Перед рассветом. Книга-сборник непридуманных историй

Спасительная идея

Ночью Марине пришла в голову идея, навеянная этим разговором и ищущим выхода чувством вины, – если прямо сейчас срочно «забеременеть», взяв генетический материал от свёкра, то все поверят, что это Мишкин ребёнок. Тогда у рода будет продолжение. А она выполнит свой долг.

На раздумья и взвешенный подход времени не было, действовать надо было быстро, поэтому Марина тут же поделилась своими мыслями с родителями Миши. Они, люди в высшей степени порядочные и убитые горем, сразу же не стали кидать в неё тапками, чего девушка опасалась. Её слова дали им надежду и своего рода утешение.

Осталось решить техническую сторону вопроса. Марина слышала, что недавно в их городе открылся медико-психологический центр, занимающийся вопросами репродуктологии. Она бросилась туда.

Пришла на прием к заведующему и без лишних предысторий вывалила всё, как есть: что муж погиб, и она бы хотела продолжить его род несколько странным способом. Но об этом никто не должен узнать, все должны считать, что ребёнок от мужа. Она возбуждённо рассказывала, а заведующий, врач-психотерапевт, надо отдать ему должное, внимал без нравоучений и даже обещал помочь. Марину это успокоило.

Её провели в кабинет УЗИ, чтобы определить предполагаемое время овуляции. Оказалось, примерно через неделю. Вот в этот срок ей и было назначено явиться с генетическим материалом в пробирочке.

Марину это вдохновило. Она как будто ни в чём не встречала сопротивления, всё складывалось пока наилучшим образом. Осталось подождать всего 7 дней и у неё появится смысл жизни, и заглушит это ненавистное чувство вины…

Разрешение

Потянулись мучительно дни. Каждый день Марина с родителями мужа ездили на кладбище, подолгу сидели возле могилы, плакали, разговаривали с Мишей.

Психологически было, конечно, очень тяжело. Каждый день к ним домой приходил Мишин школьный друг Игорь. Поддерживал, как мог, просто был рядом. Потом стал приходить не один, а со своей женщиной – Людмилой. Она была очень необычной – во-первых, старше его на 13 лет, а во-вторых, она обладала мистическими способностями, ясновидением. Могла разговаривать с душами и тоже, по-своему, поддерживала семью.

Когда такое горе, начинаешь хвататься за всё, как за соломинку. Людмила рассказывала разные мистические истории, которые немного отвлекали, и вообще была довольно мудрой женщиной, в поле которой становилось как-то спокойно и умиротворённо.

Марина чувствовала потребность поделиться с кем-то тем, что она удумала, ей нужен был некий объективный взгляд со стороны, потому что догадывалась, что действует из состояния аффекта, и хотела поддержки, что она всё делает правильно. Поскольку всё должно было оставаться в тайне, Марина выбрала Людмилу на роль незаинтересованного доверенного лица.

Улучив момент, она позвала женщину в комнату для серьёзного и конфиденциального разговора. Возбуждённо и немного спутано поведала о своём решении, доверилась всем сердцем, внутри надеясь получить некоторое «разрешение», санкцию, одобрение.

Но Людмила отрезвила её одной фразой: «Если Бог не дал, не надо вмешиваться. Раз суждено Мише уйти бездетным, значит, так предначертано. Ты можешь притянуть ребёнка с такими проблемами, что будешь потом всю жизнь жалеть. Не надо».

Марина испытала противоречивые чувства: с одной стороны, она как будто врезалась на скорости в бетонную стену, а с другой – почувствовала облегчение. Какая-то её часть тут же приняла эти слова, как будто она и сама всё это знала, но не допускала в воспалённое сознание, а теперь услышала и смирилась с ситуацией, хотя разогнанная внутренняя махина ещё долго и яростно скрежетала тормозами…

В день Х Марина просто никуда не пошла. Родители Миши тоже разговора об этом больше не заводили. Ситуация разрешилась внутри принятием и смирением. И проживанием горя и боли, без судорожных попыток насильственно что-то изменить, догнать и исправить.

Чёрные будни

Через два месяца каникулы закончились, началась учёба в институте. Марина ходила все время в чёрном, так ей было проще спрятаться от жизни. Преподаватели жалели её, девчонки перешёптывались. Марина была единственной замужней среди них, а теперь ещё и вдова, в 21-то год!

Жила она по-прежнему с его родителями, это была уже два года её новая семья. Марина вышла замуж и переехала в другой город, перевелась в институт, родители и подруги остались в родном городе. Здесь всю её жизнь составлял Миша, его семья и учеба. У девчонок в институте были пока другие заботы—дискотеки да свиданья, замужних не было, поэтому и общих интересов тоже не обнаружилось. Марина сосредоточилась на учёбе.

После пар она через день ездила на кладбище, находиться всё время дома было очень тяжело, ведь здесь всё напоминало о Мише. Он часто снился ей – живой, весёлый, всё было как прежде и от этого пробуждение и осознание реальности давались ей очень тяжело, она будто заново переживала известие о его смерти. Это было невыносимо…

Ещё через месяц Марина поняла, что сама уже не справляется со своим горем. Она не хотела жить. Почему Бог не забрал их вместе? Почему она не была с ним в тот час? В моменты душевной слабости она злилась и завидовала ему, ей казалось, что умереть в одночасье легче, чем проживать этот ужас день за днём, месяц за месяцем.

В её голову стали приходить мысли о смерти. Марина понимала, что сама с собой она сделать ничего не сможет, кишка тонка, но воображение рисовало ей то кирпич на голову, то сбивающую её из-за угла машину…

Здравой частью сознания девушка понимала, что это ненормально и ей нужна помощь. Она даже сходила к знакомому психиатру, который посоветовал ей групповые психотерапевтические занятия. К сожалению, группа у них уже была набрана и закрыта, сказали, следующая будет только через два месяца. Два месяца, Карл! Это просто запредельный срок для того, кому в тяжелейшей агонии приходится проживать каждый день, каждый час.

Приглашение

В один из вечеров в гости к ним пришли друзья семьи – семейная пара с дочерью-ровесницей Марины. Оказалось, что Люба тоже учится в инязе, только на английском отделении. У девушек появилась общая тема для разговоров, и они немного пообщались. Уходя, Люба сказала:

– Послезавтра у нас открывается молодёжный тренинговый клуб. Приходи на первое открытое занятие, будет интересно!

«А что, – подумала Марина, – помирать так с музыкой, я же ничего не теряю, я вон даже в „психушку“ уже сходила».

На занятие пришло человек 30—40 молодёжи, студентов. Сначала все сидели в круге, представлялись, потом начался тренинг. Всё было так необычно и интересно, что Марина на минуту забыла, что привела её сюда безысходность. Когда программа закончилась, ведущая объявила, что желающие могут записаться в тренинговые группы для занятий раз в неделю. Марина решила пойти.

В конце вечера к ней подошла Люба и сказала, что ведущая-психолог проводит и личные приёмы и посоветовала к ней обратиться по своей ситуации. Марина так и сделала.

На следующий день она уже сидела в гостиной у Наталии Алексеевны, рассказывая, что же у неё произошло. Марина впервые пересказывала незнакомому человеку боль своей души. Внимательно выслушав, психолог сказала ей:

– Тебе надо уйти от родителей мужа. Иначе в скором времени ты последуешь за ним. Своей жизни у тебя там не будет.

Марина вышла от неё ошарашенная. Как уйти? В такое тяжёлое для всех для них время? Это ощущалось как предательство. Она не могла так поступить!

Одновременно какой-то частью себя Марина понимала, что психолог права. Остаться там означало для неё отказаться от своей жизни и занять место Миши в его семье. И её смутное чувство вины как раз толкало её на это.

А на самом деле Марина чувствовала, что не может больше там находиться, что коэффициент горя на квадратный метр этой квартиры превышает допустимые для её психики пределы. Нужно было принимать такое болезненное и впервые в жизни взрослое решение, не рассчитывая, что близкие её поймут и поддержат.

И потом, куда ей идти в чужом городе? Она никого здесь не знает, денег у неё нет… Марина вспомнила про Полину – её знакомую по родному городу, которая тоже теперь училась здесь и снимала комнату. Хозяйка квартиры была очень строгая дама, девушку заселила больше для пригляда за имуществом и самой квартирой. Полина сказала, что вряд ли она пустит кого-то ещё.

Деваться Марине было некуда, она пришла к хозяйке и рассказала всё, как есть – что муж погиб и что жить в доме, где всё напоминает о нём, она не может. Неожиданно для всех женщина вошла в положение и разрешила Марине занять одну из комнат за небольшую плату. Родители обещали помочь материально.

Оставалось самое трудное – сообщить родителям Миши о своём уходе. Как же это было тяжело! Марина чувствовала их боль как свою, и ей было очень непросто решиться на этот шаг. Но неведомая сила, её Жизнь звала её двигаться вперёд.

Марина поняла и приняла одну, хоть и горькую тогда для неё истину: раз её жизнь не закончилась вместе с Мишкой, раз Бог не забрал и её тоже, значит, самой лучшей памятью о любимом будет ЖИТЬ дальше, жить свою жизнь и быть счастливой. Она ни на минуту не могла представить, что Миша хотел бы для неё горькую жизнь вдовы, которая поставила на себе крест. Он так любил жизнь!

Новое начало

Марина начала посещать молодёжную тренинговую группу. По условиям занятий надо было прицепить на одежду бейдж с именем, причём, любым, хоть выдуманным. Марина решила назваться по-другому, чтобы хотя бы на тренинге абстрагироваться от своей «судьбы». Она выбрала имя Кристина – так звали её подругу из Германии, к которой она в этот год так и не доехала. И с которой они были похожи, как сёстры.

На этих занятиях Марина-Кристина начала потихоньку оживать. И хотя первые полгода она носила траур, то есть неизменно одевалась в чёрное, причины этого никто не знал, поэтому такой наряд придавал её образу ещё больше загадочности. На группе Марина открывала новую себя, знакомилась с другими и узнавала себя глазами других. Тренинги были построены на программах Николая Козлова и московского клуба «Синтон». Для 1996 года это было очень даже революционно.

У Марины появились новые подруги, и это была та дружба, которой девушке так не хватало в новом для неё городе, в новой жизни. Они могли до полночи философствовать о жизни и смерти, петь под гитару песни собственного сочинения, бродить по ночному городу и устраивать праздники, карнавалы и маскарады в молодёжном клубе.

Походы Марины на кладбище и в церковь становились всё реже, зато молитва и разговор с Мишей переместились внутрь неё. Каждый день, засыпая, Марина повторяла «Отче наш», а просыпаясь – «Молитву Оптинских Старцев». Это стало для неё неотъемлемым ежедневным ритуалом. И с каждым днём Марина чувствовала, что в её сердце поселяется всё больше спокойствия и принятия. Немой крик: «За что? почему это случилось со мной?» потихоньку стал сменяться внутренним знанием, что «на всё воля Твоя»…

Конечно, ещё много слёз, в подушку и в плечо друзей было пролито, Марина позволяла боли потихоньку выходить. И в один прекрасный момент, проснувшись утром, девушка осознала, что не хочет больше одевать чёрное. Она надела связанный мамой джемпер тёплого жёлтого цвета и в нём явилась на тренинг. Все были в шоке, а для Марины этот поступок ознаменовал новый этап её жизни, выход из тёмной полосы на свет.

Примерно в то же время Марина начала вести дневник, в который записывала сначала то, что с ней происходит – была там-то, встретила того-то. Потом исследование себя стало глубже: встретила того-то, поговорили о том-то, поняла/почувствовала вот это. А ещё через пару месяцев Марина начала писать стихи, а по сути – дневник в стихотворной форме.

На полный цикл трансформации у неё ушёл год. На горевание, отпускание и …благодарность. В это трудно поверить, но пройдя через всю боль, отчаяние, невозможность ничего изменить, Марина пришла к принятию этой ситуации её жизни, отпусканию и благодарности. Многие годы спустя она услышала изречение, что самый дорогой подарок, который могут нам сделать близкие – это уйти (умереть). Потому что это без подготовки бросает тебя в жерло вулкана, на трансформацию, и выйти оттуда прежним уже невозможно. Но это не тот опыт, который можно кому-то пожелать или передать…

Тогда же она узнала и силу своей души – в 21 год пережить такое горе и такую боль, выстоять и выжить, это многое значит. «Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее». Даже её мать среди всего этого горя сказала Марине: «У меня такое ощущение, что ты мудрее меня».

Через год после смерти мужа Марина написала два стихотворения, которыми я и хочу закончить этот рассказ:

Моему мужу

Ну, где же ты, любимый?

На встречу нет надежды.

И как же быть мне сильной

И жить на земле грешной?

Бегут стремительно минуты,

За ними – дни, года.

И эти временные путы

Нам не отбросить никогда.

Я знаю, ты со мною рядом,

И всё же пропасть велика.

Её мне не окинуть взглядом,

Внизу бушует времени река.

Прервался в точке наивысшей

Полёт влюблённых душ.

Было начертано нам свыше

Расстаться для дальнейших служб.

Идём мы разными путями,

Моя дорога далека.

Ты быть не можешь рядом с нами.

Моя тоска так велика!

К тебе душа моя стремится

Забыть не в силах никогда

Как свет из глаз твоих лучится,

Из сердца льётся доброта.

И все ж тебя я отпускаю!

Лети, любимый, не жалей.

Того, что было между нами

Не изменить никак теперь.

В своем я сердце сохраню

Огонь любви к тебе,

И память жизни сберегу,

Как потайную дверь.

Настанет встречи нашей час,

Я верю, день придет.

Пусть странным кажется сейчас,

Но всё же он грядёт.

06.06.1997

***

Ах, если б знать могли вы,

Чего мне это стоит:

Сопернице-могиле

Отдать того, кто дорог.

К кому душа стремится

Тревожными ночами,

И кто во сне лишь снится,

И день о ком печален.

Рыданья рвут мне душу

От них мне не укрыться.

Они играют службу

По вольной раньше птице.

Зачем мне это лето?

И небо, солнце, ветер?

Раз нет того на свете,

Кто так любил все это.

Никто помочь не в силах

В разлуке, что случилась.

Тебя я помню, милый,

И всё, что приключилось.

Судьба неумолима,

С ней не сыграть в рулетку.

Меня не заточила

С тобою в одну клетку.

И кто свободен больше

Пока мне не ответить.

Со временем всё горше

Мне жить на этом свете.

Моё страданье глубже

Становится с годами.

Такая моя служба —

Быть не судимой вами.

И, видно, крест мой будет

Непонятой жить всуе.

Ведь часто судят люди

Того, кто не рисует

Картин таких привычных,

Доступных и понятных.

Живёт не по привычкам

Пустым, но столь приятным…

08.06.1997

P.S. Рассказ полностью автобиографичен, изменено только имя главной героини…

Наталия Кантинова

НА КАНАТЕ

В детстве я мечтала быть канатоходкой под куполом цирка: я иду по канату на огромной высоте, а снизу на меня восхищенно и с замиранием сердца взирают зрители. Цирковой я так и не стала, родители отдали меня в детстве на спортивную гимнастику. А как же мечта? Уже будучи взрослой, я поняла, что образ может быть иносказательным, а не прямым. Идти по канату, значит, только вперед, удерживая равновесие и сохраняя баланс – шаг влево, шаг вправо, и ты сорвёшься вниз. Это жизнь на черте – вот право, вот лево; это белое, это черное; это наши, а это «немцы»; здесь ложь, а здесь истина… А ты ровно посередине, удерживая этот пресловутый баланс, срединный путь. И на самом деле, когда в моей жизни возникали такие ситуации, когда нужно крепко стоять на «черте», включая всю свою внутреннюю силу и честность, я чувствовала себя живой, настоящей и сильной, чувствовала каждый шорох и дуновение Жизни, и это был потрясающий опыт.

НАЧАЛО

1998 год, я заканчиваю ВУЗ. Осталось самое трудное и ответственное—диплом и госы. А ещё и сложные отношения с Лёхой. Мы то сходились, то расходились, то вспыхивала страсть, то она же нас и отбрасывала друг от друга…

На зимних каникулах я поехала в Москву, в Ленинскую библиотеку собирать материал для дипломной работы. Тема – грядущая реформа немецкой орфографии, материал в Вологде об этом не сыщешь, интернетов тогда ещё не было у нас. Провела в Москве больше недели и вернулась вся такая деловая.

Приехала я рано утром на поезде и улеглась досыпать. Помню в полусне, что ко мне под одеялко проскользнул и Лёха. Как-то это было неожиданно, и очень тепло, и чувства нахлынули снова. Вечером мы, конечно, поругались, и отношения опять обострились…

НЕОЖИДАННОЕ ИЗВЕСТИЕ

Прошло два месяца. Неожиданно у меня случилась задержка. Я, помнится, очень удивилась, ведь в последнее время залететь мне было не с чего. Я купила тест – две полоски. Я в шоке, непорочное зачатие? Пошла к врачу, та меня осмотрела и заявила, что беременность 8 недель. Какие 8 недель? У меня были месячные 4 недели назад. Она говорит: так бывает, это не месячные, в простонародье называется «омовение плода».

Вспоминаю свои чувства: оправившись от первого шока, я шла домой счастливая – у меня будет ребёнок! Радость просачивалась откуда-то изнутри, сама по себе, ведь если смотреть логически, был полный караул. Через два месяца госы, защита диплома, у меня конь не валялся, отношения с Лёхой сложные… Надо как бы свою жизнь устраивать, а тут сюрприз! И всё равно я была счастлива.

Стала высчитывать, когда же я могла забеременеть 8 недель назад? И вспомнила только одну возможность – то самое тёплое утро после поезда. Вот где судьба нас тёпленьких подкараулила!

К слову сказать, к этому времени мы с Лёхой уже подали заявление в ЗАГС. Потом пошли переписали, чтобы фамилия у нас после заключения брака была не его, а моя. Какие-то там у него были разборки с родом. А тут ещё одно обстоятельство выяснилось – беременность.

И обстоятельство это, кстати, подействовало весьма странно. У нас обычно народ в этом случае жениться бежит, а мы не спешили…

Через какое-то время произошла ещё одна ситуация, омрачившая наши с Лёхой и так не простые отношения. Как-то вечером он взвёлся на какую-то фразу и ударил меня по лицу. Я была в шоке. Н.И.К. Т. О. Н.И.К.О.Г. Д. А. Н. Е. Б.И. Л. М.Е. Н. Я. П. О. Л.И.Ц.У.

Эта ситуация легла шрамом на наши отношения. Я не могла до конца простить и принять факта того, что любимый мужчина, отец ребенка, смог меня ударить.

В конце апреля, вовсю занимаясь подготовкой дипломной работы, я вдруг почувствовала резкую боль внизу живота. С каждой минутой она усиливалась, становясь схваткообразной. Когда терпеть не было уже сил, я вызвала скорую. Бригада приехала, узнала, что я беременна, и сразу же повезли меня в гинекологию.

Меня привели в палату и сказали, что к врачу вызовут. Помню, как я лежала на больничной койке и корчилась от боли. Минут через 40 или час, меня позвали пройти в смотровую. Врач сказала, что у меня матка в тонусе, угроза выкидыша и так буднично спросила: «Чистить будем или сохранять?» Слово «чистить» проникло в моё сознание, как ледяной скальпель. На долю мгновения я представила, как внутри меня будут скрести металлическими инструментами, убивая жизнь… бррр. «Сохранять!» – почти прокричала я.

Меня оставили в больнице на сохранении. Боли прекратились в этот же день, кровотечения не было, всё успокоилось. Мне кололи магнезию, кормили витаминами.

Как-то раз пришел Лёха и уговаривал меня уйти из больницы – пусть всё будет естественным путём. Я бы и рада была сбежать из этих стен, но одно обстоятельство меня останавливало. Мне надо было вот-вот сдавать дипломную работу руководителю, а было много недоделок. И справка из больницы позволяла мне продлить срок сдачи на пару недель, как раз то, что нужно, иначе полный завал. Поэтому я осталась, сбегая домой только на выходные. Через 10 дней меня выписали.

Справкой из больницы мы воспользовались ещё раз, чтобы перенести дату регистрации брака. Как-то всё осложнялось в наших отношениях. Но что интересно, известие о беременности желание заключать брак не усилило… Отношения были напряженные. В итоге в день регистрации брака в ЗАГС мы просто не явились.

Госы и диплом давили неимоверно. Я попросила Лёху помочь мне с дипломом, т.к. у него был компьютер, и я могла набирать там свой текст. В то время он снимал квартиру, довольно далеко от меня, и я ездила к нему, чтобы печатать. Помню это чувство зависимости, когда общаться иной раз не хотелось, но я была вынуждена встречаться с ним ради своего диплома, не могла же я всё бросить и завалить учёбу на финишной прямой.

В физическом плане беременность протекала идеально: ни тебе токсикоза, ни тяжести, ноу проблем хотя бы здесь.

В общем, худо-бедно, с божьей помощью учёбу я завершила. Практически на пятёрки всё сдала. В конце июня 1998 г. я попрощалась с Вологдой, вещи и мебель отправила к родителям в Череповец и налегке уехала в Москву. С Лёхой мы расстались.

МОСКВА

В Москве я окунулась в совсем другую жизнь. К этому времени я уже два года изучала и практиковала нумерологию, и у нас была целая команда единомышленников. В Москве почти каждый день мы ездили в разные общественные места, чтобы тестировать людей, набираться опыта и немного денежек. Именно немного, иногда хотя бы для того, чтобы оправдать проезд туда-обратно. Моим местом был Парк Горького, потом ВВЦ. Я садилась на скамеечку, ставила рядом табличку «Расскажу всё о вас» и тестировала желающих по дате рождения за 10 рублей. Много было забавных историй и ситуаций.

К концу второго месяца в Москве я стала чаще вспоминать о Лёхе, скучать. Когда все эмоции после расставания улеглись, я осознала, что всё равно люблю его…

Тем временем, срок родов всё приближался. Московской прописки и полиса, чтобы рожать в Москве, у меня не было, поддержки мужчины тоже, поэтому я решила вернуться в родной город – Череповец. Всё-таки там родители.

НОВАЯ ВСТРЕЧА

Предполагаемый срок родов у меня был в конце ноября, т.е. через месяц. Когда я немного освоилась на новом месте, решила скататься в Вологду на пару дней, навестить друзей.

После трёх часов тряски в автобусе я, приехав к ним, прилегла отдохнуть, задремала. Проснулась от какого-то шума, дверь в комнату открылась и в прямоугольнике света я увидела… фигуру Лёхи. Вот так сюрприз! Оказывается, он проходил мимо и «почему-то» решил зайти в гости. А тут я.

Так мы снова встретились. Лёха сказал, что всё осознал, понял, что любит меня и что я ему нужна. Просил меня переехать к нему в Вологду.

Я была ошарашена. С одной стороны, внутри меня всё ликовало – он любит меня, хочет быть со мной! После всех событий и переживаний, наша тёплая встреча и откровения были мне как бальзам на душу. С другой стороны, жизнь моя потекла уже по другому руслу. Поэтому я Лёхе сказала: «Если всё действительно, как ты говоришь, приезжай сам в Череповец. Я там теперь». На этом и расстались.

Дней через 10 Лёха приехал, с вещами. С огромными клетчатыми сумками, в которые он уместил взятое от родителей «наследство». И зажили мы вместе.

Но перед этим случилась ещё одна значимая история…

УЗИ

Находясь в Вологде, я решила сходить на плановое УЗИ в той же консультации, где и вставала на учёт по беременности. Врач там знакомая, заведующая консультацией, а в Череповце я до гинеколога так ещё и не дошла, а роды-то уже не за горами.

Срок был подходящий – 36 недель, и я пришла. Сидела перед кабинетом и читала дипломы доктора – какой он самый лучший в Вологда врач-узист, акушер-гинеколог и кто-то там ещё. Я сидела в своих мыслях, и занимал меня только один вопрос: спрашивать или нет пол ребёнка? Может, оставить интригу до родов, чтобы не настраиваться заранее, не прогнозировать?

Тем временем меня уже пригласили в кабинет, и процедура началась. Нет, не буду спрашивать, решила я, если только сам внезапно скажет… И тут я заметила, что доктор как-то напряженно вглядывается в экран монитора.

– Что-то не так? – спросила я.

– Сейчас с заключением пройдете к заведующей, она Вам всё расскажет.

Прихожу к заведующей. Она мне объясняет, что на УЗИ видно задержку развития плода и надо срочно ложиться в стационар областной больницы. Мне было дико слышать это, на фоне полного здоровья и прекрасно протекающей беременности… Я попыталась выяснить, что это за задержка развития, но доктор ничего сказать не могла, кроме того, что предполагаемый рост малыша 30 см, а это на уровне 6-ти месяцев беременности, а никак не 8.