завоевал себе, как он сам говорил, великую славу. Он не только переписывал книги, но и сочинял каноны святым. Григория знали и епископы, и игумены, и весь Священный собор. Нередко он бывал у самого патриарха Иова, который включил юношу в штат своих помощников, являвшихся с ним на собор и в думу.

Григорий Отрепьев

Всего лишь за один год Григорий сумел сделать поистине выдающуюся карьеру. За такой короткий срок он прошел путь от простого келейника чудовского архимандрита до почитаемого всеми придворного патриарха. Причем достиг Отрепьев такого положения не за счет невероятных подвигов аскетизма, а благодаря необыкновенной восприимчивости своей натуры. Он в течение одного месяца усваивал то, на что у других уходила целая жизнь. Церковники сразу же оценили живой ум и литературный дар Отрепьева. К тому же юноша обладал удивительной способностью притягивать и подчинять себе других людей.

Григорий начал прилюдно хвастаться, что может стать в Москве царем. Подобные дерзкие речи дошли до царя Бориса, и он отдал спешный приказ о ссылке Отрепьева в Кириллов монастырь. Однако Григория вовремя предупредили о решении царя, и он успел бежать. Сначала Отрепьев отправился в Галич, потом в Муром, в 1602 году он вернулся в столицу, откуда, прихватив с собой двух монахов, Варлаама и Мисаила, бежал за границу.

Воспользовавшись тем, что отъезжавших монахов никто не преследовал, злоумышленники в течение трех недель служили службы в церкви, собирали с народа деньги, якобы необходимые для строительства храма, и присвоили их себе. Бродячие монахи не вызывали у властей никаких подозрений, поэтому никто даже и не пытался их задержать. Беглецы преспокойно миновали границу и отправились в Печерский монастырь в Киеве, в котором провели три недели. Затем перешли во владения князя Константина Острожского, где жили все лето. За этот срок Григорий успел завоевать расположение магната, и тот пожаловал ему щедрый подарок. Затем монахи перебрались к Габриэлю Хойскому в Гощу, на Волыни, а потом в Брачин, к князю Адаму Вишневецкому. Здесь Отрепьев сбросил с себя монашеское одеяние и решился, наконец, объявить себя московским царевичем Дмитрием.

Когда Вишневецкий известил польского короля Сигизмунда III о появлении «царевича», тот потребовал подробных объяснений.

В 1603 году князь записал рассказ самозванца. Отрепьев во всех подробностях поведал о тайнах московского двора и об обстоятельствах своего чудесного спасения. Спас его якобы некий воспитатель, которому стало известно о запланированном убийстве царевича. В ночь убийства ему удалось подменить Дмитрия мальчиком того же возраста, который и был зарезан вместо царевича. Царица-мать, которая первой прибежала в спальню своего несчастного сына, не распознала подлога, потому что лицо ребенка приобрело к тому времени свинцово-серый оттенок. Точные факты и имена Отрепьев, однако, называть опасался, потому что они могли быть опровергнуты в результате проверки. Он утверждал, что его чудесное спасение оставалось тайной для всех, даже для его матери, заключенной в один из женских монастырей.

Самозванец жил в Литве открыто, поэтому его слова можно было сразу же проверить. Если бы новоявленный «царевич» попытался скрыть известные всем факты, его непременно обличили бы в обмане. Так, всем было известно, что «Дмитрий» прибыл в Литву в рясе. Для этого также необходимо было найти правдоподобное объяснение, и Отрепьев придумал следующее. Перед своей смертью спаситель передал царевича на попечение «верного друга». Этот дворянин воспитал мальчика в своем доме, а перед кончиной посоветовал ему принять постриг. Юноша последовал совету своего воспитателя и стал монахом. Он обошел многие российские монастыри, пока однажды один монах не распознал в нем царевича Дмитрия. Тогда он вынужден был бежать в Польшу.

По всей вероятности, Отрепьев уже в Киево-Печерском монастыре пытался выдать себя за царевича. В книгах Разрядного приказа была обнаружена любопытная запись, согласно которой Отрепьев, прикинувшись больным, признался игумену в том, что он является царевичем. Услышав такие слова, игумен указал ему на дверь. По свидетельству историков, Отрепьев не раз прибегал к тому же трюку. Разболевшись в имении Вишневецкого, на исповеди он поведал о своем «царском происхождении» священнику. Однако в докладе князя королю этот эпизод не упоминался.

Первым покровителем Отрепьева в Польше стал князь Адам Вишневецкий, который снабдил Григория приличным платьем и велел возить в карете в сопровождении гайдуков. Постепенно круг покровителей самозванца все более расширялся. Интригу Вишневецкого поддержали польский король и другие высокопоставленные лица государства, в том числе и канцлер Лев Сапега. В услужении этого сановника находился московский беглец Петрушка, который как пленник попал в Москву в годовалом возрасте. Сапега объявил, что этот его слуга, которого вдруг все начали величать не иначе как Юрием Петровским, был лично знаком с царевичем Дмитрием.

Однако при встрече с Отрепьевым Петрушка растерялся. Отрепьев же как ни в чем не бывало «узнал» бывшего слугу и уверенно вступил с ним в разговор. Холоп пришел в себя и «узнал» царевича по особым приметам: бородавке на носу и неравной длине рук. Так что все прошло согласно заранее подготовленному сценарию. Таким образом, Сапега оказал самозванцу неоценимую услугу.

Тем временем число покровителей Григория Отрепьева пополнилось еще одним влиятельным человеком. Это был Юрий Мнишек, один из русских холопов которого также признал в самозванце царевича. Поддержали его также и московские дворяне-изменники братья Хрипуновы, бежавшие в Литву в 1603 году.

Когда Бориса известили о появлении самозванца, он обратился к польскому двору с требованием о выдаче преступника, который якобы был осужден за то, что отверг родительский авторитет, восстал против Бога и впал в чернокнижие. Однако поляки не торопились выдавать русским Григория Отрепьева.

Между тем самозванец, почувствовав за своей спиной реальную силу, действовал все более уверенно. Отрепьев также заручился поддержкой запорожских казаков, точивших сабли на московского царя. Самозванца нередко видели вместе с казаками. Не случайно сведения о нападении запорожцев по времени совпадают с сообщением о появлении в их среде самозваного царевича.

В 1603 году в Запорожской Сечи началось формирование повстанческой армии, которая впоследствии принимала участие в московском походе Григория Отрепьева. Наконец к самозванцу явились гонцы с Дона с сообщением о том, что казаки готовы идти на Москву. В ответ самозванец послал им свой штандарт – красное знамя с черным орлом, после чего его гонцы заключили с казачьим войском союзный договор.

В то же время в центре России также начали возникать повстанческие отряды. Положение Бориса Годунова на царском троне становилось все более шатким. Этим и решил воспользоваться самозванец. С именем неожиданно воскресшего царевича Дмитрия народ связывал надежду на освобождение от установленного Годуновым жестокого крепостнического режима. Так что Отрепьеву представилась реальная возможность встать во главе народного восстания.

Однако самозванца, который был дворянином по происхождению, не устраивала перспектива превращения в вождя народного движения. Он предпочел организовать сговор с врагами России. Отрепьев знал, что с давних пор заветной мечтой иезуитов является подчинение русской церкви папскому владычеству. Их поддержкой Григорий и решил заручиться.

Сигизмунд III поручил Вишневецкому и Мнишеку привезти в Краков московского царевича. В конце марта 1604 года «Дмитрия» доставили в польскую столицу, где его окружили иезуиты, пытавшиеся убедить его в истинности католической веры. «Царевич», осознавая, что в этом состоит его сила, принял от иезуитов святое причастие и дал обещание ввести на Руси католичество, если только ему удастся занять российский престол.

В 1600 году Россия заключила перемирие с Польшей, но это не обеспечило безопасности ее западных границ. Король Сигизмунд готовился к новому наступлению на Россию, и для этих целей ему необходим был Лжедмитрий. Ради удовлетворения своих кредиторов самозванец без стеснения перекраивал русские земли. Он пообещал передать Польше плодородные Чернигово-Северские земли. Семье Мнишек Григорий посулил Псков и Новгород. Взамен же он получил довольно туманные обещания.

Дальновидные польские политики решительно выступали против войны с Россией. В результате Сигизмунд отказался от своих обещаний и вместо сильной королевской армии предоставил Отрепьеву около двух тысяч разного рода наемников. Армия была слишком малочисленной, чтобы выступать с ней против России, и план самозванца был бы заведомо обречен на провал, если бы его не поддержало донское казачество.

Царские воеводы, выступившие навстречу самозванцу с огромными силами, действовали явно нерешительно. Несмотря на это, им удалось одержать победу в сражении под стенами Новгород-Северского. В результате большинство наемников обратились в бегство, оставив лагерь самозванца. Вместе с ними восвояси отправился и Юрий Мнишек, сопровождавший Отрепьева.

Хотя вторжение на Русскую землю закончилось провалом, вооруженная помощь поляков позволила Лжедмитрию продержаться на территории Русского государства первые, самые трудные месяцы, до тех пор, пока народное восстание не охватило всю южную оконечность России. Голод еще более усугублял сложившуюся обстановку.

Борис, узнав о появлении в Польше самозванца, открыто заявил боярам, что это их рук дело, так как они задумали свергнуть его. Однако впоследствии царь без особых опасений за свою голову направил против войск самозванца тех же бояр. На первый взгляд подобное поведение Бориса кажется непонятным, но на то имелись свои причины. Годунову было известно, что дворяне не очень-то доверительно относились к самозваному казацкому царьку. На сторону Отрепьева перешло всего лишь несколько воевод. Как правило, крепости самозванцу сдавали посадские люди или казаки, а воевод к нему приводили связанными.