Полная версия
Девять жизней. Девичник
нитей чутких желаний, продетых сквозь кожу.
Немного
горячо от касаний (в спирали закрученных) вен.
Солнце плавит дома… И мгновеньям осталось
недолго
до глубокого вдоха прохлады, идущей взамен…
На части…
День разломан на части… Внутри тишина,
подбираясь на цыпочках к сердцу, боится
прикоснуться к живому и раненой птицей
опускается возле. Дыханья волна
растекается медленно вглубь. Сквозь окно
пробиваются неба безумные крики…
Дождь смывает усердно (зачем-то) улики
мне чужих откровений. Немного смешно
спотыкаются капли о нежность пыльцы
и следят неустанно, смущая карнизы
лёгким флиртом… Гроза, предвкушая капризы
моих мыслей, срезает молчанья концы…
Чёрно-белый…
Вкус неба горчит… День измят ожиданием.
Крепко
хватается сердце за жизнь. Чёрно-белый
симптом
печали въедается в мысли, настойчиво (редко)
вдыхая мгновения залпом. Слова на потом
оставлены нами без чувств… Обнимаю желанье,
боясь потерять хоть частичку живого тепла.
И к каждой минуте приковано (строго) молчанье
моих откровений, что нежность когда-то
сплела…
Никого…
А глубже только шёпот… Ночь просит утешенья
у мыслей, что, толкая друг друга в тишину,
не спорят о желаньях и каждое мгновенье
вкушают осторожно. Я медленно тону
в тебе, не понимая, насколько всё серьёзно.
От сердца не осталось, похоже, ничего.
А глубже только шёпот… Сегодня слишком
поздно
кричать о настоящем, вдыхая… никого.
Несносно…
Несносно… День ломает кисть
тобой наполненных мгновений.
Как нить, строка, без объяснений,
сползает ниже. Не срослись
оттенки нежности с игрой
желаний, чей азартен запах…
На небе тени в длинных шляпах
шагают мимо… За стеной
молчанья бьётся сердце, в такт
стекают капли с ворса. В белом
сегодня чувства, что несмело
бредут от мыслей наугад…
Несносно… Вязкий диалог
цветов впитался в кожу. Фоном
лишь бледный выдох грусти, стоном
спугнувший нужный мне… предлог.
Безмолвно…
Безмолвно небо… каждый раз,
как только мысли будят чувство
к тебе, и лёгкое безумство
лишает сердце длинных фраз.
Прозрачен взгляд желаний. Вслед
мгновеньям просится дыханье
чуть тёплых слов, что от молчанья
сбегают в страхе. Мне в ответ
кивают сонмы облаков,
спеша за нежностью рассвета.
Безмолвно небо… По приметам,
ночь будет тише мотыльков…
• • •
Бежевый лист…
Бежевый лист… Между строчек гуляет
молчанье.
Нежности взгляд приласкал (до утра) тишину.
Ночь закрывает глаза, обнимая желанье
тёмных мгновений, что льнут осторожно
к окну…
Сердце диктует слова… Чёрный пишет узоры.
Тонкие линии прячут любовь в узелки.
Бежевый лист… Свет впитался в уснувшие
шторы,
робко ломая (печали) немые мелки…
В сиреневом…
Вечер тонет в сиреневом… Мысленный сплин
мягко шепчет о красках возможного. Завтра
день сольётся с печалью без веских причин,
пусть на миг, но настойчиво. Нежность азарта
голубого распишет пустой небосвод.
И желанья потянут Светило за нити…
Задыхаясь от слабости, сердце замрёт,
не боясь меня этим (случайно) обидеть.
Вечер тонет в сиреневом… Лёгкий намёк
на заманчивый шёлк чуть дрожащей прохлады.
Ночь шагает навстречу. Припудрив порог,
солнце прячется (медленно) в томность услады…
Безрассудно…
Не умею скучать по тебе… Облаками
цвета мокрого пепла расшит горизонт.
Мысли прячут слова от ненужных забот,
вовлекая минуты в желанья. Меж нами
незаконченных фраз многоточия. Скудно
каждый раз без оттенков слепого дождя
в моей нежности. Знаешь, люблю не тебя
и дышу, забываясь, весной… безрассудно.
Мало…
Мыслям мало твоих незаконченных фраз…
Нежность слов задыхается в лёгком миноре.
Сердце робко качает чуть тёплое море
осторожных желаний. Размеренно час
окунает мгновения в трепетный шёлк
предвкушенья чего-то знакомого. Часто
гладят волны слова, что звучат не напрасно,
подбираясь к оттенкам дыхания. Смолк
ненадолго отчаянья крик. Тишиной
наслаждается ломкость терпения. После
наших встреч грусть больнее… И, кажется, возле
моего одиночества… пахнет тобой.
Татьяна Бутченко
Ты не мучай себя…
Подлатай меня, Господи, нитью живой штопай.
Подружилась опять с головою душа чтобы.
А на сердце моём Ты надежду крестом вышей,
Посели меня в доме большом, только без крыши.
Видеть днем я и ночью хочу без границ небо,
И ту самую яркую звездочку снять мне бы,
Да на грудь приколоть, чтоб с дороги мне
не сбиться,
По ночным пустырям буду зоркой лететь птицей.
Да и стены то в доме моём – элемент лишний,
Вместо стен и углов пусть повсюду цветут вишни.
Будут травы душистые мягким ковром сочным,
И без крыши и стен будет самым мой дом
прочным.
Не взломают его, и стекло не побьют в окнах,
Пусть я буду под солнцем сгорать, под дождем
мокнуть,
Сделай так, как вначале однажды уже было,
Чтоб вокруг никого – только я лишь
и мой милый.
В нашем райском саду, обещаю тебя слушать,
Я же знаю уже, как нам свойственно всё рушить.
И еще попрошу: не сажай нам того древа,
Чтобы не было выбора – вправо ли нам, влево…
Не хочу я свободы такой, пусть рабой буду.
Как Ты скажешь мне Господи, так буду
жить всюду.
Нам не надо соблазна, возьми же у нас волю.
Но оставь нас в раю, где нет зла и где нет боли.
Так молилась однажды я Богу во сне, плача,
Улыбнулся он хитро и что-то шептать начал…
Я проснулась – четыре стены, потолок, окна,
А за окнами город мой серый больной мокнет.
И пошла я не в храм, хоть воскресной пора
службы,
Потому что опять мне куда-то сильней нужно.
На балконе косынка, в которой молюсь, сохнет.
А звонарь мне в укор: «Твоя вера без дел
сдохнет!»
И соблазн за соблазном, мой день, словно
бой смертный.
Между злом и добром выбор мой не всегда
верный.
Так зачем же ты, Господи, дал мне мою волю,
Чтобы я ошибалась и корчилась от боли?
Мне с иконы на стенке глаза вдруг ответ дали:
«Ты же знаешь сама, что не зря меня распяли»,
И добавил Господь мне последнею в стих
строчкой:
«Ты не мучай себя, просто делай как Я, дочка».
Пятница
Носишь крест и пятницу встречаешь
Вискарём и возгласами «Йес!»
В этот день Христа распяли, знаешь?
Ты же всякий раз, смеясь, вонзаешь
Копиё в Источниче Чудес.
А потом уныло, безнадёжно
Тлеет жизнь без веры в чудеса.
И когда становится тревожно,
Почитатель пятницы безбожной,
Ты с мольбою смотришь в небеса.
Что забыл ты в небе, заплутавший?
Ищещь там спасение себе?
В холоде сердец людских застрявший,
Истину во лжи всегда искавший,
Просишь просветления в судьбе.
Бог в душе. И ты всерьез считаешь,
Что слугой быть можно двух господ…
Сам того не зная, выбираешь,
То, с чем неизменно пропадаешь,
Покрываясь ржой из года в год.
Умирая, в пятницу, наверно,
В день, когда ликует пьяный мир,
Ты уже захочешь стать примерным,
Стать творцу захочешь другом верным.
Попадешь ли ты на званый пир?…
Православие моё
Мантры-шмантры, веды-буды,
Йоги-шмоги, каббала…
Выкаблучества повсюду —
Эра нечисти пришла.
Омы, мани, падмы, хумы,
Пранаяны, ПардесА…
А народ то сплошь угрюмый
Все вздыхает в небеса.
Ну а я вздыхать не буду,
Мне и горе не беда —
У меня Христос повсюду,
Вот и радуюсь всегда.
Утром делаю зарядку,
«Отче наш» и с Богом в путь.
Даже если мне не сладко —
Обойдётся как-нибудь.
Бог, что нужно, обеспечит —
Вот такое житие!
От любой болезни лечит
Православие моё.
Смерти нет
А оказалось смерти, вовсе, нет…
У Бога живы все, кто с Ним дружил.
Но есть душа, а в ней есть тьма и свет,
Есть разум с волей, чтобы выбор был.
Всё просто. Здесь мы учимся любить.
На это есть для каждого свой срок.
Сдадим экзамен – будем вечно жить,
А нет – Господь не пустит на порог.
И то, что адом бабушки зовут,
Пугая страшных грешников судом,
В своей душе уже мы носим тут —
Когда даем добро на жизнь со злом.
У каждого свой персональный ад,
Но жизнь дана, чтоб следом за Христом,
Его повергнуть, чтобы всякий гад
Нам не фонил рогами и хвостом.
Тогда не страшно будет в мир иной
Душою устремится, тельце сняв.
Потомкам завещая путь земной,
Явится к Богу, всех своих обняв.
Но в детстве мне никто не говорил,
Об этих важных истинах, увы.
Боялась я на кладбище могил,
И мертвецов застывших синевы.
Но, провожая в дальний путь отца,
Я слышала его последний вздох,
И поняла в тот миг, что нет конца,
Есть лишь для тела бренного свой срок.
И мне, не знавшей верного пути,
И смысла жизни много темных лет,
Господь звездой дорогу осветил,
И оказалось – смерти вовсе нет.
Хочешь верь, а хочешь – нет
(Сказка о том, как Любовь со дна может достать)
Он в Боге не признав отца,
Твердил до самого конца:
– Ну что за бред, ведь Бога нет,
Бог – тьма, учение – вот свет!
Религия – сплошной обман,
Кто верит в Бога, тот болван!
И с этим лозунгом в строю
Прошёл, как площадь, жизнь свою.
И вот на смертном он одре,
О зле, вдруг, вспомнил и добре.
Но тут струна оборвалась,
И потерялась с жизнью связь.
Не билось сердце, на себя
Смотрел он сверху, не любя.
А что любить – под кожей кость,
Торс мощный высох, словно трость,
От шевелюры ни следа,
Рот перекошенный – беда!
Какой-то желтый гриб сухой,
А щёголь был всегда какой!
Брезгливо глянул и вздохнул,
Но тут крылом ему махнул,
По лику судя – Херувим,
И молвил следовать за ним.
И понял он: не то был бред,
Что есть Господь, а то, что – нет!
Пронзил безбожника испуг,
Все незнакомое вокруг!
Ни умных книг нет, ни газет,
Есть коридор и парапет.
В колонну выстроился люд,
И все стоят, чего-то ждут.
Накрыло ужасом в момент,
И он застыл как постамент.
Знал – по небесному суду,
Гореть безбожникам в аду.
Метнулся было он назад,
Но тут, поймав недобрый взгляд,
По описаниям – чертей,
Вмиг отказался от затеи.
Какая мука – ждать суда.
Вдруг голос: «Подойди сюда!
Скажи мне милый человек,
Как прожил свой короткий век?»
И начал он перечислять,
Своих побед былую стать,
Дома, квартиры, всё приплёл…
Аж сам дивился: «Ну, орел!»
Про гелентваген и счета,
И что исполнилась мечта:
Дочь выдал замуж за посла,
И как улаживал дела,
И как умом своим владел,
И как прославится успел,
И про заслуженный почёт
Ответ стал шоком: «Незачёт!»
Нависла пледом чёрным тьма,
А в мыслях: «Ад – не Колыма»,
И не отмазаться уже —
Без связей, счёта, в неглиже…
И стал мужик припоминать,
Что так хотела рассказать,
Ему бабуля про Завет,
А он ей:
– Брось ты, Бога нет.
Она:
– Спаси тебя Христос!
А он:
– Спасает лавандос!
Она:
– Зайди хоть в храм разок,
А он ей:
– Сам себе я Бог!
И вспомнил вдруг, как не помог,
Когда просил его дружок.
И долго-долго вспоминал,
Как воровал и обижал,
И как средь злата и хором
Кричал:
– Один лишь раз живём!
А потому всё надо брать,
И своего не упускать!
А тьма удушливее всё,
Вот-вот, как в тину засосёт…
И ужас душу наводнил,
Он заорал, что было сил,
Но голосок не зазвучал,
А белый свет совсем пропал,
И в голове застыла мгла.
Смекнул мужик: хана пришла.
И вдруг явился Херувим
И молвил: «Тут пришли за ним!»
И чья-то крепкая рука
На свет из мрака мужика
Вернула, и увидел он,
Родные, словно сладкий сон,
Вокруг умершие стоят,
Одежды белые блестят.
И глас раздался как набат:
«Определил себя ты в ад
Своею жизнью холостой,
Но бабой Нюрою святой
Из ада вынут и прощён
Её молитвой у икон».
На службу бабушка пришла.
Вот горе то – пережила
Внучка-безбожника она,
И не поверг, чтоб, сатана
Её дитя в кромешный ад,
Она молилась у лампад.
Просила: «Боже, помоги,
Прости его и сбереги
Для жизни в царствии твоём»,
И так молилась день за днём,
Пока не дожила до сна,
В котором встретила она
Внучка, с улыбкой на лице,
Он тихо молвил ей:
– В отце
Отца я, глупый, не признал,
Тебе, бабуля, я не внял,
Бог не палач, а благодать,
Хоть сам себе избрал страдать,
Меня любовь твоя спасла!»
Бабуля к Богу отошла,
В своем прекрасном дивном сне,
В день Пасхи красной по весне.
В душу стук
Почему проходят мимо —
Лето, осень и зима…
Время… Кем оно гонимо?
Дел, без смысла, кутерьма.
Утро – вечер, день – работа.
Ночь – вообще крадёт часы.
А душе, ну так охота
Оживляющей росы!
Чтобы каждый день – как чудо,
Чтоб в итоге – всё не зря:
Жизнь – как праздничное блюдо
В красный день календаря.
Чтобы подвиги – не будни —
В мемуарах вспоминать,
Сильной быть и слабым людям
Без оглядки помогать.
Слов поменьше, больше дела —
Лень на важный труд сменить.
С детства самого хотела
Я такою жизнью жить!
Утро. Завтрак. На работу.
На любимую, причем…
Постучался тихо кто-то
В душу. Это Петр с ключом.
Билет до рая
Я в лесу грехов плутая,
Вдруг нашла билет до рая.
Кто-то выбросил его,
Мятый, грязный – ничего!
Обернулся мужичок:
«Что, намылилась в раёк?
Тоже думал, но… цена!
Непомерна и страшна.
Ничего нельзя, что любо,
Что за жизнь, уж лучше дуба
Сразу дать и в землю – гнить,
Чем по заповедям жить!
Все помрём! Пока живется,
Не напиться из колодца?
Ну а вдруг и вовсе нет
«Рая»? Я взяла билет.
Я давно про цену знала,
Но везде его искала.
Поменять мне срочно надо
На него билет до ада.
Чуть-чуть
Да и надо ль думать, будет ли нынче лето?
Если с нами Бог, который всегда Любовь.
От Его даров фонтаны тепла и света,
Всем, кто хочет, даст Он тело свое, и кровь.
Я вцепилась крепко в краешек белой тоги,
Я иду за Ним, и мне всё-равно куда.
Нелегки порой бывают Его дороги,
Отстаю, теряюсь, бывает, я – не беда,.
Ведь потом вприпрыжку – лишь бы
догнать и снова,
Ухватившись крепко, продолжить
тернистый путь.
Он смеясь мне скажет: «Ты к подвигам то
готова?»
Я смущаясь, робко отвечу ему:
– Чуть-чуть…
О любви
Капля
Я – капля твоего терпения.
Когда уже нет сил смиряться
С неотвратимым положением,
Я помогу тебе не сдаться.
Я – капля твоего везения.
Когда удача отвернется,
И ты вздохнешь в изнеможении,
Я выну из-за тучи солнце.
Я – капля твоего сомнения.
Когда ты логику взрываешь
Своим ядрёным самомнением,
Я остужу тебя, ты знаешь.
Я – капля твоего кипения.
Когда взорваться очень нужно,
А ты застрял в бессильном тлении,
Тротила кину, жахни, ну же!
Ты взрослый и самостоятельный.
Мужчина – поискать, не сыщешь!
Ты добрый, сильный и внимательный,
Не то, что эти…, коих тыщи!
Но иногда, в момент критический
Не достает лишь капли, милый,
Чтоб персонажем стать эпическим
Тебе во всю земную силу.
Снега ли, дождики весенние,
Зной летний или осень в лужах,
Я – капля твоего спасения,
И без меня тебе не сдюжить.
Твоя книга
Полюби меня горячо
Дочитай меня до конца.
Полюби меня до венца,
Вопреки тому, что прочёл.
Ты меня так долго листал,
Впопыхах и жадно сперва,
Пропуская бегло слова,
К середине вдумчивей стал.
Я ценю пометки твои
В своем сложном тексте души,
А закладки – как хороши! —
Меж страниц, прочтённых в любви.
Зря ошибки стал находить
И задумал их исправлять,
Так не долго критиком стать —
Это проще, чем полюбить.
Время тушит страсти пожар.
Не пытайся переписать,
Не пытайся переиздать
Мой тираж в один экземпляр.
Полюби меня горячо,
Научись читать между строк.
Ждет тебя крутой эпилог,
Дочитаешь – скажешь:
– Ещё!
Мой рай
Кто-то – в самолет, в рай – на острова,
На курорт, в отрыв – там сервис All inclusive.
От заморских благ кругом голова,
Ты ж сумел мой рай до мелкой речки сузить.
Ветлам лет по сто, лопухи-зонты,
Поезд дал гудок, и я впадаю в детство,
Рай теперь мой там, где со мною ты,
Быть счастливой, вот – от мук житейских
средство.
Ты несёшь букет полевых цветов,
Птичка славит день и вторит ей цикада.
Смотришь мне в глаза и не надо слов,
Просто будь всегда. Будь со мною рядом.
А ты даже не знаешь
А ты даже не знаешь, как мне хорошо.
Снег растаял и небо – ну, точно, как летом!
Не прогнозу, а Богу спасибо за это.
За весну. И за то, что меня ты нашел.
А ты даже не знаешь, как птицы поют —
В необъятных садах полюбившего сердца.
Нараспашку открыты доверчиво дверцы
В уголок, где всегда будет мир и уют.
И ты знаешь, сюда не заглянет чужой.
Как от ладана будут шарахаться черти.
Я узнала тебя. Ты действительно мой.
А ты сможешь со мною быть рядом до смерти?
О прошлом
И больше мы не проявляем плёнку
И больше мы не проявляем плёнку,
Не пишем писем на листе тетрадном,
По льду с горы не мчимся на картонке,
И не живем в СССР отрадно.
Когда в июне – лагерь пионерский,
В июле – в Туапсе в пансионате,
А в августе – в поход сорвемся дерзко…
И честно заработанным заплатим!
И не машин у нас, и не коттеджей,
Из связи – городские телефоны,
Как вечер, мы на улицу в надежде —
Увидеть там друзей своих-пижонов.
И как-то, когда надо, все найдутся,
Глаза – в глаза и пели под гитару.
Начёсы, приодеться, приобуться
И на дискач в ДК, задать всем жару!
Из гамбургеров – колбаса на хлебе,
А из «попить» – «Дюшес» и «Буратино»…
Вернуться б, хоть на день, туда бы мне бы,
И пусть он будет очень-очень длинный.
Пусть, встречу я в тот день друзей, ушедших
От водки, героина и верёвки,
Ко мне на встречу, улыбаясь, шедших —
Олежку, Димку, Игорька и Вовку…
Пусть, хоть на день, опять шестнадцать будет,
Не говорите:
– Жить не надо в прошлом.
Живу сейчас, но память не забудет
О том, по-настоящему, хорошем!
Вот так бы кинуть в автомат монету,
И пусть, возврат вернёт мне день оттуда.
Пусть, это будет воскресенье. Лето.
И пусть, я там девчонкой глупой буду.
Наталия Варская
Первый парень на деревне
Жил да был первый парень на деревне по имени Никита, рубашка ладно сшита, мускулы накачены, мастак до всякой всячины. Правда, обитал он в городе, но в сказке всякое бывает.
Звание Первого парня Никита носил с гордостью и немало труда потратил, чтобы молва такая о нём пошла. Соберётся, бывало, компания, все отдыхают, веселятся, а у Никиты цель – как можно большего внимания от девиц добиться. И вот он одну зацепит, другую заденет, третью на танец пригласит. Но как только какая-нибудь девица им заинтересуется, он тут же на следующую переключается, а эту замечать перестаёт. И тут между девицами соревнование начинается, а ему только того и надобно. Хорошо владел Никита этим искусством. А более всего он любил, когда девица со своим женихом или мужем приходила. Он делал всё, чтобы её расположения добиться, а потом говорил её спутнику, что все бабы такие, и что он помог вывести потенциальную изменщицу на чистую воду. К сожалению, под чары Никиты многие попадали. И что женщин в своих женихах и мужьях не устраивало?!
Прослыл Никита самым желанным и недоступным. Максимум раза 2—3 переспит с девицей очарованной, но ни на ком не останавливается. Время шло, не парень он давно, а мужчина в самом расцвете сил и давно пора семьёй обзаводиться.
Наконец, повстречал Никита Оксану-красу, длинную косу, влюбился, да и женился. А вскоре по району слухи поползли, что никакой он не Первый парень, а так себе, средненький. Это жена его по подружкам ходила и рассказывала:
– Не пойму, и что это такой ажиотаж из-за Никитки моего был?! Далеко ему до Первого, так себе, ниже среднего он мужик.
Никита как об этом узнал, пригорюнился, сидит не весел, ниже плеч голову повесил. Сидел-сидел, да и запил. Жена от него ушла. Теперь Никиту часто можно встретить во дворе. С мужиками сидит, нечёсан, не брит, пьёт свое пиво, да говорит красиво о том, как девки за ним табуном ходили. Смотрят на него мужики и не верят: лицо опухло, из-под шапки торчит ухо, в куртке драной, в ботинке рваном, зубы не все, перхоть на волосЕ. И прозвали его в народе «Никита-сказочник».
Люди стали исчезать
Иван не сразу заметил, что люди стали исчезать. Происходило это постепенно. Сначала знакомые перестали звонить. Затем куда-то исчезли соседи. Когда же пропали жена и тёща, Иван насторожился. Мало того, в транспорте, вдруг, стало на удивление свободно даже в часы пик. Самыми стойкими оказались сослуживцы, но и они со временем растворились. В кабинете Иван остался один на один с Лёшей Спициным, да и тот то исчезал, то появлялся. Сначала Иван наслаждался возникшей вокруг тишиной, но потом решил прояснить ситуацию и поговорить с Лёшей. С чего начать? Спросить:
– Как жизнь? – банально. Иван начал издалека. Как только Спицин в очередной раз возник в кабинете, Иван спросил:
– Где пропадал? Этот невинный вопрос загнал сослуживца в тупик и он ответил совершенно невпопад:
– Да-так, ничего.
Продолжать беседу расхотелось. Жену с тёщей Иван искать не стал. Возможно, они уехали к себе на родину в Орловскую область. В холодильнике откуда-то появлялась еда, но ломать над этим голову не хотелось. Жизнь Ивана изменилась в лучшую сторону. По телевизору, почему-то, транслировались только любимые передачи, никто не донимал своими разговорами. Когда мир вокруг был полон людей, с Иваном никто не церемонился. На работе сотрудницы изводили рассказами о своих детях, садовых участках и ремонтах. Знакомые, звонившие по телефону, начинали разговор с тошнотворного: «Как здоровье?», а заканчивали ценами на нефть. Теперь же, Иван мог думать, а думать он любил. Мысли уносили его вдаль, куда-то очень далеко. Была бы такая профессия – Мыслитель! Человек просто думает, а в результате на энергии его мысли какая-нибудь турбина работает. Новый, экологически чистый вид энергии – мысль! И не важно, о чём она, не надо её в словесную форму переводить… Для нормального, бесперебойного мышления необходима тишина. «А вот интересно, если бы тишина дана была бы человеку от самого рождения, о чём бы тогда он думал?» – пришла Ивану в голову новая мысль. Он шёл к вагону в метро, а люди вокруг расступались – такой отрешённый был у Ивана вид. Ему уступали место, так-как казалось, что он вот-вот упадёт. Дома, как всегда его встречали жена и тёща. Они вглядывались в лицо Ивана: неужели он так и не пришел в себя?! Соседям, с которыми Иван перестал здороваться, родные Ивана объясняли:
