Кавалергардский вальс. Книга пятая

– Неожиданно! Мне нравится! – призналась Елизавета и столкнулась взглядом с Охотниковым. – А, что Вы думаете, Алексей Яковлевич?

– Полностью согласен, Ваше императорское величество, – ответил тот, беззастенчиво «поедая» государыню влюблёнными глазами.

Елизавета с трудом оторвала взгляд от молодого человека и вернулась к эскизам:

– Я предлагаю вот этот рисунок поместить на супницу. Этот – на сливочник, а этим – украсить глубокие тарелки. Алексей Яковлевич, распорядитесь от моего имени, – и она протянула Охотникову выбранные эскизы с пометками, сделанными её царственной рукой, – Чтобы их отправили незамедлительно в Москву господину Протасину.

Тот послушно взял папку с рисунками и, откланявшись, удалился.

– Ваше величество, завтра мы с Алексеем едем в Гатчину, – напомнила Варя. – Будут у Вас пожелания по поводу выбора Гатчинских пейзажей?

Она усмехнулась:

– Что там выбирать? Сделайте эскиз фасада Гатчинского дворца с плацем. Это будет достойно памяти о Павле Петровиче. Чуть не забыла! Не заходите во дворец! В настоящее время там пребывает великий князь Константин Павлович, – и Елизавета, понизив голос, уточнила. – Он содержится там под домашним арестом.

– Ясно.

За время короткого пребывания в Петербурге, Варя была наслышана столичных сплетен по поводу скверной истории, в которой был замешан Константин. Говорили, что пострадала женщина, иностранка. История передавалась шёпотом в страхе быть услышанной, и оттого обрастала какими-то чудовищными подробностями.

1802 год ноябрь

Гатчина

Алёша уложил в папку сделанные Варей эскизы фасада Гатчинского дворца и забросил в карету тяжёлый мольберт и саквояж с красками. Отряхнул снег с Варюхиного воротника и осторожно поинтересовался:

– Может, передумаешь? Не пойдёшь?

Она упрямо покачала головой:

– Нет, Лёша. Я хочу туда пойти.

– Тогда я – с тобой!

– Нет. Я пойду одна, – категорично возразила она и направилась ко дворцу.

– Я с визитом к великому князю Константину Павловичу, – сообщила она преградившему ей дорогу конвоиру.

Гатчинский лейтенант с нескрываемым любопытством покосился на неё. Это был единственный визитёр за два месяца пребывания великого князя под конвоем.

– Не положено, – лениво заявил он.

Варька вытянула из муфты свернутый трубочкой лист:

– У меня разрешение от Её императорского величества на посещение императорских дворцов.

Конвойный развернул документ, с интересом пробежал его глазами. Затем ещё раз смерил подозрительным взглядом посетительницу:

– Художница??… Хм… Алкогольные напитки при себе имеете?

– Что? – удивилась она. – Какие напитки?… Нет у меня ничего.

– Ну, ладно. Так и быть, идёмте.

Варя засеменила за лейтенантом по лестнице наверх. У покоев великого князя они остановились. Офицер приоткрыл дверь. Вяло обратился к Варьке:

– Как доложить?

– Госпожа Протасина, – представилась она.

– Ваше высочество. К Вам госпожа Протасина. Просит аудиенции. При ней разрешение от государыни Елизаветы Алексеевны.

– Кто такая?! – услышала она раздражённый голос Константина.

– Не знаю, – пожал плечами лейтенант. – Какая-то художница.

Варька настойчивым движением руки отодвинула его в сторону и вошла в покои:

– Это я, – сообщила она без излишних церемоний и аккуратно прикрыла двери, оставив караульного снаружи.

Константин Павлович в замешательстве замер, приглядываясь к незваной гостье:

– Варвара Николаевна?? – прошептал он и тут же усомнился. – Нет. Откуда же Вам здесь взяться? – и вдруг озарился новым предположением. – Мадам Арауж?!!

Вымолвив это, великий князь смертельно побледнел и шарахнулся назад. Натолкнувшись на маленький столик, опрокинул его, запнулся, едва не упал. И в страхе забился за тяжёлую бархатную портьеру.

– Уходите!! – застонал он оттуда. – Заклинаю Вас! Оставьте меня. Не мучайте… Довольно. Я не хотел! Не хотел!!!

Из-за портьеры послышались глухие всхлипывания.

Варька была обескуражена. Она, конечно, не рассчитывала на то, что Константин будет сыпать любезностями, но такого уж и вовсе не могла предположить! В голову неминуемо закралось смутное сомнение: а не сошёл ли великий князь с ума?

Она взяла себя в руки и уверено направилась к месту, где скрылся негостеприимный хозяин. Отдёрнула ткань и увидела сидящего на полу Константина. Он сжался в комок и выставил вперёд руки, точно ребёнок пытающийся защититься от воображаемого монстра.

– Что с Вами? – недоумённо произнесла Варя.

– К-кто В-вы??… – проблеял, заикаясь, тот.

– Вы что, меня не узнаёте? Это я, Варвара Николаевна.

– Варвара Николаевна? – переспросил он шёпотом, – Это правда, Вы?! Вы?

– Я, – убедительно кивнула она.

Он вдруг бросился к ней в ноги, обхватил обеими руками колени, и разревелся в голос:

– Варвара Николаевна! Простите меня! Простите, ради бога! Я – ничтожество. Полное ничтожество! Я же… Я же… Я же убил Вас!!!

– Эко Вас скрутило-то, – покачала головой Варька. – Дайте-ка, я Вам водички принесу. Пустите.

И она, высвободившись от его рук, прошла к столику, где стоял графин с водой. Наполнила стакан и вернулась:

– Константин Павлович, Вы бы встали с пола. Нехорошо. Не подобает.

Она усадила трясущегося цесаревича на диван и сама присела рядом, выпоив ему из своих рук весь стакан воды. Затем ладошкой аккуратно пригладила на его лбу растрепавшиеся белокурые вихры, приговаривая:

– Что ж Вы так себя распустили-то, Ваше высочество?

– В-варвара Николаевна… Варенька! – забормотал он, всхлипывая и целуя ей руки, прижимая их к мокрым от слёз щекам. – Душенька! Как же я рад видеть Вас, единственная моя!! Ох, как же мне плохо, Варенька! Я запутался. Я не знаю, как мне дальше жить. Я скатился в пропасть. Я преступник, я убийца!! Я сквернейший на земле человек!!

– Неправда! – холодно и строго перебила она его.

Он от неожиданности перестал реветь и уставился на неё.

– Что это Вы вздумали себя жалеть да оплакивать, как вздорная баба?! – безжалостно залепила ему Варюха. – Ведь Вы прошли всю Италию вместе с Суворовым. Так?

– …Д-да, – пролепетал Константин, неожиданно задумавшись.

– И Швейцарию! И суровые Альпы!

– Да, – подтвердил великий князь, внутренне подбираясь и преображаясь на глазах.

– И Чёртов мост! – продолжала Варька. – И Сен-Готард… И Ринген-Копф!

После каждого её слова Константин Павлович распрямлялся точно сдутая резиновая кукла, в которую снова накачивали воздух.

– Разве Вы, герой войны, имеете право раскисать, точно прелая квашня?!

Цесаревичу показалось, что в голосе Варьки сейчас прозвучали нотки самого фельдмаршала Суворова. И он поспешно застегнул пуговки на мундире:

– Вы правы, Варвара Николаевна! Тысячу раз правы!! Я позволил себе бессовестным образом позабыть о воинской чести! Я был сражён известием о Вашей свадьбе. Понял, что потерял Вас навсегда!! Решил, что никогда более никого так не полюблю и никем не смогу быть любим!! И опустился, даже оскотинился.

– Ну, полно! – оборвала она его и погладила по руке. – Константин Павлович, послушайте меня. Я верю в то, что у каждого человека на земле есть его половинка, его настоящая любовь. И у Вас она тоже есть. Она ждёт Вас и хочет полюбить. И Вы её обязательно полюбите. Просто Вы её ещё не встретили.

– Вы так считаете?! – поразился до глубины души Константин.

– Я уверена. Но, помните, сударь, настоящую любовь надобно заслужить! А, если Вы будете продолжать вести подобный образ жизни, она пройдёт мимо и не узнает Вас!!

– Разве это возможно? – робко спросил он, – Разве можно меня полюбить?! Ведь я…

– Вы смелый, – перебила его Варя. – Вы храбрый солдат. Вы можете быть настоящим преданным другом. Должно быть, Иван Щербатов знал это. Вы способны искренне и самоотверженно любить. Я это знаю.

Константин Павлович растрогался:

– Спасибо! Спасибо Вам, Варвара Николаевна!! – он схватил её руки и стал осыпать их поцелуями. – Я так Вам благодарен за эти слова!! Вы – удивительная женщина! Вы сами не представляете, что Вы сейчас сделали!! Вы меня просто спасли! Вы вернули меня к жизни!

Варька вернулась в карету.

– Ну, слава богу! – выпалил Алексей, стуча зубами от холода. – Я уже начал беспокоиться. Видела великого князя?

– Видела.

– Поговорила?

– Поговорила, – радостно кивнула она.

– Всё хорошо?

– Да всё хорошо, всё! – заверила она его, – Не ёрзай! Поехали уже в Петербург! К ненаглядной Елизавете Алексеевне.

– А чего это вдруг «к ненаглядной»? – опешил Алексей.

Варька лукаво ткнула его в бок локтём:

– Да, ладно! Будто сам не замечаешь?! Ух, как она на тебя смотрит! – и Варька артистично закатила глаза.

Лёшка вспыхнул до корней волос:

– Чего это ты выдумала?

– Уж поверь мне. Смотрит-смотрит!

Алексей неожиданно призадумался и осторожно поинтересовался:

– Варь? …Правда? Или ты шутишь?

Она в ответ озорно погрозила пальцем:

– Ой, гляди в оба, Лёшка! Пропадёшь!!

11 декабря 1802 года

Камменоостровский дворец

Красавец-сервиз стоял в покоях императрицы, переливаясь позолотой и изумляя причудливостью лепных крышечек в виде императорской короны с кусочком горностаевой мантии. Бархатисто чёрный цвет с налётом матовой дымки, такой несвойственный фарфоровой посуде, поражал воображение. Было трудно устоять перед искушением взять какой-то предмет в руки и погладить. Не говоря уже о том, что каждую тарелку хотелось долго рассматривать.

Елизавета, исполненная восторга, гладила пузатую супницу, разглядывала тарелки, и не переставала повторять:

– Боже мой… Какая прелесть! Какое чудо!

Варька стояла в сторонке и с гордостью ощущала, как за спиной «растут крылья».

– Отчего же Степан Афанасьевич сам не приехал? – сокрушённо произнесла императрица. – Я бы лично расцеловала его в обе щеки!

– Он излишне скромен, Ваше императорское величество, – пояснила Варя.

– Надеюсь, Вы с ним будете присутствовать завтра в Зимнем дворце на торжественном балу в честь дня рождения императора?

– Елизавета Алексеевна, не извольте гневаться, увы.

– Как?! – ахнула она, – Почему?! Вся столица, все иностранные гости будут завтра в Зимнем, чтобы засвидетельствовать своё почтение государю в день его двадцатипятилетия! Нет, я решительно настаиваю на Вашем присутствии!!

– Помилуйте, Ваше величество, – взмолилась Варюха. – Я рассчитывала нынче же отбыть в Дубровицы. Уже неделю, как я не видела дочь и не проводила время с мужем!

«Уже неделю», – саркастично отметила про себя Елизавета, – «Интересно, сколько же я не видела своего? Если не считать мимолётных встреч где-то на торжественных приёмах, то… уже месяцев пять. Да, последний раз мы были вместе на прогулке в августе, когда мадам Нарышкина оттеснила меня, чтобы нагло вклиниться между мной и Александром».

Она вздохнула:

– Вы с супругом так любите друг друга?

– Да, Ваше величество! Мы просто жить друг без друга не можем.

– Неужели так бывает? – прошептала Елизавета. – И всё же, почему Вы не хотите приехать завтра на бал вместе со Степаном Афанасьевичем? Я уверена, император захотел бы выразить ему благодарность за мастерство.

Варюха замялась:

– Если честно…. Ну, только между нами, Стёпа смущается светского общества.

– Отчего? Они с семьёй редко выезжали в столицу?

– Они вообще не выезжали в столицу. Мать его умерла после родов, а Степан всю свою жизнь провел в деревне. Его отец служит управляющим в нашем поместье.

– Разве Степан Афанасьевич не князь?!

– Нет. Что Вы!

– Граф?

– Нет.

– Барон?

– Нет. Там сложная история, – вздохнула Варя. – Отец Степана – внебрачный сын московского вельможи Вельяминова. А мать – из московского купеческого рода Лузгиных.

– Не понимаю, как княгиня Репнина, позволила ему жениться на Вас?

– А кто Вам сказал, что она позволила? – усмехнулась Варюха.

– Не может быть! – Лиз потрясённая подсела ближе уже, не как императрица, а как подруга. – Вы что же, обручились без её благословения?!

– Ага. Мы тайком обвенчались в одной деревенской церкви. А на следующий день только рассказали обо всём отцу Степана и моей тетушке Ксении Дмитриевне. А уж Анне Даниловне сообщили и того позже! Боже, какой был скандал!! Матушка дала разгон всем: и мне, и Афанасию Кузьмичу со Степаном! И Ксении Дмитриевне досталось на орехи! Да чего там! Она до сих пор с нами не разговаривает!!

Елизавета увлечённо слушала, и у неё дух захватывало от Варькиного рассказа:

– Как же Вы на это решились?! Ведь Вы – продолжательница древнейшего княжеского рода! И, наперекор всем, вышли замуж за безродного?

– Я его люблю! – призналась Варька. – Только его единственного! И никого другого мне не нужно! Ни князя, ни заморского короля!

– Как же я Вам завидую, Варвара Николаевна, – вдруг призналась императрица.

– Вы?! …Мне? – поразилась она.

Елизавета поспешно встала и, пряча лицо, отошла вглубь комнаты. Затем вернулась, держа в руках бархатный мешочек, стянутый тесьмой, и протянула Варе:

– Хочу сделать Вам подарок. Вернее, Вашей дочке Софье.

– Что это?

– Это игрушки моей несчастной Марии. Они очень красивые и дорогие. Она даже не успела ими поиграть. Всё равно они валяются без дела. Мне будет очень приятно, если они доставят удовольствие какому-то другому ребёнку. Возьмите.

Варька была тронута:

– Ваше величество, может быть, Вы передумаете? Ведь у Вас же будут ещё дети.

Она неловко улыбнулась:

– Сомневаюсь… – и, чтобы скрыть неловкость, начала прощаться, – Что ж, доброго Вам пути! Варвара Николаевна, если Вы или Ваш супруг будете волей случая в столице, я непременно желаю видеть Вас у себя в гостях!! Запомните!

– Спасибо, – Варя отвесила государыне поклон по старой русской традиции.

– И ещё, – продолжила императрица. – Оставьте мне все Ваши эскизы, даже те, что оказались не выбранными для сервиза. Они очень хороши. И я хотела бы сохранить их на память.

– Ой, да конечно! – радушно согласилась Варя. – Я попрошу Алексея Яковлевича их Вам принести после того, как закончится празднование дня рождения императора.

12 декабря 1802 года

Дом князя Д. Л. Нарышкина

Мария Антоновна Нарышкина разомлевшая от страстной неги, встала с постели, небрежно набросив полупрозрачный пеньюар, и присела на бархатный пуф перед зеркалом, начала приводить себя в порядок.

Из-под вороха постельного белья вынырнуло блаженное лицо Платона Зубова:

– Ох, Мари! Ну и хороша же ты, чертовка!! – пробормотал он, широко зевая.

– Хватит валяться! – грубо отозвалась она. – Вставай, и живо собирай манатки. У меня мало времени.

– Что так? – обиженно оттопырил губу Зубов. – Неужели наш муженёк-толстячок вздумает поутру посетить спальню дорогой жёнушки-лебёдушки?

– Дурак ты, Платошка! – отрезала она ему. – Причём тут муж? Его императорское величество может нагрянуть!! С минуты на минуту! Ты что забыл, что у него сегодня день рождения?

– И что? Он придёт к тебе спозаранку за своим подарком? – язвительно захихикал Зубов, демонстрируя движением, что он имел в виду под словом «подарок». Ему тут же прямо в лицо прилетели камзол и штаны.

– Я сказала, одевайся живо!! – гневно приказала Нарышкина.

Платон заткнулся и, насупившись, начал толкать ноги в штанины. Напялив штаны и рубашку, он встал за спиной у Марии Антоновны, положив руки ей на плечи:

– Скажи, Мари, почему ты спишь со мной? Ты ведь фаворитка императора. У тебя итак есть всё, стоит только бровью повести! Зачем я тебе?? Я ведь нынче уж не в чести у государя. Только не лги мне про любовь! Тебе неведомо это чувство!!

Мария раздосадовано дёрнула плечами в ответ. И начала интенсивно наносить круглой пуховкой пудру на лицо. Зубов криво усмехнулся:

– А может, тебя не устраивает государь-император, раз ты ищешь развлечений на стороне? А?

Нарышкина рассердилась:

– Не твоё дело!! – и вдруг поперхнулась и побледнела. Испуганно прикрыла ладонью рот.

– Что с тобой? – испугался Платон.

Она тяжело задышала, обмахиваясь руками. Зубов засуетился:

– Водички?

Нарышкина кивнула. Любовник метнулся и подал ей стакан. Мария Антоновна осушила его мелкими глотками и тяжело вздохнула.

– Что с тобой? Ты не захворала часом?

Она взглянула на его отражение в зеркале и, подумав, осторожно призналась:

– … Я беременна.

– Вот так сюрприз! – фыркнул Зубов. – И от кого? От меня? Или от императора? А, может, ты ещё с кем-нибудь спишь в наше отсутствие?!

– Какая тебе-то разница, от кого?? – буркнула Мария Антоновна. – У меня есть законный супруг, а, значит, у ребёнка будет законный отец!

– Это само собой, – важно поддакнул любовник. – Но всё же. Кому ты отдашь предпочтение записаться в отцы? Хотя, постой! Кажется, я догадываюсь!! Это и есть тот самый подарок, что ты собиралась преподнести сегодня нашего имениннику?? Ха-ха!!

И Платон язвительно расхохотался. Нарышкина только собралась выдать в его адрес гневную тираду, но в этот момент раздался осторожный стук в дверь, и голос камеристки предупредительно сообщил:

– Госпожа!! Его императорское величество пожаловали!

Мария Антоновна подскочила, будто ужаленная и зашипела на любовника:

– Дождался?! Аспид!!…

Платон Зубов вмиг растерял бравурность и заметался по комнате в поисках укрытия. Нарышкина распахнула дверь туалетной комнаты и скомандовала:

– Живо!!

– Ты уверена, что он сюда не войдёт? – проблеял испуганно Платон, судорожно хватая в охапку свой мундир, зимний плащ и шляпу. Он забился в отведённое ему убежище и в последний момент заметил валяющиеся возле кровати сапоги:

– Сапоги! – сдавленно выкрикнул он.

Мария Антоновна лихо подхватила их с пола и швырнула в Платона. Те упали, глухо ударившись каблуками о мраморный пол. Тут же за входной дверью прозвучал голос императора:

– Что за шум у тебя в спальне, милая?

Зубов спешно затворил дверь туалетной комнаты, а Нарышкина тихо положила на бок стул. И обернулась, чтоб встретить Александра Павловича:

– Я нечаянно уронила стул… – невинным голосом пронесла она и ахнула. – Боже мой! Как ты сегодня великолепен!

Он смущённо потупил взор:

– Что я? Вот ты хороша, так хороша! Даже утром спросонок…

– Нет-нет! Подожди. Речь не обо мне. Сегодня твой день. И я хочу поздравить тебя! Надеюсь, я буду первая, кто тебя поздравил??

– Разумеется.

– Но, прежде, чем я сообщу тебе о подарке, я желаю поцеловать моего императора!! Самого прекрасного в мире! Самого желанного и красивого! И только моего!! Правда?

Платон Зубов, слыша всё это в туалетной комнате, поморщился. Как ему это всё знакомо до оскомины! Он сам сотни раз прибегал к этому способу с государыней Екатериной! Возносил до небес и пел дифирамбы, дабы скрыть от ревнивой старухи свой тайный блуд на стороне. А плутовка-Нарышкина умеет это делать ничуть не хуже его.

Платону стало скучно. Он постелил на пол плащ, устроился поудобнее и широко зевнул.

1802 год сентябрь-декабрь

Картли-Кахетия

Попытка Тучкова с Лазаревым прорвать осаду Ларского ущелья, чтобы вырвать Кнорринга из вражеского кольца, не увенчалась победой. Единственное, что им удалось, это на некоторое время отвлечь внимание врага на себя. Воспользовавшись этим обстоятельством, Кнорринг успел отправить посыльного, который юркнул в единственный лаз, служащий выходом из ущелья, и незамеченным пробрался к Моздоку.

Командование Кавказской линией, узнав о тревожных событиях, незамедлительно отправило на подмогу отряд казаков. Только благодаря им, в ожесточённой схватке, русским удалось «прорубить» путь из Ларского ущелья в безопасные места.

Впрочем, к тому времени, как Кнорринг добрался в Моздок, его настиг Приказ императора Александра об отстранении его с должности главнокомандующего Грузии.

Вернувшиеся в Тифлис Тучков, Лазарев и Чернышёв с остатками армии, обнаружили, что за три дня их отсутствия, город буквально разнесли в щепки! Новый каменный дом Кнорринга стоял с выбитыми окнами и следами недавнего пожара.

Наведя внутри дома мало-мальский порядок, уставшие офицеры разместились в нём вместе с солдатами, так как никакого другого места для убежища у них не оставалось. Выставив на ночь круговой караул, измождённые сражениями и горными переходами, они упали вповалку и погрузились в сон.

Наутро, Саша спустился к реке, чтоб отмыться от крови и пыли, и привести себя в порядок. Несмотря на то, что осень в Картли-Кахетии стояла жаркая и душная, вода в Куре, текущая с гор, была обжигающе холодной. Взбодрившись в ледяной воде, Чернышёв решил заодно отмыть и одежду, и замочил китель с рубашкой. В самый разгар его грандиозной стирки за спиной прозвучал насмешливый женский голосок:

– Бог в помощь, капитан.

Он резко обернулся и обнаружил рядом царевну Тамару.

– Я так и знал, что это ты, – сообщил он весьма неприветливо и продолжил своё занятие с нарочитым усердием.

Тамара не придала значения его неучтивости и поинтересовалась:

– Как прошла битва? Прорвался Кнорринг в Моздок?

– А как же! – бравурно сообщил Саша. – Я смотрю, вам тут тоже было не до скуки? Кто вас так?

– Дядя Вахтанг, – пояснила Тамара.

Чернышёв встрепенулся:

– Так это он сжёг дом Кнорринга?! – и тут же стиснул в руках рубашку, выжал её с усилием. – Вот мерзавец! Эх, знать бы, где он скрывается…

– И что? – усмехнулась царевна, присев на камень и, скучающе подперев ладонью щёку, смотрела на горе-прачку. – Что бы ты сделал тогда?

Саша насторожился:

– А ты, что? Знаешь, где прячется царевич Вахтанг?

– Допустим, знаю, – лениво произнесла она и потянула у него из рук рубашку. – Давай, лучше я! Ты не умеешь!

Тамара засучила рукава и начала ловко полоскать рубашку в ледяной воде:

– Гляди, как надо.

– Постой-постой. Ты сказала, что знаешь, где скрывается твой дядя Вахтанг!

– Ну, сказала, – пожала плечами Тамара, выжимая рубашку.

– А… Ты можешь мне назвать это место?

Царевна встряхнула рубашку и развесила её сушиться на камнях:

– Могу. Но толку от этого вам не будет.

– Это уж, позволь нам судить! – возразил он. – Так, где он прячется?

Тамара, вслед за рубашкой, крепкими руками насухо выжала китель и бросила его Сашке:

– На, повесь сушиться! Ну, допустим, он нашёл себе пристанище у тиулетинов.

– У кого?? – растерянно переспросил он.

– Вот видишь! – рассмеялась Тамара. – Я же говорила.

Саша обиделся:

– Брось смеяться! Лучше скажи, где они находятся, эти «тиулетины»?

– Известно где. В ущелье Тиулетинсих гор. Там у них поселение.

– Вот за это спасибо! – Саша обрадовано потёр ладони в предвкушении того, как сейчас сообщит эту новость Лазареву с Тучковым.

– Чему ты радуешься? За что «спасибо»? Небось, соберете сейчас с Лазаревым кучку солдат и пойдёте громить Тиулетинское ущелье? – насмешливо поинтересовалась царевна.

– А, по-твоему, что же? Позволить твоему дяде жечь города и убивать ни в чём не повинных людей?! Между прочим, твоих же соотечественников!!

Тамара поправила платок на голове. Опустилась на камень:

– Не кипятись. Пойди сюда, присядь. Одежда твоя всё равно ещё мокрая, торопиться тебе некуда. Послушай, что расскажу…

Сашке ничего не оставалось, как признать, что царевна права. И он послушно присел на камень рядом.

– Народ тиулетинский совсем дикий, но смелый и храбрый, – начала рассказывать девушка. – Тиулетины не имеют почти никакой веры. Святого Георгия почитают за Бога и регулярно приносят ему в жертву кого-либо из животных. В одном из их храмов находится преогромный образ этого святого, пред которым их священники пляшут, вертятся и падают без чувств, после чего сообщают народу повеления, полученные ими якобы от Святого Георгия, которые исполняются без возражения. Священников тиулетины выбирают себе сами и называют их деканозами. Только им они безгранично доверяют! Сверх того, есть в их земле древний дуб, называемый ими Багратион, который они так же почитают священным. Если кто от роду Багратионов уйдет к ним и, обняв сей дуб, скажет: «Предок мой, защити своего потомка», – то тиулетины всеми силами обяжутся его защищать.

– Ага… Кажется, я понимаю, – почесал нос Саша, – Видимо, царевич Вахтанг…

– Именно, – кивнула Тамара. – Дядя вовсе не дурак. Уверена, что именно так он и поступил! Теперь он, и все его люди, под надёжной защитой племени. А более всего на свете тилеутины чтут свою землю и свои законы. И не допустят никого в свои пределы. Не советую вам с Лазаревым туда соваться. Вас уничтожат в два счета!!

– И что делать? – насупился Саша. – Если эти тиулетины такие тёмные и дикие, как с ними быть?