Полная версия
Родовые дымы. Книга стихов
Родовые дымы
Книга стихов
Анна Ильина
Редактор Ольга Юрьевна Исаченко
Фотограф Евгения Геннадьевна Дементьева
© Анна Ильина, 2018
© Евгения Геннадьевна Дементьева, фотографии, 2018
ISBN 978-5-4493-0800-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Стихи пишут многие художники. Если вглядеться в самые дальние глубины истории, тому найдется масса примеров. Очевидно, литературная и изобразительная ветви человеческой деятельности растут из одного корня – желания и способности к самовыражению. Это в первую очередь приходит в голову, когда знакомишься со стихами Анны Ильиной. Читателя привлекает то цветное пятно:
…на стекло лобовое машины прилиплист осины рубиновый – богодарение —то росчерк тушью:…иероглиф лапы птичьейвдруг озадачит графикой своей… Стихи не требуют иллюстраций – они сами себе иллюстрации:
Весною раннею убогистранноприимные леса:на сиротливые дорогиупали в лужи небеса.И кому, как не художнику, знать, что мир наделен множеством красок и оттенков (а пресловутый черный квадрат – попросту черная дыра), и без теней не был бы так ярок свет?
…Живешь – слава Богу
прими же за честьпривычку стенать в безучастное небов надежде на новое лучшее.Здесьвсегда не хватает то зрелищ, то хлеба.…Виновны и в этом,виновны и в том,со всем человечеством и персонально,ребята, давайте писать о другом,и если получится – не о печальном.Анна Ильина (официально Анна Васильевна Куренева) – театральный художник. Ее основное место работы – Центр детского творчества г. Краснотурьинска, но, наверное, ни одна сцена этого небольшого городка на севере Свердловской области не обошлась без знакомства с ее декорациями. Здесь, в Краснотурьинске, Анна прожила почти всю сознательную жизнь и считает себя «уралкой», хотя родилась в поселке под Куйбышевом (теперь Самарой).
Много рассказывать о себе Анна не любит, считая, что в ее биографии нет ничего интересного – училась, работала, вышла замуж, родила сына, вместе со страной пережила «…махровый застой, перестроечный бум непростой…» Сейчас радуется внукам, своей неизменной любви – природе, друзьям, пути которых постоянно пересекаются в ее мастерской над закулисьем… Работает. Пишет стихи.
Александр Рудт, член Союза писателей России,Ольга Исаченко«…пока живи, пока есть еще «пока».
(С. Кирсанов)
Еще зовут восторженная даль,
бездонная свобода небосвода,
и станет важной каждая деталь
не скоро – за мгновенье до ухода.
Ну, а пока извечное «пока»
в уверенности мартовских капелей,
и легкие витают облака
над праздною беспечностью качелей.
Полжизни до ненастья, а потом?
Что нам готовит время для обоих?
А облака чрез окна входят в дом,
рисунком застывая на обоях,
ложатся, как граница, как межа
меж сном и тем внезапным пробужденьем,
когда поймет прозревшая душа
загадку жизни: смерти и рожденья.
Из цикла «Времена души»
«Октябрь прошел – и ахнуть не успела…»
Октябрь прошел – и ахнуть не успела.И, спутница нагрянувших тревог,в мой город птица-вьюга залетела,чтоб стать хозяйкой улиц и стихов.А я все жду: когда и что случится,и каждый день стою настороже,я подружилась с белой вьюгой-птицейи ощущаю холод на душе.Она ж поет мне песню, что забытаи ожиданья сводит на зерои в форточку, что ею же разбита,забрасывает снежное перо.«Всевластье ожидания зимы…»
Всевластье ожидания зимыосадной и не связанной с утратой,когда родятся млечные дымыте, что в родне с отравой сизоватойотечества костров. Листва горитпо городам, чадит ботва по весям,архангелы трубят, народ хандрит,и у меня ни басен и ни песен.Я под наркозом Брамса с неких пори вовсе не желаю просыпаться,хотя еще возможен разговорс тобою, чтобы как-то оправдатьсяза нежность. Ты – не ты и я – не я,не те безумцы гулкого началагрозы. И в дезинфекции дождяпоследнего, не музыка звучала,так: треск, и шорохи, и в душу на зарезаглядывая, в ней хочу прибраться,моя любовь осталась в октябрененужною средь хилых декорацийсумбурной пьесы.Все. Молчу… молчу…Свечу гасить, пожалуйста, не нужно,пускай горит, пока не захочууйтии дверью хлопнуть малодушно.Не согрела меня и минулата любовь, отыгравшая роль.Вспоминаю, как сердце кольнуланезнакомая ранее боль,или всплывшее в памяти имя?Как, возникшее ранней звездой,зрело тихое время предзимья —предноябрьский природы простой;как какие-то мелкие травки —обезвоженные сорняки,протянув стебельки из канавки,простодушно просились в стихио прошедшем малиновом лете,задремавшем в колючем стогу,как звала эту зиму и ветер,что на сопках корежит тайгу.«Ты ночью вернулась, зима…»
Ты ночью вернулась, зима,явив запоздалую щедрость,хрупка обреченная нежностьОфелий, сошедших с ума,но, снежно роясь, не солги,хранимая властью природы.И мы возвращаемся в водысамообновленной реки.Красиво – осмысленный ход —в утратах искать вдохновенье…Стоит средь двора в удивленьерастерянный мартовский кот.«И новый век прикинулся незрячим…»
И новый век прикинулся незрячим,чтоб подыграть лгуну и подлецу,а очередь за счастьем и удачейникак не приближается к концу.Унынье —грех, печалиться негоже,в застольном забываться кураже,надрывное веселье не поможеттвоей святоокраинной душе.Вот улицы как двоечника строки,дома-пенсионеры, гаражи,а на заборах вороны – пророки,а на антеннах – голуби-бомжи почтиграчи саврасовской картины,надежды приносящие весной…А это кто глазеет из витрины,так гениально притворившись мной?«Неразгаданный мир – вот мое родовое село…»
Неразгаданный мир – вот мое родовое село,а кондовости истин убогих страшусь и не верю.Романтический ангел не спит, простирая крылои, взирая светло, предлагает отличные перья,только я разучилась письму.Заходя в магазин,растеряла слова в записной немоте манекенов.Чуток слух,но, вдыхая асфальт и бензин,зачарованно слушаю кожей мутацию генов,превративших меня в существо без особых примет,а деревья и травы все те же…И вечность на плечи —все теперь без меня.На разломе стремительных летвновь учусь человеческой речи.«Верна себе – от жизни отстаю…»
Верна себе – от жизни отстаю,но в лето потихоньку проникая,не в миг единый, но осознаюизменчивость, к палитре привыкая,как привыкают к новому жильцу,сиречь – соседу, дома старожилы.Глянь – а по всей округе запушилолетучим семенем – и ливень по лицу.Обречена на счастье: в мир цветнойменя вписали щедрою рукою.Бреду по лужам и шепчусь с листвою,а лекари подумают: с собой.«Я знала наперед: гроза пройдет…»
Я знала наперед: гроза пройдет,и радуга таится рядом где-то.Невнятно счастье. Но душа согретапредчувствием неведомых свобод.Архангел строгий, громыхнув крыломв последний раз, умчал за чисто поле.Свободы нет, зато какая воля,какой покой блазнятся за окном!«Вытри слезы, умойся…»
Вытри слезы, умойся,впишись в заоконную ширь,кровотоком грозы подыши,разорви черновик,подивись, как в подтеках грозызеленеет пустырь,оцени обновленный пейзаж,вспомни: «Жизнь – это мигмежду прошлым и будущим».Господи, сколько водыв этой доле секунды,длиной в человеческий век!И не явится Ной-старинаиз-за горной гряды,для всего человечествасвой предлагая ковчег.«Святое право: снова в жизнь влюбляться…»
Святое право: снова в жизнь влюбляться,преодолев нахлынувший надлом,от злой хандры природою спасатьсяи возвращаться в память – давний домс подковою над дверью, где встречаетв прихожей луч пронзающе-сквознойи ветер ветки яблони качаетв окне и пахнет комната сосной.Здесь скверны нет, лета благословлены,как магов Вифлеемские дары,и синькою подкрашенные стенывмещают бесконечные миры.Вхожу в него младенцем в мирозданье,а где-то на далеком рубежеостались коммунисты, марсианеи специалисты по душе —знакомые размноженные маски,а здесь в почете кисть и карандаши первородны грезы доброй сказки.Храни меня и впредь, как «Отче наш»,обитель и мяуканья и лая,маяк незатонувших кораблей,моя держава звонкая земная,неброская, как скромный соловей.«Твердить, как некое заклятье…»
Твердить, как некое заклятье,строку про наш державный дым,и наблюдать в окно зачатьеуральских розоватых зим,и отмечать себе их лютыйнеукротимо-буйный нравожесточенного Малюты,и вспоминать свеченье травпришла пора. В снегах Отчизныо небе надолго забудь.На пустырях разбойной тризныперезимуем как-нибудь.Но, убивая все тревоги,оберегая чуткий слух,невинно стелется под ногилебяжий пух…«Заброшены и молчаливы…»
Заброшены и молчаливыбараки. Стелется вьюнок.В высоких зарослях крапивыржавеет старый чугунок.Почудилось, что чьи-то буднине время пресекло, а враг.Звон тишины, и на безлюдьеневольно ускоряю шаг.«За иконою окна в сосновой раме…»
За иконою окна в сосновой рамесонный город да соцветия левкоя.Застываю перед ней, как в божьем храметишины и небывалого покоя.В блестках звезд голубоватых ночь бездонна,горизонт – закатных туч самосожженье.Что в глазах твоих, печальная Мадонна?Ты ли это,иль мое же отраженье?«Наедине с мерцающей звездою…»
Наедине с мерцающей звездоюмолчу – и мне в ответ молчит звезда.Гул улиц иссякает сам собою,из крана в кухне капает вода,размеренную ноту повторяя,и, с треском залетевшей стрекозы,в звезды, в мое молчание ныряя,остановились старые часы…Мои слова… они покрыты пылью,лежат до срока в вечной мерзлоте,сегодня обреченные бессилью,как бледный Бог, распятый на кресте.«Облака над землею стремительно мчатся…»
Облака над землею стремительно мчатся,не слышны голоса в опустевшем лесу.Я приду, чтобы с ним до весны попрощаться,и треногий этюдник с собой принесу.А когда возвратятся пропавшие птицы,уберу со стены желто-красный картони отправлю его среди хлама пылиться,только это потом, это будет потом.А пока я читаю неясные знаки письменаперепутанных мокрых ветвейголых ив и осин в придорожном овраге,и на сердце все чище, грустней и больней.«Сменилось поколение травы…»
Сменилось поколение травы.И ангелы ко мне благоволили,любя, – и берегли и сохранили,но две морщинки бритвою судьбыпрочерчены у век – цена за бредночей бессонных, горьких откровений,тревоги неизбывной и сомнений,житейских поражений и побед…И промолчу у зеркала в тиши,разглаживая тонкий шрам рукою,о милости,когда саднят и ноютнезримые царапины души.Черный квадрат
Символ мироздания эпохи —самый первый изначальный знак.Не мистификация ль пройдохи —втянутый в картон квадрата мрак?В нем ни осознанья, ни сознаньяпреимуществ зла или добра,первый шаг в процессе созиданья,а по сути – черная дыра.«Весною раннею убоги…»
Весною раннею убогистранноприимные леса:на сиротливые дорогиупали в лужи небеса.В тепле, нагрянувшем до срока,благослови метелей дни,глотком березового сокалихую зиму помяни.«Я озябну сто раз и согреюсь, а снегу кружить…»
Я озябну сто раз и согреюсь, а снегу кружить,грунтовать серый холст перекрестков, ложиться на крыши.Каково же в таком переснеженном городе жить —очень скоро о том городские поэты напишут.Да и мне индевелые строки писать не впервой:мол, небесною мельницей новый январь перемолот…Снежный ангел всплакнул над моею смешною судьбойи растаял под воющей вьюги тоскливое соло.Взгляд с перевала
Замру на взлете, прожитым болеяи будущностью грезя наяву:переживет меня Кассиопея,и я кого-нибудь переживув дни праведных трудов и развлечений.Когда же начался коварный час? —устаревает свежесть впечатлений,которыми дарило небо нас.Дарило звуком, запахом и знаком,с разоблаченьем фокусов и без,мистическим упрямым Зодиакомвключалось в многофакторный процесс —язычества открытая могила…И зреет вывод краткий и простой:родные люди – те, кого любила,да и люблю, навязаны судьбой?Пусть! Вижу, точно с голубиной крыши,взметнувшейся внезапно над Землей,всех нас. Спасибо вам, кто ныне слышитменя, за то, что вы всегда со мной.«Когда листва лесная станет прахом…»
Когда листва лесная станет прахоми ляжет по оврагам шелухой,не поддавайся мимолетным страхам.Не заразись вселенскою тоской.Жива природа и в сезонном тленье,пусть мысли, но не помыслы, чернытвои,а не природы,и оленииз Гансо-Христиановской страныне за горами в карусельной гонке,а мы сидим за чаем, вперив взглядв рябиновые листья на клеенке,и никуда они не улетят.«И снова Зодиак сомнет страницы…»
И снова Зодиак сомнет страницыпоры осенней, тающей поры.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
