bannerbanner
Ключ от дома. Повесть
Ключ от дома. Повесть

Полная версия

Ключ от дома. Повесть

Язык: Русский
Год издания: 2017
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Ключ от дома

Повесть


Ольга Владимировна Покровская

© Ольга Владимировна Покровская, 2017


ISBN 978-5-4485-8647-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяна Дмитриевна проснулась от стука в калитку и нетерпеливого звяканья щеколды. Испуганно приникла к окну, за которым бледнела низкая облачность, – одинокой, ей постоянно мерещилось, что в дом лезут налетчики и грабители, – но, разглядев сквозь голые ветки розовую курточку, поняла, что дочь азартно дергает затворы. Спокойствия это обстоятельство Татьяне Дмитриевне не прибавило, потому что Саша должна была в это время находиться в Москве: либо на работе, либо в съемной комнате, на пару с соседкой. А оказаться ранним утром, когда не ходили электрички, дома – для этого требовались серьезные причины, и Татьяна Дмитриевна подозревала, что они не радостные. Поэтому она, накинув тужурку на ночную рубашку, побежала к калитке в тапочках и, вместо привета и улыбки, встретила дочь тревожным вопросом:

– Ты чего? Уволили?

Лихорадочное Сашино выражение и остановившиеся водяные глаза ей не понравились.

– Мне в вечернюю, я на машине… Мам, я есть хочу!

Саша увернулась от расспросов и побежала в дом. Татьяна Дмитриевна шла за ней по пятам и бормотала:

– С ума сошла! Среди ночи!..

– Успокойся, мам, – не на чужой, Милкин дядя бочки вез в огород, я с ним.

Татьяна Дмитриевна повесила Сашину куртку на вешалку и усадила дочь за стол, продолжая недоуменно бормотать:

– Кто такой Милкин дядя?.. Может, хуже чужого…

Саша не отвечала на материнские нотации, а смеялась, и это тревожило Татьяну Дмитриевну. Она скорой рукой смешала тесто в эмалированной миске, поставила перед дочерью горячие оладьи и спросила в упор:

– Рассказывай. Что стряслось?

Саша размазала растекшуюся сгущенку, собралась с духом и выпалила:

– С Женей встречалась. Вчера…

Татьяна Дмитриевна взялась за сердце.

– Ох… – только и выговорила она.

Женя был горячей и единственной Сашиной любовью. Им она жила, за ним в свое время подалась в Москву, не смущаясь ни его абсолютным равнодушием, ни наличием любимой жены и сына.

– Мама! – взмолилась Саша. – Порадуйся за меня! Я же к тебе, я же сразу…

Татьяна Дмитриевна нахмурилась, внимательно изучила Сашино лицо и вынесла вердикт:

– Ты не ко мне приехала. Идиоткой-то меня не считай.

Она поджала губы. Личная жизнь дочери казалась Татьяне Дмитриевне неправильной, но на этом огорчения не заканчивались – она была уверена, что Саша приехала не домой, не к матери, а к призраку брата-близнеца, который терзал ее с детства странной привязанностью. Эту стыдную тайну семьи Татьяна Дмитриевна, как могла, скрывала от окружающих и от этого мало общалась с подругами, забросив старые знакомства. Если в детстве чудачества дочери еще могли сойти за милую возрастную шалость, то теперь Саша была взрослая, и всерьез объяснить людям, что она разговаривает с покойным братом, было неловко. Покачав головой, она вышла из кухни и принялась собираться – скоро надо было на работу. Когда Саша допивала чай, она вернулась одетая и готовая.

– Ешь, и пойдем, – сказала она решительно. – Как раз на электричку успеешь.

Саша растерялась.

– Мам, я… Может, я отдохну?..

– Одну не оставлю, – возразила Татьяна Дмитриевна. – А мне на станцию пора. – Она вспомнила: – Семена привезла? Которые Лена обещала?

Саша покраснела.

– Мам, забыла.

– Я же говорю, – вздохнула Татьяна Дмитриевна. – Ты обо мне не думала.

Она отвернулась от слез, выступивших на Сашиных глазах. Дочь взяла тетрадный лист со списком, куда Татьяна Дмитриевна заносила текущие дела и необходимые покупки, и произнесла с упреком:

– Мам, может, ты меня в свой список добавишь?

– Добавлю, – пообещала Татьяна Дмитриевна. – Когда дурь из головы выбросишь.

Она вывела дочь на улицу и заперла калитку. Саша дрожала от обиды, но не возражала. На углу им встретилась соседка баба Аня, которая сообщила:

– Татьян, участковый чего-то заходил вчера. Искал тебя.

Оставшийся путь Татьяна Дмитриевна шла рядом с Сашей, но уже не думала о дочери, а гадала, зачем приходил участковый. Опять что-то с сыном Лешей? Еще она вечно боялась, что отберут дом. Примут закон – и отберут. Сначала они двигались по выбитому асфальту, вдоль черных канав, оскобленных граблями, мимо заборов из штакетника с ромбовым узором, но обитатели домов безмятежно спали, и было непохоже, что кого-то норовят обездолить. Потом вошли в центр городка. Когда переходили проспект, где

в окружении ранних зевак пребывала легковушка, влетевшая ночью в фонарь, Татьяна Дмитриевна подумала, что хотя бы этого с Лешей из-за отсутствия прав не случится, – но похолодела от ужаса, представив, что спьяну сын легкомысленно сядет за руль, не вспоминая о правах.

На станции она проводила дочь до перрона, но, только мать ушла, Саша скользнула к краю платформы, слезла на пути и вернулась в город. Через пятнадцать минут она, в запущенном панельном подъезде, стучала в квартиру тетки, Натальи Дмитриевны. За дверью чертыхались, возились, тявкала и скребла по полу собака. Наконец растрепанная тетка открыла и, в отличие от матери, сердечно обрадовалась племяннице:

– Ба, какие люди! Сто лет не виделись, пропащая душа! Проходи, проходи… Славик! – крикнула она сожителя. – Сходи винца принеси, гости.

– Рано еще, – солидно отозвался юный теткин сожитель, младше ее на пятнадцать лет. – Десяти нету.

– Да ладно! Такие правильные… Ну, пивка принеси.

– Не надо, теть Наташ, – возразила племянница, входя. – Мне вечером на работу.

– Господи, всем на работу. Ничего в жизни, кроме работы, не видите. Бездушные вы люди.

Она принялась тискать и целовать собачонку.

– А мы с Масиком душевные! Верно, Масик? Поцелуй мамочку, солнце мое!..

Масик сучил тонкими ножками, повизгивал и вырывался.

– Теть Наташ, – спросила Саша, – у тебя ключей от нашего дома нет?

Тетка насмешливо ухмыльнулась.

– Что, выставила мать? Железная она женщина, не разжалобишь. Нету у меня ключей, дорогая. Разве мать твоя кому-нибудь ключи даст? Скорее рак на горе свистнет. Верно, Масик?.. Не зря на железной дороге работает. Все в жизни – как по рельсам ходит. Ни влево, ни вправо. Она покормила тебя? Хоть это. – Тетка, избавленная от необходимости разыгрывать радушную хозяйку, принялась снова тискать собачонку. – А как поедешь, когда мать на вокзале? Живо засечет, у нее глаз – алмаз. Мимо нее муха не пролетит…

– Я автобусом.

– А-а. Ну, Славик проводит. Славик!..

Выглянул сопровождаемый зудением старенькой бритвы Славик. Пока Наталья Дмитриевна, роняя кастрюльки, опрокидывая пакеты и спотыкаясь о табуретку, приготовила для спутника жизни чашку растворимого кофе, тот успел побриться, привести себя в порядок и перекусить. Тетка, совершив тяжелый труд, вернулась к четвероногому любимцу, который охотно лизался с владелицей, вызывая у Саши приступы тошноты. Выйдя со Славиком на улицу, племянница оторопело косилась на подтянутого парня и гадала, что связывает его с видавшей виды неумехой.

– Надо же, – проговорила она вслух. – Как тетя Наташа не ревнует?

– В смысле? – не понял Славик, нахмурив брови. Он не отличался сообразительностью. – К кому?

Саша улыбнулась. После свидания с Женей она чувствовала себя красивой, неотразимой и не понимала, как рядом с ней не падают на колени от обожания, а топают вразвалочку, равнодушно поглядывая по сторонам. Ей казалось, что весь мир ее любит, и она себя любила больше всех.

– К молодым. Ко мне, например.

В Славиковом голосе прозвучало сожаление:

– Дурочка, – вздохнул он. – Ты не молодая, ты маленькая. Разве возраст – главное?

– А что главное?

Славик подумал и изрек:

– Не это.

И замолчал. Не дал себе труда входить в разъяснения о чем-то сугубо важном, ведомом ему одному с головокружительной высоты собственного опыта. Саша, не получив отклика, на минуту забыла о его существовании. Она шла как по струнке, вдыхала будоражащий весенний воздух с запахами первой травы и чувствовала обжигающие взгляды окружающих, которые, ползая по улице на сонном утреннем автопилоте, моментально просыпались, проникаясь ее победной осанкой и ликующим видом. Славик довел ее до автостанции, сунул руки в карманы и невозмутимо отправился напрямую через площадь, а Саша мечтательно заулыбалась и побежала к автобусу.


Сменившись, Татьяна Дмитриевна пошла не домой, а к сыну. Несколько раз она звонила ему с работы, но телефон не отвечал. Татьяну Дмитриевну это не удивило – она представляла, что, наверное, устройство связи давно разряжено и лежит, забытое, под столом или в ванной.

Чем больше Татьяна Дмитриевна отдалялась от станции, чем ближе оказывалась сыновняя двухэтажка, тем сильнее ощущались неудобство и тоска. Знакомые посмеивались над Татьяной Дмитриевной, иронизировали по поводу ее тяги к трудовой деятельности, но она успокаивалась на работе, а в частной жизни задыхалась и судорожно глотала воздух, как выброшенная из воды рыба. К нервозности, присущей ее трудовому процессу, Татьяна Дмитриевна притерпелась, потому что все это было проходяще и не трогало за живое. Ей нравилось ощущение порядка: поезда ходили по расписанию, действия совершались по инструкциям, и над маленькой станцией нависали крылья огромной организации, в которой чрезвычайные происшествия устранялись, а любая неустойчивость включала невидимый механизм, и после длительного скрипа колес и движений маховиков все приводилось в норму. Но только Татьяна Дмитриевна покидала станцию, как оказывалась беззащитной на чужой территории, где не было ни логики, ни правил, все шло наперекосяк, и с детьми случались постоянные беды, а Татьяна Дмитриевна не понимала – отчего.

Перед домом, где жил сын, она постояла, разглядывая страшноватое кирпичное здание с ободранной штукатуркой. Дом был погружен в уныние серо-болотных оттенков, и Татьяне Дмитриевне пришло в голову, что лучше бы эту штукатурку ободрать совсем, помыть кирпичную кладку… и что, живя в такой депрессивной трущобе, неудивительно запить. Даже занавески на всех окнах были старые, линялые… только на балконе второго этажа сушилось ярко-оранжевое полотенце.

Дверь в Алешину квартиру оказалась незакрытой, но Татьяна Дмитриевна, справляясь с испуганным сердцебиением, замерла на пороге, робко стуча по дверному полотну. Было тихо, внучкина возня не слышалась. Невестка Юля вышла в байковом халате, рявкнув:

– Кто там еще?

Увидела Татьяну Дмитриевну и скривилась.

– А, здрасте…

Повернулась и ушла – войти не предложила. Татьяна Юрьевна вошла сама, несмело продвинулась за Юлей до кухни и спросила:

– Мой-то… где?

Юля раздраженно сдула с лица прядь.

– Где ему быть, пьяный лежит!

Разгоряченная Юля, нависая над полной раковиной, мыла посуду. Одного взгляда Татьяне Юрьевне было достаточно, чтобы понять две вещи: во-первых, посуда накапливалась в доме с неделю, не меньше. И во-вторых – Юля по-прежнему экономила на мыле. Татьяна Дмитриевна, глядя, как невестка скребет посуду грязной тряпкой, каждый раз морщилась – откуда? Вроде из семьи приличной, работящей… сватья – рукодельница…

– А Настя? – заикнулась Татьяна Дмитриевна про внучку, но тут же пожалела.

– Настя? – Юля повернулась к свекрови и уставилась свирепыми глазами. – Вам-то что Настя? Есть у меня силы на ребенка? У меня мужик – только знаешь, что задницу ему вытирать!

– Юленька, я не отказываюсь… – пробормотала Татьяна Дмитриевна. – Когда я не в смене, возьму с удовольствием, ты же знаешь…

Юля в сердцах швырнула тряпку.

– Разведусь к чертовой матери! – провозгласила она, сверкая глазами. – И прав родительских лишу. Лучше никаких родственников, чем такие.

– Юленька, его лечить бы… – попробовала вступиться Татьяна Дмитриевна.

– Сами и лечите! Я ему не нянька.

Татьяна Дмитриевна не стала пререкаться. Она отступила в комнату и услышала легкое похрапывание. Алексей какой-то бесформенной грудой лежал на диване, спал, пахло перегаром, и сердце Татьяны Дмитриевны сжалось от боли. Она хотела подойти к сыну, но ее опередила Юля – подлетела и ткнула пальцем:

– Полюбуйтесь! – Она хлестнула лежащее тело тряпкой. – Дрянь такая, сволочь!

Тело пошевелилось.

– Вставай! – кричала Юля. – Что валяешься, вон… мать на тебя поглядит! Вставай, кому говорю!

– Пошла вон! – взревел Алексей из глубины хмельного забытья.

– Юленька, Юленька… – пробормотала Татьяна Дмитриевна, отступая. – Не надо. Подожди, протрезвеет – тогда…

Но Юля не слушала, и Татьяна Дмитриевна с тяжелым сердцем предпочла убраться. Когда она шла по улице, в сумке зазвонило.

– Таня, привет! – Это была младшая сестра Наталья. – Я на нашей улице…

– Что случилось? – передернулась Татьяна Дмитриевна, и ей представилось, что сносят дом.

– Ничего, – удивленно пропела сестра. – Я к Марине заглянула, она мне шерсти спряла… Дай заскочу? Ты далеко?

– Сейчас буду, – выдохнула Татьяна Дмитриевна.

Через десять минут она снимала внушительный замок с калитки, а Наталья Дмитриевна хвасталась, хлопая по клеенчатой сумке.

– Марина кобеля остригла… Славику пояс свяжу. Он штангист бывший, у него спина надорвана. Греть.

– Вроде свой кобель есть, – негромко удивилась Татьяна Дмитриевна.

Наталья Дмитриевна расхохоталась:

– Масик? Что он мне, овца? Он мне как сын родной!

Татьяна Дмитриевна пожала плечами. Ее так огорчал собственный сын, что она не возражала против кощунственных сравнений.

– Подожди, – проговорила она, когда вошли в дом.

Пока Наталья Дмитриевна располагалась на диване, сестра взяла бумагу, где в нескольких графах были записаны покупки и работы, и вычеркнула строчку «гайка для гладильной доски». Достала гайку, которую получила у слесаря Миши, и завернула в полиэтилен взамен утерянной. Наталья Дмитриевна наблюдала за сестрой насмешливо.

– По бумажке живешь? – сказала она. – Говорила я сегодня твоей Сане…

– Саша заходила? – встрепенулась Татьяна Дмитриевна. – Вот зараза! Я же ее прямо на станцию доставила…

– Уехала, не волнуйся. Славик на автобус отвел. Ключ от дома спрашивала. Светилась прям от счастья. Любовь…

– Полно, – возразила Татьяна Дмитриевна. – Добро бы по-человечески. Ведь Женя этот за человека ее не держит. Что за радость? Даже если бы влюблен – не разведется никогда в жизни. Мало, что жена и ребенок. Там ведь квартира московская. Тесть богатый. А у тестя-то этого свой завод в Сибири, и мотаться ему туда не хочется, а может – без взвода охраны появляться не с руки. Они, может, специально для этого зятя и брали – безродного, безответного. И что ее ждет?

– Забери домой, – проговорила Наталья Дмитриевна весело. – Чего ж не заберешь?

Татьяна Дмитриевна вздохнула, поднялась и стала готовить чай.

– Учиться не хочет, – рассказывала она, наливая воду в чайник, протирая стол, нарезая хлеб и колбасу. – Работать негде. Официанток и без нее хватает – на грошовую зарплату. Вон, Вику из «Лагуны» чуть не зарезал псих какой-то. И хозяин их не лучше – обращается хуже, чем с собаками. А в «Елочке» свои, семейный подряд.

Наталья Дмитриевна покивала. Вику из «Лагуны» она помнила хорошо.

– К себе на станцию возьми.

– Взяла бы, – Татьяна Дмитриевна оживилась. – Олега Юрьевича бы упросила… и техникум – колледж – можно закончить. Может, не к нам – работа сменная в конце концов. Ни в какую… В ресторане жизнь красивая…

– А чего ты ее в дом-то не пустила? Опять – рвалась с Сашенькой советоваться?

Когда Татьяне Дмитриевне сообщили, что у нее близнецы, она предположила назвать их одинаково, парным именем, существующим в мужском и женском вариантах. Поэтому умершего брата-близнеца звали по умолчанию как сестру – хотя он не успел получить официального имени.

– Может, полечить ее? – несмело спросила Наталья Дмитриевна.

– Как полечить? – Татьяна Дмитриевна горестно покачала головой. – Нет у нас таких врачей. И что я ему скажу? Что она по любому поводу бежит разговаривать с покойным братом? Который умер двух часов от роду? Ну, посадят ее в смирительную рубашку и лекарствами обколют, будет овощ.

Наталья Дмитриевна подняла глаза, осматривая аляповатые обои.

– Где он здесь живет-то? – спросила она.

– Наверху, – Татьяна Дмитриевна указала на второй этаж. – Пойдет… на диван сядет… руку протянет… вон, говорит, Саша…

– Может, дом освятить?

– Полно, – произнесла Татьяна Дмитриевна укоризненно. – Что ты говоришь-то? Что это – нечистая сила? Сыночек мой… все-таки. Как я Саше в глаза смотреть буду?

– Дурдом, – вынесла приговор Наталья Дмитриевна.

Некоторое время сестры молчали, и потом Наталья Дмитриевна вспомнила:

– Близнецов ведь даже в армию вместе служить отправляют, не разлучают. Видимо, половинки-то ей не хватает. Только сама говоришь – плохие советы он ей дает. Неправильные.

– Неправильные… – печально подтвердила Татьяна Дмитриевна.

Она машинально придвинула бумажку, взяла ручку и вписала очередной пункт: «тесьма х/б». Подумав, вписала еще строчку: «столярный клей». Положила ручку, взяла снова и дополнила: «Взять у Юры».

– Отвлекись, – уничижительно произнесла Наталья Дмитриевна. – Потому с тобой и не советуется, что живешь по бумажке.

– Порядок, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Как без порядка?

Сестры обсудили хозяйственные вопросы, допили чай, и Наталья Дмитриевна собралась уходить. Татьяна Дмитриевна проводила ее до калитки и смотрела вслед, чтобы вмешаться, если кто-нибудь пристанет к сестре на темной улице. В детстве ей почти не встречались на улице ее родного городка посторонние лица, но со временем чужих становилось больше, и чужие были – чем дальше, тем страшнее, поэтому Татьяна Дмитриевна избегала выходить в темное время и запирала калитку на замок. Тревожно пахло гарью с полей, где жгли траву, и надвигались низкие облака, налитые синевой. Пока сестра не скрылась из вида, мимо Татьяны Дмитриевны прошел сосед, потом показался участковый, и Татьяна Дмитриевна вспомнила слова бабы Ани.

– Фарид, – окликнула она. – Ты чего меня искал?

К участковому она обращалась по-приятельски с непродолжительных времен, когда ее покойный муж работал в мэрии.

Фарид остановился и сморщился в задумчивости. Почесал тонкий смуглый нос.

– Татьяна Дмитриевна, – ответил он не сразу. – Вы тут, на этом месте, давно живете?

Татьяна Дмитриевна вздрогнула от страха, что придут выселять.

– С рождения, – пробормотала она. – А зачем?..

Фарид не ответил зачем. После паузы он продолжал расспросы:

– Как улица раньше называлась?

– Когда-то – Вознесенская… – вспомнила Татьяна Дмитриевна. – Бабушка рассказывала: храм стоял Вознесения – во-он там… где магазин сейчас, на том фундаменте. Потом была – Коминтерна… а потом в Комсомольскую переименовали.

– Коминтерна? – оживился Фарид. – А у вас дед на войне погиб?

– Без вести пропал, – удивилась Татьяна Дмитриевна.

– Деда как звали? Сергей Яковлевич? А фамилия?..

– Что? – поразилась Татьяна Дмитриевна, проваливаясь в глубокое прошлое, где были живы бабушка, мама и папа, и где на стене висели пожелтевшие фотографии деда и прадедов. Потом, когда муж Татьяны Дмитриевны обновил и перестроил дом, фотографии исчезли и на стены не вернулись.

Фарид потоптался и эмоционально шмыгнул носом.

– Нашли вашего деда. Опознали.

– Господи! – воскликнула Татьяна Дмитриевна. Ей в первую минуту пришла мысль о дополнительных хлопотах. Она редко вспоминала о предках, потому что семейные неприятности заслоняли ей исторические легенды.

– Завтра в администрацию позвоните, – сказал Фарид. – Из того поискового отряда парень в нашем городе живет. Он вещи привез.

– От кого? – не поняла Татьяна Дмитриевна. – Какие вещи?

Фарид снова шмыгнул.

– Не знаю.

– Ехать куда-то надо? – крикнула Татьяна Дмитриевна вслед, но Фарид топал дальше. К тому времени уже стемнело, и в круглосуточном магазине, стоящем на церковном фундаменте, погасили окна. У соседей тоже не светилось. Татьяна Дмитриевна опасливо осмотрелась и закрыла калитку на замок.


В мэрии она рисковала потерять время, пока посторонние люди с оторопью на лицах вникали – что ей, собственно, надо. Но нашлись знакомые, которые по старой памяти нажали на скрытые рычаги, и скоро у Татьяны Дмитриевны оказались на руках и адрес, и телефон, и устные комментарии, что следовало, конечно, провести официальное мероприятие, но праздник все равно прошел, забот много, а раз случилась оказия – пускай разбирается сама.

Старая память, пригодившаяся в мэрии, была связана с недолгой работой в начальственном гнезде ее покойного мужа. Попал он туда случайно, на волне всеобщей неразберихи, когда менялась власть, городок бурлил и никто не понимал, что происходит. Некоторые ушлые ребята вспомнили, что Виктор Геннадьевич – чудесный мужик, общительный, веселый, словом, душа компании – подходит на роль своего человека. Виктора Геннадьевича хватило ненадолго, до первого инфаркта, который оказался фатальным. И ничего Виктор Геннадьевич толком не успел, выгод не получил, золотых гор не огреб, только подновил старенький дом, который теперь казался самым роскошным на их улице. Это обстоятельство вызывало у Татьяны Дмитриевны леденящий страх, что кому-нибудь приглянется ее одинокое обиталище или землю, не дай бог, продадут, а жильцов выгонят на все четыре стороны. Наблюдая со стороны шатания районной администрации, она уже ничему не удивлялась и верила в любую фантастику, а рассчитывать после смерти мужа ей было не на кого.

Дозвонившись и назначив встречу, она робко направлялась по указанному адресу. По дороге пыталась извлечь из памяти какое-нибудь упоминание о деде, но в сухом остатке, к стыду Татьяны Дмитриевны, оказались жалкие крупицы. Только то, что бабушка называла пропавшего мужа неизменно по имени и отчеству и говорила, что был он ревнивым и не позволял супруге ни пудриться, ни красить губы. Внучка устыдилась небрежения дедушкиной судьбой и готовилась оправдываться – неизвестно перед кем. Вдруг ей устроят экзамен? Вдруг встреча обернется вечером памяти, как перед детишками в школе? И предстоящий визит тяготил, не шли из головы тоскливые мысли об Алексее и Саше, и все было некстати, но отлынивать неприлично, потому что многие уже знали про семейное событие, и следовало являть энтузиазм.

Над зданиями главной улицы – школой, библиотекой, бывшим домом культуры – бежали легкие облака, и под ногами было сыро, и щемяще дуло весной. Вот-вот должны были распуститься почки. Некий Игорь жил на третьем этаже, Татьяна Дмитриевна позвонила, и седой мужчина провел ее в комнатку, где за компьютером сидел плечистый парень в камуфляжной футболке, с перевязанной рукой. Когда тот поднял круглое дружелюбное лицо, Татьяна Дмитриевна сразу успокоилась и поймала себя на завистливой мечте – чтобы Алексей смотрел бы на нее так же трезво и весело. Ей сделалось комфортно, и, присев на предложенный стул, она приветливо и фамильярно спросила у незнакомого ей человека:

– Руку-то повредил… там?

И снова застыдилась, что кто-то во вред здоровью занимается ее дедушкой, а неблагодарной родственнице он даже не приходил на память.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу