Честь имеющие. Сборник очерков о правоприменителях

Ермаков:

– Чей это дипломат? Ваш?

Преображенский, только что отвечавший на вопросы почти без запинки, вдруг замялся, зазаикался.

– Не… нет… мне его оставили на хранение.

Ермаков настаивает:

– Пожалуйста, назовите владельца дипломата.

Выражение лица Преображенского при этом мне неведомо. Он ко мне находится спиной. Вижу лишь, что стал переминаться с ноги на ногу.

– Оставил… на время… Шаринкулов. Пусть, говорит, постоит несколько дней.

Суду известна эта впервые прозвучавшая фамилия, мне – нет. Потом узнаю, что это еще один из бандитов, ударившийся в бега, на него объявлен розыск и дело, видимо, в отношении него также выделено в отдельное производство.

Ермаков:

– Вы не оговариваете?

Преображенский:

– Нет. Мне это ни к чему.

Ермаков предостерегает:

– А вы знаете, что Шаринкулов недавно задержан?

Преображенский:

– Да, знаю. Но это – неважно.

Ермаков:

– Хорошо, – он листает документы и находит нужные. – Оглашается показания Преображенского, находящиеся в томе один листы дела сто пять и сто шесть…

Выслушав, я не мог не задаться вопросом: Преображенский наврал, но вот когда – раньше или сейчас? Давал или дает заведомо ложные показания? Это же (в гораздо большей степени, чем меня) живейшим образом интересует председательствующего. Впрочем, не только его.

Ермаков вновь обращается к свидетелю:

– Это ваши показания, – он демонстрирует листы документа, – это вы писали?

Преображенский:

– Я писал… Я оговорил Швецова. Это – не его дипломат. Это – Шаринкулова дипломат.

Ермаков:

– Допустим. Но зачем вы писали неправду?

Преображенский:

– Меня задержали на тридцать суток… Меня били в ИВС. Меня склонили к даче тех показаний, которые нужны были следователю… Следователь намекнул, что есть возможность выйти на свободу, если я под его диктовку напишу, что ему надо.

Известная уловка. Даже для меня не блещет оригинальностью, а для профессионалов – тем более.

Замечаю, как по дьявольскому лицу одного из подсудимых – Швецова, находящемуся за решеткой, проскальзывает еле уловимая ухмылочка: он доволен.

А Ермаков? Его лицо ничто не выражает, поэтому не могу догадаться, что сейчас думает председательствующий, чему больше верит – тому, что писал Преображенский после задержания, или тому, что говорит сейчас, в зале суда? Скорее всего, он еще не определился. Ведь впереди предстоит еще исследовать немало документов. И окончательно все узнают мнение суда о том, кому все же на самом деле принадлежал дипломат со всей бандитской экипировкой, только после оглашения приговора.

4

И я не намерен забегать вперед. Во всяком случае, вижу, что Ермакова интересует истина и к ней он стремится. Он настойчиво ведет допрос Преображенского. Свидетель тоже не дурак: чувствует, что ему крайне нужна передышка, а иначе может запутаться в собственных же противоречиях.

Что предпринимает Преображенский? Опять-таки самое традиционное: он на моих глазах скисает и голос, который еще несколько минут назад звучавший твердо и уверенно, обмякает. Свидетель разыгрывает комедию, разбавленную драматическими тонами.

Преображенский:

– Граждане судьи, – с большим трудом и еле слышно произносит он, – я не могу дальше давать показания…

Ермаков спрашивает, хотя, наверняка, заранее знает ответ:

– Что с вами?

Преображенский жалостливо канючит:

– Я три предыдущих ночи не спал… У меня температура… давление. Я – болен.

Ермаков:

– К врачу обращались?

Преображенский отвечает отрицательно.

Ермаков:

– Почему по ночам не спите?

Преображенский:

– Вы же знаете… условия в СИЗО.

Да, не правительственный, конечно, санаторий этот следственный изолятор. Однако ж, чего ждал Преображенский, вновь занявшись тем, за что там он уже побывал в не столь уж давние времена? Комфортных условий? За что? За какие такие заслуги. После первой отсидки у него был шанс больше туда не возвращаться. И выбор сделал он. Значит, его там все устраивает. Значит, ему там лучше. Значит, он считает: в тесноте, но не в обиде.

Все это я могу сказать. А Ермаков? Не имеет права. И хотя, возможно, догадывается, что свидетель финтит, симулирует. Но не доказано. Как доказать? Необходимо медицинское обследование. В областном же суде даже давление измерить некому. Увы, но это факт.

Ермаков:

– Допрос свидетеля прервем. Пусть лечится… В понедельник – продолжим.

5

Пока приводят в чувство Преображенского, имею возможность привести еще один фрагмент моей беседы с Ермаковым, состоявшейся (напомню еще раз) до начала судебного процесса.

– Игорь Андреевич, вам приходится рассматривать просто-таки жуткие дела, документы которых не умещаются в десяток томов…

– Десять – это мало. Бывают дела по пятьдесят, шестьдесят томов, а иногда – за сотню.

– Как себя чувствуете?..

– В каком смысле? В психологическом?

– Не только, – говорю я. – Потому что и чисто физически совсем непросто. Ведь чтобы мельком «пробежать» все эти тысячи документов требуется много времени…

Ермаков спешит с уточнением:

– Но я не могу «мельком», как вы говорите. Я должен, даже обязан тщательно изучить, сопоставить, проанализировать, глубоко вникнуть в существо дела. А иначе никак!

– И сколько же времени вам отводится на это изучение документов?

– Практически, нисколько.

– Как так?

– Рассматривая одно депо, я сразу начинаю готовиться к следующему процессу. Для этого использую неизбежные паузы. Например, адвокат заболел, свидетель не явился, подсудимый заявил неожиданное ходатайство, на удовлетворение которого нужно время. И еще – свое личное время использую. Приходится. Другого выхода не вижу,

– Но этого мало…

– Согласен. Надо бы, как минимум, месяц на подготовку к процессу

– А этого «месяца» не было, нет и, кажется, в обозримом будущем не предвидится. Дела же рассматривать надо… несмотря ни на что. Где, Игорь Андреевич, выход? Не идете же вы на процесс, не прочитав материалы дела?

– Естественно, нет. Выход же из ситуации нахожу в самоорганизации…

– Может, поясните?

– Вот, смотрите, – Игорь Андреевич вынимает из ящика стола листы бумаги, – это – мое так называемое рабочее досье следующего уже судебного процесса. Видите, здесь я расписал и наглядно показал участие каждого из обвиняемых в каждом отдельно взятом эпизоде, их взаимосвязь, взаимодействие друг с другом. Зачем? Чтобы наглядно видеть, кто, как, где, с кем и в какой мере участвовал в инкриминируемом деянии. Затем сажусь за машинку и сам распечатываю показания обвиняемых, потерпевших, свидетелей, выявляю противоречия, если они есть; привожу ссылки на лист дела и на соответствующий том уголовного дела, где они находятся. Если понадобится, то без труда и потери времени нахожу нужный мне документ. Это существенное подспорье, когда дело насчитывает до сотни томов. Без такого досье можно и утонуть в море бумаг. Плюс, конечно, и четкое планирование будущего судебного процесса. Бывают, ясно, и сбои, неожиданности, но в цепом…

– Вот вы все это загодя сделали, начали процесс, судебное следствие и…

– И, – подхватывает мою мысль Ермаков, – выясняется что-то новое, не предусмотренное, не выявленное в ходе предварительного следствия.

– Так разве не случается?

Судья соглашается:

– Бывает. И даже очень часто. Но досье все время перед глазами, поэтому тут же, по ходу судебного следствия вношу новые обстоятельства, доказательства, делаю корректировку. Иногда – очень существенную. Настолько существенную, что суд вынужден признать подсудимого невиновным в совершении преступления по какому-то конкретному эпизоду… Нет, досье – не догма для суда, а всего лишь черновой рабочий материал, который в процессе еще надо суметь либо подтвердить, либо, наоборот, исключить из обвинительной базы…

6

Обрываю беседу, так как возникает потребность вернуться в зал судебных заседаний, где процесс над бандитами, точнее – над обвиняемыми в бандитизме, идет своим чередом.

В этот день суд посчитал необходимым вернуться еще раз к допросу подсудимого Балетинского.

Ермаков:

– Скажите, когда в последний раз освободились?

Балетинских:

– В марте.

Пусть читатель не подумает, что такой банальности председательствующий не знает. Он знает. Отлично знает это и все остальное. И тем не менее просит подсудимого ответить на вопрос. Зачем? За тем, чтобы услышать ответ от него самого…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Эта элитная колония находилась в Нижнем Тагиле и многим знаменитостям она хорошо была известна. Обожали там бывать журналисты и брать у тех знаменитостей интервью, автор книги – не исключение (здесь и далее – примечания автора).

2

Его судьба незавидна. Пройдет несколько лет и окажется Хабаров в СИЗО, где на его шее кто-то затянет удавку. Чьих рук возмездие? Не установлено.

3

Кстати: тогдашний прокурор области Туйков, прежде чем занять этот пост, поработал заведующим отделом административных органов Свердловского обкома КПСС, явившийся, не собираюсь скрывать, прообразом одного из героев романа «Псы одичалые», изданного отдельной книгой в одном из московских издательств.

4

Транспортные прокуроры действовали и действуют параллельно с территориальными. Взаимодействуют, когда надо, но не более того. В исключительную сферу влияния транспортных прокуратур входит транспорт и все, что с ним связано, – железнодорожный, водный, воздушный.

5

Нужно пояснить сегодняшнему читателю, что это по тем временам была грандиозная фигура. Достаточно сказать, что начальник дороги назначался министром путей сообщения, однако утверждался на заседании Секретариата ЦК КПСС, то есть на самом-самом верху… Так что его голыми руками взять было нельзя.

6

Это примерно то же самое, что прокурор области.

7

Подвижной состав – это крытые вагоны, полувагоны, цистерны, платформы, рефрижераторные секции, хоппер-дозаторы.

8

Серов – крупный довольно город на севере Свердловской области.

9

Из этических соображений фамилию не называю.

10

Потом Петров станет главой администрации первого Президента России.

11

Кстати говоря, потом в Свердловск специально приезжал ответственный сотрудник Генеральной прокуратуры, который, в частности, имел долгую беседу с автором этих строк. О чем? Чтобы убедить, что скандал не выгоден никому. Настоятельно просил спустить историю на тормозах. Ничего не вышло.

12

Кушва – город в нескольких десятках километров севернее Нижнего Тагила.

13

В этом оригинальной архитектуры сооружении, что в самом начале улицы Малышева, многие годы размещался Свердловский областной суд; в настоящее время он переехал в новое специально построенное здание.

14

Все фамилии в книге подлинные, исключая, конечно, некоторых потерпевших.

15

Примерно в пятистах километрах севернее Екатеринбурга.

16

Окраинный микрорайон Екатеринбурга.