Кинопольский волк

Лакс подскочил к ноутбуку и нажал на выключение. Ноутбук пожужжал и подчинился.

– Зачем выключил?

– Так они нас не найдут!

– Ты говорил, что уже… нашли…

– Копи, где микстура? Куда ты поставила сейф?

– У тебя в первый раз, что ли?

– Копи!

Апраксина напряглась всем телом. Казалось, она собирает последние силы.

– Свитер сними! – прошипела она, – И ботинки.

Лакс оглядел себя.

– Зачем.

– Задушит! Или ногу вывернешь.

– Копи, ты чего?

– Снимай, кому говорю!!!

Он подчинился. Конечно, она бредила, но не хотелось обижать больного человека. В конце концов, в домике было скорее прохладно, чем холодно и Лакс уже чувствовал, что начинает преть.

– Майка? Хорошо… Брюки хорошо, что просторные… Нашим джинсы нельзя… Чтобы живот не давило… Лучше совсем, конечно… Но у меня озноб, например…

– Копи, ты бредишь!

Лакс схватил её за плечи и приподнял, стараясь заглянуть в глаза. Взгляд он поймал, но без толку – её мысли были очень далеко.

– Всё хорошо, господин ассистент… нэс-па?.. Засыпаю, чтобы проснутся… Луна звенит, слышите?

– Копи, Луна не звенит. Ты бредишь, Копи.

– Уверен?

– Уверен, как уверен в том, что у меня есть рука!

Он отпустил девушку и выставил вперёд правую руку.

– Рука? – брови Копи задрожали, – Почему рука? Руки были раньше!

Сначала он только почувствовал – тонкий, пока ещё незаметный зуд под кожей. И только потом посмотрел и увидел, что рука не просто трясётся. С ней происходило что-то странное.

– Смотри! Начинается!

Рука побледнела, словно от неё отхлынула кровь. Заныли безымянный и средний палец. А потом что-то ударило в голову и в ушах действительно зазвенело, тонким, пронзительным звоном. Рот пересох, в горле словно гулял пустынный смерч, а средний и безымянный палец начали расти, быстро-быстро, как побеги гороха. Короткий, яростный спазм ударил по всему телу, проходя, как молния, от макушки до пят, и пропитывая его энергией. Перед глазами вспыхнули искры, и что-то тяжёлое и невидимое схватило его за загривок и стало сжимать, мять, вытягивать в длину.

Рука сжалась и стала тоньше, а потом из неё полезла, покрывая и пальцы, и кисть, и запястья густая серая шерсть.

Лакс рухнул на пол. Уши горели, они словно ползли по голове куда-то к макушке, но продолжали ловить звуки и он слышал, как трясётся на кровати Копи и как стонут под ней пружины. Он хотел ей что-то крикнуть, но сухое горло не послушалось. Вместо этого он смог издать лишь слабый стон, словно щенок, который осип и не способен лаять.

И тут весь мир опрокинулся.

…Он лежал на спине, слушал звон в ушах и видел, как вращается вокруг него комната. Мути не было, не было красок. Лишь оттенки серого внутри комнаты и тёмно-желтый отсвет окна. Царил полумрак, он чувствовался, и всё равно никогда ещё Лакс не воспринимал всё с такой чёткостью. Он видел ясно, словно на чертеже, и линию стыка между потолком и стеной, и люстру, и книжные полки – и их целиком, и каждую книгу в отдельности. Уши тоже уже не болели, и он неожиданно чётко расслышал, как упало в саду раннее яблоко. А вот шея занемела и не слушалась. Ему пришлось отползти, чтобы разглядеть кровать

На кровати сидел волк. Сравнительно молодой, ещё переярок, серый, с глазами, похожими на ягоды смородины, но при этом необыкновенно большой, размером с матёрого.

Лакс отодвинулся ещё дальше. Руки и ноги тоже не очень слушались, они словно отвыкли от того, что их больше не трясёт.

Волк между тем не проявлял враждебности. Он смотрел на него почти с любопытством и даже оскалился в подобии улыбки.

Лакс как мог уселся на полу и посмотрел на зверя, соображая, что делать дальше. Копи нигде видно не было. Школьная форма лежала на прежнем месте, а с кровати свисал синий халат. Сколько же он пролежал без сознания? И куда делась Копи? Если её забрали, то почему не поинтересовались ассистентом, который лежал без сознания прямо возле её кровати? И откуда в комнате волк? Что делает этот зверь в городе?

Мысли не слушались. К тому же, с ним самим происходило что-то непонятное. Нет, на приступ это было не похоже. Это было что-то вроде шевеления ушами, что-то непроизвольное, но при этом совершенно непривычное. Он внимательно прислушался к себе и понял, что ощущение идёт из хребта, из самой нижней его части. Словно у него из спины выросла ещё одна рука, и эта рука сейчас постукивала по полу, помогая голове собраться с мыслями. Что же это может быть? Лакс попытался оглянуться, но замер, потому что понял всё раньше. Словно в трансе, он опустил взгляд на свои руки и скорее удостоверился, чем был удивлён.

Он уже понял, что произошло. Нет, на кровати был не волк. Это была волчица. И Копи никто не забирал. Волчица – это и была Копи.

А напротив неё сидел волк-переярок, пару минут назад бывший Александром Волченей, – и бил по полу хвостом.

Часть II. Волчье-Ягодное

VII. Бечёвка через море

Рокот двух мотоциклов. Сначала он смешивался с гулом далёких машин, но потом отделился и стал приближаться, нарастая, словно тяжёлая клокочущая волна. Вырулили, разделились и затормозили.

Замерли.

Тишина.

Кто-то шёл через сад.

Лакс прислушался. Шли двое, шаркая, тяжело дыша и позвякивая чем-то металлическим. Заскрипел порог. Потом потянули на себя дверь.

Копи спрыгнула с кровати, подошла к окну, и потянула зубами створку. Окно приоткрылось, очень легко и бесшумно. Повеяло сыростью, ароматом яблок, а ещё тонким, колючим и едким ароматом незваных гостей.

Они говорили шёпотом. Но ночь была достаточно тихой, а слух волка – достаточно острым, чтобы разобрать слова.

– Запомнил, как надо?

– Да, конечно. Если она человеком, сделаем ангела, если собачий вид – убьём и причастимся.

Дверь скрипнула и не поддалась. Потом постучали. Замерли, прислушиваясь к тишине. Голос произнёс:

– Через окно.

Копи вздрогнула и поспешно закрыла раму. Потом дёрнула за едва заметный рычажок. Внутри щёлкнуло и рама застыла.

Копи отошла, оценивая свою работу. А потом одним прыжком перемахнула через кровать и побежала в коридор. Лакс последовал за ней, пытаясь рычать. Лапы его уже слушались, а вот с голосом были проблемы – как ни пытался он прошептать хоть что-то осмысленное, горло выдавало лишь рычание. Как же теперь разговаривать?

На пороге второй комнаты Копи фыркнула – пыль не нравилась и волчьему носу – подскочила к окну и всё тем же движением ухватила зубами щеколду. Почти одновременно из той комнаты, где они только что были, раздался звон разбитого стекла.

Лакс выглянул в коридор. Из тускло-жёлтого квадрата окна лезли два чёрных человека. Волченя медленно подкрался к порогу и взгляделся. Зрение было для него привычней, чем запахи.

Вид у пришельцев был примечательный. Головы обвязаны пёстрыми платками, на запястьях – браслеты из верёвочек, на шее качалось не менее шести тяжёлых, здоровенных крестов. А ещё у них были ружья, или, точнее, обрезы.

– Вон она!

Тот, который лез в окно, не стал даже завершать свой манёвр. Он рухнул прямо на подоконник, вскинул образ и дал залп.

Лакс успел увернуться – оттолкнулся лапами и перекатился в бок, словно аэроплан, который делает бочку. Врезалась в стену мелкая картечь, сверкнувшая белыми искорками. Лопнула заросшая пылью лампа. По деревянным доскам застучали осколки.

– Тихо ты! Заряд уже потратил!

Лакс отступал в комнату, обдумывая план дальнейшей обороны. Да, насчёт наркоконтроля он ошибся. Но положение не подходило для придумывания новых теорий. Поэтому он просто заключил, что этим нужна не Копи, а её шкура. И если будет шанс взять две шкуры, они их возьмут.

Что там с окном? Лакс обернулся и обомлел. Копи нигде не было. Она словно испарилась из комнаты.

А за стеной, в коридоре, тяжёлые ботинки уже захрупали по осколкам разбитой люстры.

Лакс подскочил к окну и толкнул его мордой вверх. Рама не шелохнулась. Рычожок был и здесь, но трогать его Лакс не решался. Он боялся, что пропросту себя запрёт.

– В комнате они! Идём!

– Начнем, благословясь!

Среди деревьев мелькала белая спина Копи.

Лакс толкнул раму вперёд и она вдруг сдвинулась, приоткрыв чёрный проход. Повеяло ветром и снова запахло спелыми яблоками. А потом окно захлопнулось.

Страх не отпускал, но на него не оставалось времени. Слишком много других мыслей заполонили теперь уже волчью голову. Рядом стоял столик. Лакс собирался запрыгнуть на него, но тут заметил колёсики.

Две тёмные фигуры появились в дверях. Несмотря на полумрак, он очень отчётливо видел контуры.

Конечно, у волков нет полного инфракрасного зрения, это удел змей и крокодилов, но всё же спектр был намного шире, чем у человека. Поэтому можно было различить даже движения рук, сжимавших оружие.

– Слыш, что с хвостом у него?

Лакс сжался, подготовился и швырнул в них столик – уже не одними зубами, а всем телом, распрямившись, словно пружина. Столик пронёсся через комнату, грозно урча колёсиками, и врезался в того, кто шёл первым. Тот отлетел на своего напарника, выпалив что-то матерное. Волченя снова толкнул окно и высколзнул в сад.

Получилось неплохо. Лапы сработали сами, словно идеально смазанные пружинные механизмы, и ему оставалось только вытянуться всем телом и мягко перелететь сквозь зель. Рама легонько царапнула по хребту,.

Копи посмотрела на него с лёгким одобрением, после чего побежала прочь.

Он уже почти ощутил себя в безопасности, но тут грянул второй выстрел, и окно за его спиной брызнуло огромным смертоносным фейерверком. Лакс вильнул вбок и, стрелой понёсся в глубь сада, подальше от стекла и серебра.

Копи он не видел, но это было не нужно. Отчётливый, тонкий запах молодой волчицы горел на земле, и, словно большое густое облако, ощущался чуть левее его поля зрения. Он прыгнул в ту сторону и сразу же увидел светлый хвост, мелькнувший между яблонь.

– Давай, окружай! Не уйдут, прихвостни!

Под открытым небом их преследователи сразу почувствовали себя как дома. Перемахнув через подоконник, они тут же разделились, рассчитывая взять их в клещи.

– Их что, двое?

– Двое! Двоих возьмём!

– С нами ангельская сила!

Копи перемахнула частокол, и Лакс последовал её примеру. Теперь они были на небольшой полоске между участками коттеджей и чёрной гладью воды.

Ограда затрещала сразу в двух местах.

– К воде их, к воде!

Лакс подумал, что настало время прыгать в воду, но Копи вместо этого бросилась вправо, в сторону остановки и ивовых зарослей. Лакс бежал за ней, пьянея от ароматов сырой травы. Переговариваться всё равно не получилось, и поэтому он просто следовал за своей невольной подругой, решив для себя, что в волчьих делах она понимает лучше, чем он. Идея о спасении вплавь казалась ему теперь скорее наивной – даже если бы инстинкт подсказал ему, как плыть (в этом Лакс был неуверен), плывущий зверь – слишком хорошая мишень.

Мотоциклы зарокотали синхронно, словно два пулемёта. Первое пятно фары вспыхнуло за заборами, ближе к дороге, а второе – прямо у них за спиной. А потом они дёрнулись и поплыли, похожие на две небольшие луны. Лакс крутанулся на месте, пытаясь сориентироваться и в конце концов бросился по тропинке вслед за подругой.

Дома расступались. Прямо впереди него маячило светлое пятнышко Копи. Чёрная тень с белым глазом приближалась к ней наперерез. Лакс зарычал и бросился к нему, оскаливая зубы. Жёсткая, нечеловеческая ярость вспыхнула в желудке и понеслась по жилам, похожая на языки пламени. Рокот мотоцикла бил в голову, словно он сунул её под водопад.

Выхлопы, масло и антифриз глушили все запахи ночи. Вращающиеся колёса обдавали горячим воздухом.

Тень развернулась и выставила ружьё. Лакс чувствовал, что теряет остатки самоконтроля. А тело атаковало – лапы, зубы, загривок и хвост уже готовились к последнему удару. Оставался мозг, полыхающий от бешенства, но сохранивший тень человека. И этот мозг сумел приказать в самый последний момент: поэтому Лакс прыгнул не вперёд, а чуть вбок, причём не к воде, а в другую сторону.

Мотоцикл рыкнул и развернулся, теряя скорость. Два выстрела грянули, как один, и две пули одновременно вошли в тот кусочек земли, где он оказался бы, прежде чем впиться зубами. Но Лакса там не было, он приземлился позади противника.

Кровь билась в теле, словно огромный молот, и он специально не смотрел в ту сторону – боялся, что инстинкт всё же сработает и он бросится в атаку, сверкая острыми зубами. Вместо этого Лакс побежал дальше по берегу, как можно быстрее, чуть-чуть ли не опережая свистящие вокруг пули

– Не уйдут! Там речка!

– Давай, давай, прижимаем!

– Господи, благослови!

Чёрная, мохнатая трава и такая же чёрная гладь воды. Далеко впереди уже показалась полоса реки, а выше, на горе, возвышалась, окутанные золотым гало, новая застройка, похожая на крепость.

Река была широкая, вдвое шире городской улицы. И как только он понял, страх вернулся и впился ему в загривок острыми когтями. А живот почувствовал голод – пока ещё едва ощутимый, словно лёгкий сквозняк.

А вот мотоциклы не знали усталости. Один белый глаз, не отставая, нёсся за ними по тропинке, а второй уже показался из-за домов и мчался наперерез, не пуская их к жилой застройке. Копи продолжала бежать вперёди, чуть сбавляя скорость. Тот, что ехал на левом мотоцикле, уже поднял обрез, прицеливаясь в её серебристую спину. Угол между ним и рекой всё сокращался и казалось, что ещё полминуты – и волки окончательно окажутся в мешке.

Возле последнего по счёту столба Копи взмахнула хвостом и повернула – но не вправо, как рассчитывал Лакс, а почему-то влево, прямо к гладкому, как застывшая смола, зеркалу озера. Зачем? Лакс не стал даже думать. Мелькнула мысль повернуть вправо и попытаться прорваться мимо жужжащих колёс и колючих выстрелов, но от тут же понял, что лапы его не послушают. Два волка бежали вместе и не могли разорвать эту связь.

Наконец, Лакс понял, куда направляется Копи. Возле устья речушки в водохранилище вдавался небольшой мыс, и от него начиналась узкая коса, поросшая травой и кустарниками. Сперва он почуял её носом – полоска, пахнущая травами, среди огромного пространства воды, а потом заметил и глазами – чёрная дорожка, едва заметная среди сумрачных волн. Копи свернула не неё, и Лакс наподдал. Совсем не широкая, в одну колею для легковой машины, она казалась тоненькой-тоненькой, словно бечёвка, протянутая над бурлящим морем.

Голод уже начинал просыпаться, но лапы его не слушались. Тело было занято бегом, оно готово было бежать до тех пор, пока лапы не подкосятся и даже мозг просто принимал пустой желудок как факт, наряду и большой белой луной, которая горела среди расступившихся туч, словно огромная мотоциклетная фара.

Преследователи не отставали. Возле косы они затормозили, оценивая, должно быть, обстановку, и рванули следом по косе. Они ехали ровно, колесо к колесу, и два круглых огня за спинами волков казались фарами большой и свирепой машины, которая несётся за ними, чтобы схватить и перемолоть в железных зубах.

Бежать от неё было некуда. Лишь чёрная дорога, два волка на ней и железное рокочущее цунами, которое приближалось к ним, чтобы накрыть с головой. Уже можно было разобрать, что кричат друг другу охотники.

– Даже по воде не уйдут!

– Трижды причастились мы ангела!

– Трижды бессмертные!

– Трижды благословенные!

– Убиение праведно!

– Господи, благослови!

Рокот мотора разлетался над озером, отдаваясь слабым звонким эхом на другой стороне озера. Вонь уже накрыла их с головой, сквозь мутное облако дыма нос различал едкое бурлящее масло в железном сердце мотора. Белые лучи фар скрестились на нём, и над лапами заплясали две его тени, плоские и чёрные, словно нарисованные тушью. Тонко, почти неслышно звякнул взводимый курок.

Белое пятнышко Копи замерло на мгновение, а потом прыгнуло вперёд – чуть выше и дальше, чем раньше. Лакс напрягся, приготовился и тоже прыгнул вперёд, чуть только оказался на её месте.

Хрустнул выстрел, и хвост слегка обожгло, но это не имело никакого значения. Лакс взмыл высоко-высоко, почти готовый схватить зубами луну, и только там, наверху, разглядел, в чём было дело. А когда он приземлился в траву и чуть не повалился, запутавшись в лапах, всё уже решилось.

Мотоцикл успел рассечь колесом ускользавшую волчью тень, его водитель успел что-то крикнуть своему напарнику – а потом земля исчезла из-под колёс. Коса обрывалась двухметровым откосом, дальше была полоска чёрной воды, сверкающей, словно нефть, а за ним вставала другая коса, уже с того берега, на которую и приземлились оборотни. Мотоцикл взмыл ввысь, на какой-то миг показалось, что он тоже перелетит сейчас неожиданную преграду – но в тот же момент словно выдохся и камнем рухнул в воду, увлекая за собой что-то кричащего седока. Его напарник попытался свернуть и затормозить, но разгон был слишком большим. Белый круг фары вильнул вправо, пропал, закрытый чёрным боком, а потом мотоцикл рыкнул в бессильной ярости и тоже полетел в воду. Два громких всплеска, два чёрных столба воды, два нечленораздельных вопля и два мотора, которые почти одновременно всхлипнули, засипели и умерли.

Копи стояла в чёрной траве и внимательно смотрела в их сторону. Потом повернулась к Лаксу и сверкнула чёрными глазами: «Ну, вот и конец». Он понял её без слов.

А потом она развернулась, махнула хвостом и двинулась дальше, к берегу, на котором чернели сосны и горели огни домов. Лакс последовал за ней, чувствуя, что лапы начинают ныть, а в животе всё больше чувствуется пустота. Через пару шагов он почти успокоился, но голова продолжала гореть, а нос всё так же страстно пытался расшифровать любой запах.

Это было странное путешествие. Вдоль реки, по велосипедной дорожке, в прохладной тени деревьев, мимо заборов и избушек частного сектора, и спальных микрорайонов, которые быстро сливались в одну сплошную ленту. Один раз их сменили низкие заборы и корпуса заводов, похожие на исполинские кирпичи, а сразу за заводами открылся новый район с многоэтажками, похожими на огромные башни. Дорожка всё так же шла вдоль набережной и деревья отгораживали её от застройки. Пару раз дорогу перебегал ёжик. И огромная белая фара полной Луны всё так же смотрела на них с угольно-чёрного неба. Ночь была пасмурной и холодной, но тучи словно не решались её закрывать.

Один раз под лапами блеснули чёрные линии трамвайных рельс. Он огляделся, но улица была ему незнакома.

Наконец, слева от них открылась огромная лестница из светлого камня и с пузатыми колоннами в духе восемнадцатого века. Она уходила вверх, и чёрные заросли обступали её со обеих сторон. Лакс подумал, что сейчас они свернут – и не ошибся.

Копи взбежала наверх, прошмыгнув по ступенькам, словно лёгкая тень. Он следовал за ней. Для случайного прохожего они бы показались, пожалуй, двумя обычными бродячими собаками, разве что отъевшимися до невиданных прежде размеров.

Лестница вывела к сурового вида четырёхэтажному зданию, напоминавшему крепость. Его строили в первые послевоенные годы, когда сталинский ампир ещё оставался суровым и полувоенным. Высокие окна, стены из больших серых блоков и колонны, утопленные прямо в кладку. На уровне третьего этажа горела алым неоном вывеска круглосуточного интернет-кафе.

Копи пробежала к порталу, обложенного полированным чёрным гранитом, и прошмыгнула в боковой проём. Там скрывалась небольшая лесенка на подвальный этаж, почти целиком накрытая мраком. Даже с волчьим зрением Лаксу приходилось нащупывать каждую ступеньку. Спуск заканчивался слабо подсвеченной дверью, раскрашенный чёрно-жёлтыми полосами. За ней – небольшой гранитный коридор с неяркими люминесцентными лампами, утопленными в потолок. Копи сидела на полу, а незнакомая женщина в халате технички и резиновых жёлтых перчатках склонилась над ней и медленно чесала ей загривок. Копи урчала и задирала голову, пытаясь улыбнуться зубастой пастью.

Заметив Лакса, женщина не удивилась.

– Ещё кого-то привела? Ну ладно, пошли, разместимся. Тут много мяса привезли, на всех хватит.

Она провела их переходами подвального этажа, низкими и тесными, словно сдавленными огромной тяжестью здания-крепости. От каменных стен веяло холодом. Наконец, они оказались в небольшой комнатёнке с подвальным окошкам и двумя ковриками на полу, какие обычно постилают собакам. Копи выбрала левый, свернулась там калачиком и тут же провалилась в дрёму. Лакс уселся на правый и внимательней огляделся.

Кроме ковриков в комнате не было ничего, если не считать больших часов со стрелками. Стрелок на часах было четыре – три обычных, чёрных, и одна красная и длинная, застывшая на пятом делении. Лакс подумал, зачем она может быть нужна, но тут снова открылась дверь и он сбился с мысли

Это была всё та же женщина в жёлтых перчатках. Она поставила на пол два металлических тазика, полных ароматного, солоноватого мяса, нарезанного точь-в-точь так же, как то, которое ел Лучевский.

Голод не отпускал и Волченя набросился на еду, чавкая и почти глотая непривычные куски. Мясо падало в живот и сразу становилось лучше. Опустошив тазик, он вернулся на подстилку и почувствовал, что проваливается в сон. Внутри уже разгорелся приятный, мягкий огонь и потоки тепла расползались по жилам, охватывая тело, словно невидимая сеть.

Дремота застилала глаза, и волчьи мысли ослабли, словно удалившись в желудок. Голова опять думала по-человечески. Она отметила, что Лучевский, должно быть, тоже оборотень, и такие же оборотни его сёстры, а раз это так, то и из волчьего состояния можно вернуться. Потом вспомнился Зигфрид, который тоже в своё время надел волчью шкуру, а потом очень долго не мог стать человеком. Потом начался сон: лес, освещённый полной луной, и барон Зигфрид Лучевский, который выехал на охоту. Лакс пытается объяснить ему что-то, но у него получается только выть. И барон Зигфрид не будет слушать Лакса, потому что именно на него он сейчас и охотится.

А потом раздался треск, и ткань сна разорвалась пополам. Волченя снова был в каменной комнате, только теперь часовая стрелка уже слилась с красной, Копи проснулась и доедала своё мясо, а возле мисок лежала аккуратно сложенная одежда.

Копи лизнула дно миски, посмотрел на Лакса и рыкнула, а потом мотнула головой. Он сначала ничего не понял, потом догадался и отвернулся. За спиной послышался шорох и хруст, а потом зашелестела одежда.

– Можешь повернуться.

Копи была снова одета – теперь уже в лёгкое длинное платье и сандалии. На Лакса она теперь смотрела сверху вниз. Лакс подумал, что из волчьего тела она кажется не милой, а просто красивой, как красивы дикие животные.

– Ну что ты смотришь? Давай, скидывайся!

Волченя посмотрел на неё почти жалобно.

– Тьфу, бестолковый. Ну лапами делай, лапами! То есть не лапами… Ну представляй, что обратно хочешь! Представляй!

Лакс попытался встать на задние лапы, но чуть не упал.

– Эх…

Копи встала на четвереньки, двинулась вперёд, а потом подпрыгнула, одновременно вытягивая вперёд руки.

Лакс развернулся, отступил на полшага и тоже подался вперёд, вытягивая лапы и пытаясь представить себя человеком. Суставы застонали, локти, плечи и загривок обожгло острой болью, а потом в позвоночник впились железные иглы. Волченя взвыл, в глазах покраснело, а по щекам побежали слёзы. Он попытался удержать равновесие, но оступился и полетел кувырком, грохоча железным тазиком.

Потом открыл глаза и застонал, выставив живот и подняв все четыре лапы. Нет, непросто зверю стать человеком, совсем непросто! Неужели не видно?

Копи однако, смотрела на поверженного волка почти с любопытством. Потом наклонила голову и хихикнула.

– Ты так и будешь лежать?

Волченя кивнул. А что ещё остаётся волку среди людей?

– Вставай, одевайся.

Лакс нахмурился.

– Издеваешься что ли?

– Вставай, кому говорю!

– Я скинуться не могу!

– А почему разговариваешь?

Лакс вздрогнул и посмотрел на переднюю лапу. Она была рукой – вполне человеческой, и с пыльной ладонью. Очень озадаченный этим фактом, он перевёл взгляд на ноги. Ноги тоже были на месте, довольно сильно испачканные за ночь.

Волченя поднялся, отряхнул руки и принялся одеваться. Копи отошла к стене и продолжала на него смотреть, скрестив на груди руки.

– Извращенка, – заметил на это Лакс. И чудом избежал пощёчины.

VIII. Третья Коалиция

Женщина в желтых перчатках провела их на второй этаж, к двустворчатым дубовым дверям. Потом поклонилась, зачем-то выставив вперёд правую руку, и скрылась на лестнице. Копи ещё раз осмотрела Лакса – в чёрном свитере и светлых брюках он напоминал молодого, подающего надежды мафиозо из старого итальянского фильма – после чего распахнула створки.

Они оказались в просторном зале со сводчатым потолком и тяжёлыми шторами на окнах. Похоже, здесь как раз шло некое совещание. За длинным столом сидели люди, закутанные в белые полотнища наподобие древнегреческих тог. Так, должно быть, выглядели древнеримские сенаторы, когда собирались, чтобы обсудить скорое убийство очередного солдатского императора.