Когда цветёт светлынь-трава. Стихи

Остановись, послушай сказку леса

Лесной тропою уходя с болота,остановись, послушай сказку леса!Вбирай мгновенья тающего летаперед зимой, пока ещё безвестной.Пока исходит жаром жаровицаи осени костёр дымит лениво,как чудно сбором ягод насладиться!Не иссякала б клюквенная нива.Неси домой тяжёлые корзины,сдашь ягоды – накормишь домочадцев.И ты бредёшь, устало сгорбив спину,боясь на тропке с лешим повстречаться.Поставь корзину, отдохни – как славно:вот паучок на паутине тонкойлетит – куда? Над этим духом травнымлетит, чудак, за осенью вдогонку.Багульник пахнет остро, поневолевдыхаешь аромат его тягучий.Вот переход по жёрдочкам за рýчей.Наверх поднимешься – и выйдешь в поле.И выйдешь в поле, где трава густаяи пух осота солнышком просвечен,и мятлика соломка золотая —всё светится… Пока ещё не вечер…И тем осенним светом осиянновсё поле… поле, ставшее поляной:горит брусничник и осинок поросль —поляна эта лесом станет скоро.Ещё не вечер… Может быть, однаждына этом месте снова будет пашня.Пусть отдохнёт земля от человека.Деревня, осень, лес, начало века..

«Последний дом в ряду домов пустых…»

Последний дом в ряду домов пустых…Черёмушник разросся в угородах…Но если к прошлому вернулся ты —Лишь дёрни за верёвочку в воротах.Войди туда, где мать ещё живаИ у окна сидит за рукодельем…Но в сенцах ларь мучной и жерноваНапомнят: время – лучший в мире мельник.И кажется, что целый век прошёл.Зерно оставил ты, нашел – мякину.И гирька от часов упёрлась в полВ тот самый день, когда ты дом покинул.На мучнике пылится ржавый серп,Да ждёт в избе печаль – души привада,Заставив в этих стенах вспомнить всех,Кто там, в бору, за голубой оградой…

Приплыву к тебе в лодочке синей

Мезенской земле

Гаснет лампа заката над пожней,Белой ночью сменяется вечер.До свидания, Лáмпожня! СложноЖить в разлуке, от встречи до встречи!Мы увидимся, знаю, не скоро.Это счастье и просто везенье:Побродить по высоким угорам,Искупаться в холодной Мезени.Зачарованный песнею длинной,Край глухой, заповедный, чудесный:И река, что так выгнула спину,И дома на угорах отвесных.Здесь приветливость в людях – издревле.У домов не обсохли колодцы,И хвоя лиственничных деревьев,О которую – не уколоться.Я приду с головою повинной,Словно с самой причиною веской,И, наверное, ты отодвинешьКружевное шитьё занавески, —И, во власти знакомых предчувствий,На высокое выйдешь крылечко,Чтоб моею проникнуться грустью,И поверишь, что время не лечит.Я пройду от Мезени до Сёмжи,Приплыву к тебе в лодочке синей.Всё о том я, родная, о том же:Как люблю тебя нежно и сильно.

Загляну в озёрные глаза

Николаю Окулову

За еловец, за болото, заВырубки, где вызрела брусница, —Здесь грустят озёрные глазаДа смеётся речка Брусеница.Здесь в потоке быстрая форельВстречь теченью движется к верховьям.Наварю ушицы на костре,Травяного чаю приготовлю.Буду слушать птичий пересвист,Силами с течением померюсь.Ну а ты, форель моя, плыви,К перекатам торопись на нерест!…Северная родина моя,Ты стоишь вот так же – встречь теченью,И душой с тобою сросся я,И любить – твоё предназначенье.Окольцован северным селом,Окающим говором певучим,Озером твоим я взят в полон,Речкой, словно девкой самолучшей.Потому спешу к тебе я – за-Тем, чтобы душою просветлиться.Загляну в озёрные глаза,Расцелуюсь с речкой Брусеницей.

Горше полыни

«А дом мой стоял на угоре,На том, на крутом берегу…Приедёшь ли, дефка, вдругоредь?»…А что я ответить могу?Кузнечик серебряно-тонкоПоёт, как ручей в полусне…И снова, глазами ребёнкаТа встреча увидится мне,Забродит в душе и нахлынетВсё то, что забыть не могу:И взгляд её, горше полыни,И ветра осенний разгул…«Что камень, на сердце обида:Есть дети, да где они, где?Отправили в дом инвалидов!..Как встрече-то не обрадеть?»И пряди пригладит седые…«Ах, годы – что дым на ветру…Живите, покуль молодые!..»И слышится снова: «Помру,Никто хоронить не приедет…А ты передай-ко, бывать,Хошь кто-то из бывших соседейЗаглянет меня повидать…А дом-от стоял на угоре,Я карточку – вот, берегу…Приедешь ли, дефка, вдругоредь?»…А что я ответить могу?

Рыбак

Обрывист берег. Жухлая трава.Сухие ёлки ёжатся, сутулясь.По-щучьи лодки к берегу приткнулисьИ так остались после Покрова.В избушке доживает век рыбак,Он ловит звёзды тальниковой сетью.Он за водою ходит на рассвете,И топит печь, и кормит двух собак.Ещё не стало время, словно лёд,Но видит он, склоняясь над рекою,Как по теченью к вечному покоюОн на дырявой лодочке плывёт.Над ним стоят опавшие года,Ему уже не страшно и не больно,Он видит, как уныло и спокойноНад головой смыкается вода.И где-то там, за кромкой дня и льда,Где льдом ещё не тронуло фарватер,Реки небесной алая рудаС водой сольётся и его подхватит.

«Дрёма лесная, еловая глухомань…»

Дрёма лесная, еловая глухомань,в тёмный олёшник упрятан души ручей.Ветер весенний, ты прилетай, шамань,как мне легко от бессвязных твоих речей!Как ни красна чужбина, да горек хлеб.Дымом разлуки выело мне глаза.Берег такой ещё отыскать бы где,чтобы сумел меня к себе привязать!Этой весною я и сама – река,чувствами переполнясь, выйду из берегов.Хватит по свету счастье своё искать,время настало вернуться под отчий кров,в материн дом. Пусть холодно в нём пока,но принесу для печки охапку дров,воду – из речки, озера, родника,запах сосновый светлых лесных боров,смех серебристый маленьких ручейков,говор неумолкаемый этой воды живой —лепет детей, от которого так легко,как от щемящего, сладкого слова «домой».

«Не устанешь – и отдых не в радость…»

Не устанешь – и отдых не в радость.Пусть немного затянется путь.Но с каким наслажденьем прилягуЯ потом на траве отдохнуть.Август месяц пыльцой запорошен,Да не кошены травы в лугах,В повители мышиных горошков,В завитках иван-чая в логах.Из ромашек венок-плетеницу,Да из диких гераней свяжу,Ароматную мяту с душицейВ изголовье себе положу.Скроет солнце небесная застепьИ прохладой меня одарит,Будут долго в озёрах плескатьсяЗолотые досветки зари…Всю любовь,всё, что в сердце теснится,Всю сердечную эту тоску —Всё вплету я в свою плетеницуИ в цветы, и в слова облеку.Пусть не скоро путём неезжалымМимо синих озёр и лесков —Я придук земляничным началам,К водам детства,к полям васильков.

Осенняя песня

Лазоревый цветок, цветок-символ,

хранится где-то в глубине России

и расцветает в нужные сроки, даёт

силы тому, кто к нему прикоснётся,

взглянет на него…

Б. Сергуненков «Мой дом – небеса»Ты вся – как утро на ДвинеС огнями, зорями.На берегу, среди камней —Цветок лазоревый.Здесь краски всей моей землиВ реку уронены.И я здесь – близкоиль вдали —Не посторонняя.Брожу в лугах, что отцвели,Где травы скошены.Печали всей моей землиНа сердце брошены.Безлюдье малых деревень,Мой край покинутый.Не радует грядущий день,И сердце вынуто.О родине, да всё о ней,Что в счастье, в горе ли:«На берегу, среди камней —Цветок лазоревый»!

Полушалок

З.П.Сосниной

– Да ведь нынче такие не носят! —И старинный откроет комод,И достанет – тот беленький, в розахПлат с кисьём, что она бережёт.Ахну я:– Да в Москве они в моде!Дочка просит найти да купить.Может, зря он пылится в комоде? —Я могу хорошо заплатить!Гладит бабка цветастое дивоОт труда огрубевшей рукой:«Сколь была боева да красива,Не знавала я слова «покой»!Ты ведь знаешь работу доярки:Утром к дойке бежишь на заре,Да не шибко оденешься ярко —Не до шалей на скотном дворе…Не скажу, что совсем не надёван, —Лишь о празднике…Сколь ни живу,Помню: были такие надои,Что коров повезли мы в Москву —Показать их на Выставке главной.Знайте наших, мол: всем нос утрут!Наградили меня полушалкомИ медалью «За доблестный труд»…»…А потом – не дыра, так прореха,Зарастали поля лебедой,Забывались былые успехи,Всё сильней засквозило бедой…Стало ясно: пришло оно, лихо:Ни коров, ни дворов, ни полей…И вздыхает бабуленька тихо:«Не вернёшь, сколько слёзы ни лей».И добавит внезапно и глухо,На коленях раскинув зарю:«Ни к чему полушалок старухе.Коли надо, бери – подарю!».

«Алые зори. Большая вода…»

Алые зори. Большая вода.Бьётся в реке огнепёрая рыба.Знаю, грустишь обо мне иногда,Ждёшь, Несмеяна моя, Неулыба.По воду ходишь, полощешь бельёДа примеряешь венок из купальниц,Да вспоминаешь былое житьё…Дождиком светлым слезинки упали…Радуги ты коромысло взяла,Не расплескаются полные вёдра!Вот я, – спешу по дорогам села!Утро готовит нам встречу и вёдро.

Дедов путик (рассказ охотника)

А.Г.Абакумову

И он подбросил веток сухих в костёр…Озеро скрыл прохладный густой туман…– В городе тесно, а я так люблю простор,вот и живём в деревне с твоей маман.Дом-пятистенок поставил ещё отец,землю в наследство ладил он для меня.Только той жизни вскоре пришёл конец:сдали в колхоз коровушку и коня.Я же лесную науку давно постиг.Ну а отец совсем тогда занемог:«Лес да озёра, берданку да наш путик,видно, пора тебе передать, сынок!»Помню, учил меня он ставить силки;здесь, говорил, к водопою ходил сохатый…Вижу, обсохло нынче русло реки,да и бобры понастроили всюду хаток…Сколько носили ягод мы и грибов!Помню рыбалку, на озере зореванье.Слушали бормотание тетеревов,рябчика свист, глухариное токованье.Как «кичивряжил» в свадебном танце петух!Щёлканьем, трелями наполнялся лесок.А как услышишь точенье ножа о брусок —можно стрелять, – в это время он слеп и глух!Остановить этот танец не поднялась рука,так и ушёл домой с пустым рюкзаком…Вспомню потом не раз я эти тока:песня за песней, я слушал – и в горле ком.Как ворковал, хвост распускал петух!Как выдавал десятки таких колен!..Вижу, и ты от любви своей слеп и глух —всё бы вот так же пел у её колен!Рад я, что грусть берёт по родным местам,рад, что и ты с невестой – в отцовский дом!Может быть, сбыться время придёт мечтам:с внуком пройдёмся дедовым путиком!.

Из истории с. Тóпса. Встреча с Петром I

Степану Юренскому

В устье Топса-река разлилась на верстуИ, сливаясь с Двиной, затопила всю пойму.Навещая село, задержусь на мостуИ рассказ, ещё в детстве услышанный, вспомню…Половодье, весна, восемнадцатый век.Молодого Петра ожидает сей брег.Там крестьянин Степан рубит лес у реки,А вдали паруса показались, упруги.Он оставил топор, смотрит из-под руки:Там плывут по Двине государевы струги.Вот флотилия ближе и ближе плывёт,И на вёслах идёт прямо к берегу Пётр.Топкий топецкий брег – не для царственных ног —Сразу в глину ульнул государев сапог.И воскликнул царь Пётр: «Экой вязкой здесь ил!»(Это место с тех пор называется Ил),А Степан свой зипун стелет в топкую грязь:Мол, ступай, Государь, не позволим пропасть!Очень тронул Пётра столь сердечный привет, —С мужиком у царя завязалась беседа.Был в селе для Петра приготовлен обед,Но к Степану отправился он отобедать.Помнят здесь до сих пор эту встречу с царём(Как он прост в разговоре, хоть грозен был с виду!).А хозяина он одарил серебромИ землёй наградил, мол, бери, сколько видишь!«Благодарствуйте, – молвил Степан, – говорят, —Эстоль много пахать одному не под силу!Хватит мне за глаза десятин пятьдесят…»Говорят, что ответом царя удивил он.…Я стою на мосту и смотрю, и горжусьЗа Петра, что народом был назван Великим,И стыжусь – за себя потерявшую Русь —За страну деревушек убогих, безликих.Разве мало у нас вот таких мужиков,Что сумели бы сделать Россию богатой?Ведь сторицей воздаст из своих тайниковНам земля, и за труд – это лучшая плата.

Рочегда

Первый гром над Двиной пророкочет ли,Простучит дровяной товарняк,А услышу суровое: «Рочегда!» —И повеет дымком на меня…Вот и рельсы да мостик разгвазданный,Только в прошлое не перейти…Через рýчей от биржи ЗагваздинскойВ лес, к делянкам тянули путиБерёзлага невинные узники,Прорубаясь в лесах вековых.Те, что памяти тайными узамиНынче связаны с миром живых.Что встают, словно тени, из мшаников —Валят сосны двуручной пилой,Эстакада гудит с ýтра раннего,Пахнет дымом, сосновой смолой,Брёвна катятся, на воду падают,На Архангельск плотами плывут…Дым отечества, горек и сладок ты —Но не память ли – сучьями жгут?Вот она – пароходом у пристани(Там, на пристани этой и я)…Не кончается ветер неистовый,Да не выстыла память моя.Пусть и трудно живёт наша отчина,Лес становится редким леском,Но пока что ты есть, моя Рочегда, —Опахни меня хвойным дымком!

Поездка в Шеломя

М.В.Ожегову

А соцветия донника белогосердце будто пронзают стрелами:здесь село на холмах стояло, —только память о нём осталась.Зазвучит над полями колокол —и зашепчутся травы шёлковы,и заполнятся ульи пчёлами,и деревья откликнутся: Шёломя…Не грусти, мы ещё приедем —на байдарках пройтись по Евдеиль на лыжах – крутыми склонами,чтобы снова услышать: Шёломя!Ты постой, помолчи, послушай!Тихий свет наполняет душу.Это храмы стоят, как свечи…А внизу – дыхание речки…Закачаются травы шёлковы…Загудят над цветами пчёлы…Зазвонит над полями колокол —и берёзки зашепчут: Шёломя…

Чёрный Яр

Семье Серковых

Здесь, в лесных болотах стылыхзатерялись судьбы-тропы,возле Чёрного обрыва обрываются следы…Захлебнулось время в топях,янтарём смолы застыло,да и память – даже памятьздесь развеяна, как дым.От Двины и до Печорыпоселилась смерть в бараках,обжигала на делянках дуновеньем ледяным.Тусклый свет зари бескровной,путь по лявлинскому тракту…Проржавевшие осколкив теле преданной страны.Время раны пеленает…Повезло здесь тётке выжить(да ведь жило пол России горевой её судьбой):здесь оставила роднаямужа, маленьких детишек…Боль, что в сердце невместима,унесла она с собой.Долетит, встревожит душугоря давнего отвестье,обожжёт виною горькой,чувством кровного родства…Ведь и здесь, за Чёрным Яром,на дорожном перекрестье —наша горькая, родная и жестокая земля!У креста берёзка стынет,на ветру теряя листья,чёрный ветер здесь неистов…душу выстудил до дна…Ускользающие тени…голоса родных и близких…В бесконечно длинном спискене найду их имена.

«Мама достанет из русской печи каравашек…»

Мама достанет из русской печи каравашекС корочкой хрусткой, нарежет большими ломтями…«Как это – брать, что уже изначально – не ваше?!Я не научена… так вот… расталкивать грубо… локтями!» —Вспомнит она разорённую мельницу деда(Тот был в тридцатые годы ещё раскулачен).Вспомнит отца: «Знать, немало он лиха отведал,Рано из жизни ушёл – оттого, не иначе!»Бабушка выйдет – с трудом, опираясь на палку(Ноги больные скрутило опять ревматизмом),Скажет: «Да что там богатство, здоровья вот жалко!Ладно, хоть внучка послушной растёт, не капризной!»Шьёт мне пальтишко – коричневой, скучной расцветки:«Было б тепло, хоть не шибко баское, наверно;К празднику надо бы, только боюсь, не поспеть мне…Ну, да на каждо хотенье – должно быть терпенье!»Я же мечтаю ещё раз попробовать мёда,Яблоко спрятать (чтоб запах вдыхать) – под подушку…А леденцы, как всегда, растяну на полгода.Чай с ними – роскошь… но сладка вода из кадушки!Мама разрежет сейчас на куски каравашек,Скажет: " Снеси хоть немного соседушке Анне…Это не грех, что душа твоя – нарастопашку…»Скажет: " Того, чем поделишься, меньше не станет!»

О хлебе

Помню, бабушка за едоюГоворила нам: «Хлеб – святое!»«Хлеба больше кусайте! – просила, —А иначе не будет силы».И сама она хлебные крошкиАккуратно сметала в ладошку.В рот отправив, бывало, скажет:«Хлеб выбрасывать – грех, Бог накажет!»Мама сказывала, бывало,Как в войну она голодала.В школе как-то упала в обморок:Хлебный запах окутал облаком.А несла, завернув в платочек,Пайку – маленький ломоточек.Каждый день – один ломоточек,Да со спичечный коробочек.

«Воронки – открытые раны…»

К 100-летию Гражданской войны и интервенции на Севере

Воронки – открытые раныникак не затянет трава.И слышится слово: «каманы»…Но кто и за что воевал?Вот бабушка – странное дело —сказала об этой войне:«Не знаю ни красных, ни белых, —все были в шинелях оне».Сквозь давней метели круженьесегодня привидятся мневсе те, кто замёрз в окруженье,затоплен на барже в Двине;кто зверски штыками заколот,кто понял: война – это ад…И дальнего взрыва исполох,и в церковь попавший снаряд…Закружится снег, словно пепел…Нам вспомнить бы всех, кто погиб!Пусть будет печален и светелдороги прощальный изгиб —в надземные, дальние веси!…И снова над полем звучитпоследнего боя отвестье,блуждая в осенней ночи —в снегах, за небесным пределом,в воде ледяной полыньи…И нет там ни красных, ни белых,а только родные, свои.

О старом мельнике

А.С.Чуракову

Журчала речка на узких плёсах —Затем, чтоб мельниц крутить колёса,Чтоб людям сеять муку сквозь сито.Везли к помолу и рожь, и жито.И месяц шаял и в речку падал,И конь пугливо ушами прядал.Ползли телеги, скрипели оси,И первым снегом сорила осень…О старом мельнике птица плачет.От слова горького «раскулачить»Ушёл, судьбе своей не покорный.Лёг на могилу мельничный жёрнов.Замшели брёвна, сгнила плотина,Речное дно затянула тина,Да встал стеною колючий ельник.Но мелет жито на небе мельник!Муку небесное сыплет ситоНа бор, где птицами гнёзда свиты,Сечёт метелью по сердцу жёстко…Сквозь жёрнов к небу – свеча-берёзка.

«Эта тяжесть годов за плечами, …»

Эта тяжесть годов за плечами, —За неё ты судьбу не кори!Вот и бакенщик-август отчалил,Чтоб на небе зажечь фонари.Вот и путь твой уже обозначен,И тоскующий голос воследНад полями – то песней, то плачемВсё звучит сквозь сумятицу летСредоточием счастья и боли.А тропинка всё дальше бежит,Где и сам ты становишься полемС васильками в некошеной ржи.

Судьба высокая, как сосны

Художнику Н. П. Созонову

Почти весенний цвет небес,Следов звериных узорочье.А он уйдёт на лыжах в лес,Чтоб там остаться на обночье.Пойдёт неспешно по лыжне,Сбивая с веток снега налепь,И на душе растает наледь.Но вдруг – зарубка на сосне…И закружится голова,И краски утра вмиг померкнут…И вспомнит он, как на дроваВ деревне раскатали церковь.Смогли порушить красоту!Куда теперь с бедой примкнуться?К чему душою прикоснуться,Как будто к свету самому?И к этим соснам он спешит,Как будто к самым близким людям.Он пишет здесь, в лесной глуши,Десятки солнечных этюдов…А в памяти – сибирский тракт,Наполнен день кандальным звоном, —И снова Николай СозоновВ колонне узников, ЗК…Рукой тяжёлою сполнаЕго коснулось лихолетьеИ всё ещё в тяжёлых снахСтегает лагерною плетью.И он бы помнить не хотел,Да позабыть уже не в силахНемые братские могилы,Костры замёрзших голых тел…А ведь не каждому даноВ руках судьбы неумолимойТонуть – и не пойти на дно,Стоять сосною неклонливой.И Николай Созонов смогПройти кромешный ад – и выжить!А эту боль из сердца выжечьСосновый лес ему помог.И он лелеет, как дитя,Сосновый остров – Лапажинку.И теремок построил там —Резной, узорчатый, былинный.Идут мальчишки вместе с нимУзнать, как подрасти успелиСосёнки, ягель, плауны,А солнце сыплет звон капели…Вот-вот росянка расцветёт,За ней багульник и пушица,И будет брошен мир на холстШирокой кистью живописца.И рядом с ним всегда весна,И даль лесная светоносна…Была художнику данаСудьба, высокая, как сосны.

«Ночью не спишь, всё думаешь: «Боже мой…»

Ночью не спишь, всё думаешь: «Боже мой»Думаешь: «Господи, только бы не война!»Как родила дитя, так и страх со мной,с каждым ребёнком – всё больше в душе винав том, что бессильна ты оградить от зла,хоть и берёшь, и носишь в себе их боль…Только б ещё и к нам война не пришла,чтобы жилось нам дружно между собой!Я посадила сосенки во дворе,каждому по одной – целый сосновый бор.Вот соберутся дети о летней поре,будем сидеть в тени, вести разговор,чай станем пить со смородиновым листом,а из созревших ягод варенье варить,утром подсолнухи будут заглядывать в дом,будет играть в окольницах сполох зари,будут резвиться внуки, скрипеть качель(верится, что для счастья им жизнь дана)…Только не спишь потом – не от света белых ночей,а лишь от мыслей, что рядом идёт война!В юности ездила в Харьков, в Красный Лиман,в Коробов хутор как-то судьба завела,помню, девчушка училась русским словам,на украинском я разговор вела.Как мы играли с Марусенькой: то «покачай»,то «догоняй», сама же со смехом прочь.После сидели под вишнями, пили чай,а на лиман опускалась южная ночь…Что там сейчас? Вертолётов, снарядов вой,танки грохочут, рушатся города…Чувствую и ненавижу бессилье своёи понимаю: общая это беда.Вот и взошло, что посеяли – эта война,их не простить и не умалить вину!Знаю, и ты, Маруся, лежишь без сна,с думой о детях.Я до утра не усну.

«Как будто открылся таинственный шлюз…»

Как будто открылся таинственный шлюзи хлынули воды – распался Союз(казался он нам нерушимым!)Затменье какое-то… тёмная ночь —и, как о родителях блудная дочь,забыла о нём Украина.Кто б думал в начале, что будет в конце?Фашизм зародился, как птица в яйцес повадками злого дракона.И вот уже ветер смертельный подул,и слышатся взрывы и выстрелов гулна землях, родных нам исконно.И думаешь сразу: в советской странебыла Украина с Россией в роднеи жили мы, горя не зная.Мы, русские, не от своей простотымечтаем о том, чтобы вместе цветыбросать нам на воды Дуная!*И если из южного края земливновь запах полынный ветра принесли,сплотимся надёжною ратьюи, мир защищая мечом и огнём,мы снова объятья свои распахнём,как старшие сёстры и братья.

Исторический тракт

От парома автобус помчит меня лихо по трассе —Вдоль глухих деревень,много лет пребывающих в трансе,Мимо Емцы-реки, холмогорских болот и лесов,Мимо Емецка с домом, в котором родился Рубцов.А полвека назад тот же путь – по Двине, теплоходом.Вижу старую пристань с идущим по сходням народом.Вижу я, как Рубцов по-хозяйски ступает на трап…Или ловит попутку, лишь из дому выйдя на тракт,Где когда-то царь Пётр проезжал,вольнодумец упрямый,По приказу его были созданы станции – «ямы», —Ох, и лихо, наверное, мчал он на перекладныхПо старинному тракту, вдоль русла холодной Двины!А в Усть-Ваге Петру лошадей заменили на свежих,Ведь лежал его путь из Архангельскапрямо на Шенкурск.Исторический тракт!Здесь прошёл на Москву Ломоносов.Вижу, как он в тулупе идёт среди рыбных обозов…Слышу: кони храпят и доносится песнь ямщика…Я у дома сойду, а автобус пойдёт до Борка,А «Борок – он Москвы уголок», – только так!Надо, надо бы съездить туда, где родился Ермак.

На распутье

Нет утешенья в цветенье июльских даров.Лист подорожника – не панацея от боли.Вправо посмотришь – бурьяном заросшее поле,Влево – развалины жалкие скотных дворов.Вправо пойдёшь – там пустые деревни стоят.Влево свернёшь – там лесные дымят пепелища.Ветер чужой над родными просторами свищет.Где же она – полевая Россия твоя?Может, пора искупить перед нею вину —Дать по рукам разорившим страну лиходеям?Сколько потерь, но ещё остаётся надеяХлебом засеять поля, распахав новину…Птиц не слыхать, и, до звона в ушах – эта тишь…Прямо иди – к обмелевшим, отравленным рекам.Стать ли мутантом – иль жить на земле человеком?Ты на распутье… пока ещё… молча стоишь.

Домой

А травы… травы нынче здесьпо плечи…Берёза смотритвзглядом человечьим…Сучок отломан, ямка – словно око,А в нём наш путь – от устья до истока!..Зрачок заметен ясно,взгляд осмыслен…А над берёзой облака зависли…Сердечком на стволе —лишайник красный, —У дерева есть сердце, это ясно!От поля клевера – медовый запах…Крадётся вечерна бесшумных лапах.Ряд тополей, торжественных и строгих…К родному дому привели дороги.Сейчас войдём,взволнованы отчасти…Нашли подкову(может быть, на счастье),Чтоб оберегом поместить над дверью…Внимать избы старинному поверью,Что каждая расскажет половица…Здесь в рамке на стене —родные лица…И, растопырив царственные перья,Кружит над головой щепная птица…

«Всё ближе подступает лес к деревне…»

Всё ближе подступает лес к деревне,Дух сосняка, багульника и пижмы.Как всё сумели из деревни выжатьВ лихие годы! И, старухе древней,Теперь никто ей не поможет выжить.Облезлой кошкой поле, выгнув спину,К деревне жмётся: может, приголубит.Где тот Иван, что как-то вышел в людиИз этих мест, навеки их покинув?Кто Русь – царевну спящую – разбудит?Зачем когда-то бились наши деды —Лес корчевали, избы становилиДа засевали хлебом чищевины,В войну стояли насмерть до победы? —Перевернулись бы сейчас в могиле.О двадцать первый век, хромая кляча,Гордись мобильной связью, Интернетом —Убожество провинции не спрячешь!..Скажу: прощай, здесь ничего не светит, —Судьбу деревне не переиначить.…Она в ответ – лишь счастья милым детям.

«Нет, не осень тому виною…»

Нет, не осень тому виною,Что в душе поселилась грусть,И звучит она тихой струною,Веткой жёлтой дрожит на ветру;Не дожди, паутиной летящиеНа леса, на бескрайность нив, —А от прошлого до настоящегоДолгих лет зоревой разлив.Я готова дорогу длиннуюПрошагать по глухим лугам,Чтобы, Ундыш, твоей ундиноюПодойти к родным берегам…Там, где звали меня русалкоюЗа длину и за цвет волос,Там, где ива письма писала мнеНа воде, серебриста от слёз;Где вода после ливня бурая,Где ольхою порос угор,Тихой музыкой слово КургоменьПовторялось, как перебор,И звучала в ночи гармоника.А слова невнятны, тихи…И царила в душе гармония,И легко писались стихи…Я вернусь к тебе неизбежноПо прошествии стольких дней.Я так долго копила нежность.Я так долго нуждалась в ней.