Шоколадные туфельки. Рассказы

На удивление, её очень хорошо приняли и направили посмотреть квартиру в новом доме на Розочке. «Какой ещё Розочке?», думала Пелагея Фёдоровна, пока не вспомнила, что переименовали Магистратскую в Розы Люксембург. И вот она стоит в комнате, где ещё никто не жил и вдыхает запах свежераспиленного дерева. «Надо поскорее вселяться, чтобы успела просохнуть до зимы. Ничего, что только комната и кухня, всем места хватит». Пелагея не хотела вспоминать про свою четырёх комнатную квартиру на Миллионной, где они жили до семнадцатого. Новое начальство железных дорог переселило её большое семейство сначала в соседнюю двухкомнатную, а потом и вовсе выставило на улицу. Никому не было дела, что её муж Николай Владимирович, считался пострадавшим во время черносотенного погрома в пятом году. Старое руководство Сибирской железной дороги платило ей пенсию, после того, как бывший главный бухгалтер управления Сибирской железной дороги Николай Владимирович Баранов тронулся умом, а потом застрелился. Но после семнадцатого про пенсию пришлось забыть. Только старшие дети работали, и семья почти не бедствовала. Пока не погибли мальчики… Пелагея облокотилась на новую, добротно сложенную печь и закрыла глаза.

В тот день Николай пошёл навестить свою сестру Марию, по мужу Вронскую, которая приехала на осень в Томск с сыновьями. Дети звали её тётя Маня. Вронские постоянно жили в Омске, а в Томске держали небольшой дом и контору. Глава семьи владел несколькими пароходами, которые возили грузы по Оби, Иртышу и Томи. Начался сезон охоты, и племянники почти каждый день уходили в охотничьи угодья отца за рекой. Когда старший сын Марии Константин вернулся домой, он поставил своё ружьё за дверь в кухне и пошёл переодеваться. Как Николай оказался на кухне, за минуту до этого распевавший с сестрой песни под гитару, никто не заметил. Выстрел грянул, как гром среди ясного неба. Бедняга подставил двустволку к подбородку и спустил оба курка. Он разнёс себе голову, и мозги вылетели в потолок.

Потом, сколько потолок не скоблили и не белили, Николаевы мозги всё равно проступали. Мария так и не успела разобрать потолок и поставить новый, как собиралась. Наступило смутное время, когда власть переходила из рук в руки, злополучный дом сгорел. А Костя Вронский, погиб на Иртыше, когда уводил из под носа у белых свои пароходы, которые Вронский старший передал советской власти. Теперь в Омске есть улица его имени. «Но что толку от того, что люди живут на улице имени молодого талантливого человека – инженера по пароходам. – Думала Евдокия Фёдоровна. – Он то погиб во цвете лет, как и мой мальчик. Его мать Мария не справилась с горем и умерла, не дождавшись сорокового дня со смерти сына. А вот я живу. Кому кроме меня нужны мои младшенькие Таська и Кенка?»

Новоселье справили скромно. Из старой мебели, что хранилась в сарае, в квартиру всё не поместилось, и Пелагея раздала родне остатки былой роскоши.

Младшие дети уже спали, когда Пелагея и её старшие дочери Агния и Мария сидели в кухне и вспоминали, своё былое житьё – бытьё на Миллионной. Школу, где все ученики собирались на завтрак у большого самовара, который кипятил дворник, сумочки для тетрадок, которые отец смастерил из своих старых портфелей. Собаку Динку, большую верную дворнягу, и детдом, где целый год трое младших детей – Маруся, Тася и Кена переживали голод в восемнадцатом.

Пелагея всплакнула и опустила руку в карман фартука за платком, утереть слёзы.

– Смотрите, девочки, что в кармане завалялось. Откуда не знаю. – И Пелагея Фёдоровна выложила на стол колоду игральных карт.

– Мам, а ну давай погадаем на новом месте – на сейчас, через час, к вечерочку, на всю ночку! – Засмеялась Агния.

– А давай! – И Пелагея ловко стасовав карты, со совами: – На сейчас! – Выкинула одну на стол.

– О, Господи! – Сказали хором мать и дочери и перекрестились. Выпал пиковый туз. И тут звякнуло и разбилось оконное стекло, и погасла керосиновая лампа над столом. Кто-то выстрелил в лампу с улицы.

– Вот мы горе новосёлы. – Сказала Агния. – Окно не занавесили.

– Нет, дочка, – отозвалась Пелагея Фёдоровна. – Быть в этой квартире чему-то похожему на этот случайный выстрел. Но раз мы все остались невредимы, то и в другой раз, никто не пострадает.

В сорок четвёртом году, когда Пелагеи Фёдоровны уже не было в живых, её внук, старший сын Агнии Юрий, чуть не убил своего младшего брата Бориса, офицерским кортиком, в этой самой кухне.

Сплетня

В каждом многоквартирном доме, обязательно найдётся хотя бы одна семья, где любят выпить. В нашем подъезде было две таких семьи, которые почти каждые выходные кооперировались, чтобы посидеть за рюмкой чая, в приятной компании друг друга. Одна такая семья Соловьёвых, состояла из пожилой тёти Вали, и её сына Александра, который совсем недавно вернулся из мест не столь отдалённых. Александр отсидел пятнадцать лет, и вернулся домой на уровне сознания того двадцатипятилетнего молодого человека, которым угодил за решётку. Первое, что он сделал – вынес на балкон колонку от магнитофона и сутками напролёт крутил блатные песни. Ему было невдомёк, что так больше никто не делает, даже подростки. Мода на «озвучку» улицы, прошла лет десять назад.

А ещё, в первые месяцы после возвращения домой, Сашка строил из себя главного на районе, некое подобие смотрящего в воровской среде. И было смешно до колик, когда этот совершенно отставший от жизни «неандерталец», пытался доказать подвыпившему преподавателю философии, как надо правильно верить в бога. А Юрий Палыч, тот самый дипломированный философ, на – раз, два, обратил Санька в мусульманство. Правда, ни тот, ни другой, на утро и не вспомнили про свою пьяную «дискуссию», но зато повеселили соседей. Потом Санёк завязал с этим своим хобби – «строить» всех подряд, говорят, что после того, как ему кто-то помоложе и пошустрей, просто вставил пару раз в солнечное сплетение. И Саня намёк понял. Он быстро переключился на занятие более приятное – контролировать точки, где нелегально торговали спиртом. Сашкин контроль, кстати, весьма, условный, быстро свёлся к тому, что Саня был просто в курсе цен и качества товара, и довольно часто сам отоваривался этим «горючим», для последующего его употребления в той самой приятной компании.

Естественно, в процессе распития крепких спиртных напитков, случалось всякое. Компания соседей периодически выясняла отношения на кулаках, иногда пела песни или плясала под зажигательный шансон. Я в то время работала в театре, и возвращалась после спектаклей довольно поздно. Однажды, далеко за полночь, поднимаясь по лестнице на свой четвёртый этаж, я услышала, как за дверью квартиры семьи Соловьёвых, Сашкина мать тётя Валя, изо всех сил подпевает играющей на магнитофоне песне «Ветер с моря дул…", и от души притоптывает в такт мелодии. Ну, поёт и поёт, я пошла дальше, слегка посмеявшись про себя.

Наутро тётю Валю увезли по скорой, с острым отравлением. Видимо спирт, который она пила накануне в компании сына, оказался палёным. На какое-то время соседские посиделки прекратились. Другая соседка, завсегдатай Сашкиных пьянок, рассказала мне, как Сашка ходил и наводил порядок на точке, где ему продали палёный спирт. А я ей сказала, как удивилась, что тётя Валя, той ночью пела и пританцовывала возле входной двери, видимо уже «работало» отравление.

Прошло несколько дней. В то время, ещё не было контейнеров, и два раза в день приходила мусорная машина, собирая на улице, в её ожидании, всех соседей. Однажды утром я выносила мусор, и когда уже возвращалась домой, встретила слегка припоздавшего Сашку Соловьёва, который шёл мне навстречу с маленькой кастрюлькой, доверху наполненной картофельными очистками. Он держал кастрюльку двумя руками, но всё равно очистки высыпались на асфальт, потому что Сашку трясло с похмелья. Увидев меня, Сашка остановился и выпалил без всякого предисловия:

– Ты почему сплетничаешь про мою маму?

Я оторопела, так как не помнила за собой такого греха:

– А в чём дело, Саша, что я такого сказала про тётю Валю?

Сашка сдвинул брови, было видно, что он пытается что-то вспомнить, но, видимо, не мог. Наконец, он поднял глаза и прошипел:

– Ты сказала, что она поёт и танцует!

Я больше никогда в жизни так не смеялась в лицо человеку. А Сашка, никак не ожидавший от меня такой реакции, повернулся, и побежал к мусорной машине, испуганно оглядываясь. Когда он возвращался, то попытался пройти мимо, как ни в чём не бывало, но я остановила его:

– Знаешь, Саша, если бы я сказала, что твоя мама сделала аборт в свои семьдесят с лишним лет, это была бы сплетня. А то, что она поёт и танцует в своём возрасте, это не сплетня, а комплимент.

Уйти за радугу

Когда несколько лет назад съехала моя соседка по площадке – Лорка собачница, перекрестился весь подъезд. Лорка разводила мелких той терьеров и персидских кошек. Сначала я не оценила серьёзность ситуации, что когда в соседней квартире живёт один развязанный той – кобель, пять той сучек детородного возраста, три кошки и кот, можно забыть о спокойной жизни. Когда хозяйки этого мини зоопарка нет дома конечно.

Тои – «звонки» по своей породной принадлежности. Если той один, ещё куда не шло, а вот когда их шесть и «поголовье» постоянно, пусть и ненадолго, увеличивается за счёт народившихся щенков, это уже испытание нервной системы для соседей в доме с нулевой звукоизоляцией. Если животные оставались в квартире одни, начинался «концерт» лая и подвываний. Иногда к ним присоединялись течные кошки, которые просили кота и орали громче тоев, а кота Лорка предусмотрительно закрывала в ванной. Беременеть и рожать её кошки и собаки должны были строго по плану.

Лорка успевала всё: работать на государственной службе, возиться с собаками и даже бутылки на улице собирать на сдачу. Кроме того, она оказывала услуги платной собачьей акушерки – приводила в дом чужих беременных собак и принимала у них роды.

Единственный сын Лорки приходил с учёбы в обед, и если он был дома до прихода Лорки, наступало затишье до нового утра. Но дело молодое и мальчишка часто уходил по своим делам, сразу после учёбы. И тогда с семи до семи соседи слушали перманентный собаче – кошачий концерт. А когда сынок Лорки сбежал на съёмную квартиру при первой возможности, начался полный фентифляс.

Я человек по натуре не скандальный, к тому же очень люблю собак и терпела до последнего, и никогда с Лоркой не ссорилась. Даже тогда, когда по её милости в нашем подъезде у всех соседей появились клопы. Мы не могли их вывести два года, хотя травили по графику все вместе. И только потом выяснилось, что Лорка, с умным видом соглашаясь с необходимостью потравы, никого травить не собиралась, чтобы не навредить своим питомцам. Но однажды старший по подъезду её вычислил, и даже выяснил, что клопов в подъезд притащила именно Лорка, когда принесла в дом старый диван с помойки, где и был рассадник кровопивцев. На этом диване спала её мать и чтобы клопы её не кусали, поливала себя на ночь репеллентом. Диван из квартиры Лорки выносили с милицией, а она ещё в драку кидалась и качала права, дескать, никто не имеет права выбрасывать её личные вещи!

Однажды в квартире Лорки появилась старенькая мопсиха Лиза. Если своих тоев Лорка не выгуливала, то с этой девочкой ей приходилось гулять. И однажды на улице Лорка рассказала мне душещипательную историю жизни этой бедной собачки.

Оказывается, мопсиха прожила восемь лет у заводчиков, где непрерывно производила на свет потомство на продажу. И вот настал момент, когда рожать мопсиха была уже не в состоянии и хозяева приготовили её к усыплению. А сердобольная Лорка пожалела собачку и забрала к себе – доживать достойную старость в окружении собратьев. Я аж прослезилась и всерьёз зауважала Лорку.

Но не прошло и полгода, как это моё уважение, как ветром сдуло. Возвращаясь как-то домой, я встретила на лестнице Лорку, которая несла на руках щенка мопса. Сначала я подумала, что это та самая старенькая девочка, но пёсик был меньше, и у той мопсихи была седая мордочка. Обычно я не лезу в чужие дела, а тут от удивления спросила:

– Ты себе ещё одного мопса завела?

На что Лорка спокойно ответила:

– Правда что, Лизка родила шестерых. Вот понесла продавать последнего.

– Так ты же говорила, что взяла её на достойную старость, и что она уже выносить никого не может.

– Ну, говорила. Подумаешь, старость, что теперь и не жить уже. Как видишь, выносила и даже выкормить успела.

– Что значит успела?

– На той неделе сдохла от старости. Мы сами щенков докармливали.

Дурдом из поливалки

Давно это было. Улицу, на которой я живу, решили облагородить. Вырубили старые тополя и посадили яблоньки. Маленькие саженцы заботливо огородили и регулярно поливали. Приезжала большая поливальная машина, и медленно ехала вдоль бордюра, а рядом с машиной шёл рабочий и аккуратно поливал саженцы из шланга. Ну, просто загляденье!

В один прекрасный день пошёл дождь, да не просто дождь, а ливень. Он шёл уже больше двух часов, а мне, как на зло, нужно было идти на работу. И вот дождавшись, когда ливень слегка умерил свою силу я, укрывшись зонтом, побежала на остановку автобуса. Бегу, и вдруг вижу, что впереди меня остановилась та самая поливалка. Из окна кабины виднелась чья-то рука, которая держала шланг и поливала саженец яблоньки! Я от такого поворота остановилась и пыталась сообразить, что же происходит. Идёт проливной дождь, газон уже затопило так, что лужи в траве хлюпают, а заботливые садовники всё равно поливают яблоньки!

Пока я стояла, раскрыв рот, мимо прошёл мужчина, и проворчав: «Дурдом!», пошёл своей дорогой.

Поливалка тоже поехала дальше, останавливаясь у каждого саженца, и я уже не бегом, побрела на остановку. Из-за зонта я не сразу увидела, что на тротуаре стоит дяденька, и я чуть не упала, когда с ним столкнулась.

– Девушка, – обратился ко мне товарищ. – Там в кустах лежит человек, мне кажется, что он умер.

– А почему вы так решили? – Удивилась я.

– Он не шевелится. Дождь его поливает, а у него и руки посинели. Посмотрите, пожалуйста.

– А почему сами не посмотрели?

– Я боюсь…

«Ну, твою мать, размазня несчастная», – подумала я и свернула в кусты. Там, на самом деле валялся мой сосед алкаш Юра, по прозвищу Самогон. Вид у него, и в правду был невзрачный. Он лежал на спине, и дождь щедро поливал его лицо. Я остановилась, соображая, как проверить, жив он или умер. И тут ко мне подошёл тот самый прохожий трус и протянул ветку.

– А вы потыкайте его веткой…

– Да, пошёл ты! – Рявкнула я и сорвала травинку. Я щекотала Юру под носом и по закрытым глазам, но Юра не шевелился. И тут меня осенило. Я подошла к поливалке, которая как раз остановилась рядом и попросила облить Юру из шланга под напором. Мужик, который держал шланг, сразу всё понял и, засмеявшись, направил струю воды в лицо бедному Юре Самогону.

Сначала «мёртвый» Юра чихнул, потом закрылся руками от струи, потом встал на четвереньки и, не оглядываясь, пополз в сторону дома.

На работу я еле успела. Всю дорогу вспоминала, как мужики из поливалки ржали, глядя на уползавшего Юру, и приговаривали: «Вот и мы не зря сегодня отработали! Человека оживили!»

Кровь из вены

Перед педагогической практикой в пионерском лагере, нужно было пройти медосмотр, в том числе сдать кровь из вены. Я и сейчас отворачиваюсь, когда игла касается кожи, а тогда мне было восемнадцать лет, и меня просто трясло от перспективы пройти через сдачу этого анализа.

С утра народу на сдачу крови много. В кабинет запускают по двое. Со мной вместе зашёл парень, на вид лет двадцати, спортивного телосложения, сейчас таких называют «качки». Я собрала всю свою волю в кулак, и чтобы не опозориться перед симпатичным юношей, стоически выдержала и прокол, и вид крови стекавшей в пробирку. Пока кололи меня, парень работал кулаком. Я ещё подумала: «Все вены на виду, тётенька не промахнётся».

И вот, я гордо сижу, зажав руку, а медсестра подходит с иглой к парню. Мама дорогая, что тут началось! Мальчонку затрясло, он, то бледнел, то краснел и даже расплакался. И ему было абсолютно всё равно, что рядом сижу я и смотрю на эту его, так сказать, истерику.

Я вылетела из кабинета на крейсерской скорости, и бежала до самой остановки автобуса. Я просто не хотела больше встречаться с этим парнем.

Через месяц мы всё-таки встретились – в пионерском лагере, он тоже проходил там практику, работал физруком. Он пытался со мной познакомиться поближе и искренне недоумевал, почему я на дух его не переношу. А потому что.

Мелочи жизни

В поле для статуса написано: «О чём вы думаете?». Мой мужчина тоже любит задавать этот вопрос. Сегодня решила ответить честно: «Почему-то в последнее время сыр перестал плавиться, и корочка не получается. Он тупо поджаривается и на рыбе, и на картошке, и на мясе». Френд долго ржал, а потом вполне серьёзно выдал: «Как можно думать о такой ерунде?»

Мы порассуждали о том, что может сыры уже не те, или у меня стали руки расти из другого места. А когда я задала встречный вопрос – а ты о чём думаешь, спокойно ответил, что уже два раза гонял «ласточку» в сервис, перебрал всё, что мог в гараже, а она всё равно почему-то не заводится, если на улице – 20…

Реплика в сторону

Одна из самых интимных, проникающих медицинских процедур, называется гастроскопия. Кто испытал, тот поймёт. Так вот, вытащила сегодня из меня врач этот гастроскоп и говорит медсестре: «Готовьтесь, через полчала едем в реанимацию. Сейчас подготовлю документы». Пока она поворачивала голову в мою сторону, перед моими глазами пронеслась вся жизнь, и помаячило, по крайней мере, три страшных диагноза – язва с прободением, пиелонефрит какой-нибудь, ну и он, который сидит в пруду. А она так спокойно продолжает:

– Ольга Борисовна, не вижу ничего страшного, немного обострился ваш лёгкий гастрит

– А в прошлый раз была только гиперемия… – Простонала я в ответ.

– Она и сейчас есть. – Ответила врач, повернулась и ушла заполнять мою карту.

Страсти по дивану

В середине восьмидесятых прошлого века я жила в столице. Однажды, как самую молодую, послал меня директор на товарищеский суд в один из ДЭЗов. А судилась наша сотрудница со своей соседкой. По советским законам, на товарищеский суд всегда приглашали представителей организации, где работали судившиеся товарищи. А кому охота? Правильно, ни кому. Ты комсомолка? Да! Вот и иди, посиди на слушаниях дела. На вопрос, а в чём там суть, директор только махнул рукой. Знал бы он, что там совсем не банальная бытовуха, а бытовуха не банальная, пошёл бы сам.

Итак. В одну из квартир большого панельного дома въехала пожилая дама. И с её приездом, во всём подъезде, люди потеряли ночной покой. Каждую ночь из квартиры этой дамы доносились непонятные звуки. Свидетельница «А», старушка совсем не московского вида, скорее похожая на жительницу глухой деревушки, изобразила эти звуки голосом: «У-у, аха…» Вступив в словесную перепалку с ответчицей, свидетельница «А» обвинила её в неподобающих возрасту ночных занятиях. Сейчас бы ответчице напрямую заявили, что она ночи напролёт занимается сексом, и её стоны, не дают спать соседям с первого по девятый этаж. Но в восьмидесятые двадцатого ей культурно намекнули на то, что церковь называет блудом. Так выразился интеллигентного вида старикан с тростью.

Ответчица, била себя в грудь и уверяла, что проживает одна, и блудить по ночам ей просто не с кем. Заявительница (сотрудница нашей организации) предъявила записанные на кассетный магнитофон звуки, которые доносятся по ночам из квартиры ответчицы. Магнитофон был включен на запись почти всю ночь и таких: «У-у, аха…» накопилось на три часа прослушивания.

Нашлись и фотографии, правда не очень чёткие, как из квартиры ответчицы в шесть утра выходит мужчина. Фотограф (сосед сверху) случайно спускался со своей собакой по лестнице, потому что лифт не работал, а не дожидался специально с фотоаппаратом на площадке. Ответчица заявила, что это был её взрослый сын, который ночевал у неё перед отъездом в другой город. От неё до вокзала, всего одна остановка на метро, а из его дома нужно сделать три пересадки.

Этот же сосед с фотоаппаратом, предоставил суду несколько фотографий использованных презервативов, снятых в разное время под балконом ответчицы. На что она резонно заметила, что даже если бы и имела любовника, презервативы ей давно ни к чему, дети уже не получатся.

Потом выступил сотрудник ДЭЗа – пропитый дядечка лет сорока, который бывал, по долгу службы, в квартире ответчицы и показал, что застал ответчицу за накрытым столом с алкогольными напитками в компании двух старичков и одной старушки. Они даже ему предлагали присоединиться к застолью, якобы у хозяйки квартиры был день рождения, но он отказался.

В последнем слове, ответчица заявила, что ни разу не слышала по ночам никаких: «У-у, аха…", и её с кем – то путают. Тут начался невообразимый гвалт и в процессе общего спора, кто-то, размахивая руками, задел ответчицу за ухо, из которого выпал слуховой аппарат. Никто, кроме меня, не обратил на это внимания, так как ответчица быстро вставила его на место. А я подошла к председателю суда и тихонько поделилась своим наблюдением.

Председатель суда встрепенулся и позвонил в колокольчик. В наступившей тишине его голос прозвучал, как глас с небес:

– Прошу всех проследовать в квартиру ответчицы для судебного эксперимента!

Идти было недалеко, и вот вся честная компания собралась на площадке около квартиры ответчицы. Председатель суда и ещё несколько человек, в том числе и я, зашли в квартиру вместе с хозяйкой, где ей предложили лечь на свой диван и повернуться с боку на бок. Сначала без слухового аппарата, потом надеть его и снова поворочаться на диване.

– Ой, – сказала ответчица, – я больше здесь спать не буду. Мне просто не хотелось перебираться в спальню после кино по телевизору.

У-у, аха…

Собачья карма

Николай и его престарелая мать, поменяли свою трёхкомнатную квартиру в центре, на двушку в захолустье с большой доплатой, нужно было выплатить долг по алиментам за четыре года. Николай, неделю беспробудно пил, когда узнал, что суд обязал его работать, чтобы платить эти самые алименты. А он уже привык не работать. У матери была неплохая пенсия, ещё она приторговывала овощами и ягодами с огорода, на жизнь хватало. Не хватало только на алименты. Когда деньги, выделенные Николаю матерью на карманные расходы, закончились, он побрился, и явился в службу занятости.

– Дворник, в вашем ЖЭУ, десять восемьсот на руки. – Сказал равнодушный инспектор.

Николай прикинул, что когда вычтут алименты, останется семь тысяч, и можно будет не брать у матери «карманные», кормить его мать будет и так. А то, что рядом с домом – вообще красота, он не любил перемещаться по городу.

В работу втянулся быстро. Как-никак «своё хозяйство» – небольшой двор двухэтажных «деревяшек», тихий и уютный. Николай быстро привёл его в порядок, и даже начал подрабатывать – ходить на общие дворницкие «акции», убирать бесхозные территории. Жизнь почти наладилась, и он уже не вспоминал, как остался без работы по сокращению штатов на родной стройке, и почти семь лет просидел на шее, сначала жены, потом матери.

Однажды, к концу общей уборки, заявилась бригадирша с каким-то хлыщом в кожаном плаще и бесформенной шляпе. Хлыщ, по очереди, подходил к каждому дворнику, и что-то говорил. Многие брезгливо отворачивались, и отходили, некоторые переспрашивали, и тоже отходили. Дошла очередь и до Николая. Хлыщ представился Петровым из какой-то организации, занимавшейся сокращением численности безнадзорных животных. Он без предисловий предложил Николаю разбрасывать в своём районе отраву для собак и кошек, оплата по таксе – вторая зарплата, без вычета налога. Николай ничего не ответил этому Петрову, и отошёл к своим мужикам, послушать, что они говорят. Но дворники разговаривали совсем о другом, и Николай понял, что эта тема игнорируется не зря. Люди либо не хотят этим заниматься, либо афишировать свою причастность. Ведь кто-то же эту отраву разбрасывает? Николай много раз слышал разговоры, что в городе гибнут собаки, только понюхав какие-то отравленные куски мяса. И даже знал, что этих отравителей называют догхантеры.

Через несколько дней, Николаю позвонила бригадирша, и приказала явиться к ней в кабинет для разговора. Когда Николай увидел в кабинете бригадирши того самого хлыща по фамилии Петров, он почему-то не удивился. А когда Петров снова сделал ему предложение «подработать», Николай, неожиданно для себя, согласился.

– Ты только ничего не говори нашим. – Сказала бригадирша, после того, как Петров ушёл, и сунула ему мятую тысячу.

– Это зачем? – Удивился Николай.

– Ну, считай, премия. – Усмехнулась бригадирша.