Кострома. Городские прогулки

И в тех воспоминаниях, конечно же, гораздо больше подлинности, нежели в славословиях священника Е. Вознесенского.

В Кострому идут проселками,По болоту путь лежит,То кочажником, то бродами.«Эх пословица-то есть:Коли три версты обходами,Прямиками будет шесть!»Тит – домой. Поля не ораны,Дом растаскан на клочки,Продала косули, бороны,И одежу, и станки,С барином слюбилась женушка,Убежала в Кострому.Тут родимая сторонушкаОпостылела ему.

Мшанская

От «Сковородки» веером расходятся главные улицы города Костромы. Первая из них идет на запад, и зовется улицей Островского (в прошлом – Московская и Мшанская).

Первая достопримечательность на этой улице – маленький домик в три окошка (улица Островского, 1/2), бывшая лавочка, принадлежавшая церкви Иоанна Предтечи. Эта церковь, к сожалению, не сохранилась, зато память о ней, как говорится, жива по сей день. А в историю тот храм вошел вот каким образом: «На Мшанской улице, в самом ее начале, против больших мучных рядов была старинная небольшая церковь… Частью своей, именно алтарной, она выпирала за красную линию, установленную значительно позже, чем была построена церковь, и выходила на самую мостовую. Поэтому в базарные дни морды лошадей находились у самых алтарных стен, кругом все было заставлено телегами или санями на мостовой, масса навоза, и, в довершение всего, стена алтаря использовалась для малых дел, ибо в те времена господствовала простота нравов. Для прекращения такого безобразия духовенство церкви заказало вывеску, которая и была прикреплена к алтарю. Вывеска гласила: „Здесь мочися строго восъпрещается“. Несмотря на сие воззвание, как раз это место, по старой привычки, было наиболее используемо для облегчения».

Следующий объект нашего пристальнейшего внимания – дом №10, некогда принадлежавший господам Богоявленским. Это был своеобразный памятник. Лукомские о нем писали: «Потрясает… домик Богоявленской на той же улице. Весь фасад его не производит даже особенного впечатления. Лишь четыре колонки разнообразят плоское тело домика и дают ему приятные членения. Но когда вы увидите за балюстрадой из старинных балясин, в цокольном этаже, ушедшем в землю на три аршина и отделенном этой стенкой с балюстрадой от тротуара – окна и живущих там, тоже за кружевными занавесками, людей, а на окне пестрые игрушки и горшочки с геранью и гелиотропом – вы остановитесь невольно и загляните в эти оконца, и призадумаетесь над судьбами этих людей. Мечта отнесет вас далеко, далеко от них в шумную столицу, к ярко освещенным магазинным окнам, к блеску вестибюлей и бельэтажных зал парадных улиц – и даже занесенные снегом жалкие избушки какой-нибудь деревни, пронесшейся в окне железнодорожного вагона, не произведут на вас такого впечатления, как эта пародия на комфорт, как это стремление не отстать от культуры в условиях захолустной жизни».

Что ж, у столицы свои недостатки.

Зато неподалеку (№22) признанный памятник архитектуры, дом Акатовых. Небольшой (да что там небольшой, он просто крохотный, всего-то десять на семь с половиной метров в плане), однако же изящный, стройный, с четырьмя изящными полуколоннами он, безусловно, привлекает взор праздного путешественника. Им восхищались Лукомские: «Небольшой, украшенный колоннами, образующими между капителями светелочку, а между пьедесталами своими подвальный этаж. Оконца последнего, затиснутые этими базами, дают много настроения: кажется, что вот в таком, именно, домике, могли жить те «три сестры» Чехова, которые так стремились «в Москву». Весь домик, с балконом от него отходящим, с ветвями дерева, свешивающимися над ним, с старенькой калиточкою и мертвенно бледною окраскою, ночью, освещенный ярким, белым электрическим светом, когда вокруг – пелена искрящегося снега и лишь черные окна глядят как глазные впадины черепа – производит потрясающее впечатление, которое еще более увеличивается, когда в окне мелькнет сквозь кружевную занавеску пламя зажженной лампады, или за стеклом, покрытым фантастическим узором инея, пройдет грустная и одинокая фигура.

* * *

В доме №33 по Комсомольской улице (в то время – Троицкой) располагалась типография П. И. Андроникова. Реклама завлекала обывателей: «Типография Павла Андроникова. Производство работ в этой типографии началось с 13 февраля 1859 года. Типография устроена сообразно с требованиями современного книгопечатания в России; машины Гамбургского устройства, производители работ выписаны из С.-Петербурга. Краски для печати от высших французских до средних и низших сортов. Бумага всех сортов. Для большого удобства при брошюровке книг типография имеет переплетную. Типография принимает заказы по книгопечатанию, а также по изданию на комиссию присылаемых рукописей. Запроса в ценах не допускается. П. И. Андроников».

Кроме того, Павел Иванович был журналистом – редактировал вторую, так называемую «неофициальную» часть «Костромских губернских ведомостей». Дело при нем было поставлено на славу. Господин Андроников собрал немалый штат сотрудников – и штатных, и внештатных. И постоянно затевал все новые и новые мероприятия. Например, такого плана: «В редакции Костромских губернских ведомостей приготовляется описание Костромской губернии в этнографическом отношении… Необходимо дружное содействие многих лиц, населяющих разные уезды нашей губернии… В особенности редакция нуждается в народных песнях, загадках, преданиях, суевериях, предрассудках… Статьи более обработанные будут помещаться в Ведомостях».

Видимо, типография давала своему владельцу нешуточный доход, который позволял часть его тратить в интересах государственной газеты с более чем ограниченным бюджетом.

Впрочем, по мимо этого Андроников выпускал так называемый «Костромской листок объявлений», который, вероятно, был нешуточным подспорьем в его бизнесе. По иронии судьбы, когда он умер, дело унаследовала его дочь Татьяна. Татьяна Павловна была, по убеждениям, большевичкой, и первым делом превратила «Костромской листок объявлений» просто в «Костромской листок», ставший, по сути, местным органом РСДРП (б).

* * *

В доме же №42 жило семейство Чумаковых. Там же располагалось их фамильное дело – табачная фабрика.

Один из хозяев, Михаил Михайлович, был человеком особенно предприимчивым. Сергей Михайлович писал о нем: «Михаил Михайлович приобрел пароходик «Ефим», который перевозил грузы с той стороны Волги, с товарной ветки, в Кострому, к бегу мельницы (фирма Чумаковых, кроме всего прочего, имела мельницу – АМ.) По его инициативе на мельнице, а потом и на фабрике, в доме и в других постройках было проведено электрическое освещение, по тем временам большая редкость. Освещение действовало до одиннадцати часов, после чего гасло, и засвечивались керосиновые лампы и свечи. Михаил Михайлович провел чуть ли не первую в Костроме телефонную связь с конторой и усадьбой Васильевское (семейство Чумаковых, кроме всего прочего, владело и усадьбой под названием Васильевское – АМ.). Телефонные аппараты были старинного образца, очень большие. Трубка, куда кричали, была прикреплена к стене, поэтому надо было к ней тянуться. Потом, когда в Костроме провели телефоны, эта сеть была включена в общую.

Он один из первых выписал на лето легковой автомобиль, что в те времена было целое событие. Любил строить. Так он пристроил к своей половине целую веранду, ограничивающуюся фонарем. На веранде был расположен зимний сад… При доме он завел оранжерею, при которой жил садовник. Так что круглый год были свои цветы и масса зелени. Михаил Михайлович покупал новые экипажи, пролетки, сани. Держал на парадной конюшне шесть лошадей».

И так далее, так далее, так далее.

Впрочем, не все у Чумаковых было безмятежно. Случались и печальные истории. К примеру, как-то раз на фабрике начался пожар. Иван Михайлович, тоже хозяин, вместе со всеми суетился, носил воду, пытался потушить свою недвижимость – и в результате, по неопытности и сильной задымленности участка провалился в колодец с кипятком – туда стекала из котлов горячая вода. К счастью, он схватился за какую-то стропилу, его вытащили, вылечили, но ожог был очень сильным, речь восстановить не удалось.

* * *

Неподалеку же располагалась одна из популярных распивочных. Обыватель писал: «На углу Мшанской и Спасской улиц когда-то стоял одноэтажный каменный дом. В нем помещалось питейное заведение, содержавшееся Дуровым. Входная дверь закрывалась с помощью бутылки с песком, повешенной на веревке через блок. Заведение было грязное, но посещалось в большом количестве, в особенности в праздник. Кроме водки подавалась там же дешевая закуска. Предприятие было частное, поэтому постоянные клиенты пользовались кредитом. Иногда случались драки, тогда входная дверь с визгом открывалась, и клиент летел по лестнице прямо на мостовую, вслед за ним летело его имущество, если таковое еще не было заложено у сидельца. Так продолжалось многие годы. Таких питейных заведений в городе было много».

Но не долго длилось счастье здешних выпивох: «После введения винной монополии в 1900 году (или около того времени) вместо питейных заведений были открыты казенные винные лавки, именовавшиеся монопольками или казенками. Постоянная клиентура долго не могла этого пережить и ругалась, что в казенках вино покупать надо за наличный расчет и нигде ни на копейку в долг не отпустят. Кроме того, в казенках никакой закуски не продавалось, и было строго запрещено распивать водку в помещении. Поэтому клиенты, именовавшиеся в Костроме зимогорами или золоторотцами, купив, смотря по наличию денег, шкалик или мерзавчик (самую мелкую расфасовку), выходили с посудой на улицу и тут же у двери выбивали пробку, предварительно размяв о стену красный сургуч, которым запечатывалась казенная посуда, – от этого везде стены в казенках были в красных точках, – и тут же жидкость выливалась в горло. После чего клиент снова бежал в Казенку для сдачи посуды. Обращалось внимание, чтобы наклейка на бутылке не была повреждена, так как в этом случае посуда не принималась».